«Развивающиеся» было верное слово. Все началось еще при жизни отца, с короткого курса древней истории в Кембридже. Там он подружился с группой археологов, которые убедили его бросить университет, присоединиться к их грядущей экспедиции в Египет и стать участником всех важных находок. Шапкотт-старший, в чьих руках находились финансы, одобрил этот план, так как сын заверил его, что не древняя история, а археология именно «то, что нужно». Старинные друзья Шапкоттов, Кэтрин и Гарольд Резерфорд, поддержали точку зрения Амелии, что «мальчик вернется к занятиям, как только выбросит их из головы». Вообще-то Эдварда совсем не беспокоил университетский диплом. Он понимал, почему человеку захотелось покопаться в чужой земле. Желание сидеть в библиотеках и читать пыльные тома было делом гораздо менее прибыльным... да и мысль о том, что сынок наконец запачкает ручки, доставляла удовольствие.
В конце концов Шеридан влюбился в Египет, а не в археологию. Его пленили пирамиды, а путешествие по Нилу на красивом пароходе доставило ему неземное удовольствие. Почему людям хочется все свое время тратить на раскопки под палящим солнцем? Можно же просто, подмазав кого-то, получить самые баснословные сокровища, привезти их домой, где держать в качестве трофея или выгодно продать.
Примерно в это время, когда дом начал наполняться амулетами и саркофагами, рассерженный и больной туберкулезом Эдвард прекратил свое земное существование, в замешательстве глядя на маску Анубиса, бога с головой шакала, покровителя кладбищ и бальзамирования, которая каким-то мистическим образом оказалась над его постелью.
Вскоре после смерти отца Шеридан познакомился с Сесиль Жубе, парижским модельером, которая попросила разрешения посмотреть знаменитую коллекцию и свободно воспользоваться ее мотивами, красками и «духом» при создании новой линии дома Мирбора. Эта крошечная страстная французская девушка, проводящая рукой по бронзовым безделушкам, пристально глядящая на плиты с иероглифами и держащая драгоценности на весу, чтобы через них проходил свет, напомнила Шеридану великую Клеопатру. Месяцем позже он женился на мисс Жубе и полностью попал в плен ее мира моды и интерьеров, навеянных Египтом.
Нынешняя фаза существования Шеридана, как нового владельца «Тутанхамона», наступила после преждевременного и резкого разрыва его брачных уз. Сесиль, покончив с Египтом, увлеклась ориенталистикой и французским университетским профессором, обладавшим обширной коллекцией китайских произведений искусства.
– Как непостоянны девушки, – простонал Шеридан, тяжело опираясь на цинковую стойку бара в парижском клубе «Койот». – Меняют мужчин как перчатки.
– Courage, mon ami. – Моник, управляющая «Койота», похлопала его по плечу и протянула еще один бокал. – Тебе нужно заняться каким-нибудь интересным делом, и ты забудешь ее. Беда в том, что у тебя нет мечты! А вот я... у меня есть мечта, но нет никаких средств к ее осуществлению. Мы можем помочь друг другу, mon ami! Vous comprendez?
– Она ужасно сегдится на меня. – Шеридан указал пальцем в сторону Моник, приветствовавшей в дверях посетителей. – Ты поможешь мне ее уговогить?
– На что же она сердится?
– Ах, она всегда сегдится! – Шеридан округлил глаза. – Хочешь знать, кого она мне напоминает? Мою старую няню. Вогчливую игландку. Помнишь? Она била меня кочеггой!
– Моник?
– Моя игландская няня. Ну, ты же помнишь ее, Ггейс! Большой нос с богодавками и все такое.
– Да.
Она представила себе Шеридана, Нэнси и себя детьми, играющими вместе, пока их родители внизу обедали и обсуждали взрослые проблемы. Шеридан всегда любил бывать у Резерфордов из-за их более сговорчивой няни и кукольного чайного сервиза, который ему, как мальчику, иметь не разрешалось. Они с Нэнси любили, когда он приходил. Шериданом было легко командовать, потому что он был на несколько лет моложе их. С тех пор в нем произошла единственная перемена: сегодня он никому не позволял командовать собой. Вероятно, кроме Моник. Во всем остальном он остался таким же, как в детстве.
– Странно, – немного помолчав, промолвила Грейс. – Я отлично помню твою няню, но не помню носа с бородавками.
Он хлопнул рукой.
– Ну, вегоятно, это была поэтическая вольность! У нее обязательно должен был быть нос с богодавками. Я думаю, все дело в змеях.
– В змеях?
– Вот за это Моник на меня и сегдится! Я встгетил стагого знакомого, заклинателя змей, габотающего в большом цигке. Он уступил мне пагу довольно больших питонов по очень выгодной цене. Я думал, они будут ползать по дому, виться вокгуг агтефактов. Вообще, создавать экзотическую атмосфегу.
– Шеридан! Неудивительно, что Моник на тебя сердится! Скажу тебе начистоту: если змеи начнут ползать по этому клубу, моей ноги больше здесь не будет!
– Вот вгедная! Ты не лучше Моник! Питоны же не кусаются. У них даже нет яда. Так сказал этот пагень. Яд выдавливают только из ядовитых змей.
Грейс кого-то заметила.
– Маргарет! Она здесь! Шеридан неодобрительно фыркнул.
– Догогая, ну как ты могла пгитащить в мой клуб такую невзгачную девицу? Она похожа на секгетагшу. Выпговоди ее, пожалуйста, а с тобой мы увидимся позже.
С этими словами он удалился, оставив Грейс наедине с ее негодованием по поводу появления Маргарет.
– Тяпнем? Я хотела сказать – выпьем? – спросила она Маргарет, тихо опустившуюся на освободившееся место Шеридана.
Маргарет помотала головой:
– Я не останусь. Уже поздно. Завтра на работу и вообще... Я просто должна была прийти и рассказать вам, что произошло.
– Ну?
Хитрая улыбка.
– Он был там, в толпе. Я его заметила. На нем были искусственная борода и усы, но меня не проведешь!
– Правда?
– Я подошла и похлопала его по плечу: «Мистер О'Коннелл, не подпишете ли вы мне книгу?»
– Ну а он?
– А он аж вздрогнул! Затем отвел меня в дальний угол комнаты и пообещал подписать, если я не выдам его инкогнито.
– А зачем ему понадобилось скрываться на собственном выступлении в этом дурацком обличье?
– Он сказал, что совершенно случайно узнал о готовящемся собственном выступлении и не смог устоять перед искушением прийти инкогнито и посмотреть, что же будет происходить.
Грейс фыркнула.
– Чего он ожидал? Собирался сидеть в публике и смотреть на свое выступление?
Маргарет пожала плечами:
– Полагаю, он думал, что это что-то новенькое. По-моему, он любит новшества.
– Наверное.
– Вам хорошо говорить! Вы сами скрывались под этим рыжим париком!
Фырканье. Девушка опять перешла границу.
– Посмотрите! – Маргарет вынула свой экземпляр «Видения» и открыла на форзаце. «Маргарет, симпатяжке из симпатяжек. С восхищением. Декстер О'Коннелл». Видите, он мной восхищен! – В ней все сейчас дышало самодовольством. – Из всех, кто пришел на его выступление, я единственная его узнала! Так что во всем мире единственный человек понимает, как я очаровательна!
– Что ж, уверена, вам это очень приятно! – Грейс почувствовала, как у нее задергалось веко.
– Вы ревнуете! Послушайте, не надо! Он просил меня кое-что передать вам.
Возникла раздражающая тишина, вероятно, Маргарет растягивала удовольствие.
– Ну? Что он сказал?
Господи, как же Маргарет любит хранить тайны!
– Он сказал: «Передайте вашей подруге, что притворная скромность ей не идет». И протянул мне это. – Она вынула из сумочки запечатанный конверт и бросила его на стол.
Грейс взяла конверт. Он был тяжелым, и в нем прощупывался знакомый силуэт.
– Это ключ, да? – спросила Маргарет. – Должно быть, от его номера в отеле? Что вы будете делать?
– Он самый высокомерный, бесцеремонный человек, которого я когда-либо встречала. – Грейс не стала распечатывать конверт. – И мне надоели его игры.
– Так что вы будете делать?
– Верну это ему. – И она спрятала конверт в сумочку. – А теперь вам лучше уйти, правда? Завтра рано на работу.
– Наверное, так. – Похоже, Маргарет очень хотелось передумать и, в конце концов, выпить. – Так я оставлю вас одну?
– Вовсе нет!
Это был Джон Крамер, стоявший рядом с их столиком. Крамер с широкой улыбкой на лице, а вот выражение его карих глаз было едва различимо при тусклом освещении клуба.
– Что вы здесь делаете? – В голосе Грейс почти звучала паника. Она старалась успокоиться.
Маргарет переводила взгляд с одного на другую, но потом остановила его на лице Крамера.
Он ей понравился, поняла Грейс. Она оглядела женщин, сидящих за ближайшими столиками: большинство из них тоже с интересом смотрели на него.
– Я решил, что мне стоит принести вам это! – Он извлек из-за спины ее рыжий парик и шляпу. – Полагаю, вы обронили это по дороге сюда!
– Вы следили за мной?
– Не совсем. Впрочем... фактически можно сказать и так. – Крамер немного покраснел. – Меня заинтриговала ваша маскировка. И я подумал: «Место, куда она направляется, наверное, достойно таких уловок. Давай-ка выясним!»
Крамер замолчал. Маргарет неуклюже помахала им обоим, что-то пробормотала и ускользнула.
– Этот человек беспокоит тебя, Ггейс?
Вернулся Шеридан. Мужчины широко заулыбались и обменялись рукопожатиями и возгласами типа «Сто лет не видел тебя, старик!». Шеридан отпустил какую-то шутку насчет парика и шляпы и убрал их. Крамер принялся расспрашивать его о «Тутанхамоне», а официант поставил на столик еще три «Луксорские ящерицы».
– Я познакомился с этим стагым хгычом в Каиге много лет назад. Он... Что ты делал в Каиге, Джон?
Крамер пожал плечами:
– Просто отдыхал.
– Ты читала что-нибудь из его шедевгов, Ггейс? Он, между пгочим, очень хогошо интегвьюигует людей. Гасполагает к себе и заставляет выкладывать ему все секгеты!
– Довольно, Шеридан! – Крамер закурил.
– Несколько лет назад он пгоизвел фугог своим интегвью с пгезидентом Гагдингом. Ты слышала об этом? Тот по уши поггяз в скандалах с любовницами и с «Типот-доум». Можно подумать, что самое последнее, чего он хочет, – это поговогить с человеком вгоде Джона. Все так откговенно. Как он сказал, Джон? «Я сумею спгавиться с втагами. Это из-за дгузей я не сплю ночами».
– Что-то вроде этого.
– Ггейс тоже в некотогом годе жугналистка, ты это знаешь, Джон?
– Шеридан...
– Она ведет колонку Дайамонд Шагп в «Гегальд». Она ужасно популягна, наша шалунья Ггейс! – Однако, взглянув на нее, он спохватился: – О господи! Кажется, я совегшил пгомах! Видишь, как она на меня смотгит? Словно хочет задушить меня или пгибить на месте! Я забыл, что ее габота в «Гегальд» – ужасный секгет!
Эстрадный оркестр заиграл хороший быстрый чарльстон. На лице у Грейс застыла улыбка.
– Хотите потанцевать, Джон?
Они с Крамером кружились и брыкались на танцевальной площадке, и она чувствовала, что на них смотрят. Грейс всегда была неравнодушна к хорошо танцующим мужчинам, как никогда не любила плохих танцоров. Они двигались почти прижавшись друг к другу, она обняла его за шею, понимая, что со стороны они похожи на влюбленных. Был только один человек в Лондоне, который так же хорошо вел ее в танце.
Ей пришлось напрячь все усилия, чтобы отогнать навязчивые воспоминания и успокоиться.
– Похоже, вы проводите много времени с моей сестрой, – бросила она, возвращаясь к своему столику.
– Нэнси славная женщина. Но вам это известно. Мы подружились.
Грейс вынула сигареты и предложила ему закурить.
– Она пережила тяжелую утрату. Я знаю, что вас тоже постигла эта участь.
– Так она вам рассказала? О моей жене?
Теперь Грейтс заметила, что он совершенно трезв. А ей ударил в голову хмель! Проклятые коктейли! Он-то к своему даже не прикоснулся! Полный бокал стоял на столе. Грейс протянула руки к Крамеру.
– Моя жена умерла пять лет назад, – спокойно заметил он. – Но это не имеет никакого значения. Я говорю о времени. Все эти разговоры о том, что время лучший доктор, – лишь пустая болтовня. Легкое утешение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42