— Нет, — равнодушно сказал Санычев.
— У меня есть другое предложение. Вы продаете контрольный пакет шведской компании «Ланка-Гештальт».
— Нет.
На этом переговоры между руководством завода и руководством области были завершены.

***
О встрече между губернатором и Колуном начальнику облУВД сообщили около восьми часов вечера.
— По-моему, они глаза друг другу выцарапают, — сказал информатор.
Григорий Молодарчук распорядился отозвать ОМОН от стен «Зари» и заперся со своим финансовым консультантом. Он совещался с ним час, прервавшись только один раз. А именно для того, чтобы вызвать к себе капитана Якова Царькова, известного всей ментовке как лучший спец по Спиридону.
Яков Царьков задержался на полчаса, и, когда Царьков явился, он получил строгий выговор за опоздание.
— Я был на Нефеловской, — сказал Царьков, — там прошлой ночью убили женщину.
Молодарчук вспомнил легшую ему на стол сводку: убийство было обнаружено около полудня, когда работники местного отделения милиции, по просьбе гражданина Смельницкого, приходившегося сожителем гражданке Валентине Ивиковой, вскрыли квартиру Ивиковой и нашли в кухне ее труп.
Происшествие было уже записано в число раскрытых: работники на месте арестовали гражданина Смельницкого, и к вечеру гражданин Смельницкий обязан был признаться. Царьков поехал на Нефеловскую, потому что в соседнем квартале жил один из самых доверенных людей Спиридона.
— И что? — сцросил Молодарчук.
— Женщину убил Спиридон. Он даже не потрудился стереть с дверной ручки свои отпечатки пальцев. И куртка его в спальне валяется.
Царьков подумал и прибавил:
— Она была беременна. Учительница младших классов, тридцать два года.
Молодарчук помолчал. За последние сутки Спиридон убил или пытался убить десяток человек. Но все это были откровенные бандиты и барыги — публика, которую народ тоже не совсем жаловал.
Бессмысленная смерть тридцатидвухлетней учительницы радикально меняла положение. Она показывала, что Спиридон перешел ту грань, за которой кончается добропорядочная уголовщина и начинаются серийные убийства. Молодарчук внутренне подосадовал, что работники местного отделения были настолько ленивы, что не озаботились даже элементарным обыском квартиры. Если бы Молодарчук знал об этом убийстве до продажи векселя, он мог бы поторговаться и выставить Колуну совсем другие условия…
— Надо создавать группу, — сказал Молодарчук, — группу по поимке Спиридона.
— И кто ее возглавит? — уточнил Царьков.
— Ты. Бери, кого хочешь, делай, что хочешь, но Спиридона ты должен поймать в течение суток.
— А если я его в течение суток не поймаю? — уточнил Царьков.
— Тогда его в течение суток Колун убьет, — разъяснил Молодарчук.
Капитан Царьков покинул кабинет начальства со смешанным чувством. Он знал, что Спиридон — опаснейший преступник. Он понимал, зачем его надо взять живым — арестованный Спиридон сдаст Колуна, как в свисток свистнет. Не понимал капитан только одного: почему у него внутри такое ощущение, будто выполняет он не приказ государства, а заказ еще одной преступной группировки?

***
Семен Колунов лежал в широкой белоснежной постели на втором этаже своего роскошного особняка, и рядом с ним лежала Мирослава. Девочка осторожно, как голодный бельчонок, перебирала пальцами на груди любовника, но Колун оставался неподвижным и расслабленным.
Мирослава знала, что Семен уже устал и вскоре заснет. Он вообще мало занимался любовью. Об этом не рассказывал никто и никогда, даже проститутки, с которыми Семен развлекался постоянно, до того как на сцене «Радуги» стала петь Мирослава. Мирослава никогда и не жалела об этом, и ей не с чем было сравнивать, пока не случилась та ужасная пьянка и слюнявый, обрюзгший Спиридон, ухмыляясь, не увез ее в своей машине. Спиридон провел с ней втрое больше времени, чем обычно Колун.
А потом был еще Нестеренко, и, хотя Мирослава не могла вспоминать ту ночь без жуткого стыда, в самой глубине ее таилось еще одно открытие: что Колун в постели был жесток, слишком жесток, словно хотел торопливой грубостью компенсировать краткость.
— Семен, тебя не арестуют? — спросила Мирослава.
— С чего бы?
— Ты поссорился с губернатором. Из-за этого завода. Жечков… он этого так не оставит.
— Губернатор попался, — усмехнулся Семен, — ничего он не сделает. Если он натравит на меня ментов, то, во-первых, менты под меня копать не будут, а во-вторых, окажется, что Жечков защищает завод. А он не хочет его защищать. А если он наедет на сам завод — ну тарифы там повысит или проверками затрахает, то окажется, что Жечков работает на меня. А он не хочет, чтобы про него говорили, будто он работает на меня…
— Я боюсь за тебя. Ты же сам говорил, что с этим заводом что-то не так.
— Со всяким российским заводом что-нибудь да не так. Мне нужен этот завод.
Колун помолчал.
— Что я сейчас? Шушера. Пищевка, водка, я могу половиной области владеть, а без завода я все равно шушера. А я не шушера. Я — Семен Колунов.
— Семен… ты слишком высоко забрался за слишком короткое время. Эта ссора с губернатором… это ошибка.
— Я никогда не совершаю ошибок, — холодно сказал Колунов, — потому и забрался так высоко.
Мирослава вспомнила о Спиридоне. Когда он проиграл ее в карты, — это тоже была не ошибка? Мирославе очень хотелось ребенка от Семена, но, как она ни старалась, она не беременела. Никто никогда не слыхал о детях Колуна. А между тем Семен очень хотел детей. И ни разу в жизни не обратился к врачу за консультацией.
— Я боюсь за тебя, — опять жалобно повторила Мирослава.
Семен внезапно перекатился на постели и прижал девочку к себе.
— Мне нужен этот завод, — сказал он. Тело его неожиданно ожило, жадные губы коснулись груди Мирославы.
Мирославе показалось, что ее берут так же жестко и властно, как фармацевтический комбинат «Заря».
Глава 10
Семен Колунов мирно кушал утреннюю яичницу в роскошной гостиной, выходившей широкими стрельчатыми окнами на бетонный забор, когда сотовый телефон, брошенный рядом с тарелкой, разразился отчаянным писком. Звонил Ивяник: голос его бился в трубке, как залетевшая в комнату птица бьется о стекло.
— Семен Семеныч? Вы слышали? Об арбитраже?
— Что слышал?
— Ох, это не телефонный разговор. Я сейчас буду…
Ивяник приехал через три минуты — он звонил с пути. То, что услышал от него Сема Колун, было просто невероятным.
Решение арбитражного суда о введении временного управления было отменено. Это было еще полбеды. Бедой было основание.
Решение было отменено по иску АОЗТ «Бенарес». Вышеназванное АОЗТ принесло в арбитражный суд векселя с номерами с 0003756 по 0003758, выданные 5 октября 1998 года ОАО "Тарский фармацевтический комбинат «Заря» и полностью идентичные с теми, которые купил Колун.
Собственно говоря, это и были настоящие векселя, а те, что были проданы Колуну конторой под названием «Рейко», оказались искусной, но явной подделкой. Стоит ли говорить, что передаточная надпись в пользу «Рейко» на настоящих векселях отсутствовала, и посему «Бенарес» попросил, во-первых, обанкротить ОАО "Тарский фармацевтический комбинат «Заря» на основании просроченной задолженности по векселям, а во-вторых, отменить все решения по искам, поданным владельцами фальшивых векселей.
Надо ли говорить, что контора «Рейко» испарилась еще до того, как «Бенарес» подал свой иск. И что дружественный Молодарчуку ОБЭП возбудил уголовное дело по факту мошеннической подделки векселей, причем обвиняемым в этом деле, как легко догадаться, был не Гриша Молодарчук, а Степа Ивяник. Проще говоря, областная ментовка кинула областного авторитета на триста тысяч долларов.
Губернатор действительно не осмелился ничего предпринимать ни против «Зари», ни против Колуна. За него это сделали другие.
Спустя полчаса на дачу подъехало еще несколько человек, входивших в ближайшее окружение Колуна. Часть из них были вполне респектабельные управляющие, выисканные им для работы в принадлежащих Колуну структурах, или просто друзья детства, выросшие в удачливых бизнесменов, другие — старые по-дельники Колуна, начинавшие вместе с ним в 1990-м со спортивных костюмов, кроссовок на босу ногу и разбитых в кровь носов тарских ларечников.
Дрожащий от страха Ивяник повторил свой рассказ.
— Они не имели права это делать! — заявил он. — Если временный управляющий назначен, его никто не может снять! Если они считают, что у нас фальшивые векселя, а у них настоящие, они должны прийти ко мне, как к временному управляющему, и потребовать, чтобы я вычеркнул нас из списка кредиторов, а «Бенарес» вписал!
Горячая тирада Ивяника об особенностях российского арбитражного законодательства была выслушана в полном молчании. Никто из присутствующих не сомневался, что Ивяник хорошо рубит в юридических вопросах. Никто из присутствующих не сомневался также, что судья, вынося определение, со страху позабыла не то что арбитражное законодательство, а и как сказать «мама».
— Мы можем доказать суду, что «Бенарес» кинул нас, когда продавал векселя? — спросил Колун.
— Нет. Формально нам его продал не «Бенарес», а какая-то «Рейко», о которой «Бенарес» якобы слыхом не слыхивал. Передаточная надпись на векселе поддельная. Сам вексель поддельный. «Откуда мы знаем, — спросит „Бенарес“, — кто, на фиг, этот вексель подделал?» Но у нас еще куча других долгов, вы же сами знаете.
Колун коротко скривил губы. В течение последних двух месяцев Степа Ивяник, по заранее выработанному плану и через подставных лиц, скупал долги завода. В основном это были старые векселя, выпущенные еще при прежнем директоре. Векселей этих было море, но стоили они дешевле резаной бумаги, так как завод по ним платить отказывался и, как правило, возбуждал против владельца уголовное дело по факту мошенничества. План Ивяника был прост: сначала посадить на завод своего временного управляющего, на основании бенаресовского векселя, а потом уж вытащить из рукава всю старую задолженность, которую временный управляющий внесет в реестр кредиторов.
— Если у нас куча других долгов, — резко спросил Полтинник, — то какого хрена мы подавали иск на основании самого тухлого?
— Потому что эти векселя уже фигурировали в иске, — ответил Ивяник, — и суд признал, что да, завод должен по этим векселям. И мы принесли в суд решение суда о взыскании задолженности, составленный судебным приставом акт о невозможности взыскания задолженности и акт переуступки прав от «Бенареса» к «Рейко» и от «Рейко» к нам. А если бы мы принесли что другое, то в суд пришлось бы звать саму «Зарю». И «Заря» узнала бы об иске.
— Мы могли распознать, что векселя поддельные? — спросил Колун.
— Только если бы мы понесли их на завод на экспертизу, — сказал Ивяник. — Но мы же не хотели этого делать. Это должно было быть неожиданностью, что мы купили векселя.
Колун задумчиво глядел на своего финансового консультанта. Ивяник стал совсем белый. Он вспомнил судьбу своего предшественника, Гриши Старостина. Болтливость Старостина стоила Колуну куда меньше трехсот тысяч баксов, да и не в баксах было дело… Говорили, что труп нашли с зашитыми губами. Интересно, их зашивали у мертвеца или у живого?
— Деньги мы им перевели с концами? — спросил Колун.
— Еще вчера.
Колун тихо, но внятно выругался.
— Это была Степки идея — купить ментовские векселя, — заметил Полтинник.
Холодные голубые глаза Колуна пропутешествовали по комнате и остановились на Ивянике. Степа Ивяник представил себя с дырочкой во лбу и в черном гробу
— Это была идея, которую я одобрил, — сказал Колун, — и Степка тут ни при чем. Надо думать, как выбираться из дерьма, а не кого в нем топить.
Колун встал и принялся расхаживать по комнате.
— Какие у кого будут соображения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55