Коля, например, не только стоять, сидеть уже не мог. Говорить он тоже не мог. Единственное слово, которое ещё был способен произнести, не имело определенного значения. Это было его любимое слово "оп-тать". Жена его Инка держала в руках пяльцы с серой тряпкой и удивленно на них таращилась. И все спрашивала, кто спорол половину узора. Да никто не спарывал, просто смотрела с обратной, изнаночной, стороны, а перевернуть пяльцы ни у кого уже соображенья не хватало. Дядя Вова, приведя Олега, сел, выпил и принялся рассказывать, как пил брагу в колхозе - один трехведерную флягу. При этом поворачивался к стене и ей все объяснял и показывал. Только два азербайджанских охранника были более-менее в форме.
Олег понюхал налитое в залапанный стакан пойло. Запах был вполне терпимый. Качественный импортный спирт сивухой не отдавал, в ноздри не шибал и глаза испарениями не резал. Подумав, Олег выпил, закусил огурцом и посмотрел на своих сотрапезников с сожалением.
- Правильно, Мастер, - одобрил его действия охранник Чингиз, малорослый, но крепкий парень с трехдневной сизой щетиной. - А то ты совсем никогда не выпиваешь. Мы думали, ты лечился от запоя. Лечился, да?
- Нет, просто не хочу. Когда выпьешь, это пропащее время. А мне сейчас почему-то жалко время транжирить.
- Когда выпьешь, весело делается, - не согласился с ним Чингиз. - Это радость, а не вот это, которое ты сказал.
- Вон, посмотри на них, - кивнул Олег на собутыльников. - Много у них радости? Больше на животных похожи, чем на людей.
- Человек самое большое животное, - с твердой убежденностью заявил Чингиз. - Человеку чего надо? Пожрать, попить, поспать и бабу. Любой шакал, любой собак только это и хочет. Я правильно говорю, Миша?
- Правильно, - закивал его напарник, которого на самом деле звали не то Махмуд, не то Мехди, - человеку ещё шмотки надо, машину, дом большой. А так - животное. Денег дай, и работать не будет. Тебе дать миллион долларов, ты такой же сразу станешь - пить, есть, валяться...
- А если тебе миллион дать? - спросил Олег, усмехнувшись.
- Мне миллиона мало, - мечтательно сказал Миша, - а вот миллиард... Построил бы дворец, слуг нанял, а сам в гареме пировал.
- Не, я бы остров купил, - встрял в его мечты Чингиз, - там бы дворец себе построил. Жил, как султан.
И они с азартом начали описывать свои апартаменты, соревнуясь, у кого богаче.
ЗАХВАТЧИКИ
Олег, слушая их, только посмеивался. Неожиданно ему послышался какой-то отдаленный гул. Он прислушался. Работал двигатель. Какая-то машина приближалась к ферме. Звук становился все слышней, все гуще. Отрывистое, с подвывом, тарахтенье, частые хлопки. Похоже, дизель. Причем тракторный.
- Слышите? - спросил Олег парней.
Те посмотрели друг на друга, потом на Олега.
- Ну, - подтвердил Чингиз.
- Кто сюда ночью на тракторе может ехать?
- Воры? - предположил Миша и встал из-за стола.
Чингиз, вытирая ладонью губы, тоже вскочил. Обхлопал себя ладонями, словно "барыню" плясал. Задумался, хлопнул напоследок себя по лбу, видно, вспомнил, что искал по карманам. Из кармана висящей на гвозде куртки достал газовый револьвер. Миша тоже держал в руке такую же здоровую "пушку" и разглядывал откинутый барабан. Проверял, заряжен ли, будто так не помнил. Наверное, просто имел дурную привычку вот так без причины играть с оружием, а сейчас уже машинально откидывал и крутил барабан.
Вышедшего из фермы Олега ослепил свет мощных фар, бьющий прямо в глаза. Трактор был уже совсем близко, в сотне метров. Олег прикрыл глаза ладонью, увидел на фоне темно-голубого неба ползущий с пригорка черный силуэт трактора. Лучи фар сползли в сторону, трактор делал поворот. И сразу нарисовался силуэт высокого и длинного тракторного прицепа. И над бортом прицепа мельтешили человеческие тени. Мало того, они вопили, свистели, визжали и топали так, что высокие и громкие звуки прорывались даже сквозь тракторный гул.
Еще через пару минут трактор своротил единственное уцелевшее звено забора, сгреб широкой мордой остатки скирды, подняв волной перепрелую солому, и встал, как вкопанный. Двигатель, рыкнув, сошел на глухое ворчанье и заглох. И тогда со всей отчетливостью раздался кованый топот удалой пляски, и вдарила по ушам отрывистая, исполняемая в полный крик, старинная советская песня:
Ах куда ты, паренек, ах, куда! - Ты! Не ходил бы ты, Ванек, во солда! - Ты!
Это живо напомнило Олегу второй день разгульной деревенской свадьбы, когда самогон и брага уже сделали свое горькое дело, и народ куражится, совсем плохо помня, по какому поводу идет такая пьянка. Поют и пляшут, словно выполняют тяжелую, но обязательную крестьянскую работу. А потом все это мгновенно переходит в жуткую и беспричинную драку. И сейчас был как раз тот самый трудно уловимый момент, когда гульба переходит в побоище. Но Олег почувствовал это каждой клеточкой своего тела, словно принял радиосигнал или, что гораздо точнее, ощутил электрическое поле накатывающейся грозы.
- Эй! Бакланы! - раздался крик. - Приехали!
Песня тут же оборвалась, только один баклан, видимо, заклинило, продолжал молодецким посвистом аккомпанировать и выколачивать сапогами ритм из гулкого днища прицепа. А через борт уже, словно парашютисты, решительно падали пьяные солдаты.
Олег не стал смотреть, как они приземляются, точнее, шмякаются, и быстро отступил под прикрытие бетонных стен фермы. Дверь он за собой захлопнул и задвинул железный засов. Почти сразу же дверь набатно загудела, потому что не только засов был железным, но и она сама тоже. Пьяный военный десант по каким-то причинам оказался совершенно безоружным, а сапогами и кулаками такую дверь не вышибить и целому полку. Поэтому Олег решил, что солдатики перейдут к бесполезной и неопасной осаде, а через некоторое время отступят.
Но солдатики сразу пошли на решительный приступ. С хрустом осыпалось стекло и на бетонный пол упал камень. Окна, на две трети заложенные кирпичом, были хорошей преградой, но не абсолютной. Небольшая рама в верхней части вполне позволяла пролезть человеку, просто ему трудно было забраться так высоко. Но, похоже, нападающие просто забросили в окошко одного из своих. Воин влетел руками вперед и лег грудью на раму с торчащими осколками. Ничего особенно он не почувствовал по причине полной невменяемости. Был он в защитного цвета легкой курточке без погон, напоминающей спецовку, крутил коротко остриженной головой, и в выпученных глазах его не отражалась человеческая мысль.
- Назад ходи! - закричал ему Чингиз и выпалил из газового револьвера.
Воин уставился на азербайджанца. На его юном и глупом лице образовалась пьяная ухмылка, словно знакомого увидел.
- Чечен! - радостного заорал солдат, тыча рукой в сторону Чингиза. Братаны! Чечена поймал!
Тут его, наверное, толкнули снизу в ноги, потому что он резко просунулся вперед и с громким стуком выпал на пол. Следом упали последние осколки стекла из рамы. Но пьяных, как известно, бог бережет. Ничего ему не сделалось. Солдат неторопливо поднялся и пошел вперед, делая медленные широкие гребки руками. Олег сначала подумал, что парень натуральным образом поплыл, но потом понял - боксирует. Норовит в морду кулаком въехать.
Чингиз, отступая, принялся раз за разом методично стрелять из своего газовика. Каждый раз из ствола выплескивался лоскут огня и желто-голубой дымок, но парень продолжал грести прямо на ствол. Наверное, охранника не предупредили, что слезоточивый газ на пьяных и собак не оказывает никакого действия. Может, только злит больше.
Видя, что выстрелы в упор не останавливают храброго русского солдата, а в барабане револьвера остались только стреляные гильзы, Чингиз развернулся и бросился бежать в дальний конец фермы. У Олега вдруг слегка защипало глаза, и он тоже быстренько отбежал. Газовое облако, нисколько не мешающее нападающим, быстро рассеяло всех обороняющихся. Увы, но пресловутый слезоточивый газ практически не действует на пьяных и собак.
Второй охранник, Миша, он же Махмуд или что-то в этом духе, высунувшись из-за бетонной перегородки, кричал:
- Эй! Тебе чего надо!
Пьяный солдат, привлеченный этим криком, сразу переключился на новый объект. Бормоча что-то неразборчивое, но наверняка матерное, он поплыл крупными гребками на Мишу. Тот отступил в темноту и исчез. Лампочка светила только у входа, а остальное помещение длинной метров в полтораста, пребывало во власти ночи.
В окно тем временем ещё кто-то ввалился и, выполняя боевую задачу, отодвинул засов на двери. Осажденная крепость пала, не оказав серьезного сопротивления. В неё ворвались ликующие враги, чтобы по обычаю подвергнуть грабежу. Олегу захотелось догнать Чингиза и надавать по морде. Если бы не его идиотская газовая атака, можно было бы спокойно принимать пьяных бойцов прямо под окном и вязать портянками. Или вырубать. Тем более, что они и так все были в полуотрубе от выпитого накануне для храбрости. Сейчас же приходилось спасаться самим.
Миша уже спасся, где-то затаился. Чингизу пришлось хуже. Убегая в темноту, споткнулся не то о шланг, не то о кабель, и со всего размаха хрястнулся на пол. После чего довольно долго корчился на пыльном бетоне никому не нужный. Никто к нему и не подошел, и не пнул даже слегка. Ворвавшиеся солдаты, а было их человек двенадцать, неожиданно отвлеклись. Они было начали растекаться по ферме, но тут в дверях красного уголка возникла такая же пьяная Инка.
- Мальчики! - позвала она хриплым дискантом. - Что за шум, а драки нету?
- Сейчас организуем, - пообещал ей долговязый худой парень.
Крошечная пилотка каким-то чудом, не падая, висела у него на затылке, словно прибитая гвоздиком. Парень пошевелил белыми бровями на загорелом дочерна лице и, не доверяя собственному зрению, спросил:
- Ты баба, что ли?
- Я - девушка! - одернула Инка засаленное трикотажное платье и гордо подбоченилась.
- Сперва дембеля! - Лопоухий маленький солдатик в ушитой до полной обтяжки форме, в сапогах, съеженных до щиколоток, оттолкнул длинного и бросился к Инке. - Дембель первый у компота!
Через пять секунд истерично хохочущую женщину уже поволокли из угла в угол. Словно муравьи дохлую гусеницу, облепили её солдатики. И так же бестолково дергали в разные стороны. Кто держал за руку, кто вцепился в платье, а кто-то обеими руками стискивал дрябловатую ляжку в темных венах и синяках. Только лопоухий карапуз бегал вокруг, периодически просовывая руку, чтобы лапнуть вялую грудь пьяной женщины, и покрикивал:
- Дембель первый! - Иногда при этом стукал себя в грудь и добавлял: Петр Первый - всегда первый!
Только один солдат продолжал выполнять боевую задачу, не отвлекаясь на мародерство и насилие в отношении мирного населения. Это был тот самый, зря обстрелянный из револьвера. Он целеустремленно продвигался вперед, отыскивая противника. В полумраке он наткнулся на поточную линию розлива жидких продуктов в полиэтиленовую упаковку. Наткнулся довольно крепко, схватился за лоб и, четко разделяя слова, сказал:
- Чечен, падла, убью!
Как на грех, ему под руку подвернулся ломик. Олег с помощью этого ломика при монтаже двигал отдельные громоздкие части агрегата. Так тот и остался прислоненный к станине. Солдат схватил лом и врезал по механизму. Меланхоличный звон прокатился по гулкому пустому зданию, отозвался эхом. Солдат замахнулся снова.
Олег подобного варварства стерпеть не мог. Он столько сил потратил, чтобы наладить технику, а какой-то недоумок принялся её крушить. Олег вынырнул из темноты и от души врезал парню кулаком промеж глаз. Не любил он драться, не его это призвание - живого человека бить, но тут не сдержался.
Пал солдат. Покатился лом по звонкому бетону. Олег остановил его ногой, отнес к стене и там положил. Слышались нестройный топот сапог, визг и хохот Инки, похоже, не понимавшей, кто, куда и зачем её носит на руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63