Значит, восемь человек будут сопровождать меня до конечной точки.
Гурули порывисто обнял меня и вроде бы поцеловал. Это напомнило мне эпизод из знаменитой кинокомедии, где герой Анатолия Папанова провожает на теплоход неудачливого контрабандиста, и меня неожиданно стал душить смех. Гурули не понял, чем вызвана такая странная реакция на проявление его душевных качеств, и с удивлением заглянул мне в глаза. Я же, войдя в роль, отстранил его от себя, закрыл ладонью глаза и произнес прощальное:
— Не надо…
На яхту мне не удалось попасть красиво и эффектно, как это сделал бы Джеймс Бонд. Сначала меня окатило водой, и из-за этого я потерял долю секунды. Когда я уже был готов приземлиться на палубу, «Ассоль» пошла вверх. Получилось так, что мы с ней врезались друг в друга. Удар был чувствительный, и я тотчас растянулся на мокром лакированном дереве, выронив кожаную папку с лоциями, картами и документами. Ее чудом не слизнуло волной, и я пополз за ней, а затем, не поднимаясь на ноги, ввалился в камбуз.
Чайник, подвешенный над плитой, раскачивался и бился о переборку, как колокол, издавая утробный звон. По полу из стороны в сторону, словно танцуя, перетекали ручьи. Мокрые следы на линолеуме вели в кают-компанию — значит, ящики с деньгами инкассаторы отнесли туда.
Балансируя, я прошел в кают-компанию и на пороге ненадолго задержался. Диваны, ковровая дорожка, журнальный столик с футлярами для бутылок, навесные шкафы. Все, как в тот роковой день, когда я поднялся на эту яхту и обнаружил в трюме обезглавленный труп девушки. Железных ящиков я не нашел ни в кают-компании, ни в рубке, куда заглянул с лестницы. Опять спустился к диванам и, горько усмехнувшись, откинул ногой ковровую дорожку. Все люди мыслят стандартно. Или же действуют по привычке.
Я поднял крышку трюмного люка. Ящики стояли как раз на том же месте, где две недели назад лежало тело Васильевой. «Жуткое совпадение», — подумал я, опуская крышку на место и поправляя дорожку.
С причала мне кричали и размахивали руками два охранника. Они были готовы отдать швартовы. Я поднялся в рубку, встал у штурвала, посмотрел на качающуюся серую набережную с машинами и людьми. «И мне это надо? — подумал я словами Кныша. — За десять тысяч долларов мне это надо?»
Посмотрел на часы — восемь ноль девять. Прошептал молитву: «Господи, прости меня, неразумного!» — и кивнул охранникам. Они сняли с кнехтов канатные петли и кинули их на палубу. «Ассоль», оттолкнувшись от покрышек-амортизаторов, стала бочком отходить от причала. Я запустил двигатель и дал задний ход. Яхта на малой скорости попятилась в открытое море, содрогаясь под ударами волн. Когда она отдалилась от причала на достаточное расстояние, я двинул рукоятку подачи топлива вперед до упора и стал вращать штурвал. Накренившись, яхта описала полукруг, быстро набрала скорость и, яростно разрезая узким носом волны, устремилась в беспросветную серую мглу.
42
По-моему, Гурули сильно лукавил, когда говорил мне, что прогноз погоды на ближайшие дни благоприятный. «Ассоль», несмотря на свои прекрасные ходовые качества, болталась из стороны в сторону и вверх-вниз с такой силой, что я не мог устоять на ногах, не держась за что-либо, причем мне казалось, что болтанка усиливается с каждой минутой. Я давно не ходил в море, и очень скоро катание на волнах перестало быть приятным. Хорошо, что я не стал плотно завтракать на причале.
Охранникам же, которые сопровождали меня слева и справа по борту, вообще можно было остро посочувствовать. Один из катеров, который замыкал караван, видимо, сильно залило — сидящий на открытой корме человек безостановочно вычерпывал ведром воду.
Закрепив штурвал, я спустился в кают-компанию, сел, а точнее, упал на диван, раскрыл папку и достал штурманскую карту. Собственно, ни карта, ни лоции не были мне нужны. Я шел в трех-четырех километрах от берега, где достаточная для яхты глубина тянулась до конечного пункта, и я мог ориентироваться но берегу без риска сесть на мель или задеть какой-нибудь донный кабель. Доверенность на яхту была заверена в судакском отделении милиции, договор подписан Артуром Пиковым, и на нем стояла печать акционерного общества закрытого типа «PIC-AVTO». Я, как «новый русский» из популярного анекдота, долго рассматривал документы, перечитывал их и не мог понять, где тут подвох. Документы были в порядке.
Из-за мокрого комбинезона меня стало знобить, и я не без труда перебрался на камбуз. Газовая двухконфорочная плитка была подвешена, как качели, на перекладине и сохраняла относительно ровное положение. Я наполнил чайник водой и поставил его на плиту.
Вода выплескивалась из чайника намного быстрее, чем подогревалась, но все же несколько глотков кипятка мне удалось добыть. Чтобы не проливать драгоценный кофе, я заварил его прямо в чайнике и пил, обжигаясь, из носика.
Яхта неплохо придерживалась курса, но волнами ее постоянно сносило к берегу, и через каждые четверть часа мне приходилось выравнивать движение. Эти маневры не очень нравились моему эскорту. Экипажи катеров, наверное, терялись в догадках, что означают крутые виражи яхты в сторону открытого моря, сменяющиеся поворотом к берегу, и, предупреждая возможное бегство, приближались к «Ассоли» рискованно близко и демонстративно выставляли напоказ «Калашниковы».
От скуки я стал играть с ними: неожиданно увеличивал скорость и брал курс в открытое море. Более быстроходные и маневренные катера начинали пчелами кружить вокруг яхты, проскальзывать перед самым носом, охранники поднимали крик, который заглушал рев моря. Мне было весело, а когда нервы у одного из конвоиров не выдержали и он дал длинную очередь из автомата по тучам, я высунул голову в окошко и выразительно постучал кулаком по голове.
На яхте не было никаких средств связи. Вообще-то радиостанция и навигационное оборудование когда-то занимали свое место под приборной панелью рубки, но кто-то предусмотрительно снял их с крепежных планок, оставив лишь голые провода да севшие аккумуляторы. Наверное, Гурули посчитал, что меня лучше лишить возможности связаться с внешним миром до того, как я пришвартуюсь к причалу Алушты.
В последующие три часа ничего примечательного не случилось, лишь один раз конвоиры, выстроив из катеров что-то вроде заслона на моем пути, вынудили меня сбавить ход, а затем остановиться. В течение десяти минут они заливали в баки бензин и передавали с борта на борт бутылки.
К одиннадцати часам, когда я уже перестал замечать болтанку и реагировать на нее, у меня разыгрался аппетит. Полусидя на диване и упираясь ногами в переборку, чтобы не свалиться на пол, я вскрыл картонную коробку с продуктами. Если говорить о запасах продовольствия, то Гурули здорово приукрасил действительность. Запас продуктов на команду из четырех человек заботами генерального директора составил два черствых гамбургера, несколько пакетиков чая и бутылку дешевого молдавского коньяка. Я, не веря в такую унизительную скупость, перерыл все навесные ящики в камбузе и кают-компании, но ничего больше не нашел.
Пришлось довольствоваться тем, что было. Я быстро справился с гамбургерами, выпил полбутылки коньяка и в очередной раз приготовил кофе. «Ложь или забывчивость? — думал я, так и не почувствовав сытости и уже без всякой надежды заглядывая в пустые шкафчики. — Или кто-то из клерков по рассеянности не загрузил на яхту продукты?»
Отсутствие «харчей», обещанных Гурули, — мелочь, пустяк, эпизодическая неувязка, но в этой неувязке было что-то настораживающее. Забыть о такой прозаической вещи, как потребность в пище, можно только по отношению к человеку обреченному, отработавшему свое, вычеркнутому из списка живых.
Я посмотрел в иллюминатор, покрытый, словно волдырями, крупными каплями. Катера надрывались метрах в пятидесяти от борта яхты, прыгали с волны на волну, с хлопком ударялись днищем о воду, выбивая из-под себя плоские струи, похожие на прозрачные крылья. Чего можно ожидать от этих людей? Какую задачу им поставили? Только ли обеспечить сохранность груза, упакованного в железные ящики?
Неожиданно в тучах образовалось окно, и солнечный луч, как колоссальный стеклянный столб, под углом упал на берег. Желтая песчаная полоса становилась все тоньше и тоньше, пока окончательно не исчезла. Вокруг меня до самого горизонта плескалось море. Яхта поравнялась с Керченским проливом.
Я уже не отходил от штурвала, маневрируя среди судов, то ли дрейфующих, то ли стоящих на якоре. Мой конвой немного отстал — я видел лишь одну моторку, идущую параллельным курсом. Два черных, как киты, сухогруза медленно шли друг на друга. Я не сразу обратил на них внимание, а когда приблизился к ним настолько, что мог прочесть название каждого, просвет между ними был уже слишком узок, чтобы пренебречь им. Суда образовали заслон, подобный Великой китайской стене. Можно было пропустить их, но для этого надо было сбавить скорость почти до нуля и ждать не меньше десяти минут. Можно было обойти один из них со стороны кормы, но в этом случае я рисковал угодить под встречный сухогруз. А лучше всего было проверить моих спутников на бдительность.
В подобные мгновения я всегда красиво ругаюсь и совершаю эффектные глупости. Рука как будто сама потянулась к рычагу скорости и сдвинула его до максимума. «Ассоль» завыла на высокой ноте, с бойцовским азартом разбила вдребезги накатившую на нее волну и рванула вперед. Просвет между судами сужался, словно створки механических ворот. Один из сухогрузов издал какой-то жуткий вой, от которого у меня по спине побежали мурашки.
То, что я вытворял, противоречило всем правилам вождения морских судов, но это был поступок, который точно характеризовал мою сущность. Врожденная потребность в авантюрах и готовность в любой удобный или неудобный момент рисковать очертя голову распоряжались мной намного чаще, нежели здравый разум и трезвый расчет. Мои конвоиры, к сожалению, об этом не знали. За мгновение до того, как пройти перед самым носом первого сухогруза, я бросил взгляд в окно. Справа и слева катеров не было.
Смертельного номера не получилось, «Ассоль» спокойно пересекла курс судна на вполне безопасном от него расстоянии, и я подумал, что в случае крупного пари успел бы развернуться и проделать этот трюк еще раз. Но второй сухогруз уже перерезал мне путь, и, избегая столкновения с ним, я стал изо всех сил вращать штурвал, одновременно с этим гася скорость реверсом. Какой-то мужик в дождевике, стоя на краю борта, размахивал руками, будто его сигналы были более заметны, чем сам сухогруз. Судно черной горой проплыло перед моими глазами, и «Ассоль», еще двигаясь по инерции, вышла на гладкую полоску воды, разровненную морским великаном. Только сейчас я почувствовал, что мои руки мелко дрожат, а на лбу выступила испарина. Я вышел на бак. Катера эскорта, естественно, не успели за мной, и теперь нас разделял сухогруз. «Как просто! — подумал я, втайне сожалея о том, что не родился гангстером или на крайний случай жуликом. — Уйти от этих олухов с тремя ящиками долларов оказалось совсем простым делом».
Справа от меня в мутной дымке начинался крымский берег. Он уходил вдаль, теряясь за дождевыми шторами. Собственно, ничего вокруг меня не изменилось — та же вода, то же серое небо, те же черные вспененные волны, но я уже чувствовал себя дома, в своей стихии, и ощущение скрытой опасности, идущей от конвоиров, бесследно ушло. Что они посмеют сделать со мной здесь, в сотне километров от моего дома, в двух километрах от берега, на котором живут смуглые жизнерадостные люди, говорящие с заметным южнорусским акцентом, потомки скифов, греков, генуэзцев, мореплавателей, искателей золотого руна и виноторговцев?
«Ассоль» снова закачалась на волнах, на меня плеснул холодный душ, и я поспешил вернуться в рубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Гурули порывисто обнял меня и вроде бы поцеловал. Это напомнило мне эпизод из знаменитой кинокомедии, где герой Анатолия Папанова провожает на теплоход неудачливого контрабандиста, и меня неожиданно стал душить смех. Гурули не понял, чем вызвана такая странная реакция на проявление его душевных качеств, и с удивлением заглянул мне в глаза. Я же, войдя в роль, отстранил его от себя, закрыл ладонью глаза и произнес прощальное:
— Не надо…
На яхту мне не удалось попасть красиво и эффектно, как это сделал бы Джеймс Бонд. Сначала меня окатило водой, и из-за этого я потерял долю секунды. Когда я уже был готов приземлиться на палубу, «Ассоль» пошла вверх. Получилось так, что мы с ней врезались друг в друга. Удар был чувствительный, и я тотчас растянулся на мокром лакированном дереве, выронив кожаную папку с лоциями, картами и документами. Ее чудом не слизнуло волной, и я пополз за ней, а затем, не поднимаясь на ноги, ввалился в камбуз.
Чайник, подвешенный над плитой, раскачивался и бился о переборку, как колокол, издавая утробный звон. По полу из стороны в сторону, словно танцуя, перетекали ручьи. Мокрые следы на линолеуме вели в кают-компанию — значит, ящики с деньгами инкассаторы отнесли туда.
Балансируя, я прошел в кают-компанию и на пороге ненадолго задержался. Диваны, ковровая дорожка, журнальный столик с футлярами для бутылок, навесные шкафы. Все, как в тот роковой день, когда я поднялся на эту яхту и обнаружил в трюме обезглавленный труп девушки. Железных ящиков я не нашел ни в кают-компании, ни в рубке, куда заглянул с лестницы. Опять спустился к диванам и, горько усмехнувшись, откинул ногой ковровую дорожку. Все люди мыслят стандартно. Или же действуют по привычке.
Я поднял крышку трюмного люка. Ящики стояли как раз на том же месте, где две недели назад лежало тело Васильевой. «Жуткое совпадение», — подумал я, опуская крышку на место и поправляя дорожку.
С причала мне кричали и размахивали руками два охранника. Они были готовы отдать швартовы. Я поднялся в рубку, встал у штурвала, посмотрел на качающуюся серую набережную с машинами и людьми. «И мне это надо? — подумал я словами Кныша. — За десять тысяч долларов мне это надо?»
Посмотрел на часы — восемь ноль девять. Прошептал молитву: «Господи, прости меня, неразумного!» — и кивнул охранникам. Они сняли с кнехтов канатные петли и кинули их на палубу. «Ассоль», оттолкнувшись от покрышек-амортизаторов, стала бочком отходить от причала. Я запустил двигатель и дал задний ход. Яхта на малой скорости попятилась в открытое море, содрогаясь под ударами волн. Когда она отдалилась от причала на достаточное расстояние, я двинул рукоятку подачи топлива вперед до упора и стал вращать штурвал. Накренившись, яхта описала полукруг, быстро набрала скорость и, яростно разрезая узким носом волны, устремилась в беспросветную серую мглу.
42
По-моему, Гурули сильно лукавил, когда говорил мне, что прогноз погоды на ближайшие дни благоприятный. «Ассоль», несмотря на свои прекрасные ходовые качества, болталась из стороны в сторону и вверх-вниз с такой силой, что я не мог устоять на ногах, не держась за что-либо, причем мне казалось, что болтанка усиливается с каждой минутой. Я давно не ходил в море, и очень скоро катание на волнах перестало быть приятным. Хорошо, что я не стал плотно завтракать на причале.
Охранникам же, которые сопровождали меня слева и справа по борту, вообще можно было остро посочувствовать. Один из катеров, который замыкал караван, видимо, сильно залило — сидящий на открытой корме человек безостановочно вычерпывал ведром воду.
Закрепив штурвал, я спустился в кают-компанию, сел, а точнее, упал на диван, раскрыл папку и достал штурманскую карту. Собственно, ни карта, ни лоции не были мне нужны. Я шел в трех-четырех километрах от берега, где достаточная для яхты глубина тянулась до конечного пункта, и я мог ориентироваться но берегу без риска сесть на мель или задеть какой-нибудь донный кабель. Доверенность на яхту была заверена в судакском отделении милиции, договор подписан Артуром Пиковым, и на нем стояла печать акционерного общества закрытого типа «PIC-AVTO». Я, как «новый русский» из популярного анекдота, долго рассматривал документы, перечитывал их и не мог понять, где тут подвох. Документы были в порядке.
Из-за мокрого комбинезона меня стало знобить, и я не без труда перебрался на камбуз. Газовая двухконфорочная плитка была подвешена, как качели, на перекладине и сохраняла относительно ровное положение. Я наполнил чайник водой и поставил его на плиту.
Вода выплескивалась из чайника намного быстрее, чем подогревалась, но все же несколько глотков кипятка мне удалось добыть. Чтобы не проливать драгоценный кофе, я заварил его прямо в чайнике и пил, обжигаясь, из носика.
Яхта неплохо придерживалась курса, но волнами ее постоянно сносило к берегу, и через каждые четверть часа мне приходилось выравнивать движение. Эти маневры не очень нравились моему эскорту. Экипажи катеров, наверное, терялись в догадках, что означают крутые виражи яхты в сторону открытого моря, сменяющиеся поворотом к берегу, и, предупреждая возможное бегство, приближались к «Ассоли» рискованно близко и демонстративно выставляли напоказ «Калашниковы».
От скуки я стал играть с ними: неожиданно увеличивал скорость и брал курс в открытое море. Более быстроходные и маневренные катера начинали пчелами кружить вокруг яхты, проскальзывать перед самым носом, охранники поднимали крик, который заглушал рев моря. Мне было весело, а когда нервы у одного из конвоиров не выдержали и он дал длинную очередь из автомата по тучам, я высунул голову в окошко и выразительно постучал кулаком по голове.
На яхте не было никаких средств связи. Вообще-то радиостанция и навигационное оборудование когда-то занимали свое место под приборной панелью рубки, но кто-то предусмотрительно снял их с крепежных планок, оставив лишь голые провода да севшие аккумуляторы. Наверное, Гурули посчитал, что меня лучше лишить возможности связаться с внешним миром до того, как я пришвартуюсь к причалу Алушты.
В последующие три часа ничего примечательного не случилось, лишь один раз конвоиры, выстроив из катеров что-то вроде заслона на моем пути, вынудили меня сбавить ход, а затем остановиться. В течение десяти минут они заливали в баки бензин и передавали с борта на борт бутылки.
К одиннадцати часам, когда я уже перестал замечать болтанку и реагировать на нее, у меня разыгрался аппетит. Полусидя на диване и упираясь ногами в переборку, чтобы не свалиться на пол, я вскрыл картонную коробку с продуктами. Если говорить о запасах продовольствия, то Гурули здорово приукрасил действительность. Запас продуктов на команду из четырех человек заботами генерального директора составил два черствых гамбургера, несколько пакетиков чая и бутылку дешевого молдавского коньяка. Я, не веря в такую унизительную скупость, перерыл все навесные ящики в камбузе и кают-компании, но ничего больше не нашел.
Пришлось довольствоваться тем, что было. Я быстро справился с гамбургерами, выпил полбутылки коньяка и в очередной раз приготовил кофе. «Ложь или забывчивость? — думал я, так и не почувствовав сытости и уже без всякой надежды заглядывая в пустые шкафчики. — Или кто-то из клерков по рассеянности не загрузил на яхту продукты?»
Отсутствие «харчей», обещанных Гурули, — мелочь, пустяк, эпизодическая неувязка, но в этой неувязке было что-то настораживающее. Забыть о такой прозаической вещи, как потребность в пище, можно только по отношению к человеку обреченному, отработавшему свое, вычеркнутому из списка живых.
Я посмотрел в иллюминатор, покрытый, словно волдырями, крупными каплями. Катера надрывались метрах в пятидесяти от борта яхты, прыгали с волны на волну, с хлопком ударялись днищем о воду, выбивая из-под себя плоские струи, похожие на прозрачные крылья. Чего можно ожидать от этих людей? Какую задачу им поставили? Только ли обеспечить сохранность груза, упакованного в железные ящики?
Неожиданно в тучах образовалось окно, и солнечный луч, как колоссальный стеклянный столб, под углом упал на берег. Желтая песчаная полоса становилась все тоньше и тоньше, пока окончательно не исчезла. Вокруг меня до самого горизонта плескалось море. Яхта поравнялась с Керченским проливом.
Я уже не отходил от штурвала, маневрируя среди судов, то ли дрейфующих, то ли стоящих на якоре. Мой конвой немного отстал — я видел лишь одну моторку, идущую параллельным курсом. Два черных, как киты, сухогруза медленно шли друг на друга. Я не сразу обратил на них внимание, а когда приблизился к ним настолько, что мог прочесть название каждого, просвет между ними был уже слишком узок, чтобы пренебречь им. Суда образовали заслон, подобный Великой китайской стене. Можно было пропустить их, но для этого надо было сбавить скорость почти до нуля и ждать не меньше десяти минут. Можно было обойти один из них со стороны кормы, но в этом случае я рисковал угодить под встречный сухогруз. А лучше всего было проверить моих спутников на бдительность.
В подобные мгновения я всегда красиво ругаюсь и совершаю эффектные глупости. Рука как будто сама потянулась к рычагу скорости и сдвинула его до максимума. «Ассоль» завыла на высокой ноте, с бойцовским азартом разбила вдребезги накатившую на нее волну и рванула вперед. Просвет между судами сужался, словно створки механических ворот. Один из сухогрузов издал какой-то жуткий вой, от которого у меня по спине побежали мурашки.
То, что я вытворял, противоречило всем правилам вождения морских судов, но это был поступок, который точно характеризовал мою сущность. Врожденная потребность в авантюрах и готовность в любой удобный или неудобный момент рисковать очертя голову распоряжались мной намного чаще, нежели здравый разум и трезвый расчет. Мои конвоиры, к сожалению, об этом не знали. За мгновение до того, как пройти перед самым носом первого сухогруза, я бросил взгляд в окно. Справа и слева катеров не было.
Смертельного номера не получилось, «Ассоль» спокойно пересекла курс судна на вполне безопасном от него расстоянии, и я подумал, что в случае крупного пари успел бы развернуться и проделать этот трюк еще раз. Но второй сухогруз уже перерезал мне путь, и, избегая столкновения с ним, я стал изо всех сил вращать штурвал, одновременно с этим гася скорость реверсом. Какой-то мужик в дождевике, стоя на краю борта, размахивал руками, будто его сигналы были более заметны, чем сам сухогруз. Судно черной горой проплыло перед моими глазами, и «Ассоль», еще двигаясь по инерции, вышла на гладкую полоску воды, разровненную морским великаном. Только сейчас я почувствовал, что мои руки мелко дрожат, а на лбу выступила испарина. Я вышел на бак. Катера эскорта, естественно, не успели за мной, и теперь нас разделял сухогруз. «Как просто! — подумал я, втайне сожалея о том, что не родился гангстером или на крайний случай жуликом. — Уйти от этих олухов с тремя ящиками долларов оказалось совсем простым делом».
Справа от меня в мутной дымке начинался крымский берег. Он уходил вдаль, теряясь за дождевыми шторами. Собственно, ничего вокруг меня не изменилось — та же вода, то же серое небо, те же черные вспененные волны, но я уже чувствовал себя дома, в своей стихии, и ощущение скрытой опасности, идущей от конвоиров, бесследно ушло. Что они посмеют сделать со мной здесь, в сотне километров от моего дома, в двух километрах от берега, на котором живут смуглые жизнерадостные люди, говорящие с заметным южнорусским акцентом, потомки скифов, греков, генуэзцев, мореплавателей, искателей золотого руна и виноторговцев?
«Ассоль» снова закачалась на волнах, на меня плеснул холодный душ, и я поспешил вернуться в рубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70