А когда в аэропорту получал багаж пани Паркер, парням в таможне сказал только, что это для старушки, попросила меня и доверенность на меня оформила, и хорошо бы не тянуть с доставкой, уж больно стара, неровен час помрёт, так и не дождавшись багажа. Пошутили, в общем. А больше ни о чем.
— О самом доме, о заведённых в нем порядках никому не говорили?
— Не мог я никому такого говорить, ведь я сам толком о них не знал. Немного познакомился со всеми хозяйками только в пятницу, ну и на следующий день, когда фрахт привёз. Так что все-таки это не я разболтал. И вот что ещё хочу сказать. Может, не имеет значения, а может, и имеет. Вам известно, что на панну Дороту чуть какой-то пьяный шофёр не наехал? Она сама не придаёт этому особого значения. И что шофёр пьяный, сама выдумала.
Бежан тоже пока не знал, имеет ли сей факт какое-либо значение, но на всякий случай попросил по возможности подробно о нем рассказать.
А потом Яцек счёл целесообразным объяснить мотивы своего прихода в комендатуру полиции.
— Видите ли, пан комиссар, ведь кто-то же отправил старушку на тот свет. И как раз я был там. Появляется версия: я положил глаз на богатую наследницу и постарался, чтобы она скорее получила наследство. Такой уж я нетерпеливый. Так вот, говорю вам, — не я! И наоборот, в моих интересах, чтобы пан нашёл преступника, чтобы так дело не осталось, вон сколько у нас нераскрытых преступлений, уж и не знаю, раскрывают ли хоть что-то? А мне ни к чему, чтобы, как в том анекдоте: то ли у него часы украли, то ли он украл, не хочу, чтобы такое потом за мной тянулось. И вообще, поверьте, нет во мне преступных наклонностей, возможно, случалось вам и с такими людьми встречаться.
— Случалось иногда, — ответил комиссар полиции.
Видимо, не очень убедительно ответил, Яцек счёл своим долгом добавить:
— Да нет, вы не подумайте, что уж так совсем нет. Случается мне иногда в такую ярость впадать — себя не помню, не такой я безгрешный, как слеза сиротки, но уж если бы кого и пришил, так в сердцах и не ради бабок. И хочу, чтобы насчёт меня у вас не было сомнений, так что доказывайте!
Парень ушёл, а оба полицейских долго молчали. Роберт, ровесник Яцека, целиком и полностью разделял мнение парня о криминогенной обстановке в стране и беспечной полиции, которой на это наплевать. Карьера Роберта в полиции в самом начале пресеклась из-за молодого здорового энтузиазма честного парня, которому сразу дали по рукам, чтобы не лез куда не надо, вот и пребывал в помощниках, на вторых ролях в Отделе особо тяжких преступлений. Бежан, старше Роберта лет на пятнадцать, представлял собою уже другое поколение, и обладал немалым опытом.
— Что скажешь? — заговорил старший по званию и возрасту.
— Парень не врал! — не сомневался Роберт. — Знаю, что скажешь, сейчас никому на слово нельзя верить, но есть же и теперь честные люди! Да и факты говорят в его пользу. В данном случае я бы поверил ему на все сто. И пусть меня увольняют! Тоже пойду в таксисты.
— В таком случае берёмся за Мартинека. Нет, не сейчас, вечером он наверняка заявится на Йодловую. Сейчас же начнём действовать по списку. Пожилых людей легко и днём застать дома.
* * *
— Завещание вообще сложная вещь, — рассуждал комиссар Бежан, когда вечером они с помощником ехали на Йодловую. — У Ванды Паркер могли быть братья и сестры, а мы с тобой не проверили.
— Но она сама была убеждена в этом, а уж проверяла наверняка.
— После войны, может, и проверяла, но тогда все перемешалось. Даже если её братья и сестры погибли, у них могли сохраниться дети, которым сейчас за пятьдесят, а у этих детей — свои дети, и тоже взрослые. И если кто из них обнаружится, хоть и не близкая, но прямая родня, тогда можно её завещание признать недействительным, поскольку сама завещательница не знала о наличии такой родни.
— Ты ведёшь к тому, что дети тех детей, вернее, один ребёнок прихлопнул старушку, чтобы теперь можно было завещание признать недействительным?
— Как одна из версий. Неизвестно, удастся ли добиться отмены завещания, тот самый ребёнок может надеяться, что удастся. Прогони эту зануду перед нами, тащится, как черепаха… Надо посоветоваться с нотариусом, позвоню ему. Хотя, как позвонить в такой дождь?
Дождь имел прямую связь с телефонами. Как всегда, с началом дождя телефоны на Мокотове, одном из варшавских районов, отказывались нормально работать и откалывали такие номера, что руки опускались. Когда Бежан попытался позвонить подозреваемым Вуйчицким, чтобы предупредить о визите полиции, упрямый телефон соединял его то с прачечной, то с продовольственным магазином, то с какой-то пожилой, глухой, но очень любопытной особой, то ещё с кем-то, столь же ненужным. Иногда телефон вообще не соединялся, иногда никто не поднимал трубки, что отнюдь не означало, что комиссар дозвонился до нужного номера. Плюнув, комиссар забрал Роберта и отправился без предварительного звонка.
Потрудились оба полицейских на совесть, каждый из них обработал по шести человек из списка. Все они, за исключением одной престарелой варшавянки, знали Войцеховского, вспомнили, что он расспрашивал их об адресе какой-то девушки, называл Ванду Паркер. Одна из пожилых женщин даже смутно помнила эту Ванду, встречались ещё до войны, а о расспрашиваемой девушке ничего не знала. Другие и Ванды не помнили. С трудом удалось Роберту отделаться от разговорчивой склеротички, уверявшей, что Войцеховский — это её покойный жених, погибший в Варшавском восстании. Если все эти двенадцать человек и говорили кому о Ванде Паркер, ни один из них этого не помнил.
По дороге к подозреваемым, а дорога оказалась долгой, ехали в часы пик, да ещё после дождя, Роберт Гурский последовательно пытался исходить из мотива. И из общего хаоса у него постепенно всплыли Меланья со своим Павлом, поскольку она была одной из наследниц, а он собирался на ней жениться. Оба какое-то время находились вместе на втором этаже дома после того как старушка уже уединилась, и теперь оба давали друг другу алиби.
А на Йодловой тем временем разыгралось новое представление. Домой Доротка заявилась почти в невменяемом состоянии. Нет, трамвай она уже пережила, но вдруг у самого дома кто-то запустил в неё камнем. Он просвистел мимо уха в тот момент, когда девушка нагнулась, чтобы подтянуть спустившуюся молнию на сапожке. Отчётливо видела она этот камень, огромный, и попади он ей в голову — конец. Отпрянув и бросившись к дому, Доротка уже потом сообразила: видимо, камень не бросили, им хотели огреть её сзади по затылку, кто-то размахнулся, но, поскольку она внезапно нагнулась, не удержал в руках уже занесённого камня и выронил его. Она даже оглянулась, но людей не заметила, только вроде бы мелькнула у соседней калитки чья-то тень да кусты затрещали.
Перепуганная Доротка попыталась рассказать тёткам о сегодняшних неприятностях, но, естественно, сочувствия у них не нашла.
Меланья презрительно пожала плечами.
— Истеричка! И откуда у тебя эта мания преследования?
Фелиция и вовсе пропустила мимо ушей взволнованный рассказ девушки, проворчав:
— Может, принцесса соизволит пораньше возвращаться, тут кое-какие дела накопились. В нашем доме, видишь ли, скончалась американская подданная, придётся тебе отправиться в посольство, от них требуются официальные бумаги, свидетельство о смерти или ещё что-то в этом духе.
— Упёрлись и не хотят отправить Вандзин прах Войцеховскому в урне, — обиженно сообщила Сильвия. — Купила травки? Так давай.
Меланья не упустила случая поиздеваться над племянницей.
— А сорок разбойников на тебя не напали? Что-то много ты напридумывала, надо же, кто мог в тебе предположить такую богатую фантазию? То машина пытается тебя сбить, то тебя под трамвай толкают, то вот теперь кто-то пытается камнем размозжить голову. Может, просто надо осторожнее ходить по улицам и быть внимательнее, а не мечтать о принцах.
— Вот и подвернулся принц! — захихикала Фелиция, которая все-таки что-то услышала. — Спас от верной смерти под колёсами трамвая.
И тут Доротка расплакалась. Уж на что была закалённой, никогда не реагировала на придирки тёток, старалась не принимать близко к сердцу, а вот сегодня не выдержала. Должно быть, слишком сильные нервные перегрузки достались сегодня на её долю.
И она хороша, нашла, кому жаловаться, у кого искать сочувствия. Да нет, она и не искала, но хоть какой-то интерес могли бы проявить эти гарпии! Опять же глупо ожидать, что их может она заинтересовать. Даже если бы её пришибли камнем, заявили бы наверняка — сама виновата, да ещё потребовали, чтобы она сама и хлопотала о своих похоронах.
Мартинек сидел тихо, как мышь под метлой, стараясь не попасть бабам под горячую руку. Сильвия вырвала у девушки из рук фирменную сумку «Хербополя». При виде слез Доротки, Меланья с Фелицией наперебой заговорили:
— Камень! Может ты его придумала, этот камень? И откуда он мог свалиться?
— Прекрати истерику, говорю же, делом пора заняться! Носит тебя нелёгкая неизвестно где. Возвращалась бы раньше домой, глядишь, и не приключились бы с тобой такие вещи.
— Да придумывает она, хочет нам показать, какая она важная персона, все только и охотятся за нею.
— Да где ей смотреть по сторонам? У принцессы два жениха, никак не может решить, которого предпочесть. Поплачь, поплачь, распухшие глазки очень украшают девушку, женишкам ещё больше понравишься.
У Сильвии было одно на уме:
— В нашем Загсе не выдают справку о смерти, потому что Вандзя не успела у нас даже прописаться. Надо в американское посольство отправляться. Не можем же мы похоронить её у себя в садике! Как никак ты главная наследница, могла бы и позаботиться о покойной.
— Как же, побеспокоится она. За ней разбойники гоняются, до того ли ей!
— Ох, какие же вы все противные! — вырвалось у Доротки, и она взбежала по лестнице наверх.
Там ей тоже негде было спрятаться. Комната по-прежнему завалена полураспакованным фрахтом бабули, даже присесть негде, некоторые вещи не поместились в комнате и вывалились на площадку лестницы. Девушка ненадолго заперлась в ванной, но тут же в дверь принялась колотить Меланья, которой конечно же тут же приспичило в ванную. Доротка быстро ополоснула зарёванное лицо холодной водой, размазав макияж, немного успокоилась и спустилась в гостиную, больше некуда было деться. А там уже ссорились Фелиция с Сильвией.
— Почему поставила на верхнюю полку? Мне там не достать.
— Так не доставай, кто тебя заставляет.
— Идиотка! Можешь свои ставить на верхнюю, а мои оставь на нижней! Мартинек! А ну быстро в кухню и переставь на нижнюю мои чашки!
— Мартинек, не смей! Он мне салатницы перебьёт.
— А, принцесса появилась-таки, не взирая на покушения! В таком случае, ваше высочество, заварите чай!
— Пусть сначала пообедает! Надоело выбрасывать несъеденное.
— Скажите, какая экономная стала…
Именно в этот момент заявились полицейские.
За дверью было слышно ссору, бабы орали все одновременно, не слушая друг друга. Мартинек подумал и решил без приказа открыть дверь. Лучше, чем подвергать опасностям свою жизнь в кухне. В холле появилась заплаканная Доротка, и тут между ног Бежана шмыгнул какой-то кот, а за ним с громким лаем бросились две собаки. Псы чуть не сбили с ног Роберта, устоял благодаря тому, что ухватился за что-то на вешалке в прихожей. Доротка, хоть и в расстроенных чувствах, успела молниеносно захлопнуть кухонную дверь.
— А ну тихо! — прикрикнула она на собак. — Пошли вон! Будьте же людьми!
— Что тут за шум? — сердито крикнула Фелиция, появляясь в дверях гостиной. — Опять псы Борковских? Не смотрят соседи за своими собаками. Мартинек, зачем ты их впустил?
— Я полицию впустил, а не собак, — робко оправдывался Мартинек.
— А это, проше пани, две большие разницы, что бы вы ни думали, — съязвил Бежан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— О самом доме, о заведённых в нем порядках никому не говорили?
— Не мог я никому такого говорить, ведь я сам толком о них не знал. Немного познакомился со всеми хозяйками только в пятницу, ну и на следующий день, когда фрахт привёз. Так что все-таки это не я разболтал. И вот что ещё хочу сказать. Может, не имеет значения, а может, и имеет. Вам известно, что на панну Дороту чуть какой-то пьяный шофёр не наехал? Она сама не придаёт этому особого значения. И что шофёр пьяный, сама выдумала.
Бежан тоже пока не знал, имеет ли сей факт какое-либо значение, но на всякий случай попросил по возможности подробно о нем рассказать.
А потом Яцек счёл целесообразным объяснить мотивы своего прихода в комендатуру полиции.
— Видите ли, пан комиссар, ведь кто-то же отправил старушку на тот свет. И как раз я был там. Появляется версия: я положил глаз на богатую наследницу и постарался, чтобы она скорее получила наследство. Такой уж я нетерпеливый. Так вот, говорю вам, — не я! И наоборот, в моих интересах, чтобы пан нашёл преступника, чтобы так дело не осталось, вон сколько у нас нераскрытых преступлений, уж и не знаю, раскрывают ли хоть что-то? А мне ни к чему, чтобы, как в том анекдоте: то ли у него часы украли, то ли он украл, не хочу, чтобы такое потом за мной тянулось. И вообще, поверьте, нет во мне преступных наклонностей, возможно, случалось вам и с такими людьми встречаться.
— Случалось иногда, — ответил комиссар полиции.
Видимо, не очень убедительно ответил, Яцек счёл своим долгом добавить:
— Да нет, вы не подумайте, что уж так совсем нет. Случается мне иногда в такую ярость впадать — себя не помню, не такой я безгрешный, как слеза сиротки, но уж если бы кого и пришил, так в сердцах и не ради бабок. И хочу, чтобы насчёт меня у вас не было сомнений, так что доказывайте!
Парень ушёл, а оба полицейских долго молчали. Роберт, ровесник Яцека, целиком и полностью разделял мнение парня о криминогенной обстановке в стране и беспечной полиции, которой на это наплевать. Карьера Роберта в полиции в самом начале пресеклась из-за молодого здорового энтузиазма честного парня, которому сразу дали по рукам, чтобы не лез куда не надо, вот и пребывал в помощниках, на вторых ролях в Отделе особо тяжких преступлений. Бежан, старше Роберта лет на пятнадцать, представлял собою уже другое поколение, и обладал немалым опытом.
— Что скажешь? — заговорил старший по званию и возрасту.
— Парень не врал! — не сомневался Роберт. — Знаю, что скажешь, сейчас никому на слово нельзя верить, но есть же и теперь честные люди! Да и факты говорят в его пользу. В данном случае я бы поверил ему на все сто. И пусть меня увольняют! Тоже пойду в таксисты.
— В таком случае берёмся за Мартинека. Нет, не сейчас, вечером он наверняка заявится на Йодловую. Сейчас же начнём действовать по списку. Пожилых людей легко и днём застать дома.
* * *
— Завещание вообще сложная вещь, — рассуждал комиссар Бежан, когда вечером они с помощником ехали на Йодловую. — У Ванды Паркер могли быть братья и сестры, а мы с тобой не проверили.
— Но она сама была убеждена в этом, а уж проверяла наверняка.
— После войны, может, и проверяла, но тогда все перемешалось. Даже если её братья и сестры погибли, у них могли сохраниться дети, которым сейчас за пятьдесят, а у этих детей — свои дети, и тоже взрослые. И если кто из них обнаружится, хоть и не близкая, но прямая родня, тогда можно её завещание признать недействительным, поскольку сама завещательница не знала о наличии такой родни.
— Ты ведёшь к тому, что дети тех детей, вернее, один ребёнок прихлопнул старушку, чтобы теперь можно было завещание признать недействительным?
— Как одна из версий. Неизвестно, удастся ли добиться отмены завещания, тот самый ребёнок может надеяться, что удастся. Прогони эту зануду перед нами, тащится, как черепаха… Надо посоветоваться с нотариусом, позвоню ему. Хотя, как позвонить в такой дождь?
Дождь имел прямую связь с телефонами. Как всегда, с началом дождя телефоны на Мокотове, одном из варшавских районов, отказывались нормально работать и откалывали такие номера, что руки опускались. Когда Бежан попытался позвонить подозреваемым Вуйчицким, чтобы предупредить о визите полиции, упрямый телефон соединял его то с прачечной, то с продовольственным магазином, то с какой-то пожилой, глухой, но очень любопытной особой, то ещё с кем-то, столь же ненужным. Иногда телефон вообще не соединялся, иногда никто не поднимал трубки, что отнюдь не означало, что комиссар дозвонился до нужного номера. Плюнув, комиссар забрал Роберта и отправился без предварительного звонка.
Потрудились оба полицейских на совесть, каждый из них обработал по шести человек из списка. Все они, за исключением одной престарелой варшавянки, знали Войцеховского, вспомнили, что он расспрашивал их об адресе какой-то девушки, называл Ванду Паркер. Одна из пожилых женщин даже смутно помнила эту Ванду, встречались ещё до войны, а о расспрашиваемой девушке ничего не знала. Другие и Ванды не помнили. С трудом удалось Роберту отделаться от разговорчивой склеротички, уверявшей, что Войцеховский — это её покойный жених, погибший в Варшавском восстании. Если все эти двенадцать человек и говорили кому о Ванде Паркер, ни один из них этого не помнил.
По дороге к подозреваемым, а дорога оказалась долгой, ехали в часы пик, да ещё после дождя, Роберт Гурский последовательно пытался исходить из мотива. И из общего хаоса у него постепенно всплыли Меланья со своим Павлом, поскольку она была одной из наследниц, а он собирался на ней жениться. Оба какое-то время находились вместе на втором этаже дома после того как старушка уже уединилась, и теперь оба давали друг другу алиби.
А на Йодловой тем временем разыгралось новое представление. Домой Доротка заявилась почти в невменяемом состоянии. Нет, трамвай она уже пережила, но вдруг у самого дома кто-то запустил в неё камнем. Он просвистел мимо уха в тот момент, когда девушка нагнулась, чтобы подтянуть спустившуюся молнию на сапожке. Отчётливо видела она этот камень, огромный, и попади он ей в голову — конец. Отпрянув и бросившись к дому, Доротка уже потом сообразила: видимо, камень не бросили, им хотели огреть её сзади по затылку, кто-то размахнулся, но, поскольку она внезапно нагнулась, не удержал в руках уже занесённого камня и выронил его. Она даже оглянулась, но людей не заметила, только вроде бы мелькнула у соседней калитки чья-то тень да кусты затрещали.
Перепуганная Доротка попыталась рассказать тёткам о сегодняшних неприятностях, но, естественно, сочувствия у них не нашла.
Меланья презрительно пожала плечами.
— Истеричка! И откуда у тебя эта мания преследования?
Фелиция и вовсе пропустила мимо ушей взволнованный рассказ девушки, проворчав:
— Может, принцесса соизволит пораньше возвращаться, тут кое-какие дела накопились. В нашем доме, видишь ли, скончалась американская подданная, придётся тебе отправиться в посольство, от них требуются официальные бумаги, свидетельство о смерти или ещё что-то в этом духе.
— Упёрлись и не хотят отправить Вандзин прах Войцеховскому в урне, — обиженно сообщила Сильвия. — Купила травки? Так давай.
Меланья не упустила случая поиздеваться над племянницей.
— А сорок разбойников на тебя не напали? Что-то много ты напридумывала, надо же, кто мог в тебе предположить такую богатую фантазию? То машина пытается тебя сбить, то тебя под трамвай толкают, то вот теперь кто-то пытается камнем размозжить голову. Может, просто надо осторожнее ходить по улицам и быть внимательнее, а не мечтать о принцах.
— Вот и подвернулся принц! — захихикала Фелиция, которая все-таки что-то услышала. — Спас от верной смерти под колёсами трамвая.
И тут Доротка расплакалась. Уж на что была закалённой, никогда не реагировала на придирки тёток, старалась не принимать близко к сердцу, а вот сегодня не выдержала. Должно быть, слишком сильные нервные перегрузки достались сегодня на её долю.
И она хороша, нашла, кому жаловаться, у кого искать сочувствия. Да нет, она и не искала, но хоть какой-то интерес могли бы проявить эти гарпии! Опять же глупо ожидать, что их может она заинтересовать. Даже если бы её пришибли камнем, заявили бы наверняка — сама виновата, да ещё потребовали, чтобы она сама и хлопотала о своих похоронах.
Мартинек сидел тихо, как мышь под метлой, стараясь не попасть бабам под горячую руку. Сильвия вырвала у девушки из рук фирменную сумку «Хербополя». При виде слез Доротки, Меланья с Фелицией наперебой заговорили:
— Камень! Может ты его придумала, этот камень? И откуда он мог свалиться?
— Прекрати истерику, говорю же, делом пора заняться! Носит тебя нелёгкая неизвестно где. Возвращалась бы раньше домой, глядишь, и не приключились бы с тобой такие вещи.
— Да придумывает она, хочет нам показать, какая она важная персона, все только и охотятся за нею.
— Да где ей смотреть по сторонам? У принцессы два жениха, никак не может решить, которого предпочесть. Поплачь, поплачь, распухшие глазки очень украшают девушку, женишкам ещё больше понравишься.
У Сильвии было одно на уме:
— В нашем Загсе не выдают справку о смерти, потому что Вандзя не успела у нас даже прописаться. Надо в американское посольство отправляться. Не можем же мы похоронить её у себя в садике! Как никак ты главная наследница, могла бы и позаботиться о покойной.
— Как же, побеспокоится она. За ней разбойники гоняются, до того ли ей!
— Ох, какие же вы все противные! — вырвалось у Доротки, и она взбежала по лестнице наверх.
Там ей тоже негде было спрятаться. Комната по-прежнему завалена полураспакованным фрахтом бабули, даже присесть негде, некоторые вещи не поместились в комнате и вывалились на площадку лестницы. Девушка ненадолго заперлась в ванной, но тут же в дверь принялась колотить Меланья, которой конечно же тут же приспичило в ванную. Доротка быстро ополоснула зарёванное лицо холодной водой, размазав макияж, немного успокоилась и спустилась в гостиную, больше некуда было деться. А там уже ссорились Фелиция с Сильвией.
— Почему поставила на верхнюю полку? Мне там не достать.
— Так не доставай, кто тебя заставляет.
— Идиотка! Можешь свои ставить на верхнюю, а мои оставь на нижней! Мартинек! А ну быстро в кухню и переставь на нижнюю мои чашки!
— Мартинек, не смей! Он мне салатницы перебьёт.
— А, принцесса появилась-таки, не взирая на покушения! В таком случае, ваше высочество, заварите чай!
— Пусть сначала пообедает! Надоело выбрасывать несъеденное.
— Скажите, какая экономная стала…
Именно в этот момент заявились полицейские.
За дверью было слышно ссору, бабы орали все одновременно, не слушая друг друга. Мартинек подумал и решил без приказа открыть дверь. Лучше, чем подвергать опасностям свою жизнь в кухне. В холле появилась заплаканная Доротка, и тут между ног Бежана шмыгнул какой-то кот, а за ним с громким лаем бросились две собаки. Псы чуть не сбили с ног Роберта, устоял благодаря тому, что ухватился за что-то на вешалке в прихожей. Доротка, хоть и в расстроенных чувствах, успела молниеносно захлопнуть кухонную дверь.
— А ну тихо! — прикрикнула она на собак. — Пошли вон! Будьте же людьми!
— Что тут за шум? — сердито крикнула Фелиция, появляясь в дверях гостиной. — Опять псы Борковских? Не смотрят соседи за своими собаками. Мартинек, зачем ты их впустил?
— Я полицию впустил, а не собак, — робко оправдывался Мартинек.
— А это, проше пани, две большие разницы, что бы вы ни думали, — съязвил Бежан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58