Тут же сказалась, конечно, склонность населения к мстительности. Некоторых бывших кососотенцев похватали, судили, казнили. Но многим удалось убежать. Когда такие люди убегают, ищи их прежде всего среди разбойников. А разбойники с такими навыками, как у Косой Сотни, на многое способны. Святополку было не до них, а ты ушел обратно в Новгород так поспешно, что чуть ли не половину своих ратников забыл.
— Ну, это… — сказал Ярослав, сверкнув глазами.
— Подожди. Не серчай, князь, прежде времени. У тебя выхода не было, то, что ты сделал, как раз и было единственно правильным решением. Но многие сразу подумали о Косой Сотне. Не в Киеве — в Киеве их ловили и мстили им за прошлые обиды. Подумали другие. Особенно неприятно было бы, если бы остатки Косой Сотни пошли бы на службу к Неустрашимым. Это еще опаснее, чем если бы они стали просто разбойниками. И этого нельзя было допустить. И я постарался, ради памяти о твоем отце, этого не допустить. Что сделано, то сделано. Я нашел… не всех, кто уцелел. Но многих. Я дал им средства, чтобы они не занимались разбоем и не нанимались ни к кому на службу до поры до времени. А чтобы за ними было проще уследить, я их свел всех в одну местность. А недавно они перебрались в Новгородский Славланд, на что им тоже выделены были средства. И обосновались кто где, но, в основном, конечно же, у Черешенного Бугра, поскольку у Черешенного Бугра мало кто спрашивает соседа, откуда он там взялся, что ему нужно, и чем он промышляет.
Жискара эта история весьма заинтересовала. Он пододвинул ховлебенк, на котором сидел, поближе к Александру. Александр поглядел на него, и в ответ Жискар улыбнулся галльской обворожительной улыбкой.
— И ты предоставляешь их в наше распоряжение? — спросила сообразительная Ингегерд.
— Да, — ответил Александр. — Хотя распоряжаться ими трудновато, честно говоря. Лихой народ, ушлый. Но дело свое знают. Так что если ты сейчас захочешь переместиться временно в любом направлении — хоть к своему союзнику Хайнриху, хоть в Сигтуну — не думаю, что у тебя возникнут трудности. Об оплате не беспокойся — им уже заплачено, и будет заплачено еще. Нужно всего лишь, чтобы один из твоих ратников, которые теперь пьянствуют в столовой, сходил к Черешенному Бугру. На самых подступах, справа по ходу, если идти отсюда, есть домик с соломенной крышей, самый маленький. В нем живет некто Гурин, очень неприятный тип. Нужно передать Гурину вот этот свиток, — Александр достал из походной сумы свиток, — и точно указать место сбора. Через час вся лихая ватага будет здесь, под дверью вот этого самого дома. У них у всех есть лошади…
— У всех? — переспросил Ярослав.
— Конечно. Нельзя на такие дела жалеть средства. Их восемьдесят человек. Это не очень много, но достаточно, чтобы обеспечить тебе и твоим друзьям безопасный проход.
— Что же, мне обязательно нужно бежать? — спросил Ярослав, хмурясь. — Странно. Будто всем очень хочется, чтобы я уехал из Новгорода.
— Это тебе виднее, князь, — ответил Александр. — Я тебе в этом не советчик. Мое дело — передать этих людей в твое полное распоряжение. А что они будут делать дальше — на твое усмотрение. Я бы, конечно, на твоем месте переехал бы в Швецию на некоторое время. Война с Киевом все равно будет, большая ли, малая, но будет. Марьюшка так всех науськала друг на друга, что драка обеспечена.
— Да, — хмуро сказал Ярослав.
— Поэтому, если уж драки не избежать — пусть Житник сломает себе на этом шею, а не ты. Война, Ярослав — явно не твое призвание. Ты силен совсем другим. Воевать все умеют, кто-то лучше, кто-то хуже. Здесь, — он вытащил из мешка увесистый кошель и бросил его на стол, — две тысячи гривен. Для Новгорода это прямо какая-то роковая цифра. Две тысячи золотом, для более удобных перемещений — не таскать же тебе деньги в мешках, целую повозку занимать. Вот, в общем, и все. А я пойду, пожалуй. Не люблю я север — это не лето, а насмешка над летом. По ночам то прохладно, то холодно. А лес уже паутиной обрастать начал, скоро август. Желаю тебе, князь, всего наилучшего.
— Погоди. Надо бы нам с тобой поговорить по душам, — сказал Ярослав. — Ты недоговариваешь, Александр.
— Нет времени. В другой раз, князь. Не серчай. Жискар, очень приятно было познакомится.
— Весьма, — заметил Жискар галантно.
— Княгиня, ты прекрасна наружностью и отчетлива умом. Надеюсь, наследник эти качества от тебя переймет.
— Погоди же! — сказал Ярослав.
— Некогда, князь. Дела срочные. До свидания.
Александр быстро вышел. Ударила входная дверь.
Некоторое время они молчали.
— Что будем делать? — спросил Жискар. — Интересный тип какой, славянин с греками смешанный.
Дверь приоткрылась слегка, и в занималовку ворвался огромный черный Калигула. Заметавшись среди людей (Ингегерд вскрикнула) Калигула, которого до этого пугнули ратники в столовой, не знал что и думать об этом нашествии, и куда спрятаться от всех этих незваных гостей. Поскулив, он сделал несколько обманных движений, чтобы отвлечь внимание врагов, и стрелой полетел к боковой двери, ведущей в сад. В саду он грозно залаял, давая понять, что территория принадлежит ему, и чтобы они все убирались, иначе он их разорвет в клочья.
— Дурная порода, — заметил Жискар, дожевывая огурец. — Столько места занимают, а толку никакого. Старые девы таких любят очень.
* * *
Загромыхали кулаком в дверь. Сердитый дьякон Анатолий, собиравшийся поспать перед вечерней службой, пошел открывать. Нужно было завести служанку, но отдельных средств на это главный не давал, а свои Анатолий, будучи скупердяем, берег. Прибирала в доме жена, готовила тоже жена, и пока она не жаловалась на жизнь, со служанкой можно было повременить.
Анатолий, ворча, потянул засовы, два из которых открываться отказывались, пока он не пнул хорошенько косяк, и отворил дверь. Он ожидал увидеть Хелье, пришедшего наконец, чтобы забрать неудобных гостей. Женщины еще ничего — молчали, но мужчина, отвратительный тип, несколько раз делал вылазки в дом, чего-то ища, и приходилось его водворять обратно в подсобное помещение почти насильно, поминутно оглядываясь, боясь, что жена заметит. Ну наконец-то.
Но, к расстройству Анатолия, за дверью стоял вовсе не Хелье. Какие-то ратники, а может и не ратники, с совершенно разбойничьими лицами, с предводителем, маленьким, юрким, с колючими глазами.
— А не заходил ли кто к тебе давеча, святой отец? — спросил предводитель поганым голосом.
— Ты только смотреть! — возмутился Анатолий. — Смотреть нет! Четвертый раз ломиться в церковный дом! Дьякон перед вечерний служба спать должен, набирать сила и мысль! Вы, новгородцы, невежий народ есть! Подлый и мешающий!
— А? — переспросил предводитель.
— Спать я хотеть! Понимать? Все время в дверь — бум, бум! Да что это похоже на кого?! Вот видеть, я пожаловаться главный, а он посадник! Бум, бум без отдых никакой. «Не заходил ли кто», «не заходил ли кто»! Язычник, рожа!
— Да ты не серчай так…
— У меня ответственен перед Создатель! — крикнул скандально и визгливо Анатолий. — Ты в церковь ходить? Ходить, спрашиваю? А? Деньги давать на церковь? А? Отвечай!
— Какие деньги…
— Жадничать? Души спасения не блюдить! Ну погодите, будет возмездывание, всем вам язычникам, и от Создатель, и от посадник! Идти вон!
Он яростно захлопнул дверь. И очень тихо припал к ней ухом.
— Нет, их здесь не было. Упустили! Ну, я головы всем поотрываю! — сказал за дверью предводитель. — Уж не сомневайтесь! Негодяи. Я вам такое, хорла, возмездывание устрою!
Судя по звуку, гости удалялись. Анатолий подождал еще немного и рукавом вытер обильно проступивший на лбу пот. На улице начинало темнеть.
Что же не идет тощий варанг, думал Анатолий, отчаиваясь. Что же он не идет. Я так с ума сойду. Ни о чем думать не могу. Сел было разбирать вяткин перевод, строчки в разные стороны расползаются. Жену в комнате запер, чтобы на улицу не ходила, в подсобное помещение не совалась, не болтала попусту. Орет жена, будто ее розгой охаживают за блуд. Сколько это будет продолжаться? Скоро главный нагрянет, служба вечерняя, вчерашнюю пропустил. Не убили ли варанга? Бедный он, бедный. Спасает женщин. И типа этого. Но, в конце концов, раз он спасает — то и есть это его дело, а не мое. Впутал он меня. Зачем? Несправедливо это. Совсем несправедливо. Так не поступают. Лучше бы денег дал на церковь. Впрочем, он и дал — но не от себя, от князя. А от себя пожалел дать. Хоть и помолился, вроде бы, у алтаря — но не так, как молиться положено, а молчал все время, только губы двигались. Неужто его убили? Куда он пропал? Жалко. Хороший он. Только вот морока от него несусветная.
Через час в дверь снова постучали. Либо опять лихие гости, либо главный, подумал Анатолий, холодея. Темно уж на улице. Он протопал к двери и на этот раз спросил:
— Кто там?
— Это я, — тихо сказал Хелье.
— Ну наконец-то!
Анатолий отпер засовы. Хелье стоял на крыльце, мокрый с головы до ног.
— Как? Почему? — спросил Анатолий, глянув на небо. На небе горели первые звезды, дождя вроде не было.
— Все в порядке? — осведомился мокрый Хелье.
— Нет, очень донимать.
— Женщины?
— Там, но очень хлопотно.
— Ладно. Пойдем. Кормил ты их?
— Кормил, нельзя не кормил. Живые твари.
Зажгли свечу и прошли в подсобное помещение.
— Здравствовать всем, — объявил Хелье.
— Ох, наконец-то, — раздались женские голоса.
— Давно пора, — донесся из угла голос Годрика.
— Уходим, — сообщил Хелье.
— Ты мокрый весь, — Любава первая подошла к нему.
— Это я принял омовение, — объяснил Хелье. — Освежает. Нам пора. Помнишь Явана, Любава? Вот к нему и пойдем. Вдвоем. А эти двое выйдут через церковь.
— Чего, какую церковь? — удивился Годрик.
— Там сейчас служба как раз заканчивается. Народу не то, чтобы много — самые верные только. В городе что-то происходит, посему. По выходе сейчас же повернете направо и еще раз направо. Там дверь, она же боковая дверь молельни. Выйдете в нее, дождетесь конца службы.
— Это не опасно? — спросила Белянка, не зная, как еще выразить свои опасения.
— Головушка моя пропащая, — сказала ничего не понявшая служанка.
— Не перебивайте вы обе, — строго прикрикнул на них Хелье. — Годрик, ты слушаешь?
— Я всегда всех слушаю, — сообщил Годрик, — только ничего толкового давно не слышал. Года три уж как. Но все надеюсь.
— Дир ждет у южной оконечности стены детинца, с лодкой. Погрузитесь и поедете в дом Викулы, к Белянке. Там нас уже искали, поэтому там теперь безопаснее всего. Впрочем, если заметите опасность, езжайте оттуда в Верхние Сосны, к князю. Не обидит, я думаю.
— А что там на улице? — спросил Годрик.
— Народ шныряет туда-сюда. Думаю, проскочите, но старайся все же не привлекать внимания. Иди не очень медленно, но и не беги, и смотри, чтобы девушки не отставали, но и не очень их понукай.
— Это я и так знаю, — сказал Годрик. — А не лучше ли здесь отсидеться, пока они там шнырять перестанут?
— Не лучше. Не может же Анатолий неделю жену свою взаперти держать.
— Я бы помог.
— Годрик, не спорь. Идите. Любава, ко мне.
Годрик, сопровождаемый Белянкой и служанкой, прошествовал мимо, в узкий проход. Белянка, проходя мимо Любавы, отчаянно на нее посмотрела. Любава обняла ее и поцеловала в щеку. Это явно не обнадежило Белянку. Но выхода, очевидно, не было.
Подождав, пока дверь в молельню закроется, Хелье сказал Любаве так:
— Быстрым шагом, не бегом, кратчайшим путем. По дороге придется несколько раз перелезть через изгородь. При этом рот нужно держать закрытым, даже если порвалась понева или ободралось бедро или колено. Совсем закрытым. Как будто нету рта. Дышать только носом.
Любава хихикнула нервно. К образу мыслей Хелье она успела привыкнуть. Но страшно.
* * *
Стук во входную дверь заставил мужчин содрогнуться. Жискар положил руку на рукоять. Дверь отворилась, и трое вздохнули с облегчением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66