страна лишилась вертолета, а его жена - уха.
- Прекратите! - взвыл чиновник. - Я уважаемый человек! У меня своя гордость и человеческое, понимаешь, достоинство!
Я искренне рассмеялся: ничего у тебя, поцик, нет, кроме чемодана с гринами под кроватью или счетика на Каймановых островах, что не дает право считать себя чтимым гражданином своей отчизны.
- Что вы от меня хотите?! - возопил господин Шокин, позабыв, кажется, от расстройств чувств, что задавал уже этот вопрос.
- Ничего, кроме правды по Ахмеду, - повторил я. - И по джипу с номером "о 555 о".
И что же услышал? Нет, не танковый гул и не шмелиный полет ракеты "земля-воздух". Я услышал странный звук, будто тот, с кем я вел трудные переговоры, захлюпал носом. Что такое? Кто пускает нюни и сопли как в детстве. Неужели г-н Шокин вспомнил давнюю обиду, когда его за наушничество лупили по упитанным щекам? Я не ошибся: хныкала именно высокопоставленная особа, правда, причина такого слезного её состояния была в другом, чем детские обиды.
- Это... это не телефонный разговор, - признался чиновник. - Могу я с вами встретиться конфиденциально?
- То есть тет-а-тет? - осматривая местность, валял дурака.
- Именно так-с.
Что делать - надо встречаться. На подобных встречах можно узнать много интересного. Я делаю необходимые предупреждения и вижу, как из "Ауди" выбирается моложавое существо в очках. Оно в строгом темном костюме от Версаче, при галстуке-удавке. У сострадательного личика держит мобильный телефончик, получая мои инструкции по перемещению. Головорезы остаются хлопотать над теми, кто пал на поле боя, и со стороны кажутся бригадой "скорой помощи" из одноименного мыльного телесериала.
Поплутав на незнакомой местности, слуга народа выходит на перрон станции Ховрино. По-видимому, давненько он не ходил в чумазенький народец свой и поэтому потерянно морщится от солнца и насыщенных запахов жизни, как крот, вылезший в неурочный час из своей глиноземной норы.
Тут появляется рвотная электричка - дачная публика рвет к её дверям, похожим на лязгающие гильотины. Некто цапает господина Шокина за рукав и тащит в публичный смердящий вагон. Понятно, что некто - это я сам.
- Привет от Лиль Борисовны, - говорю. - И делай вид, что дачник, шучу, - а то нас сразу сдадут в ментовку.
- Как это делать вид? - спрашивает больным голосом.
- Ладно, - говорю, - проехали. И поехали, - за окнами электрички мелькает пейзаж замусоренного нищего пригорода. - Прошу прощения, - и отбираю мобильный телефон. - Зачем нам вызывать свидетелей?
- Вы... вы ведете себя... как бандит с большой дороги, - горячится.
- Ба! - улыбаюсь. - Вы не знаете, как они на самом деле ведут... Спросите у сотрудников "Арийса", с которым вы имеете, насколько мне известно, дела.
- Нет у меня никаких дел!
- А вертолетик кто поднял?
- Не знаю. Это не моя инициатива, - нервничал чиновник, переступая с ноги на ногу в заплеванном дребезжащем тамбуре. - Я требую вернуть жену?
- Она купила шубку, - посчитал нужным сообщить.
- При чем тут шубка?! - взбеленился член правительства.
То есть разговор в болтающемся тамбуре общенародного транспорта меж двумя джентельменами проходил весьма нервно. Один из нас выглядел прекрасно: хорошее настроение, улыбка, солнцезащитные очки. Второй смотрелся ужасно: настроение паршивое, рот перекошен от страха, очки с линзами, неприятно уменьшающие глазки. Нетрудно догадаться, кто был кто.
- Они меня убьют, - заныл господин Шокин. - Вы не знаете, с кем связались.
- Знаю, - отвечал я. - Но пока меня интересует Ахмед. Где я могу его найти?
- Они страшные люди...
Не выдержав, предупредил, что мы теряем время, а это чревато для госпожи Шокиной неприятностями. На это мой собеседник снова заметил, что я действую самыми отвратительными методами. Я посмеялся: это методы охранного общества "Арийс"; кстати, не они ли зарезали моего лучшего друга и популярную журналистку?
- Я не понимаю о чем речь? - взвыл чиновник, серея лицом.
И я ему поверил: все было бы слишком просто. Кто-то пытается подставить господина Шокина. Главное, чтобы он сам это понимал. О чем я и сказал: идет крупная игра, и он в ней пешка. Пусть молит Бога, что ОН послал меня к нему.
- Вы о чем? - нервничал.
- О вечной жизни, - и повторил вопрос, где найти Ахмеда?
И наконец получил ответ: возможно, у брата по имени Аслан, который вместе со своими нукерами "держит" рынок в Лужниках. Где конкретно? В сектора "А", там у них, кажется, дирекция.
- А что по джипу?
Член правительства мнется, потом выдавливает из себя: автомобиль был отдан в личное пользованием сыну. Какому, простите, сыну? Владимиру - его, Шокина, сыну. И есть подозрение, что он связался с очень нехорошей компанией.
- С нехорошей компанией, - хмыкаю я. - И где у нас Вован?
Этот простенький вопрос вызывает у господина Шокина приступ паники: выхоленное лицо покрывается болезненным брусничным цветом и потом, в бегающих глазах плавится нескрываемый страх. Приходится успокаивать отца своего падшего сына, мол, все останется между нами. И что же выясняется? Девятнадцатилетний Владимир, будучи студентом МГУ, "подсел" на героин. Об этом родители узнали недавно, разумеется, были предприняты попытки лечить, но... господин Шокин развел руками:
- На него оказывает пагубное влияние, - замялся, - любовник.
- Любовница, - машинально поправил я, решив, что ослышался.
- Нет, именно любовник, - вздорно проговорило высокопоставленное лицо.
Я невольно рассмеялся: ну дела твои, Господи! Наказал таки ТЫ мерзавца по полной программе: сын-наркоман да ещё и педераст. Лихо-лихо закручен сюжет житейской истории, нечего сказать.
- У нас горе, - печально заметил господин Шокин, - а вы смеетесь.
- Это у меня нервное, - повинился я. - И где мне их найти?
- Кого?
К сожалению, отец не знал, где сейчас живет Вова и его противный любовник. После того, как была предпринята насильственная попытка лечить сына от наркотиков, он скрылся от медицины и родителей. К поискам отпрыска подключен частный детектив, но результата пока нет.
- Частный детектив? - интересуюсь. - Кто такой?
- Не знаю, - пожимает плечами. - Мне его рекомендовали с Лубянки. Он раньше там работал, а себя сам по себе. Как-то он себя называет... менхантер... охотник на людей, что ли?
- Интересно-интересно, - и требую номер телефона "охотника".
Меж тем электричка убавляла ход. Пассажиры потянулись в тамбур с мешками и тележками. Господин Шокин занервничал, словно опасаясь, что народные массы его опознают и потребуют отчета за работу всего правительства. Я его успокоил: наш народец живет своими частнособственническими интересами, то есть для него главное, что прорастет на его личной грядке, а своих слуг он воспринимает, как неизбежное зло, появляющееся ежедневно на экранах ТВ.
- Я не понимаю вас? - сварливо заныл высокопоставленный чин. - Массы ко мне относятся хорошо. Я даже буду баллотироваться в 200-ом округе столицы.
- Что вы говорите? - удивился. - Из 200-го округа в 2000-ый год. Ну тогда туда - вперед ногами!..
И когда двери электрички с шумом открываются, пинаю кандидата в депутаты на перрон, чтобы он хотя бы частично подышал крепким навоженным воздухом родины. Последнее, что заметил: лакированные туфельки г-на Шокина переезжают колесики хорошо нагруженной тележки.
Мой расчет оказался верным: пока чиновник, далекий от нужд народа, будет тыкаться на подмосковном перроне, я успею прибыть к следующей станции. Оттуда на попутке - до родной до Луговой. Там переведу дух, чтобы с новыми силами взяться за горящую проблему.
А как же мадам Шокина? Я получил необходимую информацию, следовательно, она должна обрести свободу. Как? Очень просто: служба 02, надеюсь, пока у нас функционирует? И по прибытию на станцию, делаю экстренно-анонимное сообщение о том, что госпожа Шокина...
- Хватит хулиганить, - басит, несомненно, старшина сверхсрочной службы. - С жиру беситесь, понимаешь.
- Командир, смотри ориентировку, - советую.
Вот так всегда: хочешь делать людям добро, а они от него отказываются, как бомжики от санитарной обработки. В конце концов, сообщение доброжелателя было принято, и я с чистой совестью отправился на трассу ловить попутный транспорт.
Шоферюга на грязном "КРАЗе" попался веселым и шалым. Подвижным изношенным личиком и костлявым телом, частично загоревшим, он походил на беса, перевозящего в преисподнюю черные, как антрацит, грешные души. Речь его была настолько экстазна, что даже мои уши вяли от частого употребления известных связок.
Смысл его монолога заключался в том, что месяц назад он на своем "херогазе" залепил в зад машины из ХОЗУ администрации президента и помял-то чего - тьфу, подфарник. Ну виноват, ну подмахнул бумажку ГИББД. А нынче приходит иск из суда в одиннадцать тысяч долларов. За подфарник - четыре плохоньких родных "жигуленка". Ну ни хера себе, девка-демократия с голой жопой на марше!
- Так надо нам на разных дорогах катать, - заключил шоферюга. - Ежели они такие вельможи, пущай рубят из бетона себе баны. И никаких проблем - у нас, - и засмеялся щербатым ртом. - Одиннадцать тысычонок долляров, ха-ха, да я им, дранным, и рублика родного не дам. - И ударил себя по ребристо-рессорной груди. - А душа моя легка как птица. Не поймаешь!
Он мне понравился, этот шоферюга на КРАЗе; понравился своим отношением к жизни и тем, кто считает себя хозяевами этой жизни. Подозреваю, смял он импортный драндулет, обслуживающую царскую челядь, в дугу, однако это не повод издеваться над трудягой, зашибающему честную копейку на буханку бородинского и бутылку светлой.
Прежде чем навестить отчую фазенду и её обитателей, решил искупаться в Луговине. А почему бы не смыть смурь последних дней и событий. Такое впечатление, что я совершил марш-бросок по всему канализационному коллектору г. Москвы, переполненному общественным глянцевитым говном. Бр-р-р!
На послеполуденном бережку дремала тишина. В теплой пряной траве жили кузнечики и прочие жизнелюбивые букашки. Я разделся и в чем мама меня родила кинулся в реку. Вода была чиста и прохладна. Я лег на спину и увидел купол небесного вечного храма. Он был светел и насыщен солнечным светом.
Я вспомнил ангела-хранителя по имени Даная из сна-видения и вспомнил, что она явилась из мира, пропитанного именно таким живым цветом расплавленного золота. У меня возникло ощущение, что я действительно защищен некими небесными силами. Иначе трудно объяснить, почему я, находящийся на линии огня, остался жить. Жить?
Я почувствовал на губах привкус потери и речной воды. Надо жить - жить и действовать, сержант. И пока действия твои верные, сержант. Ты не торопишь события, а неспеша, как армия, занимаешь высоты, чтобы оттуда бить врага прямой наводкой.
Судя по признаниям г-на Шокина, он взят на прихват криминальной группировкой, использующей его любовь к собственному чаду. А почему его не защищает "Арийс"? Не лжет ли чин? Кажется, нет, да перепроверить надо. Как? Найти сына Владимира, который проходит по настоящему делу этаким "героиновым розанчиком". Надеюсь, неизвестный пока мне "охотник на людей" поможет в поисках юной барышни? А что касается вора в законе, то шансов у него никаких. Никаких. Я достану его из-под корневищ клана и буду резать, как барана. На этой полезной для всего нашего больного общества мысли на бережку запел телефончик: фьиють-фьиють! Я прыгнул из воды, как дельфин в дельфинарии Майями, и цапнул трубку:
- Да?
И услышал молодящий женский голос, кой показался мне странно-знакомым:
- Шок`а? Это я. Папа подписал указ, сутки его держат под сукном. Действуй, - и короткие гудки.
- Кого держат под сукном, - хотел спросить я, - папу? - И не спросил по причине срочного отключения абонента.
Ничего себе кремлевские игры, сказал я себе, чеша мокрый затылок: мобильный принадлежал г-ну Шокину и ему звонила известная дама приятная во всех отношениях, она же папина любимица, она же кормилица всей олигархической картавенькой братии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56