Ведь ему ничего не стоило обойтись подобным образом и с нами. Какое облегчение, что все позади!
– Вы готовы заявить об этом под присягой мировому судье, мадам? – напрямик спросила Аморе.
– Да, миледи, готова. Как это ни тяжело, но я не хочу, чтобы за преступления моего свекра расплачивался невиновный!
Аморе страстно захотелось обнять эту тихую, незаметную женщину. Ее заявления судье было вполне достаточно, чтобы с Алена сняли все подозрения. И тогда, оправившись после болезни, он сможет начать новую жизнь, не опасаясь преследований со стороны властей.
Когда карета остановилась у дома судьи Трелони, Аморе первой поспешила в гостиную, чтобы порадовать присутствующих доброй новостью.
Глава 45
В один из ненастных понедельников октября того же года, в день Симеона Богоприимца, карета сэра Орландо остановилась у дома леди Сен-Клер. Судья велел лакею доложить о его прибытии доктору Фоконе. Лакей провел сэра Орландо в гостиную.
Иеремия как раз беседовал с Аморе. Завидев в дверях королевского судью, он поднялся. Вид у сэра Орландо Трелони был подавленный.
– Милорд, вы только что с судебного заседания? – осведомился иезуит, жестом предлагая гостю сесть.
– Да, и все было просто ужасно! – сокрушался Трелони, усевшись в услужливо подвинутое кресло. – Чернь потеряла разум. Тело повешенного буквально разорвали на куски, едва палач вытащил его из петли.
Вмешалась Аморе:
– Речь идет о том казненном французе? О Робере Юбере, часовщике?
– Да-да, миледи, именно о нем. Сегодня на рассвете его повесили, – подтвердил сэр Орландо. – Для меня непостижимо, отчего он признался в якобы совершенном им поджоге дома пекаря Томаса Фэйринера. В его показаниях столько противоречий, что ему никто не поверил.
– Но суд тем не менее признал его виновным, милорд, – вставила Аморе.
– Это меня и поражает больше всего. Председательствовал сэр Джон Килинг. Юбер сознался и тем самым принял на себя роль козла отпущения. И конечно же, пекарь не стал упускать возможности именно француза выдать за виновного, с тем чтобы самому оказаться чистеньким. Но я не верю, что часовщик совершил поджог. Последнему глупцу было ясно, что он не в себе. Кроме того, он убогий, калека, который и ноги-то переставляет с трудом.
– Может, именно убогость и заставила его признаться в том, чего не совершал, и все ради того, чтобы обрести известность? – предположила Аморе.
– Нам этого уже не суждено узнать! – подытожил Иеремия.
Минуту или две царило молчание, но потом судья внезапно просветлел и с улыбкой объявил:
– Да, совершенно запамятовал сообщить вам: Джейн вчера сказала мне, что ждет ребенка!
Иеремия был так счастлив слышать это, что даже невольно вскочил и стал трясти руку друга. Аморе лишь усмехнулась про себя.
– Как я рад! Поверьте, милорд, от всей души рад за вас! – восторженно повторял пастор. – Боже праведный – хоть одна добрая весть!
Судья даже покраснел и смущенно откашлялся.
– Как дела у мастера Риджуэя? Собирается ли он открыть новую лечебницу, как только встанет на ноги? Ведь после показаний Темперанции Форбс его доброе имя восстановлено, так что ему ничто больше не препятствует.
Иеремия кивнул.
– Сейчас он подыскивает подходящий дом. Ведь после пожара владельцы домов дерут втридорога. Возможно, он какое-то время проработает в больнице Святого Варфоломея. С тех пор как флот вернулся домой, он постоянно ищет среди раненых Николаса, своего подмастерья. И мистер Ивлин уже предложил ему место.
– Хочется надеяться, он знает, на что идет, – ответил на это Трелони. – Ведь на лечение раненых моряков не хватает средств, не говоря уже о том, чтобы подготовить флот к новому выходу в море до начала зимы. А иначе нам голландцев не одолеть!
Появившийся лакей объявил о возвращении мастера Риджуэя, и вскоре все увидели Алена в сопровождении молодого человека на костылях, с ампутированной стопой левой ноги.
Иеремия подошел к ним и похлопал Николаса по плечу:
– Рад вновь видеть тебя живым, мальчик!
– Я предложил ему опять пойти ко мне в подмастерья, как только открою лечебницу, – сообщил Ален. – И мне потребовалось призвать на помощь все красноречие – он, видите ли, никак не желал понять, что для лекаря перво-наперво важны руки, а никак не ноги. – Ален устремил на Аморе полный мольбы взгляд. – А вы не возражаете, если и он поживет здесь немного, миледи? А то ему совершенно некуда податься в Лондоне.
– Разумеется, пусть остается. Как и вы, Ален. Оставайтесь у меня столько, сколько пожелаете. Вы ведь знаете, что на меня благотворно действует ваше присутствие здесь. Как и ваше, – с улыбкой обратилась леди Сен-Клер к пастору Блэкшо. – И тут же сделала знак лакею: – Проводи гостя на кухню и позаботься о том, чтобы его как следует накормили. И еще – передай Роу, чтобы он проводил гостя в его комнату.
– Брендан здесь? – спросил Ален, когда лакей и Николас ушли.
– Да, сейчас он решил сходить в конюшню проведать Лепрекона, – ответила Аморе. – А почему вы спросили?
– Просто я еще раз хотел поблагодарить его за все. Когда сегодня утром я шел в больницу Святого Варфоломея, мы случайно встретились у дома. Он садился на жеребца. Только расстались, как мне попался Мартин Лэкстон!
Аморе ошарашенно посмотрела на него.
– Так этот тип никак не оставит вас в покое? Как он вас отыскал, хотелось бы знать?
– Вероятнее всего, случайно увидел меня у больницы – ведь дом его отца стоит неподалеку, – а потом стал за мной следить. Вот утром и подкараулил.
Ален горько усмехнулся.
– У меня глаза на лоб полезли, когда он вырос передо мной. Толкнул меня в какой-то дворик и схватил за горло. Но тут подоспел Брендан. Он наблюдал за нами издали и в нужный момент подоспел на помощь. Приставив шпагу к горлу Лэкстона, Брендан посмотрел ему в глаза и произнес следующее: «Еще раз увижу тебя, и ты, считай, отжил свое!» Тот побелел как мел. Он сразу уразумел, что это не простая угроза. Стоило Брендану опустить шпагу, как Мартин Лэкстон задал такого стрекача, что и сам дьявол за ним не угнался бы. Думаю, теперь он меня за милю обходить будет.
Аморе презрительно сморщилась.
– Этот отъявленный негодяй еще бродит на свободе. Жаль, что его уже не удастся привлечь к ответственности за надругательство над родной сестрой!
– Да, невыносимо сознавать это! – скрипнув зубами от бессилия, проговорил Ален. – Энн мертва, и теперь ничего не докажешь.
Лекарь уже собрался уйти, но Аморе удержала его:
– Ален, вы знаете, как я к вам отношусь, поэтому прошу вас дать мне одно обещание.
Риджуэй улыбнулся во весь рот.
– Клянусь никогда в жизни не связываться с девственницами! Исключительно с замужними особами.
Аморе с деланным возмущением ущипнула его за руку:
– Нет, вы неисправимы!
Лукаво улыбнувшись ей, Ален отправился в конюшню поблагодарить Брендана. Аморе со смешанным чувством смотрела ему вслед. Все тот же Ален, ненасытный жизнелюб Риджуэй, жаждавший удовольствий, вечно в поисках очередного мимолетного романа, и которому невдомек, что такая жизнь чревата неприятностями. Урок ему не впрок, так что за ним нужен глаз да глаз. Она перевела взгляд на пастора Блэкшо, продолжавшего оживленно беседовать с королевским судьей. В чем-то Ален Риджуэй и пастор-иезуит схожи. Обоим выпало пережить ужасы, но ни тот ни другой не утратили мужества. И если все лондонцы найдут в себе хотя бы часть мужества, проявленного этими людьми, их город скоро воссияет вновь подобно возродившемуся из пепла фениксу.
Послесловие автора
Наряду с эпидемией моровой язвы 1665 года Большой лондонский пожар 1666 года явился самым опустошительным бедствием, свалившимся на город в XVII веке. В четыре дня средневековый Лондон выгорел почти полностью. Огонь уничтожил около 13 200 домов, 87 церквей, 52 здания гильдий ремесленников, ратушу, здание суда, большую часть городских тюрем и самые крупные продуктовые рынки. Сколько человеческих жизней унесла катастрофа, доподлинно неизвестно, ибо списки погибших не сохранились (Густав Милн. Большой пожар Лондона, 1986, с. 77). Для восстановления Лондона потребовалось не одно десятилетие. Новый собор Святого Павла, каким мы видим его сегодня, сооруженный по проекту сэра Кристофера Рена, был завершен в 1711 году. Вряд ли кому-нибудь из героев романа посчастливилось дожить до этой даты, но имеется множество дошедших до нас подробных свидетельств очевидцев о пожаре города. Самым известным и авторитетным из таких источников, бесспорно, являются дневники Сэмюела Пипса и Джона Ивлина – эти реально существовавшие лица появляются на страницах романа. Особую ценность для нас представляет интимный дневник упомянутого Сэмюела Пипса, где мы обнаруживаем множество ценных сведений о повседневной жизни лондонцев в XVII веке. Вряд ли сегодня есть историки, которые не опирались бы на данный первоисточник.
Во время пожара и после него король Карл II, за которым закрепилась прочная репутация помешанного на чувственных наслаждениях сибарита, проявил незаурядное личное мужество и самоотверженность, хотя в последующие годы правления ничего подобного уже не происходило. Он вместе со своим братом герцогом Йоркским не только лично возглавил работы по ликвидации последствий катастрофы, но и позаботился о том, чтобы погорельцам в кратчайшие сроки было предоставлено пропитание, а также возможность защитить от мародеров нажитое.
Хотя совет короны в ходе начатого сразу же после пожара расследования пришел к заключению, что пожар явился следствием промысла Божьего (иными словами, возник по чистой случайности), но не заговора, многие возложили вину за него на католиков. И когда антикатолические настроения в Англии достигли своего пика в 1679 году, лорд-мэр распорядился высечь на цоколе монумента в память о жертвах пожара (сохранившегося и по сей день) слова о том, что город был подожжен «папистами», стремившимися уничтожить протестантизм. После восшествия на престол короля-католика Якова II эти слова были удалены, но уже три года спустя, когда на троне оказался приверженец кальвинизма Вильгельм III, они появились снова. Лишь в 1831 году, когда католицизм обрел статус равноправного направления в христианстве, эти слова были удалены и на сей раз безвозвратно.
История католицизма в Англии принадлежит к числу не только наиболее драматичных глав, но – увы! – и недостаточно освещенных. Преследование инаковерующих инквизицией в таких странах, как Испания или Франция, – общеизвестный факт. Читатель, лишь поверхностно знакомый с историей Англии, вероятно, будет весьма удивлен, узнав о том, что и в Англии имело место преследование на религиозной почве. Острие этой борьбы было нацелено в первую очередь против пуритан, квакеров, а также католиков. Начиная с периода правления королевы Елизаветы I в Англии ужесточались законы, целью которых было искоренение католицизма или, как его тогда называли, «папизма». Вследствие данного ими обета верности и послушания папе римскому католики считались людьми опасными и потенциальными заговорщиками против британской короны. Католики же в свою очередь пытались убедить протестантов в том, что их обет верности папе римскому распространяется исключительно на область религии, что они готовы защищать корону Англии в случае угрозы вторжения извне. Но слишком уж силен был страх перед тем, что католические державы Европы (Испания, а позже и Франция периода царствования Людовика XIV) в результате интервенции захватят Англию, что означало бы конец протестантизма на относительно небольшом острове. Так что ни о какой веротерпимости говорить не приходилось. И антикатолицизм по политическим причинам превратился в Англии в традицию. Любое отправление католических обрядов подвергалось наказанию; сюда же относилось участие в мессе и даже просто владение предметами католического культа – четками или распятиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Вы готовы заявить об этом под присягой мировому судье, мадам? – напрямик спросила Аморе.
– Да, миледи, готова. Как это ни тяжело, но я не хочу, чтобы за преступления моего свекра расплачивался невиновный!
Аморе страстно захотелось обнять эту тихую, незаметную женщину. Ее заявления судье было вполне достаточно, чтобы с Алена сняли все подозрения. И тогда, оправившись после болезни, он сможет начать новую жизнь, не опасаясь преследований со стороны властей.
Когда карета остановилась у дома судьи Трелони, Аморе первой поспешила в гостиную, чтобы порадовать присутствующих доброй новостью.
Глава 45
В один из ненастных понедельников октября того же года, в день Симеона Богоприимца, карета сэра Орландо остановилась у дома леди Сен-Клер. Судья велел лакею доложить о его прибытии доктору Фоконе. Лакей провел сэра Орландо в гостиную.
Иеремия как раз беседовал с Аморе. Завидев в дверях королевского судью, он поднялся. Вид у сэра Орландо Трелони был подавленный.
– Милорд, вы только что с судебного заседания? – осведомился иезуит, жестом предлагая гостю сесть.
– Да, и все было просто ужасно! – сокрушался Трелони, усевшись в услужливо подвинутое кресло. – Чернь потеряла разум. Тело повешенного буквально разорвали на куски, едва палач вытащил его из петли.
Вмешалась Аморе:
– Речь идет о том казненном французе? О Робере Юбере, часовщике?
– Да-да, миледи, именно о нем. Сегодня на рассвете его повесили, – подтвердил сэр Орландо. – Для меня непостижимо, отчего он признался в якобы совершенном им поджоге дома пекаря Томаса Фэйринера. В его показаниях столько противоречий, что ему никто не поверил.
– Но суд тем не менее признал его виновным, милорд, – вставила Аморе.
– Это меня и поражает больше всего. Председательствовал сэр Джон Килинг. Юбер сознался и тем самым принял на себя роль козла отпущения. И конечно же, пекарь не стал упускать возможности именно француза выдать за виновного, с тем чтобы самому оказаться чистеньким. Но я не верю, что часовщик совершил поджог. Последнему глупцу было ясно, что он не в себе. Кроме того, он убогий, калека, который и ноги-то переставляет с трудом.
– Может, именно убогость и заставила его признаться в том, чего не совершал, и все ради того, чтобы обрести известность? – предположила Аморе.
– Нам этого уже не суждено узнать! – подытожил Иеремия.
Минуту или две царило молчание, но потом судья внезапно просветлел и с улыбкой объявил:
– Да, совершенно запамятовал сообщить вам: Джейн вчера сказала мне, что ждет ребенка!
Иеремия был так счастлив слышать это, что даже невольно вскочил и стал трясти руку друга. Аморе лишь усмехнулась про себя.
– Как я рад! Поверьте, милорд, от всей души рад за вас! – восторженно повторял пастор. – Боже праведный – хоть одна добрая весть!
Судья даже покраснел и смущенно откашлялся.
– Как дела у мастера Риджуэя? Собирается ли он открыть новую лечебницу, как только встанет на ноги? Ведь после показаний Темперанции Форбс его доброе имя восстановлено, так что ему ничто больше не препятствует.
Иеремия кивнул.
– Сейчас он подыскивает подходящий дом. Ведь после пожара владельцы домов дерут втридорога. Возможно, он какое-то время проработает в больнице Святого Варфоломея. С тех пор как флот вернулся домой, он постоянно ищет среди раненых Николаса, своего подмастерья. И мистер Ивлин уже предложил ему место.
– Хочется надеяться, он знает, на что идет, – ответил на это Трелони. – Ведь на лечение раненых моряков не хватает средств, не говоря уже о том, чтобы подготовить флот к новому выходу в море до начала зимы. А иначе нам голландцев не одолеть!
Появившийся лакей объявил о возвращении мастера Риджуэя, и вскоре все увидели Алена в сопровождении молодого человека на костылях, с ампутированной стопой левой ноги.
Иеремия подошел к ним и похлопал Николаса по плечу:
– Рад вновь видеть тебя живым, мальчик!
– Я предложил ему опять пойти ко мне в подмастерья, как только открою лечебницу, – сообщил Ален. – И мне потребовалось призвать на помощь все красноречие – он, видите ли, никак не желал понять, что для лекаря перво-наперво важны руки, а никак не ноги. – Ален устремил на Аморе полный мольбы взгляд. – А вы не возражаете, если и он поживет здесь немного, миледи? А то ему совершенно некуда податься в Лондоне.
– Разумеется, пусть остается. Как и вы, Ален. Оставайтесь у меня столько, сколько пожелаете. Вы ведь знаете, что на меня благотворно действует ваше присутствие здесь. Как и ваше, – с улыбкой обратилась леди Сен-Клер к пастору Блэкшо. – И тут же сделала знак лакею: – Проводи гостя на кухню и позаботься о том, чтобы его как следует накормили. И еще – передай Роу, чтобы он проводил гостя в его комнату.
– Брендан здесь? – спросил Ален, когда лакей и Николас ушли.
– Да, сейчас он решил сходить в конюшню проведать Лепрекона, – ответила Аморе. – А почему вы спросили?
– Просто я еще раз хотел поблагодарить его за все. Когда сегодня утром я шел в больницу Святого Варфоломея, мы случайно встретились у дома. Он садился на жеребца. Только расстались, как мне попался Мартин Лэкстон!
Аморе ошарашенно посмотрела на него.
– Так этот тип никак не оставит вас в покое? Как он вас отыскал, хотелось бы знать?
– Вероятнее всего, случайно увидел меня у больницы – ведь дом его отца стоит неподалеку, – а потом стал за мной следить. Вот утром и подкараулил.
Ален горько усмехнулся.
– У меня глаза на лоб полезли, когда он вырос передо мной. Толкнул меня в какой-то дворик и схватил за горло. Но тут подоспел Брендан. Он наблюдал за нами издали и в нужный момент подоспел на помощь. Приставив шпагу к горлу Лэкстона, Брендан посмотрел ему в глаза и произнес следующее: «Еще раз увижу тебя, и ты, считай, отжил свое!» Тот побелел как мел. Он сразу уразумел, что это не простая угроза. Стоило Брендану опустить шпагу, как Мартин Лэкстон задал такого стрекача, что и сам дьявол за ним не угнался бы. Думаю, теперь он меня за милю обходить будет.
Аморе презрительно сморщилась.
– Этот отъявленный негодяй еще бродит на свободе. Жаль, что его уже не удастся привлечь к ответственности за надругательство над родной сестрой!
– Да, невыносимо сознавать это! – скрипнув зубами от бессилия, проговорил Ален. – Энн мертва, и теперь ничего не докажешь.
Лекарь уже собрался уйти, но Аморе удержала его:
– Ален, вы знаете, как я к вам отношусь, поэтому прошу вас дать мне одно обещание.
Риджуэй улыбнулся во весь рот.
– Клянусь никогда в жизни не связываться с девственницами! Исключительно с замужними особами.
Аморе с деланным возмущением ущипнула его за руку:
– Нет, вы неисправимы!
Лукаво улыбнувшись ей, Ален отправился в конюшню поблагодарить Брендана. Аморе со смешанным чувством смотрела ему вслед. Все тот же Ален, ненасытный жизнелюб Риджуэй, жаждавший удовольствий, вечно в поисках очередного мимолетного романа, и которому невдомек, что такая жизнь чревата неприятностями. Урок ему не впрок, так что за ним нужен глаз да глаз. Она перевела взгляд на пастора Блэкшо, продолжавшего оживленно беседовать с королевским судьей. В чем-то Ален Риджуэй и пастор-иезуит схожи. Обоим выпало пережить ужасы, но ни тот ни другой не утратили мужества. И если все лондонцы найдут в себе хотя бы часть мужества, проявленного этими людьми, их город скоро воссияет вновь подобно возродившемуся из пепла фениксу.
Послесловие автора
Наряду с эпидемией моровой язвы 1665 года Большой лондонский пожар 1666 года явился самым опустошительным бедствием, свалившимся на город в XVII веке. В четыре дня средневековый Лондон выгорел почти полностью. Огонь уничтожил около 13 200 домов, 87 церквей, 52 здания гильдий ремесленников, ратушу, здание суда, большую часть городских тюрем и самые крупные продуктовые рынки. Сколько человеческих жизней унесла катастрофа, доподлинно неизвестно, ибо списки погибших не сохранились (Густав Милн. Большой пожар Лондона, 1986, с. 77). Для восстановления Лондона потребовалось не одно десятилетие. Новый собор Святого Павла, каким мы видим его сегодня, сооруженный по проекту сэра Кристофера Рена, был завершен в 1711 году. Вряд ли кому-нибудь из героев романа посчастливилось дожить до этой даты, но имеется множество дошедших до нас подробных свидетельств очевидцев о пожаре города. Самым известным и авторитетным из таких источников, бесспорно, являются дневники Сэмюела Пипса и Джона Ивлина – эти реально существовавшие лица появляются на страницах романа. Особую ценность для нас представляет интимный дневник упомянутого Сэмюела Пипса, где мы обнаруживаем множество ценных сведений о повседневной жизни лондонцев в XVII веке. Вряд ли сегодня есть историки, которые не опирались бы на данный первоисточник.
Во время пожара и после него король Карл II, за которым закрепилась прочная репутация помешанного на чувственных наслаждениях сибарита, проявил незаурядное личное мужество и самоотверженность, хотя в последующие годы правления ничего подобного уже не происходило. Он вместе со своим братом герцогом Йоркским не только лично возглавил работы по ликвидации последствий катастрофы, но и позаботился о том, чтобы погорельцам в кратчайшие сроки было предоставлено пропитание, а также возможность защитить от мародеров нажитое.
Хотя совет короны в ходе начатого сразу же после пожара расследования пришел к заключению, что пожар явился следствием промысла Божьего (иными словами, возник по чистой случайности), но не заговора, многие возложили вину за него на католиков. И когда антикатолические настроения в Англии достигли своего пика в 1679 году, лорд-мэр распорядился высечь на цоколе монумента в память о жертвах пожара (сохранившегося и по сей день) слова о том, что город был подожжен «папистами», стремившимися уничтожить протестантизм. После восшествия на престол короля-католика Якова II эти слова были удалены, но уже три года спустя, когда на троне оказался приверженец кальвинизма Вильгельм III, они появились снова. Лишь в 1831 году, когда католицизм обрел статус равноправного направления в христианстве, эти слова были удалены и на сей раз безвозвратно.
История католицизма в Англии принадлежит к числу не только наиболее драматичных глав, но – увы! – и недостаточно освещенных. Преследование инаковерующих инквизицией в таких странах, как Испания или Франция, – общеизвестный факт. Читатель, лишь поверхностно знакомый с историей Англии, вероятно, будет весьма удивлен, узнав о том, что и в Англии имело место преследование на религиозной почве. Острие этой борьбы было нацелено в первую очередь против пуритан, квакеров, а также католиков. Начиная с периода правления королевы Елизаветы I в Англии ужесточались законы, целью которых было искоренение католицизма или, как его тогда называли, «папизма». Вследствие данного ими обета верности и послушания папе римскому католики считались людьми опасными и потенциальными заговорщиками против британской короны. Католики же в свою очередь пытались убедить протестантов в том, что их обет верности папе римскому распространяется исключительно на область религии, что они готовы защищать корону Англии в случае угрозы вторжения извне. Но слишком уж силен был страх перед тем, что католические державы Европы (Испания, а позже и Франция периода царствования Людовика XIV) в результате интервенции захватят Англию, что означало бы конец протестантизма на относительно небольшом острове. Так что ни о какой веротерпимости говорить не приходилось. И антикатолицизм по политическим причинам превратился в Англии в традицию. Любое отправление католических обрядов подвергалось наказанию; сюда же относилось участие в мессе и даже просто владение предметами католического культа – четками или распятиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74