С этим утверждением трудно было спорить. Либо мимикрируй, либо слопают с потрохами и не подавятся. Я представил нашу "Победу" пирожком, где вкусным мясным фаршем были мы.
- Ну и шутки у тебя, Ванечка, - обиделась Саша. - Я не хочу быть начинкой. Я сама кого угодно проглочу.
- А я вот бы от пирога не отказался, - замечтался Сосо. - С грибами.
- Лучше с котятами, - гнул я свою линию, вызывая новое возмущение.
- С собаками, балда, - огрызнулся князь и начал было рассказывать о специальных питомниках в КНДР, где выращивают песиков для выдающихся руководителей партии и правительства, которые жирные, как зайцы и по вкусу напоминают...
- Кто жирные? - решила уточить Александра. - Руководители партии и правительства?..
- Не... собаки, - невозмутимо ответил князь, любитель деликатеса. - А вкус у них... пальчики оближешь.
- Ну вас, живодеры, - рассердилась девушка и выказала желание покинуть наше навязчивое общество. Хотя бы на время.
Не успела. Мы увидели: из живой и вязкой массы у дверей "Метрополя" вырывается джентельмен мира Мойша Могилевский и спешит к машине. Мы испугались - что такое? И, перетрухав, были правы: наш приятель плюхнулся на сидение и приказал давить на газ.
- Куда?
- В Склиф!
- В институт Склифософского, - изумились мы, - а что такое?
- Что-что, Субайсис наш там.
- Живой?!
- Вроде бы.
- Черт подери, Мойша, - заорали мы, - объяснись толком, что с ним?!.
- Что-что? Отравился Субайсис.
- Как это? - открыли мы рты.
- Обыкновенно. Пирогом с грибами, кажется?
- С грибами? - и мы с Сосо, переглянувшись, начали неудержимо хохотать, а, может, с котятами или зайцевидными собаками?
Господин Могилевский от удивления покрутил пальцем у своего виска: в чем дело, друзья мои, вы что белены объелись? Белены-белены, гоготали мы. На это Александра передернула плечами и заявила, что мы все с большой придурью и путь наш должен лежать в клинику имени Кащенко, где, таких как мы, лечат оздоровительными электрическими разрядами, пропуская его через весь скелет: трац-трац-тра-та-тац и ты полноправный член общества, то есть идиот.
Когда мы успокоились, то узнали, что смех наш весьма неуместен, потому, что господин Субайсис очень даже плох и находится в реанимации. И у нас, заметил господин Могилевский, должен возникнуть естественный вопрос: кому нужно, чтобы тот, с кем мы мечтали о встрече, неожиданно находится на своем последнем жизненном рубеже, похожем на бруствер окопа, разделяющим оптимистические полки Жизни и рати Смерти.
- Вот только не надо красивых слов, - завопили мы на такие завитушечные слоганы полиглота. - Лучше скажи, что делать-то?
- Предлагаю навестить пациента. Как его лучшие друзья.
- С передачей, - пошутили, жестокосердечные.
- С чем?
- Ну там пирожков с опятами-котятами, можно мариновых огурчиков к водочки...
- Тьфу на вас, стервецы, - расстроился Миша, обращаясь за сочувствием к девушке. - Разве можно с такими раздолбаями иметь дело?
- Нет, нельзя, - заметила Саша. - Они таки у меня дождутся, что я их потравлю газом глубокого поражения, - и для вящей убедительности продемонстрировала нам баллончик.
Мы занервничали, как тараканы, предчувствующие скорую дустовую атаку, и со всей ответственностью заявили, что больше не будет так нескладно шутить. На этом все закончилось - мы подкатили к шлагбауму, перекрывающему путь в больничный комплекс, напоминающим сотами светящих окон преснопамятный многопалубный "Титаник".
Князь Мамиашвили протянул пятнистой охране хрустящий пропуск, вмиг открывающий все запоры и ворота в этой несложной жизни, и мы проследовали вглубь территории.
Найдя приемный покой и раздавая хрустящие пропускные квиточки всем, кто был способен нам помочь лучше ориентироваться в больничных лабиринтах, я и Сосо проникли в палату, где находился нужный нам страдальческий объект. Только на пять минут, предупредила медсестричка Соня, сделавшая вид, что верит в нашу благонадежность к больному, который лежал на койке, как на постаменте, и прибалтийским напряженным лицом был бесцветен. Капельница с золотым раствором через трубки питала ослабленный организм. Как говорится, люблю грибочки в собственном соку-с!
- Эй, - потревожил чужую руку. - Как дела? Хорошо?
- Ты ещё спроси о здоровье, - оскалился Сосо. - Зачем он нам? Труп и то лучше.
- Не действуй нам на нервы, - прошипел я, заметив, как подрагивают веки любителя мухоморов. - Эй, мы ваши друзья.
- Тр-р-уздья, - разлепил губы господин Субайсис и у него невольно получилось "груздья".
Было смешно. Князю Мамишвили и он, давясь смехом, удалился в коридор флиртовать с медсестричкой Соней. А я остался, хотя, признаться, толком не понимал зачем мы потревожили несчастного?
Дежурный врач Петренко подтвердил диагноз, а на вопрос, не может ли такого быть, что нашего друга потравили умышленно, как крысу, пожал плечами и ответил, что признаков преднамеренного отравления он не наблюдает. Крупный врач был похож на добродушного вислоусого хохла, и ему верилось. Тем не менее я сам хотел убедиться, что господин Субайсис не имеет никакого отношения к сложным и опасным проблемам, которые возникли у нас.
Вглядываясь в мутные зрачки пациента, я поинтересовался, сам ли он заказал себе ужин и не было ли рядом кого-либо? Я говорил на тарабарщине, потому что больной не понимал, что от него хотят, кроме анализов. Его полулетальное состояние и общая больничная обстановка убеждали, что мы пошли по неверной тропе в своих поисках. Господин Субайсис оказался лишь нашим случайным попутчиком. Со слабым желудком. Но теперь эта версия отработана и можно начинать новую.
Я покинул палату, оставив господина из шовинистической к нам Литвы в глубоком недоумении, что за странное посещение с бессмысленными вопросами и главное - без гостинца, а ведь так хочется после подобной тотальной потравки нежно-жареных рябчиков, анчоусов в собственном соку и соплистых устриц с простуженным шампанским!
Увы, не всегда наши мечты сбываются. Грезишь о кипучем, лопающемся пу-пу-пузырьками божественном напитке, а тебе тыкают в хайло резиновые трубки, пропуская через них вонюче-прокисший лечебный раствор. Брр!
- Ничего, - успокоил я друзей, - теперь будем знать, куда обращаться в таких случаях. Вон, Сосо подружился со всем медперсоналом.
- Это мне обошлось в круглую сумму, - огрызнулся князь. - Вычту из твоего гонорара, порнограф.
- Был бы из чего вычитать. Как бы нас не вычли из этой жизни, резонно заметил я и мы, летящие на своем автомобильном болиде по празднично-ночному городу, призадумались над тем, что такая малоутешительная перспектива вполне возможна.
И очень даже возможна, если не соблюдать первое правило в этой милой и чудной жизни: no pick up the mushroоm. Что значит: не собирать, блядь, грибы в местах опасных для жизни.
Новый день начался для меня с катастрофы - ну, это я, пожалуй, подпускаю для красного словца. Ничего страшного не случилось. Я ждал телефонного звонка от информационных источников Исидоры и поэтому бегал к аппарату, как ученая собака академика Павлова к миске с непроваренным геркулесом, получающая (это я про пса) условный сигнал и пинок в бок от естествоиспытателей. И добегался - цапнув трубку, услышал родной голос одной из бывших жен.
- Лопухин, - это была Асоль, - как тебе не стыдно? Как ты можешь жить в таких экстремальных условиях?!
- Я заплатил за три месяца вперед, - заорал в ответ. - На эту сумму можешь купить ребенку остров!
- Какой остров? - изумилась б/у супруга. - Ты что, совсем там... вместе с котом?
- А это не твое дело, родная моя?! Что хочу, то и делаю! Делаю то, что хочу!
- Это я вижу. Собственными глазами. Журналюга проклятый, - и услышал знакомую роматическую капель.
О, боже мой, что же я такое натворил, что Асоль выдвинула столь весомый аргумент, как слезы? И что же в конце концов выяснилось? Проклятье! Такое могло произойти только со мной, разгильдяем из разгильдяев.
Помнится, при последней встрече, когда я подарил дочери и её подружке Юлечке Титовой роликовые коньки, мне пришлось брякнуть бывшему тестю о будущей якобы скандальной статейки, которая вот-вот выйдет в газете "Правда". Под псевдонимом Папандопуло. И что же? Сегодня по утру открывает уважаемый Аристарх Сидорович любимую газетенку, чтобы культурно сделать вместе с ней нового дня глоток (кофе), и натыкается на статью, подписанную этим самым бесхитростным псевдонимом. Читает её самым внимательным образом, потом покрывается нездоровым свекольным цветом и, хватаясь за грудь, падает в кресло, как боец на деревянный топчан после охраны рубежов Родины. Оказывается, этот чертов спецкор ведет собственное расследование по "золоту партии" и подробно повествует, каким опасностям подвергается его персона от шантажа и угроз до откровенного мордобоя.
- Ты хочешь, чтобы тебя закатали в асфальт? - вопрошала бывшая супруга, накушавшаяся импортных киногамбургеров в ночи. - Подумай о ребенке. Как тебе не стыдно! Ты хочешь осиротить дочь! Мечтаешь об этом, да?!
- Заткнись, дура! - орал некрасиво и свое. - У тебя вместо мозгов геркулесовая каша!.. Повторяю: я живу своей жизнью. И потом - это не я! Нас двое... этих Папандопуло!.. Прекращай истерику! А папе советую не читать СМИ, и будет чувствовать себя, как Санта Клаус на Рождество!.. - И бросил трубку, чтобы тут же её поднять, услышав новый сигнал. - Асоль, не сыпь мне соль на раны. Черт бы вас всех побрал, оставите меня в покое или...
- Это таки не Асоль, молодой человек, - услышал незнакомый голос. Это Ося.
- Не знаю никакого е"Оси! - и шваркнул трубку на аппарат, чтобы глубоко задуматься и спросить себя: что ж ты, засоранец, делаешь, что ты делаешь, Мудак Иваныч этакий, делаешь-то что?!
К счастью, словесная экзекуция была прекращена - вновь раздался малиновый для уха перезвон и я услышал все тот же незнакомый голос со старческой хрипотцой:
- Это таки Ося, молодой человек. Мне бы можно господина Лопухина?
Я признался во всех грехах и облил помоями весь женский род. Мои извинения были приняты, после чего я узнал, что мой заказ выполнен и, если молодой человек таки готов его получить, то может прибыть на старое местечко, что у фонтана. Но по-новому времени от прежнего, когда я встречался с милейшими людьми: минус два часа. Я понял престарелого конспиратора и спросил, как я его узнаю?
- Я вас признаю, Иван Павлович, - усмехнулся мой невидимый собеседник. - Надеюсь, вы платежеспособны, как утверждают наши общие друзья?
- Они утверждают правильно, - проговорил с твердостью идиота. - Думаю, Осип, мы ещё потрудимся вместе на славу...
- Осип, хи-хи, - захихикал старичок. - А вы, Лопухин, веселый человек, буду рад с вами познакомиться.
Я бы тоже радовался, как ребенок роликам, когда за информационное фу-фу мне бы вручили три тысячи $. Не бог весть какая сумма, но посетить ресторацию "Метрополь" можно. Чтобы выдуть чашечку турецкого кофе. А потом поиметь орально и анально перламутровую блядь в покоях с обшивкой, напоминающей березовую рощицу в пору весеннего цветения.
Подозреваю, что подобные мысли обуревали князя Сосо Мамиашвили. Он возлежал на аэродромной софе в комнате у Софочки и делал вид, что спит, как комбайнер после трудной и трудовой вахты. Хотя от моего беспощадного ора в телефонную трубку проснулась вся столица, включая и наш коммунальный клоповник.
Присутствие любимой и любвеобильной женщины, пухленькой, как французская булка, не дало повторить товарищу все, что он думает о моих расточительных методах ведения дела. Он лишь попросил Софочку запомнить эту минуту, чтобы быть живой совестью, если я отпущенную сумму спущу в личных целях. Доверие - прежде всего, ответил я и зачем-то понюхал полученные новенькие ассигнации - у них был запах машинного масла.
После я и Александра выпили по чашки чая. Во время чаепития девушка поинтересовалась, почему я так орал, будто меня кастрировали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
- Ну и шутки у тебя, Ванечка, - обиделась Саша. - Я не хочу быть начинкой. Я сама кого угодно проглочу.
- А я вот бы от пирога не отказался, - замечтался Сосо. - С грибами.
- Лучше с котятами, - гнул я свою линию, вызывая новое возмущение.
- С собаками, балда, - огрызнулся князь и начал было рассказывать о специальных питомниках в КНДР, где выращивают песиков для выдающихся руководителей партии и правительства, которые жирные, как зайцы и по вкусу напоминают...
- Кто жирные? - решила уточить Александра. - Руководители партии и правительства?..
- Не... собаки, - невозмутимо ответил князь, любитель деликатеса. - А вкус у них... пальчики оближешь.
- Ну вас, живодеры, - рассердилась девушка и выказала желание покинуть наше навязчивое общество. Хотя бы на время.
Не успела. Мы увидели: из живой и вязкой массы у дверей "Метрополя" вырывается джентельмен мира Мойша Могилевский и спешит к машине. Мы испугались - что такое? И, перетрухав, были правы: наш приятель плюхнулся на сидение и приказал давить на газ.
- Куда?
- В Склиф!
- В институт Склифософского, - изумились мы, - а что такое?
- Что-что, Субайсис наш там.
- Живой?!
- Вроде бы.
- Черт подери, Мойша, - заорали мы, - объяснись толком, что с ним?!.
- Что-что? Отравился Субайсис.
- Как это? - открыли мы рты.
- Обыкновенно. Пирогом с грибами, кажется?
- С грибами? - и мы с Сосо, переглянувшись, начали неудержимо хохотать, а, может, с котятами или зайцевидными собаками?
Господин Могилевский от удивления покрутил пальцем у своего виска: в чем дело, друзья мои, вы что белены объелись? Белены-белены, гоготали мы. На это Александра передернула плечами и заявила, что мы все с большой придурью и путь наш должен лежать в клинику имени Кащенко, где, таких как мы, лечат оздоровительными электрическими разрядами, пропуская его через весь скелет: трац-трац-тра-та-тац и ты полноправный член общества, то есть идиот.
Когда мы успокоились, то узнали, что смех наш весьма неуместен, потому, что господин Субайсис очень даже плох и находится в реанимации. И у нас, заметил господин Могилевский, должен возникнуть естественный вопрос: кому нужно, чтобы тот, с кем мы мечтали о встрече, неожиданно находится на своем последнем жизненном рубеже, похожем на бруствер окопа, разделяющим оптимистические полки Жизни и рати Смерти.
- Вот только не надо красивых слов, - завопили мы на такие завитушечные слоганы полиглота. - Лучше скажи, что делать-то?
- Предлагаю навестить пациента. Как его лучшие друзья.
- С передачей, - пошутили, жестокосердечные.
- С чем?
- Ну там пирожков с опятами-котятами, можно мариновых огурчиков к водочки...
- Тьфу на вас, стервецы, - расстроился Миша, обращаясь за сочувствием к девушке. - Разве можно с такими раздолбаями иметь дело?
- Нет, нельзя, - заметила Саша. - Они таки у меня дождутся, что я их потравлю газом глубокого поражения, - и для вящей убедительности продемонстрировала нам баллончик.
Мы занервничали, как тараканы, предчувствующие скорую дустовую атаку, и со всей ответственностью заявили, что больше не будет так нескладно шутить. На этом все закончилось - мы подкатили к шлагбауму, перекрывающему путь в больничный комплекс, напоминающим сотами светящих окон преснопамятный многопалубный "Титаник".
Князь Мамиашвили протянул пятнистой охране хрустящий пропуск, вмиг открывающий все запоры и ворота в этой несложной жизни, и мы проследовали вглубь территории.
Найдя приемный покой и раздавая хрустящие пропускные квиточки всем, кто был способен нам помочь лучше ориентироваться в больничных лабиринтах, я и Сосо проникли в палату, где находился нужный нам страдальческий объект. Только на пять минут, предупредила медсестричка Соня, сделавшая вид, что верит в нашу благонадежность к больному, который лежал на койке, как на постаменте, и прибалтийским напряженным лицом был бесцветен. Капельница с золотым раствором через трубки питала ослабленный организм. Как говорится, люблю грибочки в собственном соку-с!
- Эй, - потревожил чужую руку. - Как дела? Хорошо?
- Ты ещё спроси о здоровье, - оскалился Сосо. - Зачем он нам? Труп и то лучше.
- Не действуй нам на нервы, - прошипел я, заметив, как подрагивают веки любителя мухоморов. - Эй, мы ваши друзья.
- Тр-р-уздья, - разлепил губы господин Субайсис и у него невольно получилось "груздья".
Было смешно. Князю Мамишвили и он, давясь смехом, удалился в коридор флиртовать с медсестричкой Соней. А я остался, хотя, признаться, толком не понимал зачем мы потревожили несчастного?
Дежурный врач Петренко подтвердил диагноз, а на вопрос, не может ли такого быть, что нашего друга потравили умышленно, как крысу, пожал плечами и ответил, что признаков преднамеренного отравления он не наблюдает. Крупный врач был похож на добродушного вислоусого хохла, и ему верилось. Тем не менее я сам хотел убедиться, что господин Субайсис не имеет никакого отношения к сложным и опасным проблемам, которые возникли у нас.
Вглядываясь в мутные зрачки пациента, я поинтересовался, сам ли он заказал себе ужин и не было ли рядом кого-либо? Я говорил на тарабарщине, потому что больной не понимал, что от него хотят, кроме анализов. Его полулетальное состояние и общая больничная обстановка убеждали, что мы пошли по неверной тропе в своих поисках. Господин Субайсис оказался лишь нашим случайным попутчиком. Со слабым желудком. Но теперь эта версия отработана и можно начинать новую.
Я покинул палату, оставив господина из шовинистической к нам Литвы в глубоком недоумении, что за странное посещение с бессмысленными вопросами и главное - без гостинца, а ведь так хочется после подобной тотальной потравки нежно-жареных рябчиков, анчоусов в собственном соку и соплистых устриц с простуженным шампанским!
Увы, не всегда наши мечты сбываются. Грезишь о кипучем, лопающемся пу-пу-пузырьками божественном напитке, а тебе тыкают в хайло резиновые трубки, пропуская через них вонюче-прокисший лечебный раствор. Брр!
- Ничего, - успокоил я друзей, - теперь будем знать, куда обращаться в таких случаях. Вон, Сосо подружился со всем медперсоналом.
- Это мне обошлось в круглую сумму, - огрызнулся князь. - Вычту из твоего гонорара, порнограф.
- Был бы из чего вычитать. Как бы нас не вычли из этой жизни, резонно заметил я и мы, летящие на своем автомобильном болиде по празднично-ночному городу, призадумались над тем, что такая малоутешительная перспектива вполне возможна.
И очень даже возможна, если не соблюдать первое правило в этой милой и чудной жизни: no pick up the mushroоm. Что значит: не собирать, блядь, грибы в местах опасных для жизни.
Новый день начался для меня с катастрофы - ну, это я, пожалуй, подпускаю для красного словца. Ничего страшного не случилось. Я ждал телефонного звонка от информационных источников Исидоры и поэтому бегал к аппарату, как ученая собака академика Павлова к миске с непроваренным геркулесом, получающая (это я про пса) условный сигнал и пинок в бок от естествоиспытателей. И добегался - цапнув трубку, услышал родной голос одной из бывших жен.
- Лопухин, - это была Асоль, - как тебе не стыдно? Как ты можешь жить в таких экстремальных условиях?!
- Я заплатил за три месяца вперед, - заорал в ответ. - На эту сумму можешь купить ребенку остров!
- Какой остров? - изумилась б/у супруга. - Ты что, совсем там... вместе с котом?
- А это не твое дело, родная моя?! Что хочу, то и делаю! Делаю то, что хочу!
- Это я вижу. Собственными глазами. Журналюга проклятый, - и услышал знакомую роматическую капель.
О, боже мой, что же я такое натворил, что Асоль выдвинула столь весомый аргумент, как слезы? И что же в конце концов выяснилось? Проклятье! Такое могло произойти только со мной, разгильдяем из разгильдяев.
Помнится, при последней встрече, когда я подарил дочери и её подружке Юлечке Титовой роликовые коньки, мне пришлось брякнуть бывшему тестю о будущей якобы скандальной статейки, которая вот-вот выйдет в газете "Правда". Под псевдонимом Папандопуло. И что же? Сегодня по утру открывает уважаемый Аристарх Сидорович любимую газетенку, чтобы культурно сделать вместе с ней нового дня глоток (кофе), и натыкается на статью, подписанную этим самым бесхитростным псевдонимом. Читает её самым внимательным образом, потом покрывается нездоровым свекольным цветом и, хватаясь за грудь, падает в кресло, как боец на деревянный топчан после охраны рубежов Родины. Оказывается, этот чертов спецкор ведет собственное расследование по "золоту партии" и подробно повествует, каким опасностям подвергается его персона от шантажа и угроз до откровенного мордобоя.
- Ты хочешь, чтобы тебя закатали в асфальт? - вопрошала бывшая супруга, накушавшаяся импортных киногамбургеров в ночи. - Подумай о ребенке. Как тебе не стыдно! Ты хочешь осиротить дочь! Мечтаешь об этом, да?!
- Заткнись, дура! - орал некрасиво и свое. - У тебя вместо мозгов геркулесовая каша!.. Повторяю: я живу своей жизнью. И потом - это не я! Нас двое... этих Папандопуло!.. Прекращай истерику! А папе советую не читать СМИ, и будет чувствовать себя, как Санта Клаус на Рождество!.. - И бросил трубку, чтобы тут же её поднять, услышав новый сигнал. - Асоль, не сыпь мне соль на раны. Черт бы вас всех побрал, оставите меня в покое или...
- Это таки не Асоль, молодой человек, - услышал незнакомый голос. Это Ося.
- Не знаю никакого е"Оси! - и шваркнул трубку на аппарат, чтобы глубоко задуматься и спросить себя: что ж ты, засоранец, делаешь, что ты делаешь, Мудак Иваныч этакий, делаешь-то что?!
К счастью, словесная экзекуция была прекращена - вновь раздался малиновый для уха перезвон и я услышал все тот же незнакомый голос со старческой хрипотцой:
- Это таки Ося, молодой человек. Мне бы можно господина Лопухина?
Я признался во всех грехах и облил помоями весь женский род. Мои извинения были приняты, после чего я узнал, что мой заказ выполнен и, если молодой человек таки готов его получить, то может прибыть на старое местечко, что у фонтана. Но по-новому времени от прежнего, когда я встречался с милейшими людьми: минус два часа. Я понял престарелого конспиратора и спросил, как я его узнаю?
- Я вас признаю, Иван Павлович, - усмехнулся мой невидимый собеседник. - Надеюсь, вы платежеспособны, как утверждают наши общие друзья?
- Они утверждают правильно, - проговорил с твердостью идиота. - Думаю, Осип, мы ещё потрудимся вместе на славу...
- Осип, хи-хи, - захихикал старичок. - А вы, Лопухин, веселый человек, буду рад с вами познакомиться.
Я бы тоже радовался, как ребенок роликам, когда за информационное фу-фу мне бы вручили три тысячи $. Не бог весть какая сумма, но посетить ресторацию "Метрополь" можно. Чтобы выдуть чашечку турецкого кофе. А потом поиметь орально и анально перламутровую блядь в покоях с обшивкой, напоминающей березовую рощицу в пору весеннего цветения.
Подозреваю, что подобные мысли обуревали князя Сосо Мамиашвили. Он возлежал на аэродромной софе в комнате у Софочки и делал вид, что спит, как комбайнер после трудной и трудовой вахты. Хотя от моего беспощадного ора в телефонную трубку проснулась вся столица, включая и наш коммунальный клоповник.
Присутствие любимой и любвеобильной женщины, пухленькой, как французская булка, не дало повторить товарищу все, что он думает о моих расточительных методах ведения дела. Он лишь попросил Софочку запомнить эту минуту, чтобы быть живой совестью, если я отпущенную сумму спущу в личных целях. Доверие - прежде всего, ответил я и зачем-то понюхал полученные новенькие ассигнации - у них был запах машинного масла.
После я и Александра выпили по чашки чая. Во время чаепития девушка поинтересовалась, почему я так орал, будто меня кастрировали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72