Он был настолько сумасшедшим, что
хотел взять с собой и Мод, - уехать в никуда, но она... не поехала... Она
была напугана и думала о ребенке, которого носила. Джеймс Слокум захотел,
чтобы она вышла за него замуж, и Мод согласилась.
- А каким образом он появился на сцене?
- Всю зиму Мод печатала для него дипломную работу, его первую драму,
он казался хорошо обеспеченным, а оказалось совсем не так. У него, вы
знаете, хорошо подвешен язык. Он уверял, что Мод нужна ему, что она может
его спасти. Но так получилось, что она не смогла этого сделать.
- Но она пыталась, - заметил я. - Вам следовало бы выполнять мою
работу, мисс Флеминг.
- Вы имеете в виду то, что я умею видеть, что происходит? Да, я умею.
Но что касается Мод... Мы были, как сестры. Мы обсудили с ней все, прежде
чем она ответила Слокуму. Это я посоветовала ей выйти за него замуж. Это
моя ошибка! Я часто ошибаюсь. - Горькая улыбка тронула ее глаза и губы. -
Между прочим, я вовсе не мисс. Я миссис Милдред Краус Петерсон Дэниелс
Вудбэри. Я была замужем четыре раза.
- Значит, вас поздравляли четыре раза.
Она не приняла этого тона.
- Как я уже призналась: я совершила и совершаю ошибки. За большинство
из них я расплачивалась сама. За ту - расплатилась Мод. Они вместе со
Слокумом покинули школу еще до окончания весеннего семестра и отправились
жить к его матери в Нопэл-Велли. Она решила стать ему хорошей женой, а
ребенку - хорошей ма-терью, и ее борьба с собой продолжалась двенадцать
лет. Двенадцать лет!
В сорок шестом году ей попалась фотография Надсона, напечатанная в
"Лос-Анджелес таймс". Лейтенант полиции в Чикаго, он поймал какого-то
беглого преступника или еще кого-то, не знаю. Мод осознала, что она все
еще любит его и что жизнь в Нопэл-Велли - не жизнь. Она приехала сюда и
рассказала мне об этом, я посоветовала ей поехать в Чикаго. Если будет
надо, добираться на попутках. Немного денег она накопила. И она поехала.
Надсон жил один. Неразведенный, но один. Но с ее приезда начиная, он
перестал быть одним.
Так случилось, что начальник полиции в Нопэл-Велли был уволен за
взяточничество. Надсон подал заявление и получил это место. Он хотел быть
рядом с Мод и хотел видеть... дочь. Так все трое, наконец, оказались
вместе. Но... - Милдред Флеминг вздохнула. - У Мод не было в Нопэл-Велли
любовника. До Надсона не было.
- И из этого не вышло ничего хорошего.
- С Надсоном она бы ушла. Но было слишком поздно. Кэти... Самое
неприятное во всей этой истории, что Кэти не нравился Надсон. И она без
ума от Слокума.
- И даже слишком без ума, - вставил я.
- Я знаю, что вы имеете в виду. - Темные проницательные глаза погасли
и снова вспыхнули. - Но ведь она полагает, что Слокум - ее отец. Это...
привязанность дочери. Думаю, лучше ей и впредь так думать. Как вы
считаете?
- Это не мое дело.
- И не мое тоже. Я рада, что не мое. Чтобы ни случилось с Кэти, я
виновата перед ней. Мне стыдно. Она чудесная девочка. Я поеду повидаться с
ней через недельку. Ах да... Я почти забыла - похороны. Где будут
похороны?
- Не знаю. Лучше позвоните к ним домой.
Миссис Флеминг быстро поднялась из-за стола, протянула мне руку.
- Я должна идти - есть работа, которую надо закончить. Который час?
Я посмотрел на часы.
- Четыре.
- До свидания, мистер Арчер. Спасибо, что выслушали меня.
- Это я должен вас благодарить.
- Нет. Я должна была рассказать кому-нибудь об этом. Я чувствую себя
виноватой. До сих пор.
- Виноватой в чем?
- В том, что еще жива, надо полагать. - Она улыбнулась мне какой-то
странной улыбкой и выбежала на улицу.
Я сидел над третьей чашкой кофе и думал. О Мод Слокум. В ее истории
не отыщешь ни злодеев, ни героев. Здесь некем восхищаться и никого нельзя
винить. Каждый причинил страдания и себе, и другим. И каждый потерпел
неудачу. Каждый пострадал.
Воpможно, больше всех Кэти Слокум. Мои мысли и симпатии переместились
от умершей матери к живой дочери. Кэти родилась на этот свет ни в чем не
виновной. Ее отняли от груди и сразу окунули в море ненависти, ее школьные
годы проходили в сущем аду, где ничто не было настоящим, кроме ее любви к
отцу. Который вовсе не был ее отцом.

25
Поездка в Куинто в автобусе, забитом уезжающими на уик-энд любителями
моря, - долгая, медлительная и жаркая. Девушка, источающая запахи пива и
духов, подарила мне рассказ о том, каких успехов она достигла в кегельбане
на двадцатой аллее Вейкики-Боул на Фигара-бульваре. При въезде в Куинто я
поспешно распрощался с ней и, покинув наконец автобус, направился к молу.
Моя машина стояла там, где я ее оставил и где парковаться нельзя.
Квитанция о штрафе была заткнута за "дворник". Я разорвал ее на восемь
частей и бросил все восемь клочков, один за другим, в океан. Я не
собирался возвращаться в Куинто, где моя помощь никому не нужна.
Через перевал - снова в Нопэл-Велли. Главная улица задыхалась в
потоке дневного транспорта и в тисках припаркованных у тротуаров машин.
Одна из них вырулила на проезжую часть и обогнала меня, и тогда я вернулся
и поставил свой автомобиль на освободившееся место. Я прошел квартал до
"Антонио", зашел в ресторан и занял место в конце переполненного
посетителями зала. Антонио увидел меня и кивнул, давая понять, что узнал.
Не говоря ни слова, он обернулся к сейфу и открыл его. Когда он
подошел, чтоб принять мой заказ, в его руках был неуклюжий газетный
сверток. Я поблагодарил Антонио. Он ответил, что "не за что". Я попросил
себе двойной бурбон, который он и принес. Заплатил ему за напиток. Он
помог мне прикурить сигарету. Одним глотком я осушил бокал.
И ушел с деньгами в кармане...

Гретхен Кек стояла у газовой плиты. Наряд был скромно-минимальным:
лиф и спортивные брюки. Соломенные волосы собраны в пучок, который
держался на голове при помощи эластичной ленты. Яичница, подпрыгивая на
сковороде, трещала как автоматический пистолет, превращая в решето и меня
- пулями голода.
Гретхен не замечала меня до тех пор, пока я не постучал по открытой
двери. Увидев, кто пришел, она схватила сквородку и замахнулась ею, как
дубиной. Яичница упала на пол и осталась лежать там, истекая желтком.
- Убирайтесь отсюда!
- Через минуту.
- Вы грязный бык, вы из тех, кто убил Пэта, да? Мне нечего сказать
вам.
- Зато мне есть, что сказать.
- Но только не мне. Я ничего не знаю. Можете убираться!
С занесенной над головой горячей сковородкой, готовая ударить ею или
бросить ее в меня, Гретхен могла бы выглядеть смешно, но - ничего смешного
не было.
Я заговорил быстро-быстро:
- Перед тем как умереть, Пэт кое-что передал мне для вас...
- Перед тем, как вы его убили...
- Да замолчи же и выслушай меня, девочка. Я не могу тратить на
разговоры с тобой целый день.
- Ну, давай завершай свою миссию! Я знаю, легавый, что ты врешь. Я
знаю, что ты хочешь втянуть в свои грязные дела и меня, но я не знаю
ничего!.. Как я могла знать, что он собирается кого-то там убить?
- Оставь ты это и послушай меня... Я вхожу.
- Нет! Я ударю!
Я перепрыгнул через порог, вырвал из ее руки сковородку и силой
усадил девушку на одинокий стул.
- Пэт никого не убивал, можешь ты это понять?
- В газете сказано, что он убил. А ты врешь. - Но голос Гретхен
потерял убежденность, которая так страстно звучала раньше. Губы ее
дрогнули.
- Не следует доверять тому, что ты читаешь в газетах. Смерть миссис
Слокум - несчастный случай.
- Тогда почему они убили Пэта, раз он невиновен?
- Потому что сам наболтал, будто это он убил ту женщину. Пэт слышал,
как полицейский сказал мне, что она мертва. Он отправился к человеку, для
которого работал, и убедил его, что это он, Пэт, совершил убийство.
- Пэт не был сумасшедшим до такой степени.
- Конечно, не был. Он - как хитрая лисица. Ведь босс дал ему десять
тысяч. Пэт оклеветал себя, чтобы получить деньги за убийство, которого не
совершал.
- Господи! - Ее глаза расширились от восхищения. - Я же говорила, что
у него работает голова.
- У него было и сердце, - соврал я, хоть эта ложь оставила на языке
привкус желчи. - Когда он понял, что не сможет сам этого сделать, он
передал мне для тебя десять тысяч. Он сказал, что ты его наследница.
- Что? Он так сказал? - Глаза цвета лепестков кукурузы в упор
поглядели на меня. - Что еще сказал?
Мой язык пошел врать снова:
- Он сказал, что хочет, чтобы ты взяла эти деньги, но при одном
условии: что ты уедешь из Нопэл-Велли куда-нибудь, где сможешь вести
приличную жизнь. Он сказал, что такая жизнь стоит таких денег.
- Я сделаю, как он сказал! - воскликнула Гретхен. - Десять тысяч?
Десять тысяч долларов?
- Совершенно верно. - Я протянул ей сверток. - Не тратьте их в
Калифорнии, иначе кое-кто захочет проследить, откуда они взялиcь... Не
говорите никому про то, что узнали от меня. Поезжайте в другой штат,
положите деньги в банк и купите дом или еще что-нибудь. Пэт хотел, чтобы
Гретхен Кек вот так и поступила бы с этими деньгами.
- Он так сказал? - Гретхен разорвала пакет, прижала к груди яркие
бумажки.
- Да. Он так сказал, - и я добавил то, что она хотела услышать,
потому что не видел причины не сделать этого: - Он сказал также, что любил
вас.
- Да, - прошептала девушка. - Я его тоже любила.
- Теперь, Гретхен, я должен идти.
- Подождите минутку. - Она поднялась, и губы ее дрогнули в попытке
сформулировать вопрос. - Почему вы... Я хочу... я теперь знаю... вы
по-настоящему были его другом, как вы и говорили. Простите меня. Я думала,
что вы полицейский. И вдруг вы... приносите мне деньги от Пэта.
- Забудьте обо всем этом, - сказал я. - Если сможете, уезжайте из
города сегодня же вечером.
- Да, конечно. Я сделаю все так, как хотел Пэт. В конце концов, он и
вправду был шикарный парень.
Я повернулся к двери, не желая, чтоб она увидела мое лицо.
- Всего хорошего, Гретхен.
Эти деньги, разумеется, не обеспечат ее будущее. Она купит норковую
шубку и быструю, как стрела, машину, найдет парня, который украдет шубу и
разобьет машину. Второго Ривиса. Хотя бы они оставили ей после себя что-то
такое, что помогло бы ей потом, через годы, увидеть разницу между этими
красавчиками. Но не было у нее и не будет никаких памятных подарков. Ну
так пусть эти десять тысяч... у меня слишком много собственных денег, для
моих скромных запросов, да и не хотел я иметь ничего, что напоминало бы о
Ривисе или о Килборне...
Миссис Стрэн проводила меня к Джеймсу Слокуму. Это была поистине
мужская комната: обитые красной кожей стулья и иная крепкая, темных тонов
мебель, обшитые дубовыми панелями стены, украшенные гравюрами с
изображениями старинных парусников, окна, похожие на крепостные амбразуры,
которые открывали вид на неподвижное море. Встроенные книжные шкафы
ломились от разнообразных томов и ограничивала их лишь длина и высота
стен. Комната из тех, которые полные надежд матери могут обставить для
своих сыновей.
Сын Оливии Слокум сидел в халате на огромном ложе с пологом. Под
прозрачной кожей лица, казалось, не было ни кровинки. В льющемся сквозь
окна сером вечернем свете он был похож на посеребренную статую. Напротив
него на стуле устроился Марвелл, поджав под себя ногу. Черно-белая доска
из слоновой кости покоилась между ними на кровати.
Оба были поглощены шахматной партией.
Из алого шелкового рукава выглянула рука Слокума, передвинула черного
слона.
- Вот так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35