- Не смейте! - Она вырвала фильм у меня из рук, прижала катушку к
себе.
- Не надо так волноваться, Мэвис, - сказал я. - Мне приходилось
видеть такое...
Мэвис не слушала меня. Бросив катушку на покрытый линолеумом пол,
согнулась над ней, затем мелькнула золотая зажигалка. Она со щелчком
открылась и искрами, но огонек не зажегся.
Ударом ноги я отбросил катушку подальше от женщины, потом сам поднял
ее и положил обратно в коробку. Мэвис с криком бросилась на меня. Кулачки
заколотили в мою грудь.
Я опустил коробку к себе в карман, схватил красавицу за руки.
- Вещество, из которого сделана пленка, иногда взрывается. Спалить
дом и самой сгореть? Для чего?
- Ну и пусть, ну и пусть... Пусти меня!
Итак, мы перешли на ты уже обоюдно.
- При условии, что ты будешь вести себя тихо. И потом: кому нужен
этот фильм? Тебе. Пока он будет у нас, Рико не посмеет рта раскрыть.
- У нас? - удивилась она.
- Ну да... я взял его.
- Нет! Отдай!
- Ты просила помочь. Что я и делаю. Я могу заставить Рико молчать, а
ты не можешь.
- А кто заставит молчать тебя?
- Ты. Если станешь делать то, что скажу я.
- Я не доверяю тебе. Я не доверяю ни одному мужчине.
- Подумай-ка, все ли женщины внушают доверие?
- Ладно, - сказала она через некоторое время. - Ты этот спор выиграл.
- Хорошая девочка Мэвис. - Я освободил ее руки. - Кто такой этот
Рико?
- Я знаю о нем немного. Его настоящее имя - Энрико Муратти, думаю, он
из Чикаго. Он выполнял кое-какие поручения моего мужа, когда они
занимались двухволновыми радиоприемниками.
- А твой муж...
- Давай будем говорить только о том, что имеет отношение к моему
делу.
- Давай. Но есть кое-что, о чем я хотел бы узнать, и оно касается
твоего мужа.
- Узнавай. Но не от меня. - Ее губы плотно сжались.
- Тогда поговорим о Ривисе.
- Кто это?
- Вы были с ним в "Хант-Клабе".
- А, Пэт Риан, - и закусила губу.
- Ты знаешь, куда он в тот раз отправился?
- Нет. Я знаю, куда он мог поехать при подобных обстоятельствах... и
на его похоронах я станцую.
- Для женщины ты неразговорчива.
- Научили.
- Еще один вопрос. Где мы находимся? Мне кажется, это Глендейл.
- Да, это Глендейл. - Она умудрилась, наконец, улыбнуться. - Знаешь,
ты мне нравишься. Ты крутой парень.
- Я использую мозги, чтоб спасти свою шкуру...
Долгие минуты, проведенные в темноте, в тиши уборной, состарили Рико,
даже больше, чем спавший с головы парик, сбили с него спесь. Кожа на лице
обвисла, и выглядел он таким, каким был: слабак мужчина средних лет,
вспотевший от страха и неудобного положения.
Я вытянул его на свет, в холл, освободил ноги, так что связанные руки
он мог теперь держать по верху туловища, и обратился к Рико сверху вниз:
- Ты, кажется, говорил тут недавно о том, что у моего клиента будут
какие-то неприятности, - я кивнул в сторону стоявшей у двери Мэвис. - Все
неприятности, которые ты замышляешь, в первую очередь обернутся против
тебя. Ты забудешь о том, что видел миссис Килборн сегодня ночью. И ты не
расскажешь ни ее мужу, ни кому-либо другому, что она была здесь. Никому! И
запомни: в ее планы не входит натыкаться на твою физиономию в течение всей
дальнейшей жизни.
- Можешь не утруждать себя наставлениями, - вяло произнес он. - Я
знаю, что мне делать.
Я вынул из кармана коробку с пленкой, подбросил и тут же поймал ее.
Его глаза проследили за полетом. Он облизнул губы и вздохнул.
- Лежи спокойно, - сказал я. - Не надо меня бояться. Я не собираюсь
бить тебя, хотя это и доставило бы мне удовольствие. Я не собираюсь также
передавать тебя и этот фильм прокурору, хотя именно такой участи ты
заслуживаешь.
- Это не принесло бы миссис Килборн ничего хорошего.
- Побеспокойся о себе, Рико. Фильм - убедительное вещественное
доказательство шантажа миссис Килборн. Разве она это простит?
- Шантаж? Чепуха! Я никогда не получал никаких денег от миссис
Килборн. - Он покосился, ловя взгляд женщины, но он был будто привязан к
коробке, которую я держал в руке. Я положил коробку обратно в карман.
- Ни один судья, ни один юрист этому не поверит, - сказал я. - Ты уже
внутри ящика. Хочешь, чтоб я прибил крышку?
Он лежал неподвижно секунд двадцать; крутой загорелый лоб сморщился
от умственного напряжения.
- Ящик крепкий, - признал он наконец. - Чего ты от меня хочешь?
- Ничего. Абсолютно ничего. Только не суй нос, куда не следует, и
отойди подальше от моего клиента. В конце концов, такой... молодой парень,
как ты, еще может привлечь к себе благосклонное женское внимание.
Он оскалился, и я счел это улыбкой: он уже улыбался моим шуткам. Я
развязал проволоку на запястьях его рук. С трудом Рико поднялся: суставы
словно закостенели.
- Ты позволяешь ему легко отделаться, - заметила Мэвис.
- Что ты хочешь с ним сделать?
Взгляд серых глаз был смертоносным. Инстинктивно он отшатнулся от
нее, прижался спиной к стене.
- Ни-че-го! - И пошла к выходу.
Но, сказав так, наступила на черный парик и пригвоздила его к полу
позолоченным каблучком. Последнее, что я видел в этой комнате, - Рико
закрывал рукой лысину, а на его лице отражалось полное унижение.
Мы молча дошли до бульвара и остановили проезжавшее мимо такси. Она
сказала, чтоб водитель ехал к "Фламенко".
- Почему туда? - спросил я, когда машина уже двинулась с места. - В
такое время отель закрыт.
- Не для меня. И потом... я должна туда попасть, я заняла деньги на
такси у служащей туалетной комнаты и оставила в залог свою сумочку.
- Да, ничего себе: усыпанная бриллиантами сумочка и ничего внутри.
- Скажи об этом моему мужу.
- Был бы очень рад.
- О нет! - Она отодвинулась от меня. - Ты этого не сделаешь. Правда?
- Он тебя до смерти запугал. Чем? Почему?
- Не задавай мне никаких вопросов. Я... очень устала.
И осторожно склонила голову на мое плечо. Замерла. Я отклонился,
чтобы лучше видеть ее лицо. Серые глаза потускнели. Ресницы накрыли их,
как внезапно опустившаяся ночь. Темные губы блестели. Я поцеловал это
лицо, эти губы и почувствовал, как ее нога ищет мою, а рука скользнула по
моему телу.
Я снова втягивался в водоворот, в омут. Но она и впрямь очень устала.
Она изогнулась на сиденье, сползла с моего плеча на мои руки, вздохнула
и... заснула.
Я высадил ее за полквартала до "Фламенко" и попросил водителя
доставить меня в Грэхэм-Корт. Он что-то спрашивал про то, каким путем
ехать. "В Грэхэм-Корт", - повторил я, и это было все, что я мог сказать. И
голова, и тело захмелели словно после выпитого шампанского.
Долго мы ехали в Грэхэм-Корт, долго искали мою машину, потом я долго
ехал домой, открывал и закрывал гараж, отпирал свой дом... Я с трудом
держался на ногах, я приказал мозгам приказать телу делать, что должно
было сделать, и наблюдал, будто со стороны, как эти приказания
выполнялись.
Электронный будильник показывал двадцать минут пятого. Снимая пиджак,
я ощутил вес коробки с фильмом.
Это уже прошло?
Я присел на край постели и сказал:
- Спокойной ночи, Мэвис.
Не раздеваясь, повалился на одеяло и мгновенно заснул.

13
Пронзительный звон будильника... Еще в полусне я вдруг вспомнил о
дантистах, которые навели меня на мысль про оптометристах, а те, в свою
очередь, вызвали в освобождающемся от сна сознании образ очков с толстыми
линзами, и, стало быть, когда я вскочил с постели, то неизбежно подумал о
своем соседе, Морисе Грэме.
Хильда встретила меня на лестничной площадке третьего этажа, приложив
палец к губам.
Мы вошли в прихожую.
- Не шуми, Морис еще спит, а у него была трудная ночь.
Полная блондинка в теплом домашнем халате, жена с кроличьими глазами,
излучающая доброту, - доброту еврейки, которая нашла счастье в супружеской
жизни.
- Будь добра, разбуди его. Он мне очень нужен. Только на минутку.
- Нет, я не могу этого сделать, - Хильда пристальнее вгляделась в мое
лицо. Единственный источник света находился за холщовой занавесью в
дальнем углу прихожей. - Что стряслось, Лу? У тебя до ужаса плохой вид.
- А ты выглядишь превосходно... Просто чудесно - снова видеть
симпатичных людей.
- Где же ты пропадал?
- Сгонял в ад и обратно. Это место называется Глендейл. Но я никогда
больше вас не покину.
Я поцеловал ее в щеку, пахнущую пальмовым мылом.
Она ответила мне легким дружеским толчком, который чуть не выбросил
меня обратно на лестничную площадку.
- Не делай этого. Морис может тебя услышать, а он ужасно ревнивый. И
потом, скажу тебе, я вовсе не симпатичная. Я - неряшливая домохозяйка и
целых две недели не приводила в порядок ногти. Ты спросишь: почему? Потому
что я ленива.
- Я без ума от тебя и твоих ногтей. Они никогда не царапают.
- Сейчас начнут царапать, если ты не станешь вести себя тише. И не
думай, будто я настолько растаяла от твоей лести, чтобы разбудить его.
Морису надо выспаться.
Морис Грем был ночным репортером. Он знал всех, кто, по
общефедеральным меркам, этого заслуживал, и знал достаточно для того,
чтобы при случае создать специализирующийся на шантаже синдикат. Что
касается Мориса, то не случая такого не представилось, а сама идея
подобного рода никогда бы не пришла ему в голову.
- Послушай меня, Хильда. Я разыскиваю давно слинявшего с родины сына
богатого английского лорда. Убитый горем отец предлагает фантастическую
награду тому, кто сообщит лос-анджелесский адрес этого прощелыги. Вместе с
Морисом мы получим по половине. Если он даст мне адрес, то получит право
на ценный подарок в виде сертификата, на котором красуется портрет
президента Гамильтона и стоит персональный автограф секретаря нашего
казначейства. Видишь?
И я достал из бумажника десятидолларовик.
- Ты говоришь, Лу, как будто читают программу по радио. Даже две
программы сразу, так у тебя все перемешано.
- За то, чтоб занять пять минут личного времени Мориса, из
отведенного на сон, я предлагаю десять долларов наличными. Два доллара в
минуту, сто двадцать в час. Покажи мне кинозвезду, которая получает
девятьсот шестьдесят долларов за восьмичасовой рабочий день.
- Ну ладно, - с сомнением протянула Хильда, - раз тут замешаны
деньги... Магазин, торгующий пластинками, отчисляет пятьдесят процентов
"Квартету Бетховена"... А если Морис не знает ответа?
- Он знает все ответы, разве не так?
Она совершенно серьезно произнесла:
- Иногда я думаю, что так оно и есть. Он знает слишком много, и,
видно, это высасывает из него энергию.
Хильда немного отодвинула штору, тонкая полоска света из прихожей
проникла в спальню, которая была и гостиной. Я увидел, что пол усеян
газетами, стены завешаны полками, ломящимися от книг и катушек с
магнитофонными записями. Самой выдающейся деталью в спальне-гостиной были
рога огромного животного, возвыщавшиеся над комнатой и жизнью ее
обитателей. Напротив окна на непокрытой койке спал, спиной кверху, Морис,
щуплый черноволосый мужчина в пижаме, свет мгновенно его пробудил. Он
перевернулся на спину, тут же сел, свесив с койки ноги и моргая глазами.
Его глаза, широко раскрытые, напряженно пытались рассмотреть, что
происходит рядом. Уставились на то место в пространстве, которое занимала
моя персона, стараясь сфокусировать взгляд и - без очков - ничего толком
не различая.
- Сколько времени? Кто это?
- Около девяти часов, дорогой. Лу пришел задать тебе один вопрос.
Хильда протянула мужу очки, взяв их с полки над кроватью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35