Над огнем висел огромный котел, куда помощник засыпал не одну горсть соли и тмина, а затем стал бодро помешивать варево.
Но не это поразило Алена. Не в силах оторвать взора, он уставился на фрагменты человеческих тел. Это были бренные останки двух четвертованных вчера преступников, обвиненных в заговоре против короля. Больше всех надрывал глотку сам палач Джек Кетч, ему вторили и сотоварищи – закоренелые бандиты, перекатывавшие ногами отсеченные головы несчастных, явно соревнуясь, кто дальше. Один из них, схватив голову за волосы, швырнул к потолку, и когда она с леденящим душу глухим стуком шлепнулась на каменный пол, последовал новый взрыв хохота.
Переполненный отвращением Ален отвернулся. Его тошнило. Добравшись до отхожего места, он опорожнил желудок. Тело болело, кружилась голова, и он был вынужден сесть прямо на пол, чтобы не свалиться. Нет, если в ближайшее время его не вызволят отсюда, он непременно свихнется.
Когда приступ слабости миновал, он поднялся и, пошатываясь, побрел к себе в «господские покои». Там его поджидал Иеремия.
– Нет, я здесь кончусь! – в отчаянии пробормотал Ален. – Долго мне этого не вынести. Я знаю, что если…
– Вы не должны так говорить, – перебил его иезуит. – Поверьте, я делаю все, чтобы вытащить вас из этого ада!
Ален молча плюхнулся на кровать и закрыл лицо руками.
– Есть хоть какие-то результаты? – устало спросил он.
Иезуит явно не торопился с ответом.
– Я переговорил с мастером Лэкстоном, – наконец произнес он. – Он утверждает, что Элизабет, дескать, сама велела ему забежать к ним утром как можно раньше.
– И вы в это верите?
– Да нет, не верю, конечно.
Ален рассеянно провел руками по волосам, сальной гривой ниспадавшим на плечи.
– Знаете, я тут на досуге раздумывал об этом негодяе. И пришел к выводу, что он и только он мог изнасиловать Энн. Поэтому и поторопился отделаться от нее. И все здесь сходится. Он ведь считал ее своей собственностью, ему претила сама мысль о том, что мы с ней делим ложе. И на меня тогда набросился из чистой ревности. Помните, я говорил вам, что однажды застал его у себя в доме. Он явился туда, пока меня не было. Когда я спросил Элизабет, что ему понадобилось, она стала убеждать меня, что, дескать, он клянчил у них деньги. Но это было не так. Не деньги его интересовали тогда, а Энн. К ней он и приходил. Подумать только – надругаться над родной сестрой! И к тому же в стенах моего дома! Вот ведь свинья паршивая!
Иеремия кивнул.
– Думаю, вы рассуждаете верно. Возможно, Маргарет Лэкстон знала об этом и однажды пригрозила Мартину, что, мол, если он не оставит в покое Энн, она обо всем доложит отцу. А мастер Лэкстон хоть и грубиян, но человек строгих нравов. И не пощадил бы даже своего сына… кто знает, может, и вовсе выгнал бы его из дому. И еще: так как Маргарет Лэкстон не родная мать Мартина, а мачеха, я считаю вполне возможным, что именно он и убил ее, чтобы таким образом заставить замолчать.
– Да, но как это все доказать?
– Пока не знаю. Но не успокоюсь до тех пор, пока не вытащу вас отсюда.
Иеремия заметил, что Ален подозрительно часто прикладывает ладонь ко лбу и утомленно прикрывает глаза. Он с обеспокоенностью заметил, что лицо его друга горит.
– Голова болит? – осведомился он.
Ален в изнеможении кивнул:
– Просто раскалывается на части.
Дотронувшись до его лба, Иеремия невольно отдернул руку. На мгновение лицо его исказил ужас.
– Да у вас горячка… – сдавленно произнес он. – Вы подхватили тюремную горячку!
В ответ Ален лишь беспомощно улыбнулся.
– Я знаю. Знал еще тогда, когда вы спросили про вшей. Я и заразился от того самого бродяги – вы ведь не станете с этим спорить?
– Нет, не стану. Ничего, вы и ее одолеете!
Ален покачал головой:
– Где там, живым мне отсюда не выбраться.
Иеремия почувствовал, как страх железным обручем сдавил грудь. Схватив Алена за плечи, он посмотрел ему прямо в глаза:
– Я вас не оставлю. День и ночь буду за вами ухаживать, если потребуется, слышите? Умереть здесь я вам не дам! Обещайте, что и вы не сломитесь!
Слова иезуита растрогали Алена. Как он был благодарен ему за дружбу, невзирая на все их размолвки последних месяцев.
– Буду стараться, – пообещал он.
На следующий день Алену стало еще хуже. Он почти не спал, несмотря на усталость предыдущего дня. Боль во всем теле усилилась, став просто нестерпимой, а стоило ему попытаться встать на ноги, как все вокруг вихрем закружилось. Несчастного бил озноб, сменявшийся жаром. Ужасно хотелось пить, но аппетит отсутствовал – изнуренный рвотой желудок не принимал ничего.
Риджуэй апатично лежал на кровати. Приходилось беречь силы. Он отчетливо услышал шаги, замершие рядом, но не было сил даже открыть глаза. Когда чьи-то пальцы стали впиваться ему в горло, он и не пошевельнулся.
– Ну вот и до тебя очередь дошла, Риджуэй!
Голос Мартина вывел Алена из оцепенения. Раскрыв глаза, он увидел перед собой перекошенное ненавистью лицо заклятого врага. Но страха не было.
– Поздновато ты выбрался сюда, – негромко произнес он в ответ. – Тюремная горячка тебя опередила. Так что особенно не хватайся за меня, а не то сам подхватишь заразу.
Мартен Лэкстон отдернул руку будто от огня и с ужасом уставился на Алена.
– Скотина проклятая! – рявкнул он, – Жариться тебе в аду!
Заметив презрительную усмешку на растрескавшихся губах лекаря, Мартин в испуге бросился наутек. Выбегая, он столкнулся с Джорджем Греем, и тот, удивленно обернувшись, посмотрел ему вслед. С озабоченным видом квакер подошел к нарам, где лежал Ален.
– Как твои дела, друг? Все хорошо?
Риджуэй кивнул.
– Что нужно было от тебя этому человеку?
– Хотел убить меня! А потом вдруг до него дошло, что и сам смертен, вот и убежал.
Грей опустился на стоящий рядом табурет, Иеремия попросил его приглядеть за Аленом на время своего отсутствия, и за это квакеру пришлось выложить тюремщикам деньги за пропуск на «господскую сторону».
– Твой друг очень о тебе беспокоится, – сказал Джордж Грей. – Он добрый человек. Жаль только, что католик.
Иеремия, который как раз вернулся, расслышал последнюю фразу квакера.
– А не слишком ли узко вы на все смотрите? – спросил иезуит.
Квакер чуть виновато улыбнулся.
– Я не желал оскорбить тебя, – стал оправдываться он.
Пока Иеремия осматривал Алена, Грей вдруг воскликнул:
– Вспомнил! Когда два года назад я впервые попал сюда, ты здесь отправлял мессу вместе с соратниками по вере. Значит, ты пастор. Что же, это меня не удивляет.
Взгляд Иеремии был красноречивее слов, и квакер, словно обороняясь, выставил руки вперед.
– Можешь не опасаться – обещаю сохранить это в тайне. Хотя вообще-то тебе нечего бояться – король взял под защиту тебя и твоих братьев по вере, а вот нас подвергает жестоким преследованиям.
– А что, среди инакомыслящих, вступивших в сговор с голландцами и подстрекающих к восстанию против короля, тоже встречаются члены Общества друзей? – осведомился Иеремия.
– Увы, это так. Но их мало, и все они безумцы, обратившие взоры к дьяволу. Свет Христов пронизывает всякого человека, и поэтому всякая жизнь – священна и неприкосновенна, а всякое насилие есть грех.
– В этом мы с вами едины.
– И все же вероучения наши весьма различны. В твоем слишком уж много уделено обрядам. А мы не признаем ни причастия, ни крещения, поскольку веруем в то, что всякая часть жизни священна. Ее не поделишь на святую и мирскую. И воскресенье для нас – не Воскресение Христово, поскольку каждый день принадлежит ему. И мы не празднуем Рождество Христово в декабре по примеру вас и англиканцев, потому как Христос ежедневно рождается в наших сердцах. И как можем мы выделять Тайную вечерю, отмечать ее ритуалами, ежели всякая трапеза, разделяемая нами с нашими братьями и сестрами, есть напоминание нам о ней?
Иеремия с интересом прислушивался к доводам квакера. Какими бы еретическими ни казались ему они, все-таки в них имелось рациональное зерно. Хоть они и не вели прямиком в рай, однако те, кто им следовал, по крайней мере не способны были на насилие в отношении ближнего своего.
Ален тронул друга за локоть. Даже сквозь одежду Иеремия чувствовал исходивший от Риджуэя жар.
– Прошу вас, Иеремия, исповедуйте меня, – попросил он пастора.
– Ален, говорю вам, вы выкарабкаетесь! – ответил ему на это Иеремия.
– Прошу вас!
Иеремия, не в силах противостоять желанию друга, согласился, и Джордж Грей вышел, оставив их одних.
Брендан после непродолжительной встречи с лордом Арлингтоном уже направлялся в конюшни, и тут в коридоре Уайтхолла его остановила дама. Ирландец был поражен, узнав ее – лицо было хорошо знакомо по миниатюрам.
– Миледи Каслмейн! – поклонился он в знак приветствия.
Барбара, наградив Брендана улыбкой, оглядела его с головы до ног.
– Вполне понимаю миледи Сен-Клер, которая по уши влюблена в вас, – сообщила она, поигрывая веером. – Вы излучаете обаяние, мистер Макмагон.
Ирландец и бровью не повел. Его ничуть не удивило, что эта придворная дама знает, кто он такой. При дворе все обязаны были знать всех.
– Судя по всему, вы не из ревнивцев, сэр, если ваша возлюбленная делит ложе с королем, а вам хоть бы что, – с явной иронией продолжала леди Каслмейн.
Брендан ответил ей недоверчивым взглядом. Ему стало ясно, чего от него хочет собеседница.
– В каком-то смысле, вероятно, даже почетно иметь в соперниках короля, но не лекаря же… – помедлив, продолжила рассуждения леди Каслмейн.
Брендан невольно вздрогнул при этих словах.
– Простите, миледи, вы о чем?
– Может быть, это все сплетни, не более того, – принялась вкрадчиво объяснять Барбара Каслмейн. – Но этот лекарь был пару раз замечен входящим в дом миледи Сен-Клер. И даже оставался там на ночь…
Брендан застыл словно громом пораженный. Растерянность быстро сменялась яростью. Деревянно поклонившись, он поторопился распроститься с собеседницей:
– Прошу простить, миледи.
Та со злорадной усмешкой смотрела ему вслед.
Добравшись до конюшен, Брендан вскочил на лошадь, но не поехал, а некоторое время просто сидел, поглаживая упругий конский бок, чтобы хоть немного успокоиться. Он не знал, что и думать. Лекарь, ночевавший в доме Аморе? Мастер Риджуэй? Но откуда это известно придворной даме? Или она на ходу сочинила эту историю, чтобы возбудить в нем ревность? Да, но к чему? Вероятно, захотела уколоть Аморе – неудивительно, обе ведь соперницы, обе сражаются не на жизнь, а на смерть за монаршую благосклонность. И теперь леди Каслмейн решила использовать в качестве орудия против Аморе его, Брендана Макмагона! Мысль о том, что его используют, бесила ирландца, но услышанное не давало покоя. С другой стороны, каким образом могла знать придворная леди о каком-то там лекаришке с Патерностер-роу, если тот на самом деле не посещал дом миледи Сен-Клер? Но что его туда привело? Брендан вспомнил, что Аморе всегда симпатизировала лекарю. И вполне возможно, что за время его отсутствия в Лондоне симпатия миледи Сен-Клер перешла в пламенный роман. Вот они и сошлись. А может, они и… Нет, необходимо разузнать все!
По мере того как пылкое воображение ирландца живописало ему сцены любви, его охватило такое бешенство, что даже руки затряслись. Почувствовав, что хозяин взвинчен до предела, жеребец беспокойно завертел головой. Ирландец ласково провел ладонью по белой звездочке на лбу коня.
– Успокойся, Лепрекон, все хорошо.
Торговец лошадьми со Смитфилдского рынка утверждал, что этот жеребец годен разве что как производитель, но уж никак не на роль скакуна – мол, слишком своенравен и злобен. Но Брендан быстро освоился с ним, поняв, что лошадь просто была в плохих руках, отсюда и недоверие к людям. Он заплатил за жеребца хорошую цену и нарек его именем ирландского сказочного существа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Но не это поразило Алена. Не в силах оторвать взора, он уставился на фрагменты человеческих тел. Это были бренные останки двух четвертованных вчера преступников, обвиненных в заговоре против короля. Больше всех надрывал глотку сам палач Джек Кетч, ему вторили и сотоварищи – закоренелые бандиты, перекатывавшие ногами отсеченные головы несчастных, явно соревнуясь, кто дальше. Один из них, схватив голову за волосы, швырнул к потолку, и когда она с леденящим душу глухим стуком шлепнулась на каменный пол, последовал новый взрыв хохота.
Переполненный отвращением Ален отвернулся. Его тошнило. Добравшись до отхожего места, он опорожнил желудок. Тело болело, кружилась голова, и он был вынужден сесть прямо на пол, чтобы не свалиться. Нет, если в ближайшее время его не вызволят отсюда, он непременно свихнется.
Когда приступ слабости миновал, он поднялся и, пошатываясь, побрел к себе в «господские покои». Там его поджидал Иеремия.
– Нет, я здесь кончусь! – в отчаянии пробормотал Ален. – Долго мне этого не вынести. Я знаю, что если…
– Вы не должны так говорить, – перебил его иезуит. – Поверьте, я делаю все, чтобы вытащить вас из этого ада!
Ален молча плюхнулся на кровать и закрыл лицо руками.
– Есть хоть какие-то результаты? – устало спросил он.
Иезуит явно не торопился с ответом.
– Я переговорил с мастером Лэкстоном, – наконец произнес он. – Он утверждает, что Элизабет, дескать, сама велела ему забежать к ним утром как можно раньше.
– И вы в это верите?
– Да нет, не верю, конечно.
Ален рассеянно провел руками по волосам, сальной гривой ниспадавшим на плечи.
– Знаете, я тут на досуге раздумывал об этом негодяе. И пришел к выводу, что он и только он мог изнасиловать Энн. Поэтому и поторопился отделаться от нее. И все здесь сходится. Он ведь считал ее своей собственностью, ему претила сама мысль о том, что мы с ней делим ложе. И на меня тогда набросился из чистой ревности. Помните, я говорил вам, что однажды застал его у себя в доме. Он явился туда, пока меня не было. Когда я спросил Элизабет, что ему понадобилось, она стала убеждать меня, что, дескать, он клянчил у них деньги. Но это было не так. Не деньги его интересовали тогда, а Энн. К ней он и приходил. Подумать только – надругаться над родной сестрой! И к тому же в стенах моего дома! Вот ведь свинья паршивая!
Иеремия кивнул.
– Думаю, вы рассуждаете верно. Возможно, Маргарет Лэкстон знала об этом и однажды пригрозила Мартину, что, мол, если он не оставит в покое Энн, она обо всем доложит отцу. А мастер Лэкстон хоть и грубиян, но человек строгих нравов. И не пощадил бы даже своего сына… кто знает, может, и вовсе выгнал бы его из дому. И еще: так как Маргарет Лэкстон не родная мать Мартина, а мачеха, я считаю вполне возможным, что именно он и убил ее, чтобы таким образом заставить замолчать.
– Да, но как это все доказать?
– Пока не знаю. Но не успокоюсь до тех пор, пока не вытащу вас отсюда.
Иеремия заметил, что Ален подозрительно часто прикладывает ладонь ко лбу и утомленно прикрывает глаза. Он с обеспокоенностью заметил, что лицо его друга горит.
– Голова болит? – осведомился он.
Ален в изнеможении кивнул:
– Просто раскалывается на части.
Дотронувшись до его лба, Иеремия невольно отдернул руку. На мгновение лицо его исказил ужас.
– Да у вас горячка… – сдавленно произнес он. – Вы подхватили тюремную горячку!
В ответ Ален лишь беспомощно улыбнулся.
– Я знаю. Знал еще тогда, когда вы спросили про вшей. Я и заразился от того самого бродяги – вы ведь не станете с этим спорить?
– Нет, не стану. Ничего, вы и ее одолеете!
Ален покачал головой:
– Где там, живым мне отсюда не выбраться.
Иеремия почувствовал, как страх железным обручем сдавил грудь. Схватив Алена за плечи, он посмотрел ему прямо в глаза:
– Я вас не оставлю. День и ночь буду за вами ухаживать, если потребуется, слышите? Умереть здесь я вам не дам! Обещайте, что и вы не сломитесь!
Слова иезуита растрогали Алена. Как он был благодарен ему за дружбу, невзирая на все их размолвки последних месяцев.
– Буду стараться, – пообещал он.
На следующий день Алену стало еще хуже. Он почти не спал, несмотря на усталость предыдущего дня. Боль во всем теле усилилась, став просто нестерпимой, а стоило ему попытаться встать на ноги, как все вокруг вихрем закружилось. Несчастного бил озноб, сменявшийся жаром. Ужасно хотелось пить, но аппетит отсутствовал – изнуренный рвотой желудок не принимал ничего.
Риджуэй апатично лежал на кровати. Приходилось беречь силы. Он отчетливо услышал шаги, замершие рядом, но не было сил даже открыть глаза. Когда чьи-то пальцы стали впиваться ему в горло, он и не пошевельнулся.
– Ну вот и до тебя очередь дошла, Риджуэй!
Голос Мартина вывел Алена из оцепенения. Раскрыв глаза, он увидел перед собой перекошенное ненавистью лицо заклятого врага. Но страха не было.
– Поздновато ты выбрался сюда, – негромко произнес он в ответ. – Тюремная горячка тебя опередила. Так что особенно не хватайся за меня, а не то сам подхватишь заразу.
Мартен Лэкстон отдернул руку будто от огня и с ужасом уставился на Алена.
– Скотина проклятая! – рявкнул он, – Жариться тебе в аду!
Заметив презрительную усмешку на растрескавшихся губах лекаря, Мартин в испуге бросился наутек. Выбегая, он столкнулся с Джорджем Греем, и тот, удивленно обернувшись, посмотрел ему вслед. С озабоченным видом квакер подошел к нарам, где лежал Ален.
– Как твои дела, друг? Все хорошо?
Риджуэй кивнул.
– Что нужно было от тебя этому человеку?
– Хотел убить меня! А потом вдруг до него дошло, что и сам смертен, вот и убежал.
Грей опустился на стоящий рядом табурет, Иеремия попросил его приглядеть за Аленом на время своего отсутствия, и за это квакеру пришлось выложить тюремщикам деньги за пропуск на «господскую сторону».
– Твой друг очень о тебе беспокоится, – сказал Джордж Грей. – Он добрый человек. Жаль только, что католик.
Иеремия, который как раз вернулся, расслышал последнюю фразу квакера.
– А не слишком ли узко вы на все смотрите? – спросил иезуит.
Квакер чуть виновато улыбнулся.
– Я не желал оскорбить тебя, – стал оправдываться он.
Пока Иеремия осматривал Алена, Грей вдруг воскликнул:
– Вспомнил! Когда два года назад я впервые попал сюда, ты здесь отправлял мессу вместе с соратниками по вере. Значит, ты пастор. Что же, это меня не удивляет.
Взгляд Иеремии был красноречивее слов, и квакер, словно обороняясь, выставил руки вперед.
– Можешь не опасаться – обещаю сохранить это в тайне. Хотя вообще-то тебе нечего бояться – король взял под защиту тебя и твоих братьев по вере, а вот нас подвергает жестоким преследованиям.
– А что, среди инакомыслящих, вступивших в сговор с голландцами и подстрекающих к восстанию против короля, тоже встречаются члены Общества друзей? – осведомился Иеремия.
– Увы, это так. Но их мало, и все они безумцы, обратившие взоры к дьяволу. Свет Христов пронизывает всякого человека, и поэтому всякая жизнь – священна и неприкосновенна, а всякое насилие есть грех.
– В этом мы с вами едины.
– И все же вероучения наши весьма различны. В твоем слишком уж много уделено обрядам. А мы не признаем ни причастия, ни крещения, поскольку веруем в то, что всякая часть жизни священна. Ее не поделишь на святую и мирскую. И воскресенье для нас – не Воскресение Христово, поскольку каждый день принадлежит ему. И мы не празднуем Рождество Христово в декабре по примеру вас и англиканцев, потому как Христос ежедневно рождается в наших сердцах. И как можем мы выделять Тайную вечерю, отмечать ее ритуалами, ежели всякая трапеза, разделяемая нами с нашими братьями и сестрами, есть напоминание нам о ней?
Иеремия с интересом прислушивался к доводам квакера. Какими бы еретическими ни казались ему они, все-таки в них имелось рациональное зерно. Хоть они и не вели прямиком в рай, однако те, кто им следовал, по крайней мере не способны были на насилие в отношении ближнего своего.
Ален тронул друга за локоть. Даже сквозь одежду Иеремия чувствовал исходивший от Риджуэя жар.
– Прошу вас, Иеремия, исповедуйте меня, – попросил он пастора.
– Ален, говорю вам, вы выкарабкаетесь! – ответил ему на это Иеремия.
– Прошу вас!
Иеремия, не в силах противостоять желанию друга, согласился, и Джордж Грей вышел, оставив их одних.
Брендан после непродолжительной встречи с лордом Арлингтоном уже направлялся в конюшни, и тут в коридоре Уайтхолла его остановила дама. Ирландец был поражен, узнав ее – лицо было хорошо знакомо по миниатюрам.
– Миледи Каслмейн! – поклонился он в знак приветствия.
Барбара, наградив Брендана улыбкой, оглядела его с головы до ног.
– Вполне понимаю миледи Сен-Клер, которая по уши влюблена в вас, – сообщила она, поигрывая веером. – Вы излучаете обаяние, мистер Макмагон.
Ирландец и бровью не повел. Его ничуть не удивило, что эта придворная дама знает, кто он такой. При дворе все обязаны были знать всех.
– Судя по всему, вы не из ревнивцев, сэр, если ваша возлюбленная делит ложе с королем, а вам хоть бы что, – с явной иронией продолжала леди Каслмейн.
Брендан ответил ей недоверчивым взглядом. Ему стало ясно, чего от него хочет собеседница.
– В каком-то смысле, вероятно, даже почетно иметь в соперниках короля, но не лекаря же… – помедлив, продолжила рассуждения леди Каслмейн.
Брендан невольно вздрогнул при этих словах.
– Простите, миледи, вы о чем?
– Может быть, это все сплетни, не более того, – принялась вкрадчиво объяснять Барбара Каслмейн. – Но этот лекарь был пару раз замечен входящим в дом миледи Сен-Клер. И даже оставался там на ночь…
Брендан застыл словно громом пораженный. Растерянность быстро сменялась яростью. Деревянно поклонившись, он поторопился распроститься с собеседницей:
– Прошу простить, миледи.
Та со злорадной усмешкой смотрела ему вслед.
Добравшись до конюшен, Брендан вскочил на лошадь, но не поехал, а некоторое время просто сидел, поглаживая упругий конский бок, чтобы хоть немного успокоиться. Он не знал, что и думать. Лекарь, ночевавший в доме Аморе? Мастер Риджуэй? Но откуда это известно придворной даме? Или она на ходу сочинила эту историю, чтобы возбудить в нем ревность? Да, но к чему? Вероятно, захотела уколоть Аморе – неудивительно, обе ведь соперницы, обе сражаются не на жизнь, а на смерть за монаршую благосклонность. И теперь леди Каслмейн решила использовать в качестве орудия против Аморе его, Брендана Макмагона! Мысль о том, что его используют, бесила ирландца, но услышанное не давало покоя. С другой стороны, каким образом могла знать придворная леди о каком-то там лекаришке с Патерностер-роу, если тот на самом деле не посещал дом миледи Сен-Клер? Но что его туда привело? Брендан вспомнил, что Аморе всегда симпатизировала лекарю. И вполне возможно, что за время его отсутствия в Лондоне симпатия миледи Сен-Клер перешла в пламенный роман. Вот они и сошлись. А может, они и… Нет, необходимо разузнать все!
По мере того как пылкое воображение ирландца живописало ему сцены любви, его охватило такое бешенство, что даже руки затряслись. Почувствовав, что хозяин взвинчен до предела, жеребец беспокойно завертел головой. Ирландец ласково провел ладонью по белой звездочке на лбу коня.
– Успокойся, Лепрекон, все хорошо.
Торговец лошадьми со Смитфилдского рынка утверждал, что этот жеребец годен разве что как производитель, но уж никак не на роль скакуна – мол, слишком своенравен и злобен. Но Брендан быстро освоился с ним, поняв, что лошадь просто была в плохих руках, отсюда и недоверие к людям. Он заплатил за жеребца хорошую цену и нарек его именем ирландского сказочного существа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74