Мне не повезло.
Она опустила голову и с трудом боролась с собой, чтобы не расплакаться. Ей было и больно, и стыдно перед Каримовым. Какая глупость – обсуждать неудачи личной жизни с бывшим мужем!
А он подошел и обнял ее за плечи. И слезы все-таки потекли из ее глаз. Их уже слишком много накопилось, этих слез, и они потекли через край.
Глава 30
Едва за нею закрылась дверь, Ильдар с размаху ударил кулаком об стол, так, что золотая стрекоза подпрыгнула и едва не свалилась на пол. Каримову даже показалось, что она переступила тонкими лапками, чтобы сохранить равновесие.
Вот как его тут сохранить, это чертово равновесие!? Как, наконец, вычеркнуть из своего сердца Машку? Шутка ли, почти двадцать лет, как они врозь. За эти годы чего только не бывало между ними: и ссорились, и мирились, и зависали по нескольку дней в загородных санаториях или у него в доме, не вылезая из постели даже позавтракать и пообедать. Между этими вспышками влечения друг к другу у него романов было – не счесть, да и она от одиночества не страдала. Он еще дважды женился, она растила детей.
До недавнего времени Ильдар втайне надеялся, что оба они набегаются, нагуляются и в итоге все-таки будут вместе. Снова поженятся и станут коротать остаток века вдвоем. И внуков будут нянчить. И умрут в один день.
А что теперь? Машка влюбилась в Иловенского. Пожалуй, никого и никогда она так не любила, как Павла. Ну, может быть, его, Ильдара, в самом начале, еще в студенческие годы.
Вот сейчас она плакала из-за Павла. У нее такие глаза, когда плачет, невозможные, невыносимые. Убойное оружие. Машка знает об этом и иногда умело пользуется. Но когда она, как сейчас, плачет искренне и от горя, Ильдар душу готов вытрясти из того, кто это горе ей причинил. Конечно, он ревновал к Иловенскому и первое время ненавидел его, но сейчас все изменилось. Изменилось, когда Каримов понял, что между Машей и Павлом все очень серьезно, понял, что она может быть счастлива с Иловенским. И не нужна ей спокойная старость с бывшим мужем, она нашла того, кого всю жизнь искала.
Да и Ильдар был теперь не один. В его доме и в его жизни появилась Вера. Вера Травникова, Машкина подруга, которая по ошибке едва не отправила его на тот свет. Потом она ухаживала за ним, когда он был совершенно беспомощным и передвигался в инвалидной коляске. Поставила на ноги и заставила снова работать и радоваться жизни. Строго говоря, поставила Каримова на ноги Ядвига Дубова с ее удивительными лекарствами, созданными на основе целебных трав. И Травникову от наркомании тоже вылечила Ядвига. Но без Веры Ильдар и лечиться бы не стал. Теперь он чувствовал себя обязанным ей. Признательность за заботу, за участие, за внимание переросла в последнее время в нечто большее. Может, это нечто еще нельзя было назвать любовью, но еще чуть-чуть…
Ильдар давно понял, что Вера с ее покорностью, обожанием в глазах и… да что уж там – с большой мягкой грудью и крутыми бедрами, Вера – именно та женщина, которая ему больше всего подходит. И с нею «коротать старость» будет еще приятнее, чем с Рокотовой.
Жизнь входила в новое спокойное русло и обещала течь полноводной рекой без излишних волнений в берегах богатства и нового бизнеса, у Маши с Павлом, у Ильдара с Верой. Только-только воцарилось долгожданное равновесие…
И опять Машку несет в какую-то непонятную историю с никому не нужными выборами. И работу она ставит с какого-то перепуга выше личного счастья. А Павел? Вообще не ясно, почему он вдруг решил бросить Рокотову. Или не решил? Как дети малые, в самом деле! Ильдар схватил телефонную трубку.
– Пашка, ну ты, блин, и козел!
– Что?
Иловенский поднялся прямо посреди заседания и, не обращая внимания на неодобрительные взгляды членов комиссии, вышел в холл.
– Ты за свои слова отвечаешь? – зло процедил он в трубку.
– А ты как думаешь? – выпалил Ильдар Каримов. – Ты долго над нею измываться собираешься, а?
– Над кем?
– Над кем! Над Машкой! Ты думаешь, за нее вступиться некому? Думаешь, она будет одна-одинешенька по тебе у окошка плакать? Да вот фиг тебе!
– Да с чего ты взял, что я над ней измываюсь? Что у вас там происходит?
– Ты учти, – не слушал его Каримов, – я тебе за ее слезы горло перегрызу, да и Тимка тоже. Я же думал, что вы с нею любите друг друга, только потому и ушел в сторону, решил между вами не стоять, думал, она с тобой будет счастлива. И что?
– И что?! Ильдар, да остановись ты, ради Бога! – взмолился Иловенский. – Ты действительно никакого права не имеешь вмешиваться в наши отношения. С тобой Маша сто лет как в разводе, сын ваш вырос. И вообще, я не понимаю, какие у тебя ко мне претензии?
– Ты решил ее бросить. Так?
– Нет, – удивился Павел, – не так. С чего ты взял?
– Нет? Так какого черта ты ей не звонишь? У нее уже от одного упоминания твоего имени слезы текут. Решил уйти – так поступил бы, как мужик. Объяснился бы с ней…
– Незачем мне с Машей объясняться. Никуда я не ухожу, Ильдар. Это она, похоже, решила меня бросить. Просто не хочет в этом сознаться. Я ведь думал, что она замуж за меня выйдет, переедет ко мне в Москву. И вдруг она принимает предложение новой работы, предпочитает мне карьеру. И что я должен делать? Радоваться вместе с нею?
Ильдар помолчал, потом вдруг спросил:
– А она знает?
– О чем?
– О том, что ты ее собрался в жены брать и в Москву перевозить.
– Конечно, знает!
– То есть ты сделал ей официальное предложение, и она…
– Не делал я официального предложения, но я думал, она и так понимает.
– Ах, вот оно что, – вздохнул Ильдар. – Значит, она мне правду сказала: никакого предложения не было. Это ты для себя решил, что любишь ее и хочешь, чтобы она была твоей женой. А ей об этом ты сказать забыл.
– Ничего я не забыл. Она же знает, что я ее люблю.
Павлу Иловенскому совершенно не хотелось обсуждать свои чувства к Маше с ее бывшим мужем, к которому до сих пор ее ревновал. Ильдар знает Рокотову дольше и лучше, он каждый день с нею рядом, в одном городе, их столько связывает: и сын, и теперь вот бизнес. Павел вдруг болезненно осознал, что и поплакаться она тоже пришла именно на Ильдарово плечо.
– Слушай, Павел, а почему она должна знать о твоих чувствах? Вот поверь моему опыту: Машка терпеть не может, когда за нее что-то там решают, а ее ставят перед фактом. А ты даже и перед фактом ее не поставил. Ты второй год резину тянешь, замуж не зовешь. Почему она должна о чем-то догадываться? Она ждала от тебя решительных действий, но не дождалась. И что ей, самой тебя под венец за шиворот тащить? Так на это не надейся. Она, наверное, отчаялась и решила сама строить свою жизнь, без тебя. Да еще подвернется сейчас какой-нибудь воздыхатель, и пошлет она тебя…
– Ильдар, – сдался Иловенский, – что мне делать? Может, мне прямо сейчас к ней поехать и просить ее руки?
– Это как минимум! – усмехнулся Ильдар. – Да поторопись, а то я могу тебя и опередить.
– Как опередить!?
– Никак. Шучу я.
– Ты сказал – как минимум. Но она ведь может мне в сердцах и отказать. Что я тогда буду делать?
– Вот если откажет, тогда и думать будешь. Тогда придется тебе бросить свою Москву, подать в отставку, купить дом в Ярославле и перебраться поближе к Машке. Будешь ей каждую ночь под окном серенады петь, пока она тебя не простит. Я тебя даже на работу в свою компанию возьму. Хочешь быть моим замом?
– Спасибо тебе на добром слове, – скривился Иловенский.
– Мамочка, отвлеки охрану, я хочу уехать без них.
Мать Павла Иловенского поджала губы, встревожено глядя на сына и боясь даже спросить, что случилось. У нее в голове мелькал калейдоскоп самых ужасных и предположений, а он, конечно, ничего не замечал, занятый сборами. В сумку летели вещи, заставлявшие думать о самом страшном: футболки, спортивный костюм, старый связанный ею теплый свитер.
Увидев этот свитер, мать не выдержала:
– Павлик, что ты такое натворил?
– Ой, даже не спрашивай, – вздохнул он. – Не исключено, что я своими руками всю свою жизнь разрушил.
– Тебя посадят в тюрьму? – прошелестела мать и, испугавшись своих слов, закрыла рот ладонью.
– А? Почему в тюрьму? – удивился Павел. – В какую тюрьму?
– Павлуша, скажи мне, что ты сделал? Ты взял деньги? Много? Можно ведь отдать, продать дом, все продать…
Он сел на диван, потряс головой. Что ж он мать-то так перепугал?
– Мамочка, успокойся. Я ничего не брал и не крал. И в тюрьму меня никто не посадит. Просто я у тебя дурак. Я чуть было Машу не потерял. Обидел ее, повел себя, как идиот. Все, еду к ней в Ярославль. Пока она меня не простит и не выйдет за меня замуж, не вернусь. Плевать на все.
– Ты у меня действительно дурак, – покачала головой мать.
Глава 31
– Да что же это за дело такое, черт его побери!
Сергей Нестеров, следователь, снова и снова перечитывал протокол осмотра места происшествия. Что там перечитывать? Он все видел своими глазами.
– Коля, какие у тебя мысли?
Савченко пожал плечами.
– Мысли? Мне почему-то в голову лезет только одна мысль: это заколдованное место. Любой, кто туда попадает, становится убийцей.
Нестеров отложил бумагу, посмотрел на оперативника пристально, но так и не понял, шутит тот или нет.
– В этом деле и без сегодняшнего случая все было криво, косо и непонятно.
– Да, почерка нет.
– Какой почерк! Это явно с самого начала были разные люди. А уж теперь…
– Подожди, Серега, – перебил его оперативник, – ты не думаешь, что это могут быть просто совпадения? Погоди, не спорь. Я знаю, выглядит странно и неправдоподобно. Но могут же быть в жизни совпадения? Первое нападение, то, что на старушку, – это мальчишки из детдома. Второе, на девушку-лаборантку, – какой-нибудь брошенный кавалер. Давыдов – вообще не на стройке, а в университете, тут потерпевший давно ходил по лезвию ножа, взятки брал с арендаторов направо и налево, помещения нелегально сдавал. Это убийство выбивается из ряда заметнее всех, сразу видно, что с первыми нападениями оно никакой связи не имеет, согласен?
– Ну, согласен.
– Вот. Теперь Ильин и Постников. Оба недавно вернулись из командировки на Кавказ. Уже третий раз там были, все три раза вместе. Могло там между ними что-нибудь произойти? Могло. Мало ли, как складывались их отношения, могла произойти какая-то стычка. А вчера их направили патрулировать недострой. Там они – один на один, вокруг ни души. Поспорили, повздорили, вспомнили старые обиды. В результате драка.
– Это как надо было повздорить, Коля, чтоб зубами горло друг другу рвать? Зубами! А ведь они оба были вооружены. Самое естественное, если бы один хотел убить другого, – это применить табельное оружие. Ничего подобного! Дерутся, как звери. Ногти, зубы, камни…
– Звери камнями не дерутся, – заметил Савченко.
– Звери не стреляют. Вот они и не стреляли. Хорошо еще ребята вовремя подоспели. Кто-нибудь из них пришел в себя?
– Когда я был в больнице, нет. Тимка должен там побывать после университета, это по пути. Сейчас придет, доложит. Постников-то вряд ли что-то расскажет. Врач сказал, он может вообще голоса лишиться.
– Слушай, Коля, – Нестеров почесал карандашом за ухом, – я понимаю, дел много, работы по уши. Но мальчишка-то даже не официальный стажер, хоть и толковый. А ты его на самостоятельные задания отправляешь. Зачем в университет его послал? Не напортит он там?
– Во-первых, он, действительно, толковый, не напортит. А во-вторых, мне нужно, чтобы он собрал не информацию, а сплетни и слухи. Факты и показания у меня уже есть, но в них нет зацепки. Никого из посторонних вахтерша не пропускала, с кем Давыдов пошел в кладовку, никто не видел…
– Здрасьте!
В кабинет ввалился запыхавшийся Тимур. Ввалился, потом на секунду задумался и спросил:
– Войти можно?
– Ага, – кивнул следователь, – постучать теперь можешь себе по лбу. Садись. Что нового?
Каримов уселся за стол. Нестеров про себя отметил, что парень за этим столом смотрится и держится так естественно, будто не первый год здесь сидит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46