Питтман завидовал этому человеку. Припомнив слова Фолсома о его покойной жене, Питтман удивился, как можно, достигнув столь преклонного возраста, так сохраниться, несмотря на искреннюю скорбь.
Наконец он почувствовал, что настало время задать ключевой вопрос.
— Благодарю вас, профессор. Вы чрезвычайно любезны. Я и так отнял у вас массу времени.
— Ничего подобного. Меня мало кто навещает. Особенно после смерти жены. Только благодаря ей я вел активный образ жизни. Даже студенты теперь не приходят, не то что в былые времена.
— Не могли бы вы просветить меня еще в одной области? Один мой друг ищет хорошую школу для сына. Хочет поставить его на рельсы, ведущие в Гарвард или Йель. В частности, подумывает о Гроллье.
— Академии Гроллье? В Вермонте? Но если ваш друг не очень богат и не слишком знаменит, его, пожалуй, ждет разочарование.
— Настолько элитное заведение?
— В Гроллье учится не более трехсот человек. Ежегодно туда принимают семьдесят мальчиков, и места обычно расписаны со дня рождения будущего ученика. Комната, питание и обучение обходятся пятьдесят тысяч в год, к этому надо добавить щедрые пожертвования родителей на развитие Академии.
— Нет, для моего друга это слишком накладно.
Профессор Фолсом согласно кивнул.
— Я против системы образования, построенной на богатстве и привилегиях. Но справедливости ради следует сказать, что учат в Гроллье превосходно. Немного жестко и консервативно, на мой взгляд, но превосходно.
— Жестко? Консервативно?
— Программа обучения строится без учета индивидуальности. Студенту навязывают знания вместо того, чтобы дать ему возможность самостоятельно овладевать ими. Латынь. Греческий. Всемирная история с уклоном на Великобританию. Философия, в частности античная. Политология. Европейская литература, опять-таки с упором на Великобританию. Совсем мало литературы американской. Возможно, именно поэтому я не испытывал энтузиазма в отношении Гроллье. Экономика, алгебра. И, конечно, спорт. Мальчишка, обучающийся в Академии, если он не преуспеет в спортивных дисциплинах — в первую очередь в футболе и академической гребле, видах командных, — очень скоро оказывается отторгнутым.
— Соучениками?
— И самой школой, — ответил профессор. Он как-то вдруг постарел и выглядел очень усталым. — Цель Гроллье — вырастить игроков, способных выступать в команде под названием «Истеблишмент». Как вам известно, нонконформистское поведение вовсе не считается достоинством в обществе патрициев. Элите прежде всего требуются осторожность вкупе с консенсусом. Студентов там учат думать и поступать, как положено членам узкого круга, чьи интересы им предстоит выражать в будущем. На этом и построена вся система воспитания, — как физического, так и духовного.
— Очень похоже на программирование личности, — заметил Питтман.
— В определенном смысле любое обучение является таковым, — заметил профессор. — Но Гроллье дает прекрасную подготовку. Многие выпускники стали известными людьми. — Он назвал имена нескольких послов, губернаторов и одного президента Соединенных Штатов. — И это не считая многочисленных крупных финансистов.
— Кажется, Джонатан Миллгейт тоже учился там?
— Да, среди дипломатов есть много выпускников Гроллье. Юстас Гэбл. Энтони Ллойд.
Эти имена прозвучали настолько неожиданно, что Питтман вздрогнул.
— Юстас Гэбл? Энтони Ллойд?
— Советники многих президентов. Они добились таких успехов на поприще дипломатии, что их стали называть «Большими советниками».
Питтман изо всех сил старался скрыть охватившее его возбуждение.
— Какая прекрасная школа! — только и произнес он.
— Для некоторых весьма специфического типа высокорожденных учеников.
18
Когда они вышли из здания, тени сгустились и заметно похолодало. Весь дрожа, но вовсе не от холода, Питтман в конце тупика поднялся по ступеням на променад высоко над Ист-Ривер. Джилл последовала за ним.
— Академия Гроллье. И не только Миллгейт, но и Юстас Гэбл, и Энтони Ллойд.
— "Большие советники", — добавила Джилл.
— Впервые слышу об этом. — Питтман повернулся к Джилл. — Как вы думаете, не учились ли там и остальные — Уинстон Слоан, Виктор Стэндиш?
— Допустим, учились. Ну и что из этого?
— Да... Что же такое связано с Академией Гроллье, что «Большие советники» решили убить Миллгейта, а вину взвалить на меня? Они убили отца Дэндриджа и ... Только для того, чтобы никто не понял, почему Миллгейт одержим мыслью о Гроллье.
— Может быть, мы заблуждаемся и Миллгейт просто бредил?
— Нет, — настойчиво произнес Питтман. — Если я в это поверю, у меня не останется надежды достигнуть цели. И тогда придется все бросить. Оборвется ниточка, за которую можно ухватиться. — Опять его стала бить дрожь, и чувствовал он себя отвратно, ощущая тяжесть оружия, которое таскал за собой. — Но допустим, это был бред... Что дальше? Как быть с вами? Вы не можете вернуться домой, не можете использовать кредитную карточку, чтобы снять номер в отеле. Вас сразу найдут.
— А вы где намерены провести ночь?
Питтман не ответил.
— А где до этого ночевали? — не унималась Джилл. — Где?..
— В парке на скамье и еще на полу в зале ожидания в реанимации.
— Боже мой!
— Может быть, обратиться в полицию — это не такая уж плохая идея? Позвоните. Не исключено, что они защитят вас.
— Надолго ли? А что будет, когда снимут охрану? Решено. Я остаюсь с вами, — заявила Джилл.
— Смотрите, как бы потом не раскаяться.
— Но сейчас это самый приемлемый для меня вариант. К тому же вы забыли об одном обстоятельстве.
— Ваши деньги?
— И деньги тоже. Мне, конечно, не надо зарабатывать на жизнь. Я просто люблю свою работу. Она мне нужна. И сейчас...
— Что сейчас?
— Меня замучает совесть, если вы потерпите неудачу. Вам необходима помощь.
Питтман с трудом сдерживал обуревавшие его чувства. Он лишь осмелился прикоснуться к ее руке и произнес:
— Спасибо.
— Если не я, то кто сменит повязку на вашей руке?
Питтман улыбнулся.
— Вам следует чаще улыбаться, — заметила Джилл.
Питтман устыдился своей радости, и улыбка угасла.
Джилл посмотрела в сторону Ист-Энд-авеню.
— Я должна позвонить в больницу, сказать, что не выйду на дежурство. Они еще успеют найти замену.
Джилл вышла из телефонной будки обескураженная.
— Что-то не так?
— Моя начальница в реанимации... К ней обращалась полиция.
— Полицейские обыскали вашу квартиру и таким образом вышли на больницу.
— Еще начальница сказала, что ей звонил кто-то из моих друзей, сообщил, что со мной все в порядке, но на работу я не выйду.
— Кто бы это мог быть?
— Какой-то мужчина.
Питтман весь напрягся.
— Это люди Миллгейта. Пытались прикрыть операцию. Если бы вы и оказались сегодня в больнице, то уж точно не на шестом этаже. Но ваша начальница не стала бы беспокоиться и звонить в полицию, потому что ваш «друг» сообщил, что с вами все в порядке.
— Вот теперь мне по-настоящему страшно.
— Но мы так и не решили, где заночуем.
— Есть идея.
— Какая же?
— Двигаться дальше, не останавливаясь.
— Ну тогда я просто загнусь.
— Не обязательно. Вам нужно побывать в библиотеке, но она откроется только завтра.
— Дааа... — протянул Питтман.
— Однако библиотеки имеются и в других городах. Вместо того, чтобы ждать до завтра, сядем в поезд. Там вполне можно поспать.
— В поезде?
— Я всегда пользуюсь ночным экспрессом, когда отправляюсь туда кататься на лыжах.
Питтман не понял, куда именно.
— Вермонт, — уточнила Джилл.
Наконец до Питтмана дошло.
— Да, конечно. Ведь профессор Фолсом сказал, что Академия Гроллье в Вермонте.
Часть четвертая
1
В спальный вагон билетов не оказалось. Но это не играло никакой роли — Питтман настолько обессилел, что был готов спать где угодно. Вскоре после отхода поезда от вокзала Пенсильвания они с Джилл перекусили сэндвичами и кофе, которые девушка успела купить на станции. Билеты приобрела тоже она: Питтман не хотел показываться на публике. По той же причине он выбрал место у окна в той части вагона, где было меньше пассажиров. Помещенные в газетах и показанные по телевидению фотографии имели мало общего с его теперешним обликом, но все же лучше не рисковать.
Монотонный стук колес убаюкивал. Убедившись в том, что никто не проявляет к нему ни малейшего интереса, Питтман облокотился о свою сумку, захваченную из убежища О'Рейли, и стал смотреть на убегающие назад дома за окном, потом спросил у Джилл, сколько ехать до Вермонта, но ответа не услышал — уснул крепким сном.
2
— Просыпайтесь!
Питтман почувствовал, что кто-то трясет его за плечо.
— Пора вставать.
Он медленно открыл глаза.
Джилл сидела рядом. Она была умыта, волосы причесаны. В этот ранний час девушка выглядела на удивление энергичной и, само собой, весьма привлекательной.
— А что я знаю... — сказала она. — Вы, оказывается, храпите.
— Прошу прощения.
— Никаких проблем. Вы, должно быть, совершенно без сил. Мне никогда не доводилось видеть человека, способного так крепко спать в столь неудобной позе.
— По сравнению со скамейкой в парке это просто отель «Ритц».
— Вы помните, как мы пересаживались в другой поезд?
Питтман отрицательно покачал головой. Вагон почти совсем опустел. Поблизости не было никого, кто мог бы их услышать.
— В таком случае вы весьма убедительно продемонстрировали сеанс хождения во сне, — заявила Джилл. — Держу пари, если бы не пересадка, вы не проснулись бы даже для того, чтобы сходить в туалет.
Питтман с трудом приподнялся на сиденье, где, скорчившись, провел ночь. Спина ныла.
— Где мы?
— В нескольких милях от Монтпильера, штат Вермонт. — Джилл подняла плотную штору на окне.
Хотя солнце едва взошло над горизонтом, Питтман сощурился. Его взгляду открылся ряд сосен, уступивших место покатому зеленому холму, где паслось на склоне стадо. На противоположной стороне довольно узкой долины находились невысокие, поросшие лесом горы, кое-где покрытые снегом.
— Сколько же сейчас времени?..
— Шесть пятнадцать.
— Кофе совсем не осталось?
— Только в прекрасном сне.
— В таком случае разбудите меня, пожалуйста, когда приедем на место.
— Не глупите, — строго произнесла Джилл. — Вставайте. Как только поезд остановится, я должна быть готова к пробежке.
— Вы всегда кипите энергией в такую рань?
— Нет, только с перепугу. Кроме того, для тех, кто привык дежурить ночами, сейчас не раннее утро, а скорее вечер.
— Ну, это не для меня. — Питтман ощущал резь в глазах, как от песка.
— Сейчас я вам кое-что шепну, и вы сразу проснетесь. Согласны?
— Ну, если только это что-то хорошее, пожалуйста!
— Завтрак. И я за него плачу.
— У вас нет выбора, потому что в кармане у меня ни гроша. Но, должен заметить, вы обладаете огромной силой убеждения.
3
— Монтпильер? Звучит совсем по-французски.
— Первыми поселенцами в этом районе и были французы.
— И это называется столицей Вермонта? — Питтман сидел с Джилл в ресторане за столиком у окна, из которого открывался вид на живописную улицу с домами в стиле Новой Англии. — Похоже, здесь живет не очень много людей.
— Менее десяти тысяч. А во всем штате около шестисот.
— Прекрасное место для беглецов.
— И еще для школы, изолированной от внешнего мира, где учат, как стать аристократами.
Питтман отпил немного кофе и произнес:
— В вашем голосе я уловил едва заметные нотки неодобрения.
— Едва заметные? Вовсе нет. Родители пытались воспитать меня именно таким образом — в духе снобизма. До сих пор они в ужасе от того, что их дочь — медсестра. «Ах, эти больные! Ах, эта кровь!»
— Мне кажется, у вас больше денег, чем...
— В приличном обществе это не принято обсуждать.
— С манерами у меня всегда были сложности.
— Миллионы.
Питтман моргнул и поставил стакан на стол.
— По совести, я никогда не знала, сколько именно, — продолжала Джилл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Наконец он почувствовал, что настало время задать ключевой вопрос.
— Благодарю вас, профессор. Вы чрезвычайно любезны. Я и так отнял у вас массу времени.
— Ничего подобного. Меня мало кто навещает. Особенно после смерти жены. Только благодаря ей я вел активный образ жизни. Даже студенты теперь не приходят, не то что в былые времена.
— Не могли бы вы просветить меня еще в одной области? Один мой друг ищет хорошую школу для сына. Хочет поставить его на рельсы, ведущие в Гарвард или Йель. В частности, подумывает о Гроллье.
— Академии Гроллье? В Вермонте? Но если ваш друг не очень богат и не слишком знаменит, его, пожалуй, ждет разочарование.
— Настолько элитное заведение?
— В Гроллье учится не более трехсот человек. Ежегодно туда принимают семьдесят мальчиков, и места обычно расписаны со дня рождения будущего ученика. Комната, питание и обучение обходятся пятьдесят тысяч в год, к этому надо добавить щедрые пожертвования родителей на развитие Академии.
— Нет, для моего друга это слишком накладно.
Профессор Фолсом согласно кивнул.
— Я против системы образования, построенной на богатстве и привилегиях. Но справедливости ради следует сказать, что учат в Гроллье превосходно. Немного жестко и консервативно, на мой взгляд, но превосходно.
— Жестко? Консервативно?
— Программа обучения строится без учета индивидуальности. Студенту навязывают знания вместо того, чтобы дать ему возможность самостоятельно овладевать ими. Латынь. Греческий. Всемирная история с уклоном на Великобританию. Философия, в частности античная. Политология. Европейская литература, опять-таки с упором на Великобританию. Совсем мало литературы американской. Возможно, именно поэтому я не испытывал энтузиазма в отношении Гроллье. Экономика, алгебра. И, конечно, спорт. Мальчишка, обучающийся в Академии, если он не преуспеет в спортивных дисциплинах — в первую очередь в футболе и академической гребле, видах командных, — очень скоро оказывается отторгнутым.
— Соучениками?
— И самой школой, — ответил профессор. Он как-то вдруг постарел и выглядел очень усталым. — Цель Гроллье — вырастить игроков, способных выступать в команде под названием «Истеблишмент». Как вам известно, нонконформистское поведение вовсе не считается достоинством в обществе патрициев. Элите прежде всего требуются осторожность вкупе с консенсусом. Студентов там учат думать и поступать, как положено членам узкого круга, чьи интересы им предстоит выражать в будущем. На этом и построена вся система воспитания, — как физического, так и духовного.
— Очень похоже на программирование личности, — заметил Питтман.
— В определенном смысле любое обучение является таковым, — заметил профессор. — Но Гроллье дает прекрасную подготовку. Многие выпускники стали известными людьми. — Он назвал имена нескольких послов, губернаторов и одного президента Соединенных Штатов. — И это не считая многочисленных крупных финансистов.
— Кажется, Джонатан Миллгейт тоже учился там?
— Да, среди дипломатов есть много выпускников Гроллье. Юстас Гэбл. Энтони Ллойд.
Эти имена прозвучали настолько неожиданно, что Питтман вздрогнул.
— Юстас Гэбл? Энтони Ллойд?
— Советники многих президентов. Они добились таких успехов на поприще дипломатии, что их стали называть «Большими советниками».
Питтман изо всех сил старался скрыть охватившее его возбуждение.
— Какая прекрасная школа! — только и произнес он.
— Для некоторых весьма специфического типа высокорожденных учеников.
18
Когда они вышли из здания, тени сгустились и заметно похолодало. Весь дрожа, но вовсе не от холода, Питтман в конце тупика поднялся по ступеням на променад высоко над Ист-Ривер. Джилл последовала за ним.
— Академия Гроллье. И не только Миллгейт, но и Юстас Гэбл, и Энтони Ллойд.
— "Большие советники", — добавила Джилл.
— Впервые слышу об этом. — Питтман повернулся к Джилл. — Как вы думаете, не учились ли там и остальные — Уинстон Слоан, Виктор Стэндиш?
— Допустим, учились. Ну и что из этого?
— Да... Что же такое связано с Академией Гроллье, что «Большие советники» решили убить Миллгейта, а вину взвалить на меня? Они убили отца Дэндриджа и ... Только для того, чтобы никто не понял, почему Миллгейт одержим мыслью о Гроллье.
— Может быть, мы заблуждаемся и Миллгейт просто бредил?
— Нет, — настойчиво произнес Питтман. — Если я в это поверю, у меня не останется надежды достигнуть цели. И тогда придется все бросить. Оборвется ниточка, за которую можно ухватиться. — Опять его стала бить дрожь, и чувствовал он себя отвратно, ощущая тяжесть оружия, которое таскал за собой. — Но допустим, это был бред... Что дальше? Как быть с вами? Вы не можете вернуться домой, не можете использовать кредитную карточку, чтобы снять номер в отеле. Вас сразу найдут.
— А вы где намерены провести ночь?
Питтман не ответил.
— А где до этого ночевали? — не унималась Джилл. — Где?..
— В парке на скамье и еще на полу в зале ожидания в реанимации.
— Боже мой!
— Может быть, обратиться в полицию — это не такая уж плохая идея? Позвоните. Не исключено, что они защитят вас.
— Надолго ли? А что будет, когда снимут охрану? Решено. Я остаюсь с вами, — заявила Джилл.
— Смотрите, как бы потом не раскаяться.
— Но сейчас это самый приемлемый для меня вариант. К тому же вы забыли об одном обстоятельстве.
— Ваши деньги?
— И деньги тоже. Мне, конечно, не надо зарабатывать на жизнь. Я просто люблю свою работу. Она мне нужна. И сейчас...
— Что сейчас?
— Меня замучает совесть, если вы потерпите неудачу. Вам необходима помощь.
Питтман с трудом сдерживал обуревавшие его чувства. Он лишь осмелился прикоснуться к ее руке и произнес:
— Спасибо.
— Если не я, то кто сменит повязку на вашей руке?
Питтман улыбнулся.
— Вам следует чаще улыбаться, — заметила Джилл.
Питтман устыдился своей радости, и улыбка угасла.
Джилл посмотрела в сторону Ист-Энд-авеню.
— Я должна позвонить в больницу, сказать, что не выйду на дежурство. Они еще успеют найти замену.
Джилл вышла из телефонной будки обескураженная.
— Что-то не так?
— Моя начальница в реанимации... К ней обращалась полиция.
— Полицейские обыскали вашу квартиру и таким образом вышли на больницу.
— Еще начальница сказала, что ей звонил кто-то из моих друзей, сообщил, что со мной все в порядке, но на работу я не выйду.
— Кто бы это мог быть?
— Какой-то мужчина.
Питтман весь напрягся.
— Это люди Миллгейта. Пытались прикрыть операцию. Если бы вы и оказались сегодня в больнице, то уж точно не на шестом этаже. Но ваша начальница не стала бы беспокоиться и звонить в полицию, потому что ваш «друг» сообщил, что с вами все в порядке.
— Вот теперь мне по-настоящему страшно.
— Но мы так и не решили, где заночуем.
— Есть идея.
— Какая же?
— Двигаться дальше, не останавливаясь.
— Ну тогда я просто загнусь.
— Не обязательно. Вам нужно побывать в библиотеке, но она откроется только завтра.
— Дааа... — протянул Питтман.
— Однако библиотеки имеются и в других городах. Вместо того, чтобы ждать до завтра, сядем в поезд. Там вполне можно поспать.
— В поезде?
— Я всегда пользуюсь ночным экспрессом, когда отправляюсь туда кататься на лыжах.
Питтман не понял, куда именно.
— Вермонт, — уточнила Джилл.
Наконец до Питтмана дошло.
— Да, конечно. Ведь профессор Фолсом сказал, что Академия Гроллье в Вермонте.
Часть четвертая
1
В спальный вагон билетов не оказалось. Но это не играло никакой роли — Питтман настолько обессилел, что был готов спать где угодно. Вскоре после отхода поезда от вокзала Пенсильвания они с Джилл перекусили сэндвичами и кофе, которые девушка успела купить на станции. Билеты приобрела тоже она: Питтман не хотел показываться на публике. По той же причине он выбрал место у окна в той части вагона, где было меньше пассажиров. Помещенные в газетах и показанные по телевидению фотографии имели мало общего с его теперешним обликом, но все же лучше не рисковать.
Монотонный стук колес убаюкивал. Убедившись в том, что никто не проявляет к нему ни малейшего интереса, Питтман облокотился о свою сумку, захваченную из убежища О'Рейли, и стал смотреть на убегающие назад дома за окном, потом спросил у Джилл, сколько ехать до Вермонта, но ответа не услышал — уснул крепким сном.
2
— Просыпайтесь!
Питтман почувствовал, что кто-то трясет его за плечо.
— Пора вставать.
Он медленно открыл глаза.
Джилл сидела рядом. Она была умыта, волосы причесаны. В этот ранний час девушка выглядела на удивление энергичной и, само собой, весьма привлекательной.
— А что я знаю... — сказала она. — Вы, оказывается, храпите.
— Прошу прощения.
— Никаких проблем. Вы, должно быть, совершенно без сил. Мне никогда не доводилось видеть человека, способного так крепко спать в столь неудобной позе.
— По сравнению со скамейкой в парке это просто отель «Ритц».
— Вы помните, как мы пересаживались в другой поезд?
Питтман отрицательно покачал головой. Вагон почти совсем опустел. Поблизости не было никого, кто мог бы их услышать.
— В таком случае вы весьма убедительно продемонстрировали сеанс хождения во сне, — заявила Джилл. — Держу пари, если бы не пересадка, вы не проснулись бы даже для того, чтобы сходить в туалет.
Питтман с трудом приподнялся на сиденье, где, скорчившись, провел ночь. Спина ныла.
— Где мы?
— В нескольких милях от Монтпильера, штат Вермонт. — Джилл подняла плотную штору на окне.
Хотя солнце едва взошло над горизонтом, Питтман сощурился. Его взгляду открылся ряд сосен, уступивших место покатому зеленому холму, где паслось на склоне стадо. На противоположной стороне довольно узкой долины находились невысокие, поросшие лесом горы, кое-где покрытые снегом.
— Сколько же сейчас времени?..
— Шесть пятнадцать.
— Кофе совсем не осталось?
— Только в прекрасном сне.
— В таком случае разбудите меня, пожалуйста, когда приедем на место.
— Не глупите, — строго произнесла Джилл. — Вставайте. Как только поезд остановится, я должна быть готова к пробежке.
— Вы всегда кипите энергией в такую рань?
— Нет, только с перепугу. Кроме того, для тех, кто привык дежурить ночами, сейчас не раннее утро, а скорее вечер.
— Ну, это не для меня. — Питтман ощущал резь в глазах, как от песка.
— Сейчас я вам кое-что шепну, и вы сразу проснетесь. Согласны?
— Ну, если только это что-то хорошее, пожалуйста!
— Завтрак. И я за него плачу.
— У вас нет выбора, потому что в кармане у меня ни гроша. Но, должен заметить, вы обладаете огромной силой убеждения.
3
— Монтпильер? Звучит совсем по-французски.
— Первыми поселенцами в этом районе и были французы.
— И это называется столицей Вермонта? — Питтман сидел с Джилл в ресторане за столиком у окна, из которого открывался вид на живописную улицу с домами в стиле Новой Англии. — Похоже, здесь живет не очень много людей.
— Менее десяти тысяч. А во всем штате около шестисот.
— Прекрасное место для беглецов.
— И еще для школы, изолированной от внешнего мира, где учат, как стать аристократами.
Питтман отпил немного кофе и произнес:
— В вашем голосе я уловил едва заметные нотки неодобрения.
— Едва заметные? Вовсе нет. Родители пытались воспитать меня именно таким образом — в духе снобизма. До сих пор они в ужасе от того, что их дочь — медсестра. «Ах, эти больные! Ах, эта кровь!»
— Мне кажется, у вас больше денег, чем...
— В приличном обществе это не принято обсуждать.
— С манерами у меня всегда были сложности.
— Миллионы.
Питтман моргнул и поставил стакан на стол.
— По совести, я никогда не знала, сколько именно, — продолжала Джилл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51