свои и - пистолета. На широко расставленных
ногах Меллиотс раскачивался вместе с судном. Пистолет был неподвижен.
Просто он переложил его из уставшей руки в другую.
- Можешь передохнуть, Меллиотс, - сказал Килборн. - Мы уже достаточно
далеко от берега, - и снова обернулся ко мне: - Ну, мистер Арчер,
принимаете ли вы мой дружеский дар на этих условиях?
- Я подумаю.
- У меня нет желания торопить вас. Ваше решение очень важно для нас
обоих. - Внезапно лицо его озарилось, как у человека, заслышавшего шаги
возлюбленной. - Полагаю, это мой завтрак.
Завтрак прибыл на серебряном подносе, который был настолько широк,
что еле пролез в открытый люк. Под его тяжестью потел одетый в белый
пиджак мулат-официант. Были поданы приборы, и Килборн отдал дань внимания
каждому блюду. Наблюдая за Уолтером Килборном, нетрудно было понять, что
еда - его истинная любовь. Он ел с огромным увлечением. Кусок ветчины,
четыре яйца, шесть тостов; почки и две гигантские форели; восемь блинов с
восемью маленькими сосисками; кварта малины, пинта сливок, кварта кофе. Я
смотрел на него, как смотрят на гигантских животных в зоопарке, - а вдруг
да подавится и помрет, тем самым облегчив положение нас обоих.
Наконец Килборн откинулся на спинку стула и приказал официанту унести
опустошенные тарелки и чашки.
- Ну, мистер Арчер? - Гурман пустил свои белые пальцы попастись в
розоватых колечках волос. - Каково решение?
- Я еще не обдумал до конца. Разрешите спросить: откуда вы взяли, что
мне можно доверять?
- Вместо того чтобы пачкать вашей кровью руки, я беру на себя
определенную долю риска, это верно. Но думаю, что я могу узнать честного
человека, когда его вижу. Эта способность основа моего успеха, если уж
быть предельно откровенным.
- В ваших распоряжениях есть противоречие, - заметил я. - Если я взял
ваши грязные деньги, то вы не можете полагаться на мою честность в
дальнейшем.
- Сейчас мои грязные деньги у вас, мистер Арчер. Вы добыли их,
благодаря вашей бдительности, вашим усилиям. Честным усилиям. Не для себя.
Но позволю себе предположить, что вы тщательно отмоете эти деньги, прежде
чем их потратить. Конечно, я был бы глупцом, если свое доверие... м-м-м...
не зафиксировал бы документально. Разумеется, вы дадите мне расписку,
подтверждающую реальность оказанной услуги.
- Какой именно?
- Услуги... равной тому, что вы сделали. Будет достаточно просто
написать: "За поимку и доставку Пэта Риана". Тем самым убьем сразу двух
зайцев. Расписка аннулировала бы мою передачу денег Риану, что является
единственной уликой против меня в деле миссис Слокум. И самое главное,
такая расписка защитит меня в случае, если ваша честность поколеблется, и
убийство Пэта Риана дойдет до суда.
- И я буду тогда соучастником убийства.
- И очень активным. Вот именно: мы с вами окажемся соучастниками.
Ловко меня впутывают в это дело. У меня разыгралось воображение, и я
представил себе, как через год, пять, десять лет, мне предложат выполнить
"маленькие поручения" Уолтера Килборна и я не посмею уже сказать "нет".
Во мне закипела ярость. Но ответил я ему благоразумно:
- Я не смогу с достаточной гарантией вытянуть свою шею из петли. В
смерти Риана замешано еще полдюжины человек. Кто-нибудь из них заговорит,
и комбинация разрушится.
- Вовсе нет. Со мной связан только один из них.
- Шмидт.
Брови поползли на его лоб - розовые удивленные гусеницы.
- Вы знаете Шмидта?.. Вы действительно оказались очень деятельны,
мистер Арчер.
- Я знаю его достаточно хорошо, чтобы предпочесть не иметь с ним
больше никаких контактов. Если полиция укажет на него пальцем, он
расколется и все выболтает.
- Я вас понимаю. - Рот херувима опять изобразил успокаивающую улыбку.
- К счастью, вы можете спать спокойно. Оскар Шмидт отбыл сегодня утром...
м-м-м... вместе с отливом. Ради нашего общего блага Меллиотс позаботился о
нем.
Мужчина в льняном костюме теперь сидел на обитой кожей скамье у
переборки. Обнажая белые зубы, сидел и поглаживал ствол своего пистолета.
- Замечательно, - сказал я. - Риан позаботился о миссис Слокум. Шмидт
позаботится о Пиане. Меллиоте позаботился о Шмидте. Да у вас целая
система.
- Я крайне польщен, что она вам нравится.
- Но кто позаботится о Меллиотсе?
Килборн перевел взгляд с меня на вооруженного мужчину, рот которого
снова замкнулся. Пусть Килборн осмысляет наш "треугольник" и с этой
стороны.
- Вы задали весьма пикантный вопрос. Вашу проницательность я
уравновешу откровенностью и сообщу вам, что Меллиотс сам "позаботился" о
себе несколько лет назад. Одна моя знакомая девушка, если быть точным -
моя служащая, исчезла в Детройте. Ее тело обнаружили потом в реке. Некий
частнопрактикующий врач, не имевший медицинской лицензии, имя которого мы
не будем уточнять, разыскивался для дачи показаний. В это время я
направлялся в Калифорнию и предложил ему воспользоваться моим личным
самолетом... Я ответил на ваш вопрос?
- Вполне. Я хотел точно знать, что именно мне предлагали. Теперь я
знаю. И отвечаю теперь: я не хочу!
Килборн недоверчиво посмотрел на меня.
- Вы всерьез намекаете на то, что вам хотелось бы умереть?
- Я думаю покинуть вас. Вы достаточно умны, чтобы понять: убирать
меня прежде, чем вы получите назад свои десять тысяч, - неразумно. Эти
деньги ведь и впрямь расстраивают вас, не правда ли?
- Деньги? Деньги сами по себе для меня ничего не значат. Видите ли,
мистер Арчер, я готов удвоить сумму. - Килборн вытащил из внутреннего
кармана пиджака бумажник с золотыми уголками и выложил из него на стол
десятитысячную купюру. - Но двадцать тысяч - это... это предел.
- Уберите, пожалуйста, ваши деньги мне не нужны.
- Предупреждаю, что ваша позиция в сделке довольно зыбкая, - заметил
мой искуситель уже более сухо. - Она может, колебнувшись, достигнуть
отметки, где ожидаемые доходы окажутся настолько низки, что более дешево и
уместно станет попросту убить вас.
Я посмотрел на Меллиотса. Его горящие глаза были устремлены на
Килборна, а в руке он взвешивал пистолет. Нахмуренные черные брови доктора
ждали ответа на вопрос.
- Нет, пока нет, - сказал ему Килборн. - Чего же вы хотите, мистер
Арчер, если не денег? Может быть, женщин, власть или безопасность? Я мог
бы поискать в моей организации место человеку, которому... доверяю. Я бы
не стал, честно говоря, бросаться такими словами, если бы не
симпатизировал вам.
- Вы не можете мне доверять, - возразил я, хотя страх перед смертью
иссушил губы и сжал мне горло.
- Вот именно это мне в вас и нравится. Определенная, упрямая
честность...
- Вы мне не нравитесь, - сказал я. Или, скорее, прокаркал, прохрипел.
На лице Килборна не возникло никакого нового выражения, только белые
пальцы раздраженно пощипывали друг друга.
- Меллиотс, мы немного задержим мистера Арчера у себя, чтобы он смог
решиться. Где у тебя твой миротворец?
Мужчина в льняном костюме поспешно поднялся. Его рука метнулась в
карман, тут же вынырнула оттуда, раскачивая блестящий кожаный предмет,
напоминавший удлиненную грушу.
Я не успел увернуться.

22
...Я шел по усыпанному галькой руслу высохшей реки. В неподвижном,
ярко раскрашенном небе пролетали попугаи и кричали, словно у них в горле
перекатывалась та же самая галька. Мимо меня неслышной поступью прошла
девушка, от ходьбы ее золотые волосы развевались. Я пополз за ней на
четвереньках, а она обернулась и рассмеялась. У нее было лицо Мэвис, но
смех звучал так же, как крики попугаев. Потом она вошла в темную пещеру,
уводящую куда-то далеко от берега высохшей реки. Ориентируясь на
блестевшие волосы, я тоже ступил во тьму.
Когда девушка снова обернулась ко мне, чтобы засмеяться, лицо ее
превратилось в лицо Гретхен Кек, а красные губы, оказывается, были
красными от крови. Мы находились в коридоре отеля, бесконечном, как время.
Девушка все шла и шла, из-под ног ее поднимались маленькие облачка пыли.
Она забивала мне дыхание и пахла смертью.
Я пробирался вперед по осколкам, усыпавшим потертый ковер. Видел
какие-то фотографии, газетные вырезки и обведенные в черную рамку
некрологи, мятые конверты и стопки любовных писем, перевязанные розовой
ленточкой, пепел и сигаретные окурки коричневого и белого цвета, пустые
бутылки из-под виски, засохшую блевотину и засохшую кровь, жирные тарелки
с холодной, наполовину оставленной едой. За пронумерованными дверями
раздавались пронзительные крики, хихиканье, завывания, стоны, издаваемые в
любовном экстазе, и стоны, вызванные, должно быть, нестерпимой болью. Я
глядел прямо перед собой, шел все дальше, надеясь, что ни одна из этих
дверей не откроется.
Девушка остановилась у последней двери и опять обернулась - это была
Кэти Слокум, она кивала мне, приглашая заходить. Я вошел за ней в комнату,
наполненную ароматом жасмина. На кровати, накрытая черным полицейским
брезентом, лежала женщина. Я убрал с ее лица брезент и увидел, что оно
напрочь покрыто какой-то пеной, - лица вроде и не было.
Я подошел к забранному в переплет окну и распахнул его. Но тут на
двери щелкнула задвижка. Оглянувшись через плечо, я увидел лишенное
каких-либо черт, напрочь обугленное лицо. Я закричал, что не делал этого.
Человек с обугленным лицом направился в мою сторону, и прикосновение его
ног к полу было столь же мягким, как если бы на пол сыпался пепел. Я как
можно дальше высунулся из окна, посмотрел вниз: на улице, далеко внизу,
ползли машины, их движение напоминало муравьиную процессию.
Наконец выскочил из этого кошмара и проснулся.
В голове отчаянно стучала кровь - так тяжелые волны прибоя бьют
методично и сильно в пустынный берег. Я лежал на спине, и подо мной было
что-то и не твердое, и не мягкое. Я поднял было голову, но ослепительная
вспышка боли полоснула меня по глазам. Лежа, я попытался пошевелить руками
- не получалось. Пальцы дотрагивались до чего-то грубого, влажного и
бесчувственного. Некоторое время я лежал, утешая себя мыслью, что эта
поверхность не собственная моя кожа. Виски и щеки щекотал холодный пот.
По комнате разливался желтый свет, исходил он из высокого, забранного
в проволочную решетку окна, пробитого в стене, которую покрывал холст. Я
скосил зрачки, поглядел на свои неподвижные руки и увидел, что они лишены
подвижности при помощи коричневой холщевой рубашки. Ноги были свободны; на
них едва держались брюки, я был в ботинках. Потянув ноги и превозмогая
боль в глазах, я принял сидячее положение. Оказался, таким образом, на
краю койки. А когда, лязгнув, откинулся засов, я поднялся на ноги и
увидел, что распахивается обитая кожей дверь.
В комнату вошел Меллиотс - в белых парусиновых брюках, с обнаженным
от ключиц до пупка торсом, покрытым черными колечками волос, вроде шкурки
персидского ягненка. Густой черной шерстью заросли и его босые ноги,
видные под закатанными до колен штанами.
За Меллиотсом показалась крошечная седовласая женщина.
- Хорошо, очень хорошо, - Меллиотс как бы продолжал с ней разговор.
Потом обратился ко мне: - Еще раз доброе утро. Надеюсь, вы насладились
отдыхом. - Гримаса на его лице должна была изобразить хозяйское радушие.
- В вашем приюте слишком много вшей. Уберите вот это, - я устыдился
своего голоса, который вырывался наружу тоненьким и сухим ручейком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35