Крест святого Георгия имеет две поперечины — красную и тонкую, вроде тех, что мы видим в гербе Барселоны. Святого никогда не изображают с патриаршим крестом.
— Значит, мы убедились в том, что триптих настоящий и принадлежал тамплиерам. И о чем же это говорит?
— О том, что если в нем заключено какое-то послание, то оно находится там, где его можно увидеть. Тебе не кажется?
— Наверное, это так, — ответила я. — Мне не верится, чтобы какой бы то ни было знак содержало кольцо. Поверхность у него гладкая, на нем нет ни рисунка, ни гравировки.
— Хорошо. У нас остается история Арнау, если в ней хоть чему-то можно верить, и…
Мне не хотелось прерывать Ориоля, хотя я имела основания считать правдивой большую часть повествования.
— …рисунки, — заключил Ориоль, внимательно разглядывая триптих. — Нужно только смотреть на них глазами детектива конца тринадцатого или начала четырнадцатого века. Что привлекло бы внимание легавого той эпохи?
— Ты специалист по Средним векам, — сказала я, пожимая плечами. — Боюсь, исследовать улики предстоит тебе.
— Помимо того, что было уже сказано, меня удивляет эта надпись — Mater —у ног Девы Марии…
— И это?..
— Это свидетельствует о том, что слово «мать» написано на латыни и что оно излишне. Всем известно, что Дева Мария — мать Иисуса. Зачем художник написал «мать», когда это и так всем ясно? Надписи для идентификации святых — довольно обычное явление, особенно когда художнику не удавалось изобразить их так, чтобы они отличались друг от друга. Это часто случалось в романской живописи. Однако на наших створках всякий узнает Деву Марию, святого Георгия, повергающего дракона, и святого Иоанна Крестителя, одетого в шкуры и держащего пергамент. Пергамент этот намекал на Ветхий завет, в котором предсказывалось появление Иисуса. Все святые вполне различимы, ошибиться невозможно, поэтому в надписи нет никакой необходимости.
— Может быть, художник хотел подчеркнуть этим значение Девы Марии?
— Едва ли. Образ Девы Марии доминирует на картине. Кроме того, в древней живописи образы довольно часто повторяются, и я никогда не видел надписи, называющей Деву Марию «матерью». О Деве Марии художник написал бы Mater Dei, то есть Матерь Божия.
— И что, по-твоему, из этого следует?
— То, что Mater не относится к Mater Dei.
— К кому же в таком случае?
— Раз это слово написано на средней створке, значит, оно относится к тому, кто изображен на этой створке. И если это не мать Младенца, то…
— Мать его матери!
— Да. А мать Девы Марии была…
Я не была сильна в религии, однако ответ пришел ко мне с быстротой молнии… возможно, сыграла роль моя память или интуиция.
— Святая Анна! — Мы удивленно смотрели друг на друга. — Святая Анна! — воскликнула я. — Церковь Святой Анны!
Святая Анна. Храм, где встречаются неотамплиеры Энрика и Алисы. Имела ли надпись на створке какое-то отношение к этой церкви или нам просто хотелось поверить в это? Слишком много случайных совпадений. А может быть, это еще один ложный знак, размещенный Энриком на триптихе? Эту гипотезу мы отвергли. На сей раз Ориоль серьезно исследовал красители, использованные во всех местах, где лежали краски. Красители, использованные для надписи, оказались действительно средневековыми.
Интуиция подсказывала мне, что церковь Святой Анны — ключ к разгадке тайны. Хотя, возможно, меня привлекала эта идея за отсутствием лучших направлений поиска, привлекала как единственная надежда на продолжение приключения.
— Примем это как рабочую гипотезу, — заключил Ориоль после долгих споров.
Я упрекала его в том, что несколько минут назад он защитил интуицию, называя ее одним из источников знания, а теперь обратился к языку науки. Я знала, что Ориоль прав, — ибо для всякой работы нужен метод. Однако дебаты — одна из моих сильных сторон, и мне импонировало, что я на некоторое время завладела инициативой в обсуждении беспредметного плана.
Способная, как и многие женщины, думать одновременно о двух вещах, я рассматривала триптих и спрашивала себя, что удивляет меня в этих створках.
— Арки! — внезапно воскликнула я. Ориоль недоверчиво посмотрел на меня. — Арки, — повторила я. — Они не одинаковы в верхней части боковых створок. Не так ли? Это несколько странно.
— Да, эта дольчатая арка на правой створке сразу привлекла мое внимание.
— Она так необычна?
— Весьма… Полагаю, пора снова посетить нашу старейшую церковь, церковь Святой Анны. Ты пойдешь со мной?
Я закрыла глаза, пытаясь зафиксировать в.памяти этот момент своей жизни. Мы с Ориолем находились в его комнате и рассматривали створки, содержащие, по всей вероятности, ключ к разгадке тайны сокровища. Рядом, в моей комнате, меня ждали предметы одежды, беспорядочно разбросанные во время укладки чемоданов. Потом служанке предстояло отправить эти чемоданы обратно в большой жилой блок. И именно сейчас Ориоль задал вопрос: пойду ли я с ним завтра, в день моего отъезда, разгадывать эту тайну. Ну что я могла ему ответить?
— Да, — сказала я.
Сделав это, я поняла, что, как сказала бы моя мать, только что сама лишила себя будущего. Ни недавняя договоренность с адвокатской конторой, ни прежняя — с Майком не удержали меня от этого рокового слова «да». Мне снова, вместо замужества, захотелось удариться в авантюру. Но кто устоял бы перед подобным искушением?
ГЛАВА 52
Наступило очень приятное солнечное утро. Оно обещало один из тех дней начала лета, когда средиземноморский бриз дарит Барселоне чистый воздух и умеренную температуру. Солнце заглянуло в мое окно, и я, сладко потянувшись, вспомнила рассвет после ночи Святого Иоанна, всеобщую неразбериху и прочее… Повторения мне не хотелось. Подо мной деловито шумел город, раскинувшийся на фоне голубого моря и неба. А вверху я увидела сверкающий самолет, напомнивший мне о Нью-Йорке и «моих обязательствах». Я чувствовала себя как девочка, прогуливающая уроки. Нужно сполна насладиться этим, — сказала я себе, поспешая в душ и предвкушая завтрак с Ориолем в розарии. Ароматный кофе, от которого идет пар, круассаны, тосты, масло, мармелад… и он. Прямо слюнки текут. «Carpe diem!» — прокричала я, избрав это выражение как противовес угрызениям совести.
Мы вошли через колоннаду, обращенную на юг от поперечного нефа, короткой стороны латинского креста, формирующего план строения. В отличие от моих прежних посещений, когда я совсем не обращала внимания на арки, теперь они стали объектом моего особого внимания.
Мы разместились под куполом, и сразу же стало ясно, что в церкви есть только один вариант из трех капелл такой же формы, какие изображены на створках триптиха, если смотреть в сторону апсиды. Клирос, находящийся в центре, на самом деле значительно больше боковых капелл, как и на створках.
Слева расположена капелла Гроба Господня, а справа — капелла евхаристии.
— Вспомни створки, — шепнул Ориоль. — Их три, и каждая из них, соответствуя определенной эпохе, имеет в верхней части арку, как в молельне. В первой капелле, той, что слева, с воскресшим Иисусом Христом, пустая стрельчатая арка, типичная для периода перехода от романского к готическому стилю. Арка опирается не на консоль, а на колонну, отчего ее основания не видно.
— Точно так же, как мы видим здесь слева, — возбужденно заговорила я. — Заметь, как это совпадаете названием церкви! Гроб Господень на рисунке и гроб Господень на месте, соответствующем церкви.
Ориоль улыбнулся и, кивнув, продолжил:
— На центральной створке есть еще одна похожая арка, но она опирается на небольшую реборду, а сверху есть еще одна, стрельчатая.
— Они тоже совпадают!
— И наконец, вспомни, что на правой створке изображена странная арка с перемычкой посредине. Арки с перемычками характерны для картин той эпохи, таких же, как наши, но перемычки у них иные и нет ни одной, похожей на арку, изображенную на рисунке. А что мы видим справа?
— Капеллу евхаристии, но до этого есть еще пара перекрытий, образованных пологими арками, которые покоятся на консолях, опирающихся, в свою очередь, на толстые боковые стены и на центральную, разделяющую их и более тонкую стену.
— Но если бы кто-то пожелал изобразить их спереди, то эти арочные перекрытия предстали бы в виде пологих арок, а центральная стена — в виде колонны. И ни одна из них не похожа на ту, что изображена на рисунке. Так?
— Да.
— Так вот, если убрать среднюю колонну, получится что-то очень похожее на то, что мы имеем как в церкви, так и на триптихе.
— Значит, речь шла не об арке с единственной перемычкой посредине, а об общей опоре двух арок, опиравшихся на одну консоль. Кроме того, вспомни, что на картине вертикальная часть креста в точности совпадает с тем местом, где в церкви стоит колонна. Фактически она представляет собой эту низкую стену.
— Это случайность?
— Нет, черт побери! — воскликнул Ориоль. — Никакой случайности! Художник сделал это осознанно. Створки триптиха — как бы карта этого храма! Капеллы на картине воспроизводят подлинные капеллы церкви, если смотреть со стороны нефа в сторону апсиды. Это здесь, Кристина!
Мы решили вооружиться более солидными знаниями о церкви Святой Анны. Предстояло исследовать самую незначительную деталь. Мы разделили работу. Я должна была собирать информацию по современным источникам, а Ориоль, соответственно своей профессии, исследовать древние документы.
Я собирала все печатные материалы, содержащие данные об этом здании и его истории, от туристических путеводителей по городу до солидных томов по каталонской готической архитектуре. Ориоль, поскольку его семейство было связано с этим храмом, уже многое знал о нем и передал мне одну весьма ценную вещь — недавно опубликованную небольшим тиражом книгу о святой Анне. В ней было все, что мы хотели знать. Еще немного, и я стану знатоком церкви!
Иронические слова, которыми Ориоль отреагировал на мое опрометчивое утверждение, обидели и обрадовали меня. «Как ты красива и как педантична», — сказал он.
Все последующие дни я посвятила чтению и посещениям церкви. Там я довольно часто встречала Арнау д'Эстопинью. Порой он вовсе не отвечал на мои приветствия, порой делал это ворчливо и никогда не позволял втянуть себя в разговор.
Не стану утомлять читателя, перечисляя все то, что почерпнула из прочитанных материалов. Документированная история святой Анны, похоже, началась в 1141 году, когда арагонский король Альфонсо I пожертвовал свое королевство духовно-рыцарским орденам тамплиеров, госпитальеров и Гроба Господня. В тот год некий каноник Карфиллиус вел переговоры от имени рыцарей Гроба Господня с наследником королевства, графом Рамоном Берингером IV Барселонским. Тот обещал трем орденам вернуть королевство в обмен на имущественные уступки.
В результате орден Гроба Господня завладел множеством материальных ценностей в Каталонии и Арагоне, в том числе церковью Святой Анны, расположенной за городскими стенами и, разумеется, существовавшей еще до этого. Там было решено основать монастырь, который оставался под покровительством этой святой. Он получил владения не только в Каталонии, но также на Майорке и в Валенсии. За свою бурную историю церковь прошла путь от первоначального величия и богатства к столетиям упадка, когда перестала быть монастырем и превратилась в соборную, а потом в приходскую церковь. Ее владения распродавались, в частности земельные участки, на которых сейчас стоят высокие здания, окружающие остатки былого величия. Ограбленная церковь прекратила свою деятельность во время нашествия Наполеона. Оскверненная вооруженными людьми, она была закрыта для прихожан в 1873 году, во времена Первой республики. В период Второй республики, когда она стала новой церковью, ее подожгли и взорвали. От здания, стилизованного под неоготику, остались лишь стены, стоящие на площади Рамона Амадеу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Значит, мы убедились в том, что триптих настоящий и принадлежал тамплиерам. И о чем же это говорит?
— О том, что если в нем заключено какое-то послание, то оно находится там, где его можно увидеть. Тебе не кажется?
— Наверное, это так, — ответила я. — Мне не верится, чтобы какой бы то ни было знак содержало кольцо. Поверхность у него гладкая, на нем нет ни рисунка, ни гравировки.
— Хорошо. У нас остается история Арнау, если в ней хоть чему-то можно верить, и…
Мне не хотелось прерывать Ориоля, хотя я имела основания считать правдивой большую часть повествования.
— …рисунки, — заключил Ориоль, внимательно разглядывая триптих. — Нужно только смотреть на них глазами детектива конца тринадцатого или начала четырнадцатого века. Что привлекло бы внимание легавого той эпохи?
— Ты специалист по Средним векам, — сказала я, пожимая плечами. — Боюсь, исследовать улики предстоит тебе.
— Помимо того, что было уже сказано, меня удивляет эта надпись — Mater —у ног Девы Марии…
— И это?..
— Это свидетельствует о том, что слово «мать» написано на латыни и что оно излишне. Всем известно, что Дева Мария — мать Иисуса. Зачем художник написал «мать», когда это и так всем ясно? Надписи для идентификации святых — довольно обычное явление, особенно когда художнику не удавалось изобразить их так, чтобы они отличались друг от друга. Это часто случалось в романской живописи. Однако на наших створках всякий узнает Деву Марию, святого Георгия, повергающего дракона, и святого Иоанна Крестителя, одетого в шкуры и держащего пергамент. Пергамент этот намекал на Ветхий завет, в котором предсказывалось появление Иисуса. Все святые вполне различимы, ошибиться невозможно, поэтому в надписи нет никакой необходимости.
— Может быть, художник хотел подчеркнуть этим значение Девы Марии?
— Едва ли. Образ Девы Марии доминирует на картине. Кроме того, в древней живописи образы довольно часто повторяются, и я никогда не видел надписи, называющей Деву Марию «матерью». О Деве Марии художник написал бы Mater Dei, то есть Матерь Божия.
— И что, по-твоему, из этого следует?
— То, что Mater не относится к Mater Dei.
— К кому же в таком случае?
— Раз это слово написано на средней створке, значит, оно относится к тому, кто изображен на этой створке. И если это не мать Младенца, то…
— Мать его матери!
— Да. А мать Девы Марии была…
Я не была сильна в религии, однако ответ пришел ко мне с быстротой молнии… возможно, сыграла роль моя память или интуиция.
— Святая Анна! — Мы удивленно смотрели друг на друга. — Святая Анна! — воскликнула я. — Церковь Святой Анны!
Святая Анна. Храм, где встречаются неотамплиеры Энрика и Алисы. Имела ли надпись на створке какое-то отношение к этой церкви или нам просто хотелось поверить в это? Слишком много случайных совпадений. А может быть, это еще один ложный знак, размещенный Энриком на триптихе? Эту гипотезу мы отвергли. На сей раз Ориоль серьезно исследовал красители, использованные во всех местах, где лежали краски. Красители, использованные для надписи, оказались действительно средневековыми.
Интуиция подсказывала мне, что церковь Святой Анны — ключ к разгадке тайны. Хотя, возможно, меня привлекала эта идея за отсутствием лучших направлений поиска, привлекала как единственная надежда на продолжение приключения.
— Примем это как рабочую гипотезу, — заключил Ориоль после долгих споров.
Я упрекала его в том, что несколько минут назад он защитил интуицию, называя ее одним из источников знания, а теперь обратился к языку науки. Я знала, что Ориоль прав, — ибо для всякой работы нужен метод. Однако дебаты — одна из моих сильных сторон, и мне импонировало, что я на некоторое время завладела инициативой в обсуждении беспредметного плана.
Способная, как и многие женщины, думать одновременно о двух вещах, я рассматривала триптих и спрашивала себя, что удивляет меня в этих створках.
— Арки! — внезапно воскликнула я. Ориоль недоверчиво посмотрел на меня. — Арки, — повторила я. — Они не одинаковы в верхней части боковых створок. Не так ли? Это несколько странно.
— Да, эта дольчатая арка на правой створке сразу привлекла мое внимание.
— Она так необычна?
— Весьма… Полагаю, пора снова посетить нашу старейшую церковь, церковь Святой Анны. Ты пойдешь со мной?
Я закрыла глаза, пытаясь зафиксировать в.памяти этот момент своей жизни. Мы с Ориолем находились в его комнате и рассматривали створки, содержащие, по всей вероятности, ключ к разгадке тайны сокровища. Рядом, в моей комнате, меня ждали предметы одежды, беспорядочно разбросанные во время укладки чемоданов. Потом служанке предстояло отправить эти чемоданы обратно в большой жилой блок. И именно сейчас Ориоль задал вопрос: пойду ли я с ним завтра, в день моего отъезда, разгадывать эту тайну. Ну что я могла ему ответить?
— Да, — сказала я.
Сделав это, я поняла, что, как сказала бы моя мать, только что сама лишила себя будущего. Ни недавняя договоренность с адвокатской конторой, ни прежняя — с Майком не удержали меня от этого рокового слова «да». Мне снова, вместо замужества, захотелось удариться в авантюру. Но кто устоял бы перед подобным искушением?
ГЛАВА 52
Наступило очень приятное солнечное утро. Оно обещало один из тех дней начала лета, когда средиземноморский бриз дарит Барселоне чистый воздух и умеренную температуру. Солнце заглянуло в мое окно, и я, сладко потянувшись, вспомнила рассвет после ночи Святого Иоанна, всеобщую неразбериху и прочее… Повторения мне не хотелось. Подо мной деловито шумел город, раскинувшийся на фоне голубого моря и неба. А вверху я увидела сверкающий самолет, напомнивший мне о Нью-Йорке и «моих обязательствах». Я чувствовала себя как девочка, прогуливающая уроки. Нужно сполна насладиться этим, — сказала я себе, поспешая в душ и предвкушая завтрак с Ориолем в розарии. Ароматный кофе, от которого идет пар, круассаны, тосты, масло, мармелад… и он. Прямо слюнки текут. «Carpe diem!» — прокричала я, избрав это выражение как противовес угрызениям совести.
Мы вошли через колоннаду, обращенную на юг от поперечного нефа, короткой стороны латинского креста, формирующего план строения. В отличие от моих прежних посещений, когда я совсем не обращала внимания на арки, теперь они стали объектом моего особого внимания.
Мы разместились под куполом, и сразу же стало ясно, что в церкви есть только один вариант из трех капелл такой же формы, какие изображены на створках триптиха, если смотреть в сторону апсиды. Клирос, находящийся в центре, на самом деле значительно больше боковых капелл, как и на створках.
Слева расположена капелла Гроба Господня, а справа — капелла евхаристии.
— Вспомни створки, — шепнул Ориоль. — Их три, и каждая из них, соответствуя определенной эпохе, имеет в верхней части арку, как в молельне. В первой капелле, той, что слева, с воскресшим Иисусом Христом, пустая стрельчатая арка, типичная для периода перехода от романского к готическому стилю. Арка опирается не на консоль, а на колонну, отчего ее основания не видно.
— Точно так же, как мы видим здесь слева, — возбужденно заговорила я. — Заметь, как это совпадаете названием церкви! Гроб Господень на рисунке и гроб Господень на месте, соответствующем церкви.
Ориоль улыбнулся и, кивнув, продолжил:
— На центральной створке есть еще одна похожая арка, но она опирается на небольшую реборду, а сверху есть еще одна, стрельчатая.
— Они тоже совпадают!
— И наконец, вспомни, что на правой створке изображена странная арка с перемычкой посредине. Арки с перемычками характерны для картин той эпохи, таких же, как наши, но перемычки у них иные и нет ни одной, похожей на арку, изображенную на рисунке. А что мы видим справа?
— Капеллу евхаристии, но до этого есть еще пара перекрытий, образованных пологими арками, которые покоятся на консолях, опирающихся, в свою очередь, на толстые боковые стены и на центральную, разделяющую их и более тонкую стену.
— Но если бы кто-то пожелал изобразить их спереди, то эти арочные перекрытия предстали бы в виде пологих арок, а центральная стена — в виде колонны. И ни одна из них не похожа на ту, что изображена на рисунке. Так?
— Да.
— Так вот, если убрать среднюю колонну, получится что-то очень похожее на то, что мы имеем как в церкви, так и на триптихе.
— Значит, речь шла не об арке с единственной перемычкой посредине, а об общей опоре двух арок, опиравшихся на одну консоль. Кроме того, вспомни, что на картине вертикальная часть креста в точности совпадает с тем местом, где в церкви стоит колонна. Фактически она представляет собой эту низкую стену.
— Это случайность?
— Нет, черт побери! — воскликнул Ориоль. — Никакой случайности! Художник сделал это осознанно. Створки триптиха — как бы карта этого храма! Капеллы на картине воспроизводят подлинные капеллы церкви, если смотреть со стороны нефа в сторону апсиды. Это здесь, Кристина!
Мы решили вооружиться более солидными знаниями о церкви Святой Анны. Предстояло исследовать самую незначительную деталь. Мы разделили работу. Я должна была собирать информацию по современным источникам, а Ориоль, соответственно своей профессии, исследовать древние документы.
Я собирала все печатные материалы, содержащие данные об этом здании и его истории, от туристических путеводителей по городу до солидных томов по каталонской готической архитектуре. Ориоль, поскольку его семейство было связано с этим храмом, уже многое знал о нем и передал мне одну весьма ценную вещь — недавно опубликованную небольшим тиражом книгу о святой Анне. В ней было все, что мы хотели знать. Еще немного, и я стану знатоком церкви!
Иронические слова, которыми Ориоль отреагировал на мое опрометчивое утверждение, обидели и обрадовали меня. «Как ты красива и как педантична», — сказал он.
Все последующие дни я посвятила чтению и посещениям церкви. Там я довольно часто встречала Арнау д'Эстопинью. Порой он вовсе не отвечал на мои приветствия, порой делал это ворчливо и никогда не позволял втянуть себя в разговор.
Не стану утомлять читателя, перечисляя все то, что почерпнула из прочитанных материалов. Документированная история святой Анны, похоже, началась в 1141 году, когда арагонский король Альфонсо I пожертвовал свое королевство духовно-рыцарским орденам тамплиеров, госпитальеров и Гроба Господня. В тот год некий каноник Карфиллиус вел переговоры от имени рыцарей Гроба Господня с наследником королевства, графом Рамоном Берингером IV Барселонским. Тот обещал трем орденам вернуть королевство в обмен на имущественные уступки.
В результате орден Гроба Господня завладел множеством материальных ценностей в Каталонии и Арагоне, в том числе церковью Святой Анны, расположенной за городскими стенами и, разумеется, существовавшей еще до этого. Там было решено основать монастырь, который оставался под покровительством этой святой. Он получил владения не только в Каталонии, но также на Майорке и в Валенсии. За свою бурную историю церковь прошла путь от первоначального величия и богатства к столетиям упадка, когда перестала быть монастырем и превратилась в соборную, а потом в приходскую церковь. Ее владения распродавались, в частности земельные участки, на которых сейчас стоят высокие здания, окружающие остатки былого величия. Ограбленная церковь прекратила свою деятельность во время нашествия Наполеона. Оскверненная вооруженными людьми, она была закрыта для прихожан в 1873 году, во времена Первой республики. В период Второй республики, когда она стала новой церковью, ее подожгли и взорвали. От здания, стилизованного под неоготику, остались лишь стены, стоящие на площади Рамона Амадеу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52