Махнул рукой.
— Вам этого не понять, — сказал Чердынский. — Вы молоды. Вам тридцать с чем-то, вы не весите центнер и не носите очки. Наверное, вы меняете женщин чаще, чем белье в постели… А на человека, который любит женщину, вы смотрите, как на сумасшедшего. У вас такая профессия. Вы не понимаете, что это такое, если вам сорок пять и вы любите, любите безумно, до дрожи в руках, а потом приходит сопливый мальчишка на двадцать лет тебя моложе, и она уходит к нему.
Чердынский помолчал.
— Вы знаете, что Яна кололась?
Валерий промычал что-то неопределенное.
— Я впервые встретил ее пять лет назад. Тарск — город маленький. Я пришел в гости к своему другу, старому школьному приятелю. Он тогда в каком-то черном ящике работал. Потомственный технарь-интеллигент. Мне открыла девочка лет четырнадцати. Она была в очень короткой красной юбке и с белым бантом в волосах. Я влюбился. Представьте себе, я влюбился именно тогда. Я тогда работал здесь, в Тарске, в НИИ. Вроде как чего-то курировал. Мне как-то по чину не полагалось совращать четырнадцатилетних, а? Потом я уехал. В Москву на повышение. Потом ушел в коммерцию. Мы работали с «Зарей», собственно, я много сделал, чтобы Санычев получил этот завод. Полтора года назад я был в командировке в Тарске, ехал по улице Мира. Если вы еще не в курсе, это та самая улица, где собираются… Стоит кучка девочек, и я узнаю Яну… Она подняла руку, и я остановился. Сначала я думал, что она совершенно пьяная, а потом понял, что она просто под кайфом. Она зарабатывала так деньги на наркотики. Насколько я понимаю, бандиты это делают специально. Так легче заставить проститутку отрабатывать деньги. Впрочем, это ваша специальность, что я вам объясняю…
Глаза Чердынского за толстыми стеклами очков были усталые и отчаянные.
— Я увез ее с собой. Она хихикала и норовила раздеться. Она меня совсем не узнавала, все повторяла, что я «клевый папик». Я взял ее в Москву, как вы понимаете, уж я-то знал, где ее можно вылечить. Истратил, кстати, кучу денег, но это совершенно неважно. По счастью, ее удалось избавить от наркозависимости. Она начала совсем недавно, после того, как убили ее отца. Тоже какие-то разборки, он, чтоб заработать деньги, пошел в коммерцию и пожаловался в милицию, что его обирают бандиты.
— Чьи?
— Ныне покойного Сыча… Они приехали после его смерти и сказали, что фраер им был по жизни должен. Вот. Я ее вылечил. Снял отдельную квартиру. Когда жена узнала, был жуткий скандал. В конце концов я развелся. Мы с Яной собирались пожениться. Я взял ее в одну из командировок в Тарск. Мы пришли на какое-то мероприятие типа «двадцать лет Тарскому химико-фармацевтическому комбинату». На мероприятии был Игорь Нетушкин. Через три дня она ушла жить к Игорю.
— Когда это было?
— В мае.
Чердынский устало пожал плечами.
— Я скандалил, звонил ей каждый день. Помню, даже перед Демьяном унижался… В общем, вел себя, совершенно как старая стерва, у которой муж ушел к молодой… Какие я имел шансы, а? Игорь моложе меня на двадцать лет и хорош собой, как Антиной… Я за семь месяцев в Тарске только раз был, и то потому что коллега с язвой свалился. И вот позавчера — узнал…
— Только позавчера? Почему?
— Я же говорю. Я был в Сан-Паоло. В командировке. Мерзкий город, одни небоскребы, как пшеница в поле… Мне никто ничего не говорил, я утром звоню Санычеву, и он мне говорит: «Завтра похороны Игоря».
Сазан прикинул. Чтобы на следующий день после Бразилии быть в Тарске, Чердынский должен был бросить совершенно все дела, мчаться в аэропорт, а из московского аэропорта кинуться в Тарск.
— Я так боялся, понимаете. Боялся, что Яна не выдержит. Она нежный, ранимый человек. Сначала отец. Потом — Игорь…
Чердынский сглотнул.
— Не знаю, зачем я вам это рассказываю. Вы ведь ищете убийцу Игоря, так? У меня по всем статьям получается прекрасный мотив… Заказал и аж в Бразилию уехал для алиби…
— Не получается, — сказал Валерий.
Чердынский поднял брови.
— Человек, который отдал приказ убрать Игоря, был тот же самый человек, который вчера отдал приказ убрать меня. Вы этот приказ никак отдать не могли, потому что в это время летели в самолете. Вы во сколько вылетели?
Коммерсант удивленно посмотрел на своего собеседника. Видимо, о мотиве он сказал так, ради красного словца, и не ожидал, что московский авторитет отнесется к его словам со всей серьезностью.
— Ах вот даже как… Вылет был по бразильскому времени в 12.30, это я очень хорошо запомнил, потому что ехал в аэропорт и гадал: успею-не успею. Летели мы через Франкфурт, пересадка была полтора часа, одиннадцать часов разницы плюс четырнадцать часов полета, считая пересадку, прилетел в полчетвертого утра, погрузился в машину и велел ехать в Тарск. Рейс Varig, это их национальный перевозчик, номер, хоть убей, не помню… Погодите…
Чердынский стремительно повернулся и вышел из гостиной. Валерий услышал, как он подымается на второй этаж. Дверь за собой Чердынский не закрыл, и Валерий видел потертый коврик в прихожей и поставленный на попа снегокат. Снегокат был хороший и дорогой и странно не соответствовал потертому полу и клочьям ваты, лезущим из дверной обивки.
Чердынский спустился очень быстро: зашел на кухню и вернулся оттуда с полным судком салата и двумя тарелками.
— Извини, — сказал он, — показалось, что Яна проснулась.
Из шкафа в гостиной коммерсант достал две тяжелые мельхиоровые вилки, выгреб половину салата на тарелку и остаток протянул Валере:
— Хочешь?
— Нет.
— А я хочу. Это у меня всегда на нервной почве.
Чердынский налил себе немного водки, торопливо выпил, закашлявшись, и тут же зажевал водку салатом. В кармане Валерия зазвонил мобильник. Звонок оказался из Москвы — оставленный на хозяйстве зам просил инструкций. Пока Валерий давал инструкции, Чердынский покончил со своей половинкой салата, вывалил на тарелку остаток и умял и его подчистую.
— Тебе такое имя — Колун — что-нибудь говорит? — спросил Валерий.
— Разумеется… Но довольно мало. Я уже сказал — я семь месяцев не был в городе.
Чердынский помолчал и добавил:
— Ты Борщака спроси. Нашего кандидата… У него были какие-то разборки с Колуном, еще когда он таможней заведовал.
— А как получилось, что Колун стал самый крутой в городе?
— Ему помогали. У нас была довольно сильная азербайджанская диаспора, и он ее почти всю вырезал. Не без поддержки милиции. Во всяком случае, года три назад, когда шли бои с азерами, людей Колуна практически не арестовывали, а арестовав — отпускали. Где-то наверху было решено, что если уж иметь бандита, то своего.
— Наверху — это кем? Молодарчуком?
— Думаю, что решения такого уровня принимались губернатором.
— А губернатор умеет принимать такие решения?
— Да. Он, знаешь ли, очень умный человек. Несколько более трусливый, чем ему хотелось бы, но это искупается умом и ловкостью в интригах. Если ты заметил, это практически единственный губернатор родом из демократов, который сохранил свой пост, да еще в «красном поясе». Своего рода региональный Чубайс. Завлаб, который в аппаратных играх клал на лопатки коммунистических зубров…
— Губернатор как-то потворствовал Колуну?
— Трудно сказать. Был довольно скандальный случай, еще в 1993 году, — машиностроительный завод получил кредит из федерального бюджета. Губернатор очень за кредит хлопотал, а кредит весь без остатка ушел Колуну. Жечков вроде бы уволил своего зама… в общем, скверная история. Не знаю, кто кого кидал и с кем делился.
— Почему губернатор стал давить «Зарю»?
Чердынский пожал плечами.
— Хватательный рефлекс. Везде одно и то же. Когда губернатор видит большие деньги, которые идут через завод, он считает, что с ним по жизни должны делиться. Губернатору показалось, что после 17 августа валютная выручка завода возросла вчетверо, а чемоданчик, который ему заносили в кабинет, остался прежнего размера.
— А кроме «Зари», губернатор на кого-нибудь наезжал?
Чердынский помолчал. У него была странная манера говорить — он очень долго думал перед тем, как произнести слово. Валерий наблюдал такую манеру у пьяных, хорошо себя контролирующих. Но Чердынский был не пьян и не под дозой.
— Четыре месяца назад. Пивоваренный завод «Мечта». Три проверки, санэпиднадзор, потом налоговая полиция. Директора Очуева посадили на три года. Место директора занял замгубернатора.
Валерий усмехнулся.
— Такое название — «Приска-Стройкомплект» — ты его слышал?
— Да. Это фирма, которая поставляла заводу оборудование. Она пропала с векселями на крупную сумму, векселя теперь всплыли…
— Я знаю. Кто хозяин этой «Приски»?
— Верховцев. Некто Верховцев, Валентин Петрович, по-моему…
— Он из Тарска?
— Да.
— Уехал?
Насколько я знаю, — сказал бывший врач, — его офис обыскала милиция. На следующий день Верховцев исчез. Кстати, при обыске присутствовал Опанасик — это, так сказать, финансовый консультант Молодарчука. Консильори…
— А какие Верховцеву обвинения предъявили?
— Не знаю. С этим Верховцевым история довольно странная, у него была приличная фирма. Нас не подводила, и другие заводы у нее покупали. Гаибов очень аккуратный человек, дела завода в полном порядке, и никто бы векселей на такую сумму Верховцеву не дал, если бы не его репутация.
Чердынский помолчал.
— Мне правду Демьян сказал, что ты хочешь разыскать убийц Игоря?
— Да.
— И ты приехал ради этого в Тарск?
— А куда я должен был ехать?
Чердынский улыбнулся. У него была грустная улыбка смертельно усталого человека. С кончика светлых усов свисал зеленый, вымазанный в майонезе салатный лист.
— У тебя, Валерий Игоревич, извини, ограниченное мышление. Тарск, Колун какой-то местный, областная милиция… Ты представляешь себе, что такое рынок лекарств?
В представлении Нестеренко рынком лекарств была аптека, куда бабушки ходили за анальгином. Сам Нестеренко в аптеке не был лет пять, а первой и единственной его болезнью за три года была вчерашняя сквозная рана.
— Нет.
Чердынский помолчал.
— Специфика фармацевтического рынка заключается в том, что в фармацевтике нет рынка. Его нет вообще, понимаешь. Чтобы был рынок, должны быть спрос и предложение Так вот — квалифицированного спроса на рынке лекарств просто нет. Если вы приходите к врачу с язвой желудка и он прописывает вам полиен и гастроцепин, вы бежите в аптеку и покупаете полиен и гастроцепин. А если я вам скажу купить реополиглюксин, вы побежите и купите реополиглюксин, хотя реополиглюксин помогает, извините, не язвенникам, а беременным дамам с разными нарушениями…
Понимаешь логику? В мире производится более шести тысяч дженериков, из них — куча более или менее идентичных. Чтобы продавать товар «Зари» на внутреннем рынке, я должен прийти к главврачу больницы и сказать: «Прописывай своим сердечникам наш метацизин, а у кого щитовидка не в порядке, прописывай наш димефосфон, а мы с тобой будем делиться». Девяносто процентов лекарств покупается на бюджетные деньги. Сто процентов медицинского оборудования покупается на бюджетные деньги. Минимальная наценка в этой сфере составляет сто процентов.
— А максимальная?
— Максимальная? Я видел контракт, где рентабельность составляла шесть тысяч семьсот процентов. Когда я стал про этот контракт объяснять министру здравоохранения, мне домой в мое отсутствие кинули гранату.
— Могли и убить, — усмехнулся Валерий.
— Дело было в девяносто втором году. Тогда еще гранаты не летали, как воробьи по помойкам.
— Контракт был по лекарствам?
— По оборудованию. Одна почтенная немецкая фирма поставляла нам по связанному кредиту медицинскую технику времен Второй мировой войны. Самым замечательным прибором там был стационарный рентгенкабинет с низкочастотным генератором, пригодный для диагностики коров и верблюдов, но совершенно противопоказанный людям, потому как низкочастотный генератор порождает крайне вредное излучение…Так вот, за это самое оборудование мы расплачивались дизтопливом, которое стоило тогда, как помню — 340 рублей тонна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— Вам этого не понять, — сказал Чердынский. — Вы молоды. Вам тридцать с чем-то, вы не весите центнер и не носите очки. Наверное, вы меняете женщин чаще, чем белье в постели… А на человека, который любит женщину, вы смотрите, как на сумасшедшего. У вас такая профессия. Вы не понимаете, что это такое, если вам сорок пять и вы любите, любите безумно, до дрожи в руках, а потом приходит сопливый мальчишка на двадцать лет тебя моложе, и она уходит к нему.
Чердынский помолчал.
— Вы знаете, что Яна кололась?
Валерий промычал что-то неопределенное.
— Я впервые встретил ее пять лет назад. Тарск — город маленький. Я пришел в гости к своему другу, старому школьному приятелю. Он тогда в каком-то черном ящике работал. Потомственный технарь-интеллигент. Мне открыла девочка лет четырнадцати. Она была в очень короткой красной юбке и с белым бантом в волосах. Я влюбился. Представьте себе, я влюбился именно тогда. Я тогда работал здесь, в Тарске, в НИИ. Вроде как чего-то курировал. Мне как-то по чину не полагалось совращать четырнадцатилетних, а? Потом я уехал. В Москву на повышение. Потом ушел в коммерцию. Мы работали с «Зарей», собственно, я много сделал, чтобы Санычев получил этот завод. Полтора года назад я был в командировке в Тарске, ехал по улице Мира. Если вы еще не в курсе, это та самая улица, где собираются… Стоит кучка девочек, и я узнаю Яну… Она подняла руку, и я остановился. Сначала я думал, что она совершенно пьяная, а потом понял, что она просто под кайфом. Она зарабатывала так деньги на наркотики. Насколько я понимаю, бандиты это делают специально. Так легче заставить проститутку отрабатывать деньги. Впрочем, это ваша специальность, что я вам объясняю…
Глаза Чердынского за толстыми стеклами очков были усталые и отчаянные.
— Я увез ее с собой. Она хихикала и норовила раздеться. Она меня совсем не узнавала, все повторяла, что я «клевый папик». Я взял ее в Москву, как вы понимаете, уж я-то знал, где ее можно вылечить. Истратил, кстати, кучу денег, но это совершенно неважно. По счастью, ее удалось избавить от наркозависимости. Она начала совсем недавно, после того, как убили ее отца. Тоже какие-то разборки, он, чтоб заработать деньги, пошел в коммерцию и пожаловался в милицию, что его обирают бандиты.
— Чьи?
— Ныне покойного Сыча… Они приехали после его смерти и сказали, что фраер им был по жизни должен. Вот. Я ее вылечил. Снял отдельную квартиру. Когда жена узнала, был жуткий скандал. В конце концов я развелся. Мы с Яной собирались пожениться. Я взял ее в одну из командировок в Тарск. Мы пришли на какое-то мероприятие типа «двадцать лет Тарскому химико-фармацевтическому комбинату». На мероприятии был Игорь Нетушкин. Через три дня она ушла жить к Игорю.
— Когда это было?
— В мае.
Чердынский устало пожал плечами.
— Я скандалил, звонил ей каждый день. Помню, даже перед Демьяном унижался… В общем, вел себя, совершенно как старая стерва, у которой муж ушел к молодой… Какие я имел шансы, а? Игорь моложе меня на двадцать лет и хорош собой, как Антиной… Я за семь месяцев в Тарске только раз был, и то потому что коллега с язвой свалился. И вот позавчера — узнал…
— Только позавчера? Почему?
— Я же говорю. Я был в Сан-Паоло. В командировке. Мерзкий город, одни небоскребы, как пшеница в поле… Мне никто ничего не говорил, я утром звоню Санычеву, и он мне говорит: «Завтра похороны Игоря».
Сазан прикинул. Чтобы на следующий день после Бразилии быть в Тарске, Чердынский должен был бросить совершенно все дела, мчаться в аэропорт, а из московского аэропорта кинуться в Тарск.
— Я так боялся, понимаете. Боялся, что Яна не выдержит. Она нежный, ранимый человек. Сначала отец. Потом — Игорь…
Чердынский сглотнул.
— Не знаю, зачем я вам это рассказываю. Вы ведь ищете убийцу Игоря, так? У меня по всем статьям получается прекрасный мотив… Заказал и аж в Бразилию уехал для алиби…
— Не получается, — сказал Валерий.
Чердынский поднял брови.
— Человек, который отдал приказ убрать Игоря, был тот же самый человек, который вчера отдал приказ убрать меня. Вы этот приказ никак отдать не могли, потому что в это время летели в самолете. Вы во сколько вылетели?
Коммерсант удивленно посмотрел на своего собеседника. Видимо, о мотиве он сказал так, ради красного словца, и не ожидал, что московский авторитет отнесется к его словам со всей серьезностью.
— Ах вот даже как… Вылет был по бразильскому времени в 12.30, это я очень хорошо запомнил, потому что ехал в аэропорт и гадал: успею-не успею. Летели мы через Франкфурт, пересадка была полтора часа, одиннадцать часов разницы плюс четырнадцать часов полета, считая пересадку, прилетел в полчетвертого утра, погрузился в машину и велел ехать в Тарск. Рейс Varig, это их национальный перевозчик, номер, хоть убей, не помню… Погодите…
Чердынский стремительно повернулся и вышел из гостиной. Валерий услышал, как он подымается на второй этаж. Дверь за собой Чердынский не закрыл, и Валерий видел потертый коврик в прихожей и поставленный на попа снегокат. Снегокат был хороший и дорогой и странно не соответствовал потертому полу и клочьям ваты, лезущим из дверной обивки.
Чердынский спустился очень быстро: зашел на кухню и вернулся оттуда с полным судком салата и двумя тарелками.
— Извини, — сказал он, — показалось, что Яна проснулась.
Из шкафа в гостиной коммерсант достал две тяжелые мельхиоровые вилки, выгреб половину салата на тарелку и остаток протянул Валере:
— Хочешь?
— Нет.
— А я хочу. Это у меня всегда на нервной почве.
Чердынский налил себе немного водки, торопливо выпил, закашлявшись, и тут же зажевал водку салатом. В кармане Валерия зазвонил мобильник. Звонок оказался из Москвы — оставленный на хозяйстве зам просил инструкций. Пока Валерий давал инструкции, Чердынский покончил со своей половинкой салата, вывалил на тарелку остаток и умял и его подчистую.
— Тебе такое имя — Колун — что-нибудь говорит? — спросил Валерий.
— Разумеется… Но довольно мало. Я уже сказал — я семь месяцев не был в городе.
Чердынский помолчал и добавил:
— Ты Борщака спроси. Нашего кандидата… У него были какие-то разборки с Колуном, еще когда он таможней заведовал.
— А как получилось, что Колун стал самый крутой в городе?
— Ему помогали. У нас была довольно сильная азербайджанская диаспора, и он ее почти всю вырезал. Не без поддержки милиции. Во всяком случае, года три назад, когда шли бои с азерами, людей Колуна практически не арестовывали, а арестовав — отпускали. Где-то наверху было решено, что если уж иметь бандита, то своего.
— Наверху — это кем? Молодарчуком?
— Думаю, что решения такого уровня принимались губернатором.
— А губернатор умеет принимать такие решения?
— Да. Он, знаешь ли, очень умный человек. Несколько более трусливый, чем ему хотелось бы, но это искупается умом и ловкостью в интригах. Если ты заметил, это практически единственный губернатор родом из демократов, который сохранил свой пост, да еще в «красном поясе». Своего рода региональный Чубайс. Завлаб, который в аппаратных играх клал на лопатки коммунистических зубров…
— Губернатор как-то потворствовал Колуну?
— Трудно сказать. Был довольно скандальный случай, еще в 1993 году, — машиностроительный завод получил кредит из федерального бюджета. Губернатор очень за кредит хлопотал, а кредит весь без остатка ушел Колуну. Жечков вроде бы уволил своего зама… в общем, скверная история. Не знаю, кто кого кидал и с кем делился.
— Почему губернатор стал давить «Зарю»?
Чердынский пожал плечами.
— Хватательный рефлекс. Везде одно и то же. Когда губернатор видит большие деньги, которые идут через завод, он считает, что с ним по жизни должны делиться. Губернатору показалось, что после 17 августа валютная выручка завода возросла вчетверо, а чемоданчик, который ему заносили в кабинет, остался прежнего размера.
— А кроме «Зари», губернатор на кого-нибудь наезжал?
Чердынский помолчал. У него была странная манера говорить — он очень долго думал перед тем, как произнести слово. Валерий наблюдал такую манеру у пьяных, хорошо себя контролирующих. Но Чердынский был не пьян и не под дозой.
— Четыре месяца назад. Пивоваренный завод «Мечта». Три проверки, санэпиднадзор, потом налоговая полиция. Директора Очуева посадили на три года. Место директора занял замгубернатора.
Валерий усмехнулся.
— Такое название — «Приска-Стройкомплект» — ты его слышал?
— Да. Это фирма, которая поставляла заводу оборудование. Она пропала с векселями на крупную сумму, векселя теперь всплыли…
— Я знаю. Кто хозяин этой «Приски»?
— Верховцев. Некто Верховцев, Валентин Петрович, по-моему…
— Он из Тарска?
— Да.
— Уехал?
Насколько я знаю, — сказал бывший врач, — его офис обыскала милиция. На следующий день Верховцев исчез. Кстати, при обыске присутствовал Опанасик — это, так сказать, финансовый консультант Молодарчука. Консильори…
— А какие Верховцеву обвинения предъявили?
— Не знаю. С этим Верховцевым история довольно странная, у него была приличная фирма. Нас не подводила, и другие заводы у нее покупали. Гаибов очень аккуратный человек, дела завода в полном порядке, и никто бы векселей на такую сумму Верховцеву не дал, если бы не его репутация.
Чердынский помолчал.
— Мне правду Демьян сказал, что ты хочешь разыскать убийц Игоря?
— Да.
— И ты приехал ради этого в Тарск?
— А куда я должен был ехать?
Чердынский улыбнулся. У него была грустная улыбка смертельно усталого человека. С кончика светлых усов свисал зеленый, вымазанный в майонезе салатный лист.
— У тебя, Валерий Игоревич, извини, ограниченное мышление. Тарск, Колун какой-то местный, областная милиция… Ты представляешь себе, что такое рынок лекарств?
В представлении Нестеренко рынком лекарств была аптека, куда бабушки ходили за анальгином. Сам Нестеренко в аптеке не был лет пять, а первой и единственной его болезнью за три года была вчерашняя сквозная рана.
— Нет.
Чердынский помолчал.
— Специфика фармацевтического рынка заключается в том, что в фармацевтике нет рынка. Его нет вообще, понимаешь. Чтобы был рынок, должны быть спрос и предложение Так вот — квалифицированного спроса на рынке лекарств просто нет. Если вы приходите к врачу с язвой желудка и он прописывает вам полиен и гастроцепин, вы бежите в аптеку и покупаете полиен и гастроцепин. А если я вам скажу купить реополиглюксин, вы побежите и купите реополиглюксин, хотя реополиглюксин помогает, извините, не язвенникам, а беременным дамам с разными нарушениями…
Понимаешь логику? В мире производится более шести тысяч дженериков, из них — куча более или менее идентичных. Чтобы продавать товар «Зари» на внутреннем рынке, я должен прийти к главврачу больницы и сказать: «Прописывай своим сердечникам наш метацизин, а у кого щитовидка не в порядке, прописывай наш димефосфон, а мы с тобой будем делиться». Девяносто процентов лекарств покупается на бюджетные деньги. Сто процентов медицинского оборудования покупается на бюджетные деньги. Минимальная наценка в этой сфере составляет сто процентов.
— А максимальная?
— Максимальная? Я видел контракт, где рентабельность составляла шесть тысяч семьсот процентов. Когда я стал про этот контракт объяснять министру здравоохранения, мне домой в мое отсутствие кинули гранату.
— Могли и убить, — усмехнулся Валерий.
— Дело было в девяносто втором году. Тогда еще гранаты не летали, как воробьи по помойкам.
— Контракт был по лекарствам?
— По оборудованию. Одна почтенная немецкая фирма поставляла нам по связанному кредиту медицинскую технику времен Второй мировой войны. Самым замечательным прибором там был стационарный рентгенкабинет с низкочастотным генератором, пригодный для диагностики коров и верблюдов, но совершенно противопоказанный людям, потому как низкочастотный генератор порождает крайне вредное излучение…Так вот, за это самое оборудование мы расплачивались дизтопливом, которое стоило тогда, как помню — 340 рублей тонна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55