Доверчивые дурочки, посчитавшие, что своими мокрыми, дезодорированными и тугими, как резина, капканами, они смогут прихватить меня, личность, прошу прощения, творческую. Не удалось: мальчонка вырвался из приторных глубоких ловушек. И что же? Это дает право плевать ему в душу?
Что там говорить: природа несовершенна, отдав все права на рождение женщине. И теперь многие из этих фуксий занимаются мелким шантажом. Чего стоит, к примеру, мама моей дочери - Асоль Цырлова.
- Это не твой ребенок, - заявляет всякий раз, когда я имею честь появиться перед её кофейного цвета (от гнева) глазами. - Ты, сукин сын, определись, а потом ходи!
- В чем я должен определиться, родная, - искренне не понимаю.
- Ты чужой человек нам, мне и Машке.
- Я хожу к дочери, а не к тебе, Асоль моя.
- Я не твоя! И ребенок не твой! Ты определись, а потом ходи!
- В чем же я должен определиться, родная?
Ну и так далее. По бесконечному кругу непонимания и хаоса. А порядок должен быть, без сомнений: пришел - получил - погулял - вернул - ушел. И все довольны. И дочь. И я. Только не бывшая супруга. А поскандалить по старой памяти. А выпустить пар, как чайник. Как же без этого лакомого кусочка жизни? Чтобы самоутвердиться, чтобы отомстить за безразличие к флиртующим формам, чтобы обратить на себя внимание. Как можно с такой бабой жить? Лучше приходить раз в неделю. К дочери. Которая не выбирала ни папу, ни маму. И проблемы, коих не должны касаться этот маленький, неопределенный, прекрасный мир. И поэтому я всегда стараюсь отстраниться от подобных бесед на тему любви, семьи и проч. Я превращаюсь в задумчивого марабу и делаю вид, что в болоте все в порядке. Кваканье лягушек - музыка для голодного (в смысле, пищи) марабу.
Когда мы с Марией вырываемся на тактический простор улиц, скверов и площадей, то вовсю гуляем, соря казначейскими билетами. Сто жвачек, сто порций мороженого, сто книжек, сто разноцветных шариков, сто билетов в зоопарк... Однажды, помню, мы пошли в зоопарк. Дело было летом. Несчастные наши меньшие братья в тесных клетках, вольерах, загонах с многозначительным безразличием поглядывали на мир людей через решетки, сетки и барьеры. Печальное это было зрелище: измаянные львы, беспокойные и голодные тигры, грязные, пыльные слоны, флегматичные верблюды, третьесортные обезьяны, псевдогордые орлы с подрезанными крыльями... Разумеется, детишек не интересовали сложные коллизии, связанные с арестованным зверьем. Наоборот они радовались экзотической животине: Присядем перед дальней дорогой на распускающейся ветви. Глянь, в воде прозрачной скачут живые рыбы, Под расцветающим деревом скачут живые дети. Еще зеленых юных листьев не свернула в черные трубки соседняя фабрика асфальта. Мир такой прекрасный, присядем на короткое мгновенье, На цветущей ветки, перед дальним отлетом.
Потом мы с дочерью нашли укромную лавочку под старыми деревьями и сели на нее, как две пташки. Отдыхали и беседовали на довольно-таки непростую тему. Мы говорили о душе.
- Папа? - спросила Мария. - А что такое душа?
- Душа - это любовь. Ко всему миру. Ко всему-всему.
- А где она прячется?
- Здесь, - похлопал себя по груди. - В грудной клетке.
- В клетке? Как эти звери, - кивнула в сторону зоошума.
- Да, - задумался я. - Получается так: душа живет в клетке. Как львы, тигры, обезьяны.
- А какая душа у них?
- У кого? - не понял.
- Ну, у обезьяны или слона?
- У слона? - Я понял, что есть вопросы, на которые трудно дать обстоятельный ответ. - У слона... такой огромный, серый, добрый шар.
- А у обезьяны?
- У нее, наверно, как мячик, быстрый и разноцветный.
- А у меня какая душа? - выразительно двигал подбородком - жевала лакомый резиновый кусочек счастья.
- Я даже могу увидеть твою душу, - сказал я. - Надуй-ка шарик?
Моя дочь исполнила просьбу: белый и недолговечный шарик вспух на её губах... лопнул.
- Вот видишь: появилась и спряталась обратно. И будет в тебе жить и жить. Чтобы ты всех любила. И маму, и папу, и солнце, и деревья, и дождь, и своих подруг, и слонов.
- И мороженое?
- И мороженое. Все-все.
- И сколько она будет жить?
Я беспокойно заелозил на рейках: ребенок был слишком любопытен.
- Сто лет, - ответил решительно.
- Ууу, как интересно, - и радостно захлопала в ладоши.
У меня же возникли некоторые подозрения: какой-то странный разговор у нас случился? Ребенок умненький, однако не до такой степени, чтобы интересоваться вечными темами нашего бытия? И поэтому осторожно спросил:
- Должно быть, мама о душе говорила?
- Ага, - беспечно ответила, заинтересовавшись букашками в траве.
- И что же она говорила, ёханы-палы? - педагог из меня никакой, каюсь.
- Говорила, - вспоминала дочь, - что ты, папа, душу в бутылку положил.
- Она тебе говорила?
- По телефону... тете Аяй и Аурочке... А мурашки меня видят? Я для них, как слонище, да?
Я заскрипел зубами от бессилия и злости. Все-таки Творец наказал мужчину, обременив его на вечную жизнь с этим плоскостопным женским племенем. Бедные наши дети. Мы строим для них клетки из нашего нетерпения, непонимания и ненависти. А потом удивляемся, почему они не такие, как мы хотели их видеть. Я, несомненно, хочу видеть свою Марию счастливой и поэтому говорю:
- Родненькая, я тебя прошу: больше никогда не слушай чужих телефонных разговоров.
- Что? - спросила дочь, подняв юное и просветленное лицо к летнему небу с плывущими по нему празднично-призрачными душами.
И тогда я подумал: надо делать все, чтобы она не превратилась в рядовую мегеру, преследующей лишь свои мелкособственнические интересы. Необходимо спасть юные души. Если нам не удалось спасти свои. Но как это сделать? Коль ребенок постоянно находится в неприятельском кольце имени Асоль-Ая-Аура. Только залп денежной массы способен пробить вражеский бруствер. Такова правда жизни. И от ней никуда. Возникает вопрос: где взять то, что заставляет женщин поступаться принципами и быть ласковыми, как январский оледенелый ветерок.
Работать и работать, слышу справедливые голоса законопослушных граждан, не потерявших веру в государственную власть, как столп общности нашего неоднородного общества. Что на это ответить? Нынче такое диковинное времечко, что честным трудом зарабатывают только проститутки. И обыкновенные шлюшки, как моя соседка София, по прозвищу "Сахарные губки", и политические бляди, имена которых у всей публики на слуху. Про ожиревших чинодралов, давящихся у корытца, где плещутся хлебные помои из нефти, газа, золота, алмазов, леса и прочих природных богатств родины, лучше умолчать, чтобы лишний раз не будировать кроткий от голода народ.
Так что мне остается лишь одно: или бежать на станцию Москва-Сортировочная разгружать брюссельскую капусту из Курской губернии, или... ограбить коммерческий банк "Столичная недвижимость", где девушка Саша взяла кредит. А почему бы и нет? Приобрести пластмассовую пистолю производства КНР, натянуть на свой славянский котелок тайваньские колготки цвета южной теплой ночи, заглотить для храбрости родной и горькой, и вперед: "Ша, господа! Это ограбление, мать вашу вкладчиков так!"
Нет, больно хлопотно. Могут и пристрелить. За свои кровные, зашибленные кропотливым трудом. В кровавых разборках.
Что же делать? Делать нечего - попить чайку и отправляться разгружать брюссельскую капусту. Чему быть, Ваня, тому не миновать, сказал я коту с печальной обреченностью, и в этот миг в коридоре запела трель. Не телефонная - в дверь. Долгая и уверенная. Так нагло могли требовать к себе внимания либо активный РУОП, либо крайне деловые банкиры, либо нетерпеливые клиенты нашей Софочки, либо невыразительные друзья наших алканавтов, либо глухая соседка, прибывшая на посиделки к нашим бабусям Марфе и Дульцинеи Максимовнам, которые родные сестра, и примкнувшей к ним Ангелине Марксовне, либо христарадники к нашей буржуазной проценщице Фаине Фуиновне, либо посыльный с письмом-уведомлением о расселении нашего мирного клоповника.
Пока я размышлял, кого там черт принес, в коридоре случилось столпотворение. С невозможным гвалтом. Я уж решил, что пожар и пора выносить кота, кактус, телевизор и печатную машинку, однако неожиданно дверь в мою горенку распахнулась.
И я увидел на пороге знакомый абрис: ба! Сосо Мамиашвили. Мой лучший друг по студенческой скамье. В модном летнем костюмчике. С привозным загаром на мужественном лице. С тем же, не побоюсь этих слов, орлиным взглядом.
- Какими судьбами, чертушка, - соскочил с тахты, точно с аравийского скакуна, ошпарив при этом чаем кота. Тот дурно заорал и дернул под стол.
- Вах, и так живет лучшее перо российской журналистики, - вскричал мой друг, аккуратно обнимая меня за бока. - Зачем зверя обижаешь, да?
- Это я от радости, - повинился. - Какими судьбами, Сосо? Сто лет не виделись?
- Три года, семь месяцев и двенадцать дней, - уточнил мой товарищ, отличающийся от всех нас разгильдяев удивительной пунктуальностью.
- Чаю? Кофе? Или ещё чего? - решил проявить скромное гостеприимство.
Неожиданный гость желал вкусить чашечку индийских опилок, хотя был грузинским князем и уважал исключительно национальный продукт. За милым чаепитием мы вспомнили наше родное МГУ: бесконечные семестры, скоротечные экзамены, душку профессора Воскресенского и друзей, разбредшихся по СМИ, как печенеги по славянским степям.
- Эх, хорошо было, - цокнул Сосо. - Как у Господа за пазухой. Не ценили, брат, не ценили, да?
Я согласился: казалось, что вся жизнь впереди, а она, мерзавка, вот тут, мешается под ногами, как половая тряпка на швабре. Проблемы, кацо, догадался мой друг. Проблемы, вздохнул я. Это понятно, у тебя всегда проблемы, усмехнулся Сосо и поведал о своих поисках меня.
- Какие женщины, - проговорил он, облизывая пальцы в липкой халве. Бенгальские тигрицы. Они так тебя, Вано, ненавидят, что любят.
- Но я же не тигр, - вздохнул, - лучше от них держаться подальше. Сожрут, как дрессировщика, и не заметят.
- Так ты, друже, трижды герой!
- Твоя правда, Сосо. Три раза вырваться из одного и того же капкана. Согласись, дано не каждому.
Отсмеявшись, мы вернулись к проблемам текущего дня. Я коротко изложил свою трудовую биографию. Не слишком удачную. За последний год. И признался, что уже стою на пороге того, чтобы тащиться на овощную базу разгружать вагоны с капустой. Или авокадо.
- Вах! Какая авокада! - подхватился мой товарищ, запуская руку во внутренний карман пиджака. - Три минуты и ты спецкор, гарантия моя! - и выудил на свет божий толстый, как гамбургер, записной блокнот. - Минута! Подобно иллюзионисту, вытянул из воздуха спутниковую трубку телефона. Я открыл рот. - И это только начало, Вано! - Подмигнул, точно джин из сказки. - Чтобы лучшее перо России, - телефончик в его руках пищал, как первый спутник земли. - Алле! Это я - Сосо! Привет!..
Дальнейшие события напоминали театр одного актера и одного зрителя. Лицедеем выступал Сосо, я же сидел как бы на галерке, а ошпаренный кот в партере, то бишь под столом. Мой товарищ думал, что вернулся в старую, добрую и хлебосольную столицу, и его встретят с распростертыми объятиями. Он не знал, что изо всех углов на мирных обывателей щерится хищнический оскал капитализма и выбирать особенно не приходиться: либо ты тоже будешь скалить зубы, либо собственные пломбированные кусалы - на полку. От голода. Помнится, раньше и водка из золотой арканзаской пшенички стоила 4 руб.12 коп., и человек человеку был брат: после первой, и тем более после второй. Бутылки. А что теперь? Родную гонят из северокорейской сои, а люди - волки. Пей - не пей, все равно звери. Могут и укусить. В минуту душевного волнения, которое возникает всякий раз, когда по ТВ показывают откормленные харизмы членов и кандидатов в члены правительства.
Поначалу мой друг бодрился и отпускал шуточки по поводу того, что о моем даровании попадать в самые невероятные истории знают во всех средствах массовой информации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72