Когда они лежали вместе и ее голова покоилась на его груди, Грейс опять поймала себя на том, что хочет расспросить его о смерти Евы и сравнить его рассказ с версией Крамера. Ведь тот предполагал, что она разделяет его подозрения относительно О'Коннелла. На самом деле, чем больше она об этом думала, тем большую симпатию испытывала к своему любовнику. Он оказался втянутым в историю чужого сумасшествия, в чужую трагедию. И эта трагедия до сих пор преследует его в лице безутешного Крамера. Она даже не могла больше сердиться на него за то, что он рассказал ей странную ложь о сделке, когда она поделилась своей тайной о романе с Джорджем. Скорее всего, он не поддержит разговор и ничего не расскажет ей о том, что произошло в том гостиничном номере. Грейс начинало казаться, что самоубийство Евы сыграло свою роль в пятилетнем уединении О'Коннелла.
Сейчас ей хотелось взять его за руку и рассказать все, что ей известно, прижаться к нему тихо и крепко. Сказать ему, что между ними не должно быть недомолвок, что он может доверить ей самые болезненные и личные факты. Но тогда и ей придется рассказать, откуда ей стало известно о самоубийстве Евы: она откровенничала с Крамером, его врагом!
В конце концов ее одолела усталость. По-прежнему обнимая друг друга, они заснули. Последней сознательной мыслью Грейс было: «Я правильно поступила, приехав сюда с ним. Правильно».
Глава 4
Спускаясь по лестнице в халате, Грейс напевала себе под нос. Она весело предвкушала прогулку по пляжу, купание среди скал, собирание драгоценных камушков и ракушек, о существовании которых мгновенно забываешь, а затем, неделю спустя, находишь их в самый неподходящий момент, например в вестибюле хорошего ресторана, и, вынимая их из кармана, просыпаешь песок на ковер.
«Нам нужна собака, – думала Грейс, направляясь в столовую. – Она бы бегала, плавала, обрызгивала нас водой, а мы бы бросали ей в воду палочки. Интересно, а нельзя ли взять собаку напрокат?»
Но потом...
За столиком вместе с О'Коннеллом сидели еще четверо. Они ели вареные яйца и треугольные тосты с маслом, запивая их чаем.
– Это Грейс, – представил О'Коннелл. – Дорогая, кажется, ты уже знакома с Сэмом? – Он указал на их хозяина, Сэмюэла Вултона, который, поглаживая свою эспаньолку, насмешливо смотрел на них.
– Не совсем. Впрочем, очень рада познакомиться! Боже, как это отвратительно! Спуститься в столовую в халате!
Рядом с Вултоном сидела хрупкая женщина с прозрачной кожей и выпуклыми глазами. Напротив – коренастый лысый мужчина в очках и женщина с вьющимися светлыми волосами, изогнутыми бровями и крошечным носиком.
– О, я уверен, мы знакомы. Не были ли вы на довольно утомительной вечеринке в «Сайросе», мисс Резерфорд? – Вултон не мог оставить свою бородку.
– Была. – Повернувшись к О'Коннеллу, Грейс чувствовала, как краснеет. В своей колонке она назвала эту вечеринку «тошнотворной». Что еще она писала в этой колонке? – Мы ведь в ту ночь познакомились, не так ли, дорогой?
– Какой из тебя замечательный Купидон, Сэмми! – Эти слова исходили от прозрачной женщины. – Меня зовут Верити. А это моя сестра Бэбс и ее муж Сесил. Ах, это моя вина, что мы не представились! Когда Сэм упомянул, кому он предоставляет дом, я сказала, что мы обязательно должны приехать сюда и составить вам компанию! Мы все просто умирали от желания познакомиться с вами. Зануда Пат все скрывал от нас! Можно мне называть вас Грейс? Или вы предпочитаете Дайамонд?
– Верити! – Сестра подняла изогнутые брови так высоко, что они чуть не дошли до верхней линии лба. – Ты ее ужасно смущаешь. Простите нас, Грейс! Мы ведем себя по-простецки и, кроме того, ужасно ревнуем за то, что вы подцепили Пата! Он ужасный грубиян, но так красив! Мы все его очень любим.
– Не слушай их! – О'Коннелл наслаждался вниманием к себе. – Мои грубиянские дни давно прошли.
– Так ли это, Пат? – Грейс хотелось убить О'Коннелла. – Ты в этом уверен?
– Дорогая! Неужели ты сомневаешься в моей искренности? – О'Коннелл приложил руку к сердцу.
– Мы ручаемся за Пата, правда, Сэм? Его характер улучшился. В те годы, когда мы его узнали, он не был таким потрясающим.
Вултон погладил бородку.
– Это правда. Ну, не с тех пор, как... – Он оборвал фразу. – Добро пожаловать в наш маленький кружок, Грейс! Мы дружеская компания, вы увидите. Недостаток лоска мы возмещаем теплотой и остроумием!
А! Вот что она еще говорила в колонке: «Книжному миру не хватает лоска».
– Знаете, я уверена, что мы где-то раньше встречались, – заметила Бэбс, нахмурив брови. – И совсем недавно.
После завтрака Грейс вернулась в спальню переодеться. Увидев из окна двух спаниелей Вултона, тявкающих в саду, она подумала: «По крайней мере, теперь у нас есть собаки!»
О'Коннелл, хихикая, вошел в комнату.
– Грейс, ты бы видела свое лицо!
– Каким же оно было? Охваченным ужасом? Гневным? Смущенным?
– И тем, и другим, и третьим! – Он подмигнул ей так, что у нее возникло желание шлепнуть его по губам, но, собрав все свое самообладание, она сдержалась.
– А предполагалось, что это будет уик-энд вдвоем, только ты да я. Помнишь?
– Мне очень жаль, дорогая! – Наконец на его лице появилось что-то вроде раскаяния. – Впрочем, они очень забавны. Обещаю, они тебе понравятся.
Она села на постель, чтобы натянуть чулок.
– Это его дом. Вряд ли я мог запретить ему приехать сюда. – Он смотрел на ее ноги, пока она натягивала второй чулок.
– Что ж, вероятно, нам следовало поехать в какое-нибудь другое место.
Он сел рядом с ней.
– Ты, конечно, права. В следующий раз я позабочусь о том, чтобы там, куда мы поедем, кроме нас, никого не было. Но сейчас я хотел бы, чтобы ты познакомилась с моими очень старыми и дорогими друзьями. Ты простишь меня, дорогая?
– Как давно ты знал, что они приедут? Почему не сказал мне раньше, а устроил эту неожиданную встречу? Это по твоей вине я вошла в комнату в халате, совершенно неприбранная!
– Ах, милая, это была лишь небольшая шутка! – И снова подмигнул, приведя ее в ярость. – Я искуплю свою вину!
Грейс прицепила чулок к подвязке.
– Скажи хотя бы, почему они называют тебя Патом?
– Что? Это мое среднее имя. Патрик.
– Странно. Думаешь, что хорошо знаешь человека, а потом тебе дают понять, как мало ты его знаешь.
– Тебе известно все самое важное. – Он обнял ее за плечи.
Она отстранилась от него и снова занялась подвязками.
– Знаешь, а ведь я могла бы провести этот уик-энд в Париже. С Джоном Крамером. Я тебе говорила об этом?
– Что?
Слова произвели желанный эффект. Застегнув чулки, она встала и расправила юбку.
– Что слышал! И уверена, уж он бы не допустил появления непрошеных гостей!
– Грейс...
– Не волнуйся! Я выбрала тебя. – И, на полпути к двери, добавила: – Во всяком случае, сейчас.
На пляже в самый разгар дня жарко грело солнце. Погода стояла скорее августовская, нежели майская. Люди сидели в шезлонгах или лежали, растянувшись, на песке, но таких было меньшинство. Трое мужчин в купальных костюмах стояли у кромки воды, бросая камни в воду и состязаясь, кто из них забросит дальше. Собаки бегали и плескались, лаяли и резвились, гоняясь за брошенными камнями.
Неподалеку в тени огромного солнечного зонта сидели и наблюдали за ними три женщины, все в самых дорогих купальных костюмах из летней коллекции «Селфриджа» и похожие на рекламу. Бэбс и Грейс курили сигареты в длинных мундштуках. Большеглазая Верити лениво покусывала песочное печенье.
– Вспомнила, где я вас раньше видела! – воскликнула Бэбс. – В «Саламандре», всего несколько дней назад. Мне следовало догадаться раньше, но я в ту ночь сильно напилась! Просто чудо, что я вообще что-то смогла вспомнить! Мы поговорили в дамской комнате, помните? А потом я видела, как вы разговаривали с Джоном Крамером. Просто удивительно, что вы с ним дружите!
– Удивительно?
– Несколько. Вы знаете о нем и Пате?
– Да... Да, знаю.
– Сесил учился вместе с ними в Йельском университете. И всегда гордился тем, что он единственный человек, сохранивший дружбу с ними обоими.
Они наблюдали за мужчинами, стоящими у воды. Волосатый Вултон, по-прежнему поглаживающий свою бородку; Сесил, сияющий, розовый и пузатый, в шапочке из носового платка, завязанного узлами, прикрывающей лысую голову от палящих лучей солнца; О'Коннелл, высокий, широкоплечий и мускулистый, бросающий собакам палку в море. Вот он повернулся помахать женщинам, зная, что те наблюдают за ним. Все они помахали в ответ.
– Во всем виновата девушка, – сказала Верити. – У них все было бы хорошо, если бы не эта девушка.
Грейс перевела взгляд с одной на другую. Барбара изящно держала сигарету. Верити беспокойно и порывисто жевала печенье.
О'Коннелл вошел в воду, с брызгами нырнул и поплыл все дальше и дальше в море. Они наблюдали за взмахами его рук и головой, то исчезающей в воде, то выныривающей на поверхность.
Остальные двое возвращались на пляж с мокрыми собаками.
– Не понимаю, как он может это делать, – сказал Сесил. – Вода чертовски холодная.
– Ну, ты же знаешь Пата, – заметил Вултон. – Он сделает все, что угодно, только бы не ударить в грязь лицом перед девушками.
Верити вздохнула и вынула из банки очередное печеньице.
Неподалеку на спине лежал человек, прикрыв лицо газетой. На первой странице красовалась фотография небольшого самолета в покрытом облаками и озаренном лунным светом небе.
Вечер, начавшийся с коктейлей на веранде, продолжился камбалой с зелеными бобами, рисовым пудингом, любезно приготовленным Орасом и миссис Орас, и играми. Начали с литературной игры, в которой по очереди брали книгу с полок Вултона. Все должны были написать ложную первую строчку и попытаться угадать настоящую. Протесты, что О'Коннелл имеет несправедливое преимущество, оказались безосновательными, когда выяснилось, что он совершенно не в состоянии скрыть присущий ему стиль.
Затем провели состязание на определение вкуса. Вултон предложил попробовать широкий выбор ликеров и верно их определить. Никто в этом не преуспел, а в конце все лыка не вязали.
Попытка разгадывать шарады быстро закончилась всеобщим смехом, когда Сесил разыграл весь сюжет «Грозового перевала» с энергией и серьезностью, которую нельзя было ни превзойти, ни даже вынести. Игру быстро забросили ради пряток на свежем воздухе под шум моря.
Дикий сад, заросший высокой травой, вьюнком и шиповником, резко спускался и простирался до старой деревянной ограды, ярдов на десять от края утеса. На деревьях под самыми невозможными углами висели потухшие и разодранные китайские фонарики, оставшиеся от какого-то давнего праздника. Ближе к дому земля была более плоской, а трава короче. В центре стоял давно не работающий каменный фонтан. Рядом с ним было посыпанное пеплом пространство, на котором недавно играли в бивачный костер.
Они с пронзительными криками бегали по саду взад-вперед, прячась в траве и за кустами. Останавливались только затем, чтобы еще выпить, и, вероятно, запрокинуть голову, и посмотреть на ясное, бесконечное звездное небо. Бросившись за старый глиняный сарай, Грейс столкнулась с О'Коннеллом, который крепко схватил ее и прошептал:
– Я весь день ждал, когда, наконец, останусь с тобой наедине.
– Ждал? – У Грейс кружилась голова.
– Ты же знаешь, что ждал. Эта компания... они сущие дети. Они сводят меня с ума.
– Правда? А я думала, что они твои старинные и дорогие друзья.
– Ты была права, Грейс. Нам следовало бы отправиться только вдвоем. Мне хочется только одного: быть с тобой наедине.
– Правда?
Он снова поцеловал ее, на этот раз мягче. Когда они разъединились, она улыбнулась:
– Не волнуйся. Я совсем неплохо провожу время. Признаюсь, сначала я нашла Вултона и компанию довольно хитрыми. Но сейчас, когда все вычислила, решила, что они мне нравятся.
– Вычислила?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42