Гаибов резко повернул голову и что-то сказал Нестеренко, наверное, — что это место депутата Нетушкина, а московский бандит блеснул белозубой улыбкой и проговорил несколько слов. Нетрудно и догадаться, что он ответил…

***
Обсуждение вышло в точности таким, как Жечков и предполагал На трибуну одна за другой вылезали раскормленные хари и лаялись на каждую строчку. Голова тупо гудела, в теле было странное ощущение легкости. С губернатором случалось такое: бывший интеллигент, он по натуре был интровертом и немного неврастеником, передозировка общения была ему противопоказана, и иногда, когда на него давили со всех сторон и требовали: «Давай, давай!» — дело кончалось нервным срывом. Тогда Жечков хамил людям, выслушивал глупые разговоры без улыбки (а это очень важно — даже глупый разговор выслушать внимательно и не закрывать задницей дверь), и каждое слово, произнесенное неприятным губернатору человеком, превращалось в напильник, которым проводили по его истерзанным, обожженным нервам.
Жечков знал, что это значит: что, скорее всего, он подхватил гулявший по городу грипп и сейчас медленно, но верно заболевает. Ему бы надо было лежать в постели с интересной книжкой (Жечков до сих пор любил читать), а не выслушивать пустой и жадный треп. Наконец два часа кончились. В заседании был объявлен перерыв. Депутаты табунком пошли к выходу. К Жечкову наклонился начальник охраны.
— Шеф, тут такое дело… Жена ваша звонила, просила передать, что…
— Виктор Гордеич?
Жечков поднял голову. Перед ним, небрежно сунув руки в карманы светло-серых брюк, стоял Валерий Нестеренко
— Виктор Гордеич, пока перерыв, я хотел бы с вами переговорить…
Бандит не докончил фразы. Жечкова подбросило, как «Ниву» на взгорке.
— А вас кто сюда пустил? — заорал губернатор. — Здесь зал заседаний! Здесь администрация! Да как ты посмел! Григорий!
От губернаторского крика люди замирали и оборачивались. Ошеломленно переглянулись Колун и Гаибов. Директор АО «Автодор» вылупил глаза. Журналисты схватились за магнитофоны, смотавшее было удочки телевидение спешно расчехляло «бетакам». Начальник областного УВД, в числе заинтересованных лиц присутствовавший на обсуждении бюджета, тут же просунулся сбоку.
— Григорий! Ты мне объясни, как дураку, если человек на глазах у всех убивает милиционера, то какого черта он делает здесь? Вы что, совсем совесть потеряли?
— Виктор Гордеич, — спокойно сказал Молодарчук, — для ареста Нестеренко пока нет достаточных оснований.
— Нет оснований?… твою мать! В центре города мочат людей, а у тебя нет оснований?! Да я… да ты…
Начальник охраны Жечкова вовремя сообразил, что происходит что-то немыслимое: грязный, гадкий, оглушительный скандал. Подоспевшая охрана вежливо, но твердо теснила Нестеренко и Молодарчука от губернатора. Тут же подхватившийся референт что-то шептал на ухо Жечкову и едва ли не тянул его за рукав.
— А? Что?
Жечков оглушительно хлопнул дверью и исчез. Нестеренко стоял неподвижный и совершенно бледный. Включенная камера ловила его оцепеневшее лицо с белыми крупными зубами. Молодарчук повернулся к московскому гостю.
— И какого… ты сюда приперся, а?
Подскочивший журналист гкнул под нос Валерию включенный микрофон:
— Валерий Иванович! — (В лицо его местная пресса уже узнавала, а вот с отчеством явно путалась.) — Как вы прокомментируете высказывание губернатора?
Валерий пожал плечами, отвернулся от камеры и вышел в коридор. Колунова уже нигде не было видно. Метрах в трех, около дремлющего охранника, на подоконнике сидел Фархад Гаибов, замдиректора комбината «Заря». Неплохо сшитый костюм как-то удивительно неловко топорщился на мешковатом управленце, глаза за стеклами толстых очков глядели на Валерия немного иронично и с сочувствием. Гаибов беседовал с каким-то одутловатым чиновником, но при виде Валерия немедленно взмахнул рукой.
— Поздравляю, — сказал Гаибов, — с Батькой такое нечасто бывает. Он, наверное, с женой сегодня поругался…
— Я бы на вашем месте уехал из города, — промолвил одутловатый чиновник.
— Не могу, — сказал Валерий, — подписка о невыезде. Кстати, Фархад Гафурович, ты бы не хотел отобедать?
— Нет, — сказал Гаибов, — не хотел бы. А поговорить можно. Даже нужно.
Кабинет депутата Гаибова располагался на том же этаже, что и зал заседаний, и окнами выходил на безбрежную площадь с далекой статуей Ленина. Секретарша принесла обоим собеседникам по чашечке терпкого душистого чая. Таджик выглядел очень усталым и слегка больным, и Валерий вспомнил, что сегодня утром Гаибов, Чердынский и Санычев встречались с доктором Гертцки. Так, во всяком случае, донес приставленный к Санычеву хвост. И судя по всему, беседа эта была невеселой.
— Так о чем ты хотел поговорить? — спросил Сазан
— О многом. В частности, о вчерашних приключениях Алеши Каголова.
— Это кто?
— Охранник, которого избили ваши пацаны. У него, между прочим, треснутое ребро. Он от страха не заметил, когда с ними к Сидоркину шел…
Сазан деланно зевнул.
— Ну подай иск.
— Я лично считаю это нецелесообразным. Между прочим, Сидоркин оставил в комнате записку.
— Какая, на хрен, записка? — пожал плечами Нестеренко. — Мне Муха сказал, там если эту табуреточку поднять, с которой он якобы спрыгнул, так or табуреточки до его ног еще полметра будет…
— То есть вы не считаете, что эго самоубийство?
— Я считаю, что после того, как Игорь позвонил из лаборатории и попросил вызвать ему водителя, Леша Каголов пошел в туалет, а Сидоркин набрал номер, который его просили набрать, и сказал, что Игорь выезжает. И если бы ваш начальник службы безопасности — как его? — дал бы обоим охраниичкам по морде, то сто против одного, что Сидоркин бы раскололся. А ваша служба безопасности работает бездарно. Вашему Каголову красное место в ночном киоске, а не на охране объекта, да и шефу его место там же…
— Я бы не сказал, что Демьян Михайлович доволен твоей прытью, — заметил Гаибов.
— А ты?
Гаибов молчал долго. Очень долго. Глаза его за выпуклыми стеклами очков время от времени моргали. У Гаибова были очень необычные для восточного человека глаза — ярко-синие, почти васильковые, странно гармонировавшие с начинающими седеть волосами и глубокими ложбинками, проложенными временем на лбу и вокруг рта,
— Мне очень хочется отомстить за Игоря. Но я не уверен, что ради этого я готов отдать свой завод бандиту.
— А тебе не кажется, что Игоря именно убили, чтобы завод заполучил другой бандит? Я имею в виду твоего коллегу-депутата.
И снова продолжительное молчание. Гаибов, видимо, привык обдумывать свои слова и не стесняться времени на обдумывание.
— Да, я понимаю… Но Колунов ведет себя странно. Он… я готов был поклясться, что сегодня на сессии он заговорит со мной о заводе и предложит защиту. Но он не предлагал. И Спиридон тоже больше не возникает… Возможно, они испуганы твоим приездом.
— Ты разговаривал с Чердынским?
— Да. Я вчера тоже… заезжал домой к Игорю. То есть к Яне.
— Это реально — его гипотеза насчет… московских конкурентов?
— Тебе видней. Я никогда конкурентов бандитам не заказывал.
Гаибов помолчал.
— Кстати, Фархад, ты на каком заводе работал?
— Я двадцать семь лет был главным технологом на Симаковском химико-фармацевтическом.
— Это где?
— В Челябинской области. Симаково — это такой городишко был, ужасно секретный. Сплошная нефтехимия и органический синтез. По-моему, это единственный город в России, где есть нефтехимический комбинат и нет трубы, по которой к нему идет нефть.
— Почему?
— А бог его знает. Наверное, думали, что через трубу шпион пролезет. Половина тамошних заводов химическое оружие изготавливала.
— И какие у вас там были проблемы?
— Ваши коллеги.
— Да? А мне сказала мать Игоря, что вас иностранцы купили.
— Вас очень интересуют подробности?
— Да.
— Нас действительно купили иностранцы. Посредством некоего Сергея Лисичкина, эмигранта третьей волны. Господин Лисичкин покупал акции через брокерскую контору, зарегистрированную в Петербурге. Контора была совершенно бандитская. Схема была простая. Господин Лисичкин убеждает иностранную компанию, на которую он работает, в необыкновенной ценности именно этого завода. Компания выделяет деньги на закупку акций. Брокеры скупают акции, скажем, по два цента штука и тут же продают их компании по двадцать долларов. Разницу в несколько миллионов долларов господин Лисичкин и господа брокеры пилят между собой.
— И компания ничего не замечает?
— Не сразу. В нашем случае речь шла об очень крупной фармацевтической компании. Четыре миллиона долларов для нее ничего не значили. Это же иностранцы. Им трудно представить себе, что их собственный менеджер может кидать их на несколько миллионов.
— Вы бы могли им это сказать.
— Сказали.
— И что?
— Компания была очень опечалена. Ведь если бы она уволила г-на Лисичкина со скандалом, она бы тем самым признала, что одну из крупнейших фирм мира грубо и нагло обманули. Это было бы плохо для репутации. Поэтому г-н Лисичкин ушел тихо и с превосходными рекомендациями и устроился работать в еще одну фармацевтическую компанию, для которой он тоже купил завод. На этот раз в Саратове. Совершенно тем же способом. Насколько я знаю, сейчас он работает на компанию номер три и покупает завод номер пять. Послужной список у него превосходный. Менеджер по России трех крупных западных компаний и очень богатый человек.
— А завод в Симакове?
— Издох. Господин Лисичкин покупал его с одной конкретной целью — наежить своих собственных работодателей на четыре миллиона баксов, Эта цель была выполнена. Заниматься заводом, на котором прошлого директора избили в подъезде монтировкой, когда он попытался опротестовать продажу акций, никто не стал.
— А второй завод? После Симакова?
— Алицкий? Видите ли, Алицк у нас в Свердловской области, а так как завод был крупный и знаменитый, то у директора сложились доверительные отношения с первым секретарем обкома вышеупомянутой области.
— То есть…
— Да. Секретарь приезжал на завод регулярно, и процедура его приема состояла в том, что они с директором затворялись в кабинете и выпивали там энное количество водки, прошедшей дополнительную специальную обработку на заводском оборудовании. В остальное время водка просто доставлялась с завода и ко двору. Не знаю, кто из них кого споил, но, когда я пришел на завод, директор обычно бывал беспробудно пьян к девяти часам утра, а большая часть остального руководства — к двенадцати. На заводе крали все, что можно, а любая попытка надавить на директора кончалась тем, что он звонил по прямому проводу в Москву и просил к телефону своего старого собутыльника.
В общем, мы с Демьяном бились как рыбы об лед и даже сумели кое-что поправить, а когда пришла пора делиться, выяснилось, что мы, по мнению директора, просто наемные работники и должны быть счастливы, что трудились бок о бок с собутыльником самого президента.
— А здесь?
Гаибов пожал плечами.
— А здесь было все хорошо. Поначалу.
— А почему стало плохо?
— А потому, что в России очень мало людей, которые умеют что-то создать, и очень много людей, которые хотят захавать созданное другими.
— Вы имеете в виду губернатора?
— Давайте поговорим о чем-нибудь другом, Валерий Игоревич. Есть такой старый рецепт — не ищи помощи у дьявола. Потому что он тебя обязательно кинет.
— Дьявол — это я?
— Ну, много чести вас дьяволом называть. Так, «шестерка» у Люцифера.
Нестеренко не шелохнулся. Только уголки внезапно сжавшихся губ побелели и тут же снова расправились.
— Кстати, по поводу дьявола. Вам не очень повезло на прошлых заводах… Неужели здесь за все три года не было никаких проблем?
Гаибов пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55