— Да нет, плевать мне на старшинство. Я против того, чтобы выигравшая хватала свой пакет и бежала с ним в уголок. Каждая из нас захочет знать, что вытащила другая, и не говорите мне, что не хотите. Никто нас не подгоняет, и я предлагаю обставить дело неторопливо и торжественно. Одна из нас тянет, показывает, что выиграла, и только потом тянет вторая. Согласны?
— Хорошая идея! — согласилась Сильвия.
— Ладно! — согласилась подумав Фелиция.
— Может, сначала заварить чай, чтобы потом не отвлекаться и не бегать в кухню? — внесла предложение Доротка, отлично зная, кому придётся бегать.
Странное дело — никто не возразил. Девушка заварила, разлила и принесла свежий чай, а также непропеченный кекс, который Сильвия неизвестно когда успела спечь. Теперь можно было приступать к исторической жеребьёвке.
Честно закрыв глаза, Фелиция первой извлекла из супницы бумажку с номером. Это был №3. Поскольку ювелирные изделия в прозрачных пакетиках были заблаговременно разложены на столе в нужном порядке, Фелиция тут же отыскала свой выигрыш. Им оказалась длинная брошка-булавка, вся в алмазиках, среди которых красным пламенем горели симметрично размещённые рубины, превышающие размерами алмазы.
— В принципе, рубины мне всегда нравились, — рассмотрев дар судьбы, похвалила Фелиция судьбу.
Следующей руку в супницу сунула Сильвия, за ней Меланья, последней Доротка. И все они честно закрывали глаза, ибо в этом доме не принято было обманывать. Чего не было, того не было.
Сильвии досталось изумрудное ожерелье, и она от восторга чуть ума не лишилась. Меланья тоже получила от судьбы ожерелье, золотое с чёрной эмалью, неимоверно элегантное и в то же время достаточно скромное, так что в нем можно было показаться и среди обычных людей. Меланья тоже обрадовалась и не скрывала своей радости. Доротке же попались бриллиантовые клипсы, идеально подходившие к уже имеющемуся у неё бриллиантовому же колье. Девушка даже удивилась — надо же, как по заказу вытащила!
Несмотря на проявленную предусмотрительность, девушке все же не удалось избавиться от необходимости снова заваривать и приносить чай, потому что жеребьёвка заняла много времени, тем более что никто не торопился, все от души наслаждались, в том числе и не участвующий в жеребьёвке Мартинек.
Сорок предметов четыре участницы жеребьёвки без особого труда поделили между собой, каждой досталось ровно по десяти ювелирных изделий.
Трудности возникли при дележе оставшихся двух.
Очередь приходила на Фелиция и Сильвию. Тут только Меланья вспомнила, что не признает права старшинства и выразила бурный протест. Сильвия настаивала на уже испробованной процедуре, её горячо поддержал Мартинек, но его никто не слушал. Фелиция вдруг решила проявить благородство и отказаться от своих прав, которые ей предоставлял возраст, о чем и заявила во всеуслышание, Дороткино же мнение осталось неизвестным, ибо её отправили заваривать очередной чай. А когда она вернулась со свежезаваренным чаем, в гостиной уже рассматривали новую идею жеребьёвки: подготовили четыре листика бумаги, по числу участниц, причём две бумажки были чистые, а на двух фигурировали крестики, означающие оставшиеся два ювелирных изделия.
И в конце концов они достались Сильвии и Доротке. Сильвия обрела невероятно пёстрый перстень, не налезающий ей ни на один палец, Доротка же тот самый знаменитый кулон с крупным рубином и бриллиантами. Девушка все ещё не осознавала истинной стоимости доставшегося ей богатства, и тем не менее у неё горело лицо и блестели глаза при виде всей этой красоты, которая стала её собственностью. Разве могла она когда-нибудь мечтать о таком?
Четыре сверкающие кучки лежали на столе у четырех стаканов с чаем. В гостиной вдруг воцарилась тишина. Каждый думал о своём.
Фелиция с трудом сдерживалась, чтобы не поднять крик. В конце концов, кто хозяин в этом доме? Она тут главная, у неё должно храниться все это мерцающее наследство, а уж она станет по мере надобности выдавать их сёстрам и племяннице поносить, если сочтёт нужным. Ну как можно такое богатство отдать в руки её глупым сёстрам и ещё более глупой племяннице, этой сопливой девчонке? Наверняка потрясающую булавку-брошку Меланья подарит своему хахалю, и уйдёт из дома такая красота…
Сильвия с завистью поглядывала на Дороткин кулон и Меланьин браслет с изумрудами, эти вещи нравились ей больше всех. Она с детства любила блескушки, хотя никогда у неё ни одной стоящей вещи не было, никто ей не оставлял в наследство, ни один мужчина не дарил, а сама она не могла себе купить, ведь денег у неё сроду не водилось. И вот теперь судьба услышала её мольбы, да не все расслышала.
Меланья искоса поглядывала на кучки сестёр и пыталась решить, что сделала бы со всеми этими драгоценностями, если бы они принадлежали ей одной. Ну разумеется, большинство из них продала бы и поехала путешествовать по свету, не ограничивая себя в средствах. В молодости муж довёл её отдыхом в палатке на берегу какой-нибудь жалкой речки, кошмарными путешествиями автостопом в кабинах попутных грузовиков или, ещё хуже, в кузовах, и приготовлением пищи на костре, сидя на корточках. А потом приходилось шуровать закопченые котелки в ледяной воде, бррр! На всю жизнь возненавидела тогда Меланья примитивные условия отдыха и так называемые красоты природы, хотя никогда никому в этом не признавалась. А теперь… За эти Вандзины безделушки она могла бы нанимать машины с водителями и останавливаться в самых роскошных отелях мира!
Неизвестно почему, но ни одной из наследниц Ванды Паркер не пришло в голову простое соображение: здесь, на столе, лишь часть доставшегося им богатства. Доставшиеся трём сёстрам и их племяннице какие-то таинственные денежные суммы были настолько абстрактны, что просто не доходили до сознания. До сознания доходило другое: больше не придётся за Ванду платить, хоть это отпало.
Тишину прервал телефонный звонок. Звонил Павел Дронжкевич, который так и не дождался звонка от Меланьи. А Меланья просто забыла о любовнике, всецело поглощённая жеребьёвкой и связанными с ней хлопотами и эмоциями. И сейчас невольно почувствовала угрызения совести.
— Полицейский только что ушёл от нас, я как раз собиралась тебе звонить, — соврала она. — Да, да, идиотское происшествие, потом я тебе все расскажу, не телефонный это разговор…
— Послушайте! — обратилась она к сёстрам. — Я не усекла — комиссар не запретил нам выходить из дома? Или мы сидим под домашним арестом, как подозреваемые?
— Да ведь только что Доротка выходила в магазин, — ответила Сильвия. — И ничего не случилось…
— Как же, не случилось! — с горечью вырвалось у Доротки. — Впрочем, вы правы — я осталась жива.
Фелиция пожала плечами и покрутила пальцем у виска, а Меланья сказала в трубку:
— Хорошо, приезжай, поедем куда-нибудь.
Куда — всем было ясно, к нему домой, но сегодня никто из сестёр не стал комментировать её разговор с любовником.
Сильвия сгребла своё богатство и отправилась в чулан прятать его. Опять позвонил телефон. Яцек каким-то озабоченным голосом попросил Доротку встретиться с ним. Нет, он бы предпочёл не у них в доме, надо поговорить, может, в том самом баре, где они встретились впервые, недалеко от их дома. Он заедет за ней…
Через полчаса за столом остались лишь Фелиция с Мартинеком. Чаю больше не хотелось, к счастью, в холодильнике оказалось пиво…
* * *
Комиссар Эдик Бежан был человеком глубоко порядочным, доброжелательным по отношению к окружающим, и те, как правило, отвечали ему симпатией. Не удивительно, что у него было множество друзей-приятелей, которым доставляло удовольствие оказывать Эдику услуги задаром и не только в рабочее время. Вот и теперь результаты обследования крокетного молотка он по блату узнал прямо-таки в молниеносном темпе.
— Подведём итоги, — сказал Эдик Бежан некоему Роберту Гурскому, аспиранту, присланному ему в помощники. — Итак, старушку убили без четверти десять вечера, ну, может, без десяти десять, во всяком случае пока я так считаю…
Оба сидели в кабинете комиссара, перед ними лежали перепечатанные магнитофонные записи, и Роберт уже был введён в курс дела. Правда, пока ещё он не успел лично познакомиться со всеми подозреваемыми, ибо к Бежану его приставили только сегодня около полудня, так что сделать парню удалось немного, но зато его переполняло стремление немедленно и горячо взяться за дело. Главная побудительная причина такого энтузиазма — мотив убийства. Человека убили из корыстных побуждений, а такие мотивы представлялись молодому аспиранту особо отвратительными.
— …конечно, могут оставаться сомнения, — продолжал Бежан, — но молоток говорит сам за себя. Вот, прочти внимательно. Следов множество, и говорю тебе, я этим нашим экспертам просто удивляюсь, только ты им этого не говори. Они сумели восстановить хронологию!
Роберт принялся со вниманием изучать документ, вслух комментируя:
— Страшно долго ничего… не меньше двадцати лет. Потом свежая ручка убитой, только её и больше никого. И на неё наложился след кожаной перчатки. И уже на все это ещё две ручки, одна за другой.
— Сначала Фелиция, потом Меланья, — подтвердил комиссар. — И с их показаниями совпадает, и с отпечатками их пальцев.
— Каждая ручка из трех последних хваталась за молоток всего по одному разу. Старушкиных же отпечатков — вагон и маленькая тележка. Ага, вот анализ микроследов, молоток пришёл в соприкосновение с человеческой кожей, покрытой волосами. Один короткий седой волос престарелой особы женского пола, особе не менее семидесяти лет. Значит, никуда не денешься, одна из рук схватила молоток в одной третьей части его рукоятки и приложила старушке. Лично я склонен считать — та ручка, что в перчатке.
— Вот это соображение и является камнем преткновения, — глубокомысленно рассуждал Эдик Бежан, качаясь на задних ножках стула и одновременно пытаясь дотянуться до стакана со служебным кофе. — Появляется новый элемент. И что он тут делает? Не будь его, я бы поставил на Фелицию, старшую из сестёр. Мотив к ней очень подходит, самая старшая, уже очень немолода, не хотела ждать наследства. Ещё сегодня прихвачу Адася, пусть попудрит там все подряд — двери, окна, лестницу их проклятую, которая почему-то оказалась не на месте и вообще все, что можно. Хочу знать, не появится ли где ещё эта перчатка.
Роберт понимающе кивнул и тоже отпил глоток кофе.
— Если бы нам тут не встряли перчатки, я уже все более-менее разложил по полочкам, — продолжал комиссар. — И у меня складывались две версии. Или они прикончили миллионершу все вместе, или одна из них. И тогда втайне от остальных, а могла это сделать любая, и обстоятельства сказывались благоприятно, и мотив у всех был. Каждой было выгодно. При коллективном убийстве непосредственный исполнитель, или исполнительница, не имеет значения, специально надела перчатки, чтобы ввести следствие в заблуждение. Теперь же все грамотные, все знают, что такое дактилоскопия, но может ещё не знают, что мы умеем и перчатки опознавать.
— Знаешь что, давай все-таки поищем перчатки.
— Давай уж заодно, ещё сегодня.
— Тогда надо оформлять ордер на обыск.
— Не надо, они и без ордера согласятся.
— Ты серьёзно? — изумился Роберт.
— Серьёзно, — вздохнул Бежан. — Они ненормальные, сам увидишь. Но мы должны изучить все возможности. Кто-то спрашивал нотариуса, приехала ли уже пани Паркер. Могла быть одна из этих баб, нотариус их по голосам не различает. Какую-то фамилию звонившая назвала. С равным успехом это могла быть одна из них, а мог быть и кто-то неизвестный нам… Тоже ждал приезда богатой американки.
— Ждала, — поправил Роберт.
— Что?
— Нотариус ведь говорил — звонила баба.
— Потому что ей велел мужик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58