«Он во всем оригинал, — подшучивали те, кто не очень-то благоволил к полковнику — даже кабинет себе выбрал особый, не как у других… Единственную фотографию держит в книжном шкафу, словно вызов: подруга Ирина. Как можно встречаться с женщиной семь лет и до сих пор не оформить отношения? Хороша воспитательная работа с молодыми сотрудниками».
Славин, понятно, знал об этом, посмеивался, попросил Эдика, давнего приятеля из Тбилиси, еще больше увеличить портрет Ирины: «Все прекрасное — а, согласись, Иришка сама прелесть — способствует вдохновению, причем именно вдохновение есть самый действенный побудитель работы !»
Трудился он, как правило, в углу кабинета, возле телевизора, где стояли маленький столик ручной работы и старинное низкое кресло, обитое настоящей кожей; как-то заметил Груздеву: «Что ни говори, а по маминой линии я наполовину армянин, видимо, поэтому пристрастие к низкой и мягкой мебели».
Именно здесь-то он и устроился (позвонив предварительно в Пицунду, чтобы узнать, каким рейсом Ирина возвращается с юга), углубившись в чтение папки, переданной ему генералом. У того по-прежнему в поле зрения два аспекта одной, как ему казалось, проблемы: тончайшие нюансы на переговорах в Женеве и при этом дело Пеньковского, все его связи, особенно московские; парижские и лондонские были уже отработаны досконально, заново изучены и перепроверены, методика связи с британской разведкой и ЦРУ — тоже; генерал пытался — Славин понял это по его осторожным карандашным пометкам — найти в показаниях Пеньковского и всех опрошенных свидетелей хотя бы намеки на имена, дружеские клички, ласковые прозвища, а возможно, и фамилии, каким-то образом обойденные предварительными исследованиями. Генерал шел от вполне логического построения: коль скоро профессора Иванова в научный центр рекомендовал Пеньковский, а Иванов с давних лет дружил с Кульковым, возникал вопрос, на который необходимо получить точный ответ: не пересекались ли пути этих людей? А если пересекались, то когда? Где? На какой почве?
Славин открыл папку, к которой была приколота записка генерала: «Поглядите, любопытно, хорошо бы и в этом материале постараться еще и еще раз поискать связи. Генерал Васильев ждет Вашего звонка».
Вопрос : В среде товарищей и собутыльников вы пользовались возможностью узнавать военные тайны?
Пеньковский : Да.
Вопрос : Вы их спрашивали?
Пеньковский : Нет, они сами по пьянке выбалтывали.
Вопрос : Вы сказали, что у вас были собутыльники. Это что, ваши постоянные друзья и товарищи или случайные люди, встречавшиеся только в ресторанах?
Пеньковский : У меня не было настоящих, близких друзей с большой буквы, потому что, если бы такие были, я бы мог проговориться: в порядке совета, помощи… А те, которые ко мне обращались с какими-то просьбами (я с удовольствием их выполнял), были не прочь разделить со мной бутылку коньяку с лимоном.
Вопрос : А кто платил?
Пеньковский : Когда инициатива принадлежала мне, я платил. Когда меня приглашали, то платил тот, кто приглашал. Или платили вместе. Я не был стеснен в денежных средствах. Поэтому, когда мне разведчики прислали деньги, они этим меня обидели.
Вопрос : Значит, вы работали на английскую и американскую разведки бескорыстно?
Пеньковский : Я знал, что мой труд ими оценивается очень высоко. Нельзя сказать, что я все это делал бескорыстно, это было бы враньем. Я знал, что там откладывается на мой счет на будущее и, когда будет нужно, я смогу получить за все, но за полтора года моей преступной связи с ними я от них денег не получал. Мне прислали три тысячи рублей, я сказал об этом чистосердечно, хотя мог бы и утаить. Я сделал жест: купил подарки (серебряные вещи) и вместе с пакетом с деньгами попросил Винна передать разведчикам.
Вопрос : Скажите, какие-нибудь вещи вы получали из-за границы?
Пеньковский : Из-за границы я получал вещи, которые мне привозил Гревилл Винн по моей просьбе. За эти вещи я с ним всегда расплачивался, не желая быть у него в долгу, потому что он человек бизнеса, да и к чему он будет мне покупать за свои деньги?
Вопрос : Не была ли это оплата за услуги?
Пеньковский : Никак нет. Гревилл Винн никогда никаких ценных подарков мне не привозил, а привозил лишь различные безделушки, сигареты, виски, пластинки.
Славин подолгу вчитывался в каждое слово, не то что фразу; однажды Степанов сказал ему: «Старик, твое армянство просматривается именно в том, как ты читаешь; предки по маминой линии, видимо, носили в мешках землю на камни в горах, чтобы создать себе поле. Все это, конечно, прекрасно, но, читая таким образом рассказ или роман, не выхолащиваешь ли ты мысль, заложенную в словах писателя, постепенно заменяя ее своею? Не навязываешь ли ты себя той литературе, которую читаешь?» — «Вряд ли, — после долгого раздумья ответил тогда Славин. — Да и потом литература — одно, а работа — совсем иное. Я от рождения достаточно доверчивый человек и качество это в себе, честно говоря, ценю. Но служба в контрразведке приучила к тому, чтобы проверять значение каждого слова — а за словом стоит человек, не кто-нибудь, — и только после этого принимать решение, которое отмене не подлежит».
Славин поднялся, подошел к телефону, набрал номер генерала Васильева — живая энциклопедия, о Пеньковском знал все, вел его дело как-никак.
— Александр Васильевич, это Славин…
— Наконец-то, — усмехнулся тот, — генерал уж трижды звонил, жду не дождусь!
— Так ведь к вам неподготовленным приходить страшно, — в тон ему ответил Славин, — ам — и нет полковника! Я предпочитаю самолично изучить все, что можно… Хотя все равно без вас я так ничего до конца и не пойму.
— Будет тебе, — вздохнул Васильев, — все поймешь прекрасно и без меня… Когда приедешь?
— Мне хотелось бы еще раз прочитать фрагмент речи защитника Апраксина… И показания свидетелей…
— Ты со свидетелей начни, Виталик, — сказал Васильев. — А я тут еще помаракую, что тебе может пойти на пользу…
— Спасибо, Саша, — ответил Славин; один на один он говорил с Васильевым на «ты», испытывая к этому человеку чувство огромной симпатии: он того заслуживал…
Славин вернулся к столику и принялся заново читать допросы свидетелей, медленно ведя остро отточенным грифелем по строкам; кое-где ставил точки на полях, заметные лишь ему одному.
Председательствующий : Вы знаете Пеньковского?
Свидетель Русаков : Да.
Председательствующий : Какие у вас были с ним взаимоотношения?
Свидетель Русаков : Нормальные.
Председательствующий : Подсудимый Пеньковский, вы знаете свидетеля?
Пеньковский : Да, свидетеля Русакова я знаю.
Председательствующий : Какие у вас взаимоотношения?
Пеньковский : Взаимоотношения с ним были нормальные.
Председательствующий : Свидетель Русаков, что вам известно по делу Пеньковского? Расскажите суду.
Свидетель Русаков : В подтверждение показаний, данных мною на предварительном следствии, я могу дополнительно показать, что познакомился с Пеньковским лет десять тому назад. Познакомил меня с ним мой приятель Файнштейн Владимир Яковлевич, который отрекомендовал Пеньковского своим земляком, уроженцем Орджоникидзе. Встречался я с Пеньковским, в основном, в компаниях. Были такие моменты, когда я не видел Пеньковского по году и более. Встречались мы на стадионе, в кафе, в ресторанах, ходили в театры. В основном, Пеньковского я видел только в вечерние часы. Зная, что Пеньковский выезжает за границу, я считал, что он человек проверенный, и никаких подозрений в отношении его у меня не было. Хотя сейчас многие и говорят: «Его физиономия мне не нравится» — и прочее. А один знакомый говорит, что он знал, что Пеньковский не читал даже и газет. Я этого не знал и не замечал.
Летом прошлого года Пеньковский обратился ко мне с просьбой, не смогу ли я освободиться к концу дня, с тем чтобы на автомашине подвезти с аэродрома одного нужного человека, его приятеля, который работает в нашем посольстве в Лондоне. Без особого энтузиазма я согласился, и мы поехали в Шереметьево. Меня это не удивило, я видел, как Пеньковский работал с японской делегацией, встречал и другие делегации у подъездов и прочее. Когда мы приехали на аэродром в Шереметьево, он пошел встречать, а я остался в автомашине, не представляя, кого я буду везти. Через некоторое время Пеньковский подошел ко мне в сопровождении гражданина, которого я раньше не видел. Пеньковский сказал: «Это наш друг. Ты не будешь возражать, если мы его подвезем?» Они сели сзади в машину, я был на водительском месте, и мы тронулись по направлению к гостинице «Украина».
Председательствующий : А кто был этот друг?
Свидетель Русаков : Как сейчас выясняется, это был Винн. Я его никогда не видел, и Пеньковский меня с ним не знакомил. Когда мы ехали в машине, Пеньковский и Винн разговаривали на английском языке. Изредка Пеньковский мне как бы переводил, о чем они говорят: например, какая в Лондоне сейчас погода. В общем, Пеньковский пытался показать, что держит меня в курсе их разговора.
Председательствующий : Винн как-то поблагодарил вас за встречу?
Свидетель Русаков : Я попросил Пеньковского спросить Винна, как он доехал в моей старенькой машине. Винн ответил, что доехал он хорошо, оставил мне пачку или две сигарет как презент. После того как Пеньковский вернулся из гостиницы, мы поехали к его дому. Пеньковский сказал, что это наш работник, нужный человек. Я удивился: как же может англичанин быть нашим работником!
Председательствующий : Расскажите о ваших встречах с Пеньковским.
Свидетель Русаков : С Пеньковским мы встречались в разное время, но, как я уже сказал, в основном, вечером. Бывали с ним в кафе, в ресторанах, часто вместе обедали. Так как Пеньковскому звонить было бесполезно, то он звонил или мне на работу, или моему приятелю, и мы встречались. Иногда просто гуляли по улице, заходили в ресторан или кафе обедать после рабочего дня. Никаких разговоров антисоветского характера ни с ним, ни с моими друзьями мы не вели. Подозрений и сомнений у меня в отношении Пеньковского не было. Я познакомил его с подругой своей приятельницы Галиной. Вопреки нашим ожиданиям, у них вспыхнула большая любовь. Пеньковский ею увлекся. Во всяком случае, они часто встречались; она не знала ни домашнего, ни служебного телефона Пеньковского, и мой домашний телефон был как бы связным пунктом между ними.
Председательствующий : Коммутатором?
Свидетель Русаков : Да, коммутатором. Галя звонила мне и спрашивала, не звонил ли Олег; так же звонил мне Пеньковский и просил передать Гале, когда он встретится с нею. Это, может быть, было три-четыре, а может, пять раз. Галя работала недалеко от ресторана «Баку», и в обеденный час Пеньковский несколько раз просил меня встретиться с Галей и войти с ней в ресторан, так как ему якобы йыло неудобно делать это: он женат, а я разведенный. Я в свой обеденный час подъезжал к ресторану, встречался с Галей и входил с нею ресторан, где уже за столиком сидел Пеньковский. Так как это был обеденный перерыв, то все обходилось без каких-либо выпивок. После обеда я выходил с Галей и провожал ее до работы. Был он с ней раза два у меня дома в гостях.
Еще я встречал с Пеньковским женщину по имени Лида. Пеньковский сказал, что она очень хорошо и внимательно к нему относилась в госпитале; какие отношения у него были с этой Лидой, мне не известно.
Были еще две женщины, с которыми Пеньковский меня познакомил. Это жены военнослужащих — Зоя и Тамара. С ними как-то один или два раза мы встречались на квартире у Зои. Затем я один встречался с Тамарой, а встречался ли Пеньковский с Зоей еще, мне не известно.
И последний случай. Как-то с друзьями мы были на футболе. Пеньковский сказал, что будет нас ждать с девушкой в гостинице «Советская». После футбола мы зашли в ресторан, и действительно, там сидел с девушкой Пеньковский;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Славин, понятно, знал об этом, посмеивался, попросил Эдика, давнего приятеля из Тбилиси, еще больше увеличить портрет Ирины: «Все прекрасное — а, согласись, Иришка сама прелесть — способствует вдохновению, причем именно вдохновение есть самый действенный побудитель работы !»
Трудился он, как правило, в углу кабинета, возле телевизора, где стояли маленький столик ручной работы и старинное низкое кресло, обитое настоящей кожей; как-то заметил Груздеву: «Что ни говори, а по маминой линии я наполовину армянин, видимо, поэтому пристрастие к низкой и мягкой мебели».
Именно здесь-то он и устроился (позвонив предварительно в Пицунду, чтобы узнать, каким рейсом Ирина возвращается с юга), углубившись в чтение папки, переданной ему генералом. У того по-прежнему в поле зрения два аспекта одной, как ему казалось, проблемы: тончайшие нюансы на переговорах в Женеве и при этом дело Пеньковского, все его связи, особенно московские; парижские и лондонские были уже отработаны досконально, заново изучены и перепроверены, методика связи с британской разведкой и ЦРУ — тоже; генерал пытался — Славин понял это по его осторожным карандашным пометкам — найти в показаниях Пеньковского и всех опрошенных свидетелей хотя бы намеки на имена, дружеские клички, ласковые прозвища, а возможно, и фамилии, каким-то образом обойденные предварительными исследованиями. Генерал шел от вполне логического построения: коль скоро профессора Иванова в научный центр рекомендовал Пеньковский, а Иванов с давних лет дружил с Кульковым, возникал вопрос, на который необходимо получить точный ответ: не пересекались ли пути этих людей? А если пересекались, то когда? Где? На какой почве?
Славин открыл папку, к которой была приколота записка генерала: «Поглядите, любопытно, хорошо бы и в этом материале постараться еще и еще раз поискать связи. Генерал Васильев ждет Вашего звонка».
Вопрос : В среде товарищей и собутыльников вы пользовались возможностью узнавать военные тайны?
Пеньковский : Да.
Вопрос : Вы их спрашивали?
Пеньковский : Нет, они сами по пьянке выбалтывали.
Вопрос : Вы сказали, что у вас были собутыльники. Это что, ваши постоянные друзья и товарищи или случайные люди, встречавшиеся только в ресторанах?
Пеньковский : У меня не было настоящих, близких друзей с большой буквы, потому что, если бы такие были, я бы мог проговориться: в порядке совета, помощи… А те, которые ко мне обращались с какими-то просьбами (я с удовольствием их выполнял), были не прочь разделить со мной бутылку коньяку с лимоном.
Вопрос : А кто платил?
Пеньковский : Когда инициатива принадлежала мне, я платил. Когда меня приглашали, то платил тот, кто приглашал. Или платили вместе. Я не был стеснен в денежных средствах. Поэтому, когда мне разведчики прислали деньги, они этим меня обидели.
Вопрос : Значит, вы работали на английскую и американскую разведки бескорыстно?
Пеньковский : Я знал, что мой труд ими оценивается очень высоко. Нельзя сказать, что я все это делал бескорыстно, это было бы враньем. Я знал, что там откладывается на мой счет на будущее и, когда будет нужно, я смогу получить за все, но за полтора года моей преступной связи с ними я от них денег не получал. Мне прислали три тысячи рублей, я сказал об этом чистосердечно, хотя мог бы и утаить. Я сделал жест: купил подарки (серебряные вещи) и вместе с пакетом с деньгами попросил Винна передать разведчикам.
Вопрос : Скажите, какие-нибудь вещи вы получали из-за границы?
Пеньковский : Из-за границы я получал вещи, которые мне привозил Гревилл Винн по моей просьбе. За эти вещи я с ним всегда расплачивался, не желая быть у него в долгу, потому что он человек бизнеса, да и к чему он будет мне покупать за свои деньги?
Вопрос : Не была ли это оплата за услуги?
Пеньковский : Никак нет. Гревилл Винн никогда никаких ценных подарков мне не привозил, а привозил лишь различные безделушки, сигареты, виски, пластинки.
Славин подолгу вчитывался в каждое слово, не то что фразу; однажды Степанов сказал ему: «Старик, твое армянство просматривается именно в том, как ты читаешь; предки по маминой линии, видимо, носили в мешках землю на камни в горах, чтобы создать себе поле. Все это, конечно, прекрасно, но, читая таким образом рассказ или роман, не выхолащиваешь ли ты мысль, заложенную в словах писателя, постепенно заменяя ее своею? Не навязываешь ли ты себя той литературе, которую читаешь?» — «Вряд ли, — после долгого раздумья ответил тогда Славин. — Да и потом литература — одно, а работа — совсем иное. Я от рождения достаточно доверчивый человек и качество это в себе, честно говоря, ценю. Но служба в контрразведке приучила к тому, чтобы проверять значение каждого слова — а за словом стоит человек, не кто-нибудь, — и только после этого принимать решение, которое отмене не подлежит».
Славин поднялся, подошел к телефону, набрал номер генерала Васильева — живая энциклопедия, о Пеньковском знал все, вел его дело как-никак.
— Александр Васильевич, это Славин…
— Наконец-то, — усмехнулся тот, — генерал уж трижды звонил, жду не дождусь!
— Так ведь к вам неподготовленным приходить страшно, — в тон ему ответил Славин, — ам — и нет полковника! Я предпочитаю самолично изучить все, что можно… Хотя все равно без вас я так ничего до конца и не пойму.
— Будет тебе, — вздохнул Васильев, — все поймешь прекрасно и без меня… Когда приедешь?
— Мне хотелось бы еще раз прочитать фрагмент речи защитника Апраксина… И показания свидетелей…
— Ты со свидетелей начни, Виталик, — сказал Васильев. — А я тут еще помаракую, что тебе может пойти на пользу…
— Спасибо, Саша, — ответил Славин; один на один он говорил с Васильевым на «ты», испытывая к этому человеку чувство огромной симпатии: он того заслуживал…
Славин вернулся к столику и принялся заново читать допросы свидетелей, медленно ведя остро отточенным грифелем по строкам; кое-где ставил точки на полях, заметные лишь ему одному.
Председательствующий : Вы знаете Пеньковского?
Свидетель Русаков : Да.
Председательствующий : Какие у вас были с ним взаимоотношения?
Свидетель Русаков : Нормальные.
Председательствующий : Подсудимый Пеньковский, вы знаете свидетеля?
Пеньковский : Да, свидетеля Русакова я знаю.
Председательствующий : Какие у вас взаимоотношения?
Пеньковский : Взаимоотношения с ним были нормальные.
Председательствующий : Свидетель Русаков, что вам известно по делу Пеньковского? Расскажите суду.
Свидетель Русаков : В подтверждение показаний, данных мною на предварительном следствии, я могу дополнительно показать, что познакомился с Пеньковским лет десять тому назад. Познакомил меня с ним мой приятель Файнштейн Владимир Яковлевич, который отрекомендовал Пеньковского своим земляком, уроженцем Орджоникидзе. Встречался я с Пеньковским, в основном, в компаниях. Были такие моменты, когда я не видел Пеньковского по году и более. Встречались мы на стадионе, в кафе, в ресторанах, ходили в театры. В основном, Пеньковского я видел только в вечерние часы. Зная, что Пеньковский выезжает за границу, я считал, что он человек проверенный, и никаких подозрений в отношении его у меня не было. Хотя сейчас многие и говорят: «Его физиономия мне не нравится» — и прочее. А один знакомый говорит, что он знал, что Пеньковский не читал даже и газет. Я этого не знал и не замечал.
Летом прошлого года Пеньковский обратился ко мне с просьбой, не смогу ли я освободиться к концу дня, с тем чтобы на автомашине подвезти с аэродрома одного нужного человека, его приятеля, который работает в нашем посольстве в Лондоне. Без особого энтузиазма я согласился, и мы поехали в Шереметьево. Меня это не удивило, я видел, как Пеньковский работал с японской делегацией, встречал и другие делегации у подъездов и прочее. Когда мы приехали на аэродром в Шереметьево, он пошел встречать, а я остался в автомашине, не представляя, кого я буду везти. Через некоторое время Пеньковский подошел ко мне в сопровождении гражданина, которого я раньше не видел. Пеньковский сказал: «Это наш друг. Ты не будешь возражать, если мы его подвезем?» Они сели сзади в машину, я был на водительском месте, и мы тронулись по направлению к гостинице «Украина».
Председательствующий : А кто был этот друг?
Свидетель Русаков : Как сейчас выясняется, это был Винн. Я его никогда не видел, и Пеньковский меня с ним не знакомил. Когда мы ехали в машине, Пеньковский и Винн разговаривали на английском языке. Изредка Пеньковский мне как бы переводил, о чем они говорят: например, какая в Лондоне сейчас погода. В общем, Пеньковский пытался показать, что держит меня в курсе их разговора.
Председательствующий : Винн как-то поблагодарил вас за встречу?
Свидетель Русаков : Я попросил Пеньковского спросить Винна, как он доехал в моей старенькой машине. Винн ответил, что доехал он хорошо, оставил мне пачку или две сигарет как презент. После того как Пеньковский вернулся из гостиницы, мы поехали к его дому. Пеньковский сказал, что это наш работник, нужный человек. Я удивился: как же может англичанин быть нашим работником!
Председательствующий : Расскажите о ваших встречах с Пеньковским.
Свидетель Русаков : С Пеньковским мы встречались в разное время, но, как я уже сказал, в основном, вечером. Бывали с ним в кафе, в ресторанах, часто вместе обедали. Так как Пеньковскому звонить было бесполезно, то он звонил или мне на работу, или моему приятелю, и мы встречались. Иногда просто гуляли по улице, заходили в ресторан или кафе обедать после рабочего дня. Никаких разговоров антисоветского характера ни с ним, ни с моими друзьями мы не вели. Подозрений и сомнений у меня в отношении Пеньковского не было. Я познакомил его с подругой своей приятельницы Галиной. Вопреки нашим ожиданиям, у них вспыхнула большая любовь. Пеньковский ею увлекся. Во всяком случае, они часто встречались; она не знала ни домашнего, ни служебного телефона Пеньковского, и мой домашний телефон был как бы связным пунктом между ними.
Председательствующий : Коммутатором?
Свидетель Русаков : Да, коммутатором. Галя звонила мне и спрашивала, не звонил ли Олег; так же звонил мне Пеньковский и просил передать Гале, когда он встретится с нею. Это, может быть, было три-четыре, а может, пять раз. Галя работала недалеко от ресторана «Баку», и в обеденный час Пеньковский несколько раз просил меня встретиться с Галей и войти с ней в ресторан, так как ему якобы йыло неудобно делать это: он женат, а я разведенный. Я в свой обеденный час подъезжал к ресторану, встречался с Галей и входил с нею ресторан, где уже за столиком сидел Пеньковский. Так как это был обеденный перерыв, то все обходилось без каких-либо выпивок. После обеда я выходил с Галей и провожал ее до работы. Был он с ней раза два у меня дома в гостях.
Еще я встречал с Пеньковским женщину по имени Лида. Пеньковский сказал, что она очень хорошо и внимательно к нему относилась в госпитале; какие отношения у него были с этой Лидой, мне не известно.
Были еще две женщины, с которыми Пеньковский меня познакомил. Это жены военнослужащих — Зоя и Тамара. С ними как-то один или два раза мы встречались на квартире у Зои. Затем я один встречался с Тамарой, а встречался ли Пеньковский с Зоей еще, мне не известно.
И последний случай. Как-то с друзьями мы были на футболе. Пеньковский сказал, что будет нас ждать с девушкой в гостинице «Советская». После футбола мы зашли в ресторан, и действительно, там сидел с девушкой Пеньковский;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55