Когда старик Вольтер умрет, вас отсюда метлой выметут, и хорошо еще, если метлой, а не пулями; вся эта шпана заявится и устроит на вас охоту. Что вы скажете насчет «Парке дель Буэн Амиго»? Разве вы не об этом мечтали? Уж там-то с вами будут обращаться, как с принцессами, и пока вы живы, ни в чем не будете нуждаться. Конечно, там вам придется соблюдать определенный порядок, там вы не будете своевольничать, как у меня. Вспомните, что вы устроили на днях, и только потому, что испугались грозы? Но «Парке дель Буэн Амиго» – это только если я умру. А пока я жив и в состоянии кормить вас и убирать за вами или, в крайнем случае, есть сам и содержать себя в чистоте, мы переберемся в «Хартли», приют для престарелых, где очень красиво. Он находится в старинном колониальном доме, и там живут старики, богатые, как египетские фараоны, и, как египетские фараоны, погребенные в этом здании вместе со своими любимыми животными. Однако смотрите, в оба смотрите – старый Вольтер очень терпелив и добр, но и у него терпение может лопнуть, как у любого человека, и ведите себя примерно, а то вам же плохо будет. И в первую очередь это относится, Белая Дама, к тебе: тебя я люблю больше всех, и ты первая можешь отправиться в изгнание. Вот лишу тебя права сидеть на столе и засуну в холодильник, чтобы ты узнала, как выглядит кошачий ад. Я готов сам себе вырвать язык за эти слова, но ты вынуждаешь меня произносить их, когда с таким пренебрежением относишься ко мне и слушаешь только зов своего тела.
– Вы молитесь, дон Вольтер?
– Нет, я учу этих непослушных кошек уму-разуму.
– А слышится, будто вы молитесь, словно священник молитву читает.
– Слышится то, что хочется услышать. И если бы вы не высовывались до пояса из окна, а убрались туда, где находится другая часть вашего тела, я мог бы спокойно разговаривать со своими кошками и не думать, что соседи за мной подглядывают.
– Это я-то подглядываю? Просто вы не говорите, а причитаете.
– А вы гавкаете.
И дон Вольтер шумно захлопнул окно, после чего крик Раздраженной соседки стал звучать приглушенно.
– Что с этим сумасшедшим стариком? У него настроения меняются одно за другим, как каналы в телевизоре.
Чертова пьянь, чертова пьянь, от тебя вечно разит потом, всякой дрянью, и жрешь ты говно всякое, недоносок несчастный, дерьмо чертово. Дон Вольтер возмущался в полумраке комнаты, а кошки не обращали на него никакого внимания: Белая Дама, облизав лапу, спокойно проводила ею за ухом, не разделяя волнения хозяина. «Нельзя так волноваться, со мной может что-нибудь случиться», – и с этими словами он вышел из столовой; Белая Дама тут же прекратила умываться и отправилась следом за ним. Слегка приоткрыв створки жалюзи, дон Вольтер снял туфли и неуверенными шагами подошел к кровати и улегся, застыв неподвижно, словно положенное на подушку перо. Белая Дама тут же последовала за ним и, втянув носом воздух, решила, что лучше всего свернуться клубочком под боком у хозяина; другие кошки в полумраке столовой искали себе место, где прикорнуть, подумать о своем, вылизать шерстку или поиграть с тенями, которые были видны только им. Одной рукой старик прикрыл глаза, а другой поглаживал свернувшуюся рядом кошку, которая довольно жмурилась при каждом его прикосновении.
– Хочешь, Белая Дама, я спою тебе какую-нибудь песню из тех, что ты любишь? Обещай мне, что ты не будешь больше убегать и расстраивать меня. Скажи, что это в последний раз. Послушай, что я тебе спою:
Почему я гуляю с тобой,
почему так люблю я тебя?
Потому что ты ходишь за мной,
потому что волнуешь меня.
Ах, как сказать мне людям,
что так хотят все знать,
что мы с тобой не будем
нисколечко скучать!
Что глазки твои быстрые
и речи твои милые
тоску мою сердечную
разгонят в тот же миг.
Дон Вольтер пришел в такое возбуждение, что стал дергать ногами и руками в такт песенке, напугав кошку, которая вскочила и отправилась искать более спокойное место. Старик успокоился и, протянув руку туда, где лежала кошка и не обнаружив ее, приподнялся на локтях, обводя глазами комнату.
– Куда ты делась, Белая Дама? Иди ко мне, иди, я спою тебе что-нибудь спокойное.
Но животное не только не вняло зову, но и вообще покинуло комнату, повергнув дона Вольтера в грусть. Губы его чуть шевелились, пока он еле слышно мурлыкал сам себе грустную песенку. Он так расчувствовался, что слезы навернулись на глаза и он дал им волю; слезы перешли в прерывистые рыдания, и старик утешал сам себя, вспоминая родителей и тех, чьи фотографии были развешаны по комнате: фотографии плыли у него перед глазами, то погружаясь в забвение, то возникая из него. «Может быть, смерть – это медленное погружение, а остальные пока плывут по безбрежному морю?» – спросил сам себя дон Вольтер, и поэзия, жившая в его душе, осушила слезы. Как только он начал придумывать, чем бы умилостивить остальных кошек, раздался звонок домофона. Недавняя стариковская тоска тут же сменилась подозрительностью, и дон Вольтер на минуту застыл. Но только на минуту – потом он вскочил и с проворством, не свойственным возрасту, подбежал к комоду, где лежал пистолет, повторяя при этом неизвестно кому: «Иду, иду». Засунув пистолет за пояс под рубашкой, дон Вольтер подошел к висевшему у двери интерфону:
– Кто там?
– Вольтер О'Ши Сарралуки здесь живет?
– Здесь.
– У меня для вас письмо, и я должен дождаться ответа.
– Встаньте в центр двора, чтобы я мог вас видеть.
– О'кей.
Здоровенный янки-неф, у которого почти все лицо закрывал мотоциклетный шлем – курьер с эмблемой Конторы на груди. Вольтер надел туфли и пиджак, а пистолет переложил в карман брюк. «Иду, иду, нет человеку покоя, не дают ни отдохнуть, ни погрустить, ни помечтать». Этот тип в шлеме стоял перед закрытой дверью и, увидев дона Вольтера, протянул ему конверт. Одну руку старик протянул за посланием, а другую положил на прохладную рукоять пистолета. С посланием в руке он закрыл за собой дверь и распечатал конверт. Внутри лежал листок: «Срочно. Надежное дело и дополнительные распоряжения. Фергюссон и братья. Адвокатская контора. 4 часа пополудни. 125-я, 63, северо-восток, мистер Робардс».
– Какого ответа вы ждете?
– Если вы можете идти, я вас провожу. Осталось полчаса.
Поскольку почти все лицо негра закрывал шлем, прочитать на нем что-нибудь было невозможно.
– Вы что, собираетесь отвезти меня туда на мотоцикле? Неужели вы полагаете, что мой возраст позволяет такие гимнастические упражнения?
– Вас ждут в машине: бежевый «форд» стоит в двух кварталах отсюда.
И, сказав это, негр вытащил визитную карточку, на которой были написаны только два слова – «Агентство по развитию».
– Подождите, пока я оденусь, не в таком же виде ехать.
Выполнив свою миссию, негр круто развернулся и удалился, громко стуча каблуками. Хорошего воспитания он не получил, подумал дон Вольтер, но задница у него вполне аппетитная. Вздохнув, он стал подниматься по лестнице. Стоя перед зеркалом, тщательно оделся, подправил гримом кое-какие морщины и положил тени на веки. Когда он уже был у дверей, Белая Дама начала к нему ластиться.
– А, теперь ты вспомнила обо мне? Хочешь помириться? Мы с тобой серьезно поговорим, когда я вернусь. И не вздумай никуда убегать.
Он вышел на улицу; вдали стояла машина, и старик пытался угадать, сколько человек внутри. Кажется, только один, причем женщина: только женщине могла принадлежать такая пышная белокурая шевелюра. Вольтер успокоился, но все-таки сделал круг-другой по тротуару, чтобы получше рассмотреть водителя. Это действительно была женщина – очень светлокожая и белокурая, возможно, даже слишком светлокожая и слишком белокурая. Она уже заметила его маневры и невозмутимо улыбалась:
– Вы – Вольтер О'Ши?
– Повторите это еще раз, милочка, у вас это так хорошо получается!
Она повторила, продолжая все так же невозмутимо улыбаться, и Вольтер, слегка обескураженный ее невозмутимостью, уселся рядом. На все вопросы, задаваемые по дороге, блондинка отвечала односложно, за исключением последнего:
– Это вы меня ждете?
– Нет, ко мне это не имеет отношения. Полагаю, вами займутся другие.
Машина затормозила рядом со зданием, где располагались средней руки учреждения, довольно обшарпанным из-за тропического климата, где вряд ли могла находиться контора хороших адвокатов. Внутри их встретила подтянутая негритянка.
– Как ты вытянулась, милочка, с тех пор как мы в последний раз встречались.
– Вы меня знаете?
– Нет, но если бы и знал, наверняка сказал то же самое.
Девушка пробормотала что-то неразборчивое и пригласила их пройти в кабинет, где лысый человек с некоторой примесью негритянской крови просматривал бумаги в раскрытой папке, а Робардс сидел, развалясь в странном кресле, формой своей напоминающем капустный лист, с большим стаканом бургундского, где плавали кусочки льда, а пальцем другой руки ковырял в ухе. Дверь за спиной Вольтера захлопнулась, но ни один из двух мужчин не обратил на это особого внимания. Лысый рукой указал Вольтеру на еще один капустный лист.
– Я боюсь, оно слишком похоже на кровожадное растение, а я такой маленький.
Лысый, не обращая на него внимания, продолжал заниматься бумагами, а Робардс состроил гримасу, которая при желании могла сойти за вежливое приветствие. Он наклонился в сторону Вольтера, ерзавшего в кресле:
– Когда усядетесь поудобнее, приступим. Времени у нас в обрез.
– Это не кресло, а болото; в нем увязнуть можно.
Вольтер примостился наконец на краешке, сочтя это наилучшим решением, после чего повернулся к Робардсу, весь внимание.
– Ваши желания выполнены.
– Все?
– Все. Если мне не изменяет память, речь шла о пожизненной выплате двух с половиной тысяч долларов…
– Какие гроши!
– Вы сами назвали эту сумму. Далее, место в приюте для престарелых «Хартли» в случае, если вы не сможете обходиться без посторонней помощи. Уход за вашими кошками, которых вы сможете взять с собой в «Хартли» и которые после вашей смерти будут помещены в «Парке дель Буэн Амиго», где им будет обеспечен надлежащий уход, пока они живы.
Робардс посмотрел на лысого человека за столом и обратился к нему:
– Теперь ваша очередь, мистер Фергюссон.
Тонкие губы лысого сложились в ледяную улыбку и, не глядя на них, он начал читать вслух следующий документ:
– «В Майами, такого-то числа такого-то года фирма «Агентство по развитию» с одной стороны, и Вольтер О'Ши Сарралуки, проживающий там-то, с другой, составили настоящий договор о том, что в качестве оплаты за произведенные мистером Вольтером О'Ши Сарралуки для данного «Агентства» работы, «Агентство» обязуется выплачивать ему ежемесячно по две тысячи пятьсот долларов. В случае, если мистер О'Ши по состоянию здоровья не сможет жить один, он будет помещен в приют для престарелых «Хартли» в Тамиани-парк вместе со своими домашними животными, кошками, заботу о которых берет на себя «Агентство по развитию». «Агентство» также обязуется, в случае смерти мистера О'Ши Сарралуки, поместить переживших его домашних животных в «Парке дель Буэн Амиго», где им будет обеспечен уход до их смерти. Подписано в Майами, такого-то числа, такого-то года».
– Я могу сам прочитать это?
Лысый бросил ему листок бумаги, и Вольтер подхватил его на лету. Он придирчиво изучал его, поднеся к самому носу.
– Сегодняшние две тысячи пятьсот долларов могут завтра выглядеть совсем иначе. Я хочу, чтобы эта сумма индексировалась в зависимости от уровня инфляции.
– Нет проблемы, – ответил Робардс, опережая возможные возражения адвоката.
– Это все?
– Нет, тут есть кот в мешке.
– Дон Вольтер, это ваша самая удачная шутка.
– Очень остроумно, но я не люблю, когда в таком тоне говорят о моих животных. Вы тут пишете, что те из них, кто меня переживет, будут помещены в «Парке дель Буэн Амиго».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Вы молитесь, дон Вольтер?
– Нет, я учу этих непослушных кошек уму-разуму.
– А слышится, будто вы молитесь, словно священник молитву читает.
– Слышится то, что хочется услышать. И если бы вы не высовывались до пояса из окна, а убрались туда, где находится другая часть вашего тела, я мог бы спокойно разговаривать со своими кошками и не думать, что соседи за мной подглядывают.
– Это я-то подглядываю? Просто вы не говорите, а причитаете.
– А вы гавкаете.
И дон Вольтер шумно захлопнул окно, после чего крик Раздраженной соседки стал звучать приглушенно.
– Что с этим сумасшедшим стариком? У него настроения меняются одно за другим, как каналы в телевизоре.
Чертова пьянь, чертова пьянь, от тебя вечно разит потом, всякой дрянью, и жрешь ты говно всякое, недоносок несчастный, дерьмо чертово. Дон Вольтер возмущался в полумраке комнаты, а кошки не обращали на него никакого внимания: Белая Дама, облизав лапу, спокойно проводила ею за ухом, не разделяя волнения хозяина. «Нельзя так волноваться, со мной может что-нибудь случиться», – и с этими словами он вышел из столовой; Белая Дама тут же прекратила умываться и отправилась следом за ним. Слегка приоткрыв створки жалюзи, дон Вольтер снял туфли и неуверенными шагами подошел к кровати и улегся, застыв неподвижно, словно положенное на подушку перо. Белая Дама тут же последовала за ним и, втянув носом воздух, решила, что лучше всего свернуться клубочком под боком у хозяина; другие кошки в полумраке столовой искали себе место, где прикорнуть, подумать о своем, вылизать шерстку или поиграть с тенями, которые были видны только им. Одной рукой старик прикрыл глаза, а другой поглаживал свернувшуюся рядом кошку, которая довольно жмурилась при каждом его прикосновении.
– Хочешь, Белая Дама, я спою тебе какую-нибудь песню из тех, что ты любишь? Обещай мне, что ты не будешь больше убегать и расстраивать меня. Скажи, что это в последний раз. Послушай, что я тебе спою:
Почему я гуляю с тобой,
почему так люблю я тебя?
Потому что ты ходишь за мной,
потому что волнуешь меня.
Ах, как сказать мне людям,
что так хотят все знать,
что мы с тобой не будем
нисколечко скучать!
Что глазки твои быстрые
и речи твои милые
тоску мою сердечную
разгонят в тот же миг.
Дон Вольтер пришел в такое возбуждение, что стал дергать ногами и руками в такт песенке, напугав кошку, которая вскочила и отправилась искать более спокойное место. Старик успокоился и, протянув руку туда, где лежала кошка и не обнаружив ее, приподнялся на локтях, обводя глазами комнату.
– Куда ты делась, Белая Дама? Иди ко мне, иди, я спою тебе что-нибудь спокойное.
Но животное не только не вняло зову, но и вообще покинуло комнату, повергнув дона Вольтера в грусть. Губы его чуть шевелились, пока он еле слышно мурлыкал сам себе грустную песенку. Он так расчувствовался, что слезы навернулись на глаза и он дал им волю; слезы перешли в прерывистые рыдания, и старик утешал сам себя, вспоминая родителей и тех, чьи фотографии были развешаны по комнате: фотографии плыли у него перед глазами, то погружаясь в забвение, то возникая из него. «Может быть, смерть – это медленное погружение, а остальные пока плывут по безбрежному морю?» – спросил сам себя дон Вольтер, и поэзия, жившая в его душе, осушила слезы. Как только он начал придумывать, чем бы умилостивить остальных кошек, раздался звонок домофона. Недавняя стариковская тоска тут же сменилась подозрительностью, и дон Вольтер на минуту застыл. Но только на минуту – потом он вскочил и с проворством, не свойственным возрасту, подбежал к комоду, где лежал пистолет, повторяя при этом неизвестно кому: «Иду, иду». Засунув пистолет за пояс под рубашкой, дон Вольтер подошел к висевшему у двери интерфону:
– Кто там?
– Вольтер О'Ши Сарралуки здесь живет?
– Здесь.
– У меня для вас письмо, и я должен дождаться ответа.
– Встаньте в центр двора, чтобы я мог вас видеть.
– О'кей.
Здоровенный янки-неф, у которого почти все лицо закрывал мотоциклетный шлем – курьер с эмблемой Конторы на груди. Вольтер надел туфли и пиджак, а пистолет переложил в карман брюк. «Иду, иду, нет человеку покоя, не дают ни отдохнуть, ни погрустить, ни помечтать». Этот тип в шлеме стоял перед закрытой дверью и, увидев дона Вольтера, протянул ему конверт. Одну руку старик протянул за посланием, а другую положил на прохладную рукоять пистолета. С посланием в руке он закрыл за собой дверь и распечатал конверт. Внутри лежал листок: «Срочно. Надежное дело и дополнительные распоряжения. Фергюссон и братья. Адвокатская контора. 4 часа пополудни. 125-я, 63, северо-восток, мистер Робардс».
– Какого ответа вы ждете?
– Если вы можете идти, я вас провожу. Осталось полчаса.
Поскольку почти все лицо негра закрывал шлем, прочитать на нем что-нибудь было невозможно.
– Вы что, собираетесь отвезти меня туда на мотоцикле? Неужели вы полагаете, что мой возраст позволяет такие гимнастические упражнения?
– Вас ждут в машине: бежевый «форд» стоит в двух кварталах отсюда.
И, сказав это, негр вытащил визитную карточку, на которой были написаны только два слова – «Агентство по развитию».
– Подождите, пока я оденусь, не в таком же виде ехать.
Выполнив свою миссию, негр круто развернулся и удалился, громко стуча каблуками. Хорошего воспитания он не получил, подумал дон Вольтер, но задница у него вполне аппетитная. Вздохнув, он стал подниматься по лестнице. Стоя перед зеркалом, тщательно оделся, подправил гримом кое-какие морщины и положил тени на веки. Когда он уже был у дверей, Белая Дама начала к нему ластиться.
– А, теперь ты вспомнила обо мне? Хочешь помириться? Мы с тобой серьезно поговорим, когда я вернусь. И не вздумай никуда убегать.
Он вышел на улицу; вдали стояла машина, и старик пытался угадать, сколько человек внутри. Кажется, только один, причем женщина: только женщине могла принадлежать такая пышная белокурая шевелюра. Вольтер успокоился, но все-таки сделал круг-другой по тротуару, чтобы получше рассмотреть водителя. Это действительно была женщина – очень светлокожая и белокурая, возможно, даже слишком светлокожая и слишком белокурая. Она уже заметила его маневры и невозмутимо улыбалась:
– Вы – Вольтер О'Ши?
– Повторите это еще раз, милочка, у вас это так хорошо получается!
Она повторила, продолжая все так же невозмутимо улыбаться, и Вольтер, слегка обескураженный ее невозмутимостью, уселся рядом. На все вопросы, задаваемые по дороге, блондинка отвечала односложно, за исключением последнего:
– Это вы меня ждете?
– Нет, ко мне это не имеет отношения. Полагаю, вами займутся другие.
Машина затормозила рядом со зданием, где располагались средней руки учреждения, довольно обшарпанным из-за тропического климата, где вряд ли могла находиться контора хороших адвокатов. Внутри их встретила подтянутая негритянка.
– Как ты вытянулась, милочка, с тех пор как мы в последний раз встречались.
– Вы меня знаете?
– Нет, но если бы и знал, наверняка сказал то же самое.
Девушка пробормотала что-то неразборчивое и пригласила их пройти в кабинет, где лысый человек с некоторой примесью негритянской крови просматривал бумаги в раскрытой папке, а Робардс сидел, развалясь в странном кресле, формой своей напоминающем капустный лист, с большим стаканом бургундского, где плавали кусочки льда, а пальцем другой руки ковырял в ухе. Дверь за спиной Вольтера захлопнулась, но ни один из двух мужчин не обратил на это особого внимания. Лысый рукой указал Вольтеру на еще один капустный лист.
– Я боюсь, оно слишком похоже на кровожадное растение, а я такой маленький.
Лысый, не обращая на него внимания, продолжал заниматься бумагами, а Робардс состроил гримасу, которая при желании могла сойти за вежливое приветствие. Он наклонился в сторону Вольтера, ерзавшего в кресле:
– Когда усядетесь поудобнее, приступим. Времени у нас в обрез.
– Это не кресло, а болото; в нем увязнуть можно.
Вольтер примостился наконец на краешке, сочтя это наилучшим решением, после чего повернулся к Робардсу, весь внимание.
– Ваши желания выполнены.
– Все?
– Все. Если мне не изменяет память, речь шла о пожизненной выплате двух с половиной тысяч долларов…
– Какие гроши!
– Вы сами назвали эту сумму. Далее, место в приюте для престарелых «Хартли» в случае, если вы не сможете обходиться без посторонней помощи. Уход за вашими кошками, которых вы сможете взять с собой в «Хартли» и которые после вашей смерти будут помещены в «Парке дель Буэн Амиго», где им будет обеспечен надлежащий уход, пока они живы.
Робардс посмотрел на лысого человека за столом и обратился к нему:
– Теперь ваша очередь, мистер Фергюссон.
Тонкие губы лысого сложились в ледяную улыбку и, не глядя на них, он начал читать вслух следующий документ:
– «В Майами, такого-то числа такого-то года фирма «Агентство по развитию» с одной стороны, и Вольтер О'Ши Сарралуки, проживающий там-то, с другой, составили настоящий договор о том, что в качестве оплаты за произведенные мистером Вольтером О'Ши Сарралуки для данного «Агентства» работы, «Агентство» обязуется выплачивать ему ежемесячно по две тысячи пятьсот долларов. В случае, если мистер О'Ши по состоянию здоровья не сможет жить один, он будет помещен в приют для престарелых «Хартли» в Тамиани-парк вместе со своими домашними животными, кошками, заботу о которых берет на себя «Агентство по развитию». «Агентство» также обязуется, в случае смерти мистера О'Ши Сарралуки, поместить переживших его домашних животных в «Парке дель Буэн Амиго», где им будет обеспечен уход до их смерти. Подписано в Майами, такого-то числа, такого-то года».
– Я могу сам прочитать это?
Лысый бросил ему листок бумаги, и Вольтер подхватил его на лету. Он придирчиво изучал его, поднеся к самому носу.
– Сегодняшние две тысячи пятьсот долларов могут завтра выглядеть совсем иначе. Я хочу, чтобы эта сумма индексировалась в зависимости от уровня инфляции.
– Нет проблемы, – ответил Робардс, опережая возможные возражения адвоката.
– Это все?
– Нет, тут есть кот в мешке.
– Дон Вольтер, это ваша самая удачная шутка.
– Очень остроумно, но я не люблю, когда в таком тоне говорят о моих животных. Вы тут пишете, что те из них, кто меня переживет, будут помещены в «Парке дель Буэн Амиго».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70