Он вновь выпустил на поле «Больших советников», предоставив им огромные полномочия в области внешней политики. Во второй раз в ходе своей карьеры они совершили трюк, перейдя на службу к противной стороне. Ко временам Никсона проблема двухпартийности для них просто перестала существовать, они перешагнули через нее и без труда сохранили свое влияние на политику страны. Так продолжалось до последнего времени. В периоды усиления международной напряженности все президенты обращались к ним за советами.
— А Деннинг?
— Судя по всему, он прожил весьма полезную жизнь. Преподавал в университете. Сотрудничал в политических журналах. Писал редакционные статьи для «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост». Но постоянно ощущал себя обойденным, обманутым и не мог простить этого «Большим советникам». Почти всю жизнь он собирал материалы для книги, в которой намеревался изобличить этих людей.
— Ты узнал о его существовании из этой книги?
— Нет. Книга так и не увидела света. В самом конце подготовительного периода, когда материалы были собраны, в его доме произошел пожар и все записи сгорели. Это означало его полное поражение. Семь лет назад я собирался написать статью о Миллгейте, и один из немногих, кто согласился дать мне какую-то информацию, упомянул о Деннинге. Я приехал сюда, в Вашингтон, встретиться с ним, но он был пьян и нес какую-то чушь, похожую на инсинуации. «У меня были доказательства, — твердил он, — но они сгорели». Ссылаться на его слова я просто не мог. Мне так и не удалось написать статью. После ареста, во время которого мне сломали челюсть, главный дал мне другое задание.
Питтман загрустил. Упоминание об этом навело его на мысль о Берте Форсите, не только главном редакторе, но и лучшем друге. В памяти всплыла трагедия, разыгравшаяся на стройплощадке на Двадцать шестой улице, — выходящий из тени убийца, отступающий назад Берт, пистолет, направленный вначале в Питтмана, а потом в Берта.
Горечь воспоминаний железным обручем сдавила грудь. И зачем только они убили Берта, сволочи!
— Как ты зол! — воскликнула Джилл.
— Думаешь, у меня нет на это причин?
— Разумеется. Но дело не в этом.
— А в чем?
— Ты появился у меня в воскресенье в полном отчаянии, и хотя реагировал на угрозу, оставался пассивным. Злость, ярость — эмоции активные. Это... Позволь тебя спросить. Если все каким-то образом уладится, полиция перестанет тебя преследовать, а «Большие советники» оставят в покое, ты успокоишься, отойдешь в сторону?
— После того, что сотворили со мной эти негодяи? Ни за что!
Джилл внимательно посмотрела на него и негромко произнесла:
— Да, ты действительно изменился.
— Еще как! Сегодня среда. Ровно неделю назад я собирался убить себя. Помнишь?
Джилл не ответила, но не сводила с него глаз.
— Ну скажи что-нибудь! Не молчи!
— Просто не верится, что ты был так подавлен, — промолвила Джилл.
— Мне и сейчас скверно. Разве могу я забыть Джереми?
— Конечно, нет. До конца дней ты будешь помнить о нем.
— Да, ты права.
— Ты хотел убить себя. Да? Очень хотел. Но почему-то не позволил «Большим советникам» сделать эту работу за тебя? Что-то произошло с тобой за эту неделю, заставило спасать свою жизнь.
— Встреча с тобой.
Джилл коснулась его плеча:
— Но прежде чем появиться у меня в доме, ты дня два уже находился в бегах. И вполне мог свести счеты с жизнью. Знаешь, что я думаю?
Питтман промолчал.
— Тебе помог страх. В машине ты говорил, что ощущаешь присутствие Джереми, слышишь его голос.
Питтман кивнул.
— Считаешь меня идиотом?
— Напротив. Это пошло тебе только на пользу. Благодаря Джереми ты выстоял в схватке с врагами. Благодаря Джереми будешь жить.
— Так хотелось бы в это верить, — хриплым от волнения голосом ответил Питтман.
Участок между Висконсин-авеню и М-стрит был забит пешеходами и машинами.
— Что происходит? — спросила Джилл. — Автокатастрофа?
Питтман рад был сменить тему и ответил:
— Нет. Здесь всегда такое творится. На Висконсин-авеню и М-стрит — самые дорогие бары, рестораны, ночные клубы, магазины.
— И Деннинг живет поблизости?
— Совсем нет. Этот район ему не по карману. На университетскую пенсию не пошикуешь. Насилу связался с ним по телефону и представился журналистом. Сказал, что хочу написать статью в связи со смертью Энтони Ллойда, высказать противоположную общепринятой точку зрения. Ведь многие дипломаты и политики считают его просто святым. Кстати, мое приглашение поужинать он принял с восторгом, сообщил, что с удовольствием отправится в ресторан после... — Питтман запнулся, но тут же заговорил: — После похорон Ллойда отпраздновать это радостное событие.
10
Ресторан «Иль Траваторе» был большим, с уютным освещением. Столики располагались довольно далеко один от другого, чтобы политики и другие знаменитости не опасались быть услышанными. Едва войдя в зал, Питтман увидел у стойки бара популярного сенатора, а за одним из столиков известного телекомментатора, беседовавшего с весьма важным на вид типом. Откуда-то из глубины зала доносилась фортепьянная музыка в стиле мягкого джаза. В сочетании со стуком вилок и ножей о тарелки и ровным гулом голосов она, казалось, вбирала в себя голоса, делая их совершенно неслышными.
— Да, сэр? — обратился к Питтману метрдотель в белом смокинге, покосившись на Джилл в свитере, джинсах и кроссовках.
— У нас заказан столик на имя Брэдфорда Деннинга. — На одной из остановок по пути в Вашингтон Питтман предусмотрительно сделал заказ.
Метрдотель просмотрел список фамилий.
— Да, мистер Деннинг уже здесь.
— Прекрасно.
Метрдотель по-прежнему сверлил глазами Джилл.
— Вас шокирует вид моей спутницы? В этом проблема?
Питтман незаметно вручил метрдотелю двадцатку, пробив таким образом существенную брешь в их бюджете.
— Нет проблем, сэр. Позвольте вас проводить.
В дальнем конце зала, в кабине, сидел низенький, тощий, но, судя по всему, весьма экспансивный человечек в сером старомодном костюме. Редкие седые волосы резко контрастировали со сверкающими карими глазами и лицом с густой сеткой красных прожилок. Он целиком был поглощен стаканом виски со льдом, второй стакан, уже пустой, стоял на столике.
— Пожалуйста, сэр, — сказал метрдотель Питтману.
— Благодарю.
— Желаю хорошо провести вечер.
— Брэдфорд Деннинг? — обратился Питтман к человеку в кабине.
— Лестер Кинг?
— Он самый.
Питтман на сей раз решил не называться Питером Логаном, поскольку это имя уже было известно полиции. Он немного нервничал, ведь Деннинг может его узнать, но приходилось идти на риск. Питтман и Деннинг встречались только однажды, да и то семь лет назад. Причем Деннинг так набрался тогда, что вряд ли что-нибудь помнил.
— Знакомьтесь, моя помощница Дженнифер.
— Очень приятно. — Не выпуская из руки стакана, Деннинг слегка приподнялся.
— Сидите, сидите. Церемонии ни к чему, — быстро произнесла Джилл, усаживаясь рядом со стариком.
Питтман занял место напротив.
— Очень мило с вашей стороны, что согласились составить нам компанию, — произнес Питтман.
— Мило? — Слова Питтмана, видимо, показались Деннингу забавными. — Мне давно не по карману посещать подобные места.
— Рад, что вам здесь нравится.
— Этот ресторан напомнил мне другой итальянский, он был чуть дальше по этой улице. Как же он назывался? — Деннинг отпил виски и покачал головой. — Никак не припомню. Еще бы! Это было в пятидесятых. Шикарное заведение. Всегда ужинал там. А публика какая! — Деннинг прикончил виски. — А потом он разорился. Рестораны приходят и уходят. Как люди. — В голосе его зазвучали печальные нотки. — Надеюсь, вы не возражаете? — Он жестом указал на пустые стаканы. — Я пришел рановато и начал без вас.
— Возражаю? Ведь вы наш гость, и я уже сказал, что благодарен за то, что составили нам компанию.
— Не каждый день удается за чужой счет отпраздновать смерть врага. — Деннинг сделал знак официанту. — Двух врагов. Я до сих пор радуюсь смерти Миллгейта.
Подошел официант.
— Принесите еще два «Джека Дэниэлса». Только поменьше льда.
— Как угодно, сэр. Что для ваших друзей?
— "Хейникен", — сказал Питтман.
Джилл заказала «Шардоннэ».
— Разрешите, я назову вам наши фирменные блюда, чтобы вы могли сделать выбор, пока пьете апперитивы?
— Потом, — бросил Деннинг. — Всему свое время. Мы пока не голодны.
— Хорошо, сэр, — ответил официант и отошел.
"Интересно, был ли Деннинг столь же высокомерным, как сейчас, во времена своей дипломатической деятельности в Госдепартаменте, — подумал Питтман. — Если да, то отправить его в отставку могли не только из-за сплетен «Больших советников».
— Двое выбыли, — продолжал Деннинг. — Осталось трое. Так вот, за этих двоих я намерен выпить — за каждого сукина сына по одной. В общем, поминальная молитва под градусом, чтобы и остальные сдохли. Как можно скорее.
У Деннинга уже заплетался язык.
— Ваша ненависть к «Большим советникам» хорошо известна. Я вижу, она еще не иссякла.
— И не иссякнет. Никогда.
— Не возражаете, если до еды мы немного потолкуем?
— Об этих?.. — Деннинг с трудом удержался от соответствующих эпитетов. — Для этого я сюда и пришел. Хотите получить на них компромат? Чтобы утереть нос распускающим сопли в адрес Миллгейта и Ллойда писакам? Вы его получите. Сколько душе угодно.
Питтман достал блокнот и ручку, сделав вид, будто собирается делать записи для будущей статьи.
— Итак, что вы можете нам сообщить? Что тянет на сенсацию?
— Они сожгли мой дом.
— Простите? — Питтман ожидал услышать повторение ничем не обоснованных заявлений, которые семь лет назад сделал Деннинг. Но теперь из уст старика прозвучало совсем другое.
Деннинг хмуро уставился на Питтмана.
— Ваше лицо кажется мне знакомым. Мы не встречались?
— Нет. Во всяком случае, не припоминаю. — Питтман напрягся.
— Вы напомнили мне о...
— Мир тесен. Вы могли видеть меня на каком-нибудь дипломатическом приеме или...
— Вот уже тридцать пять лет, как меня не приглашают на дипломатические приемы, — с горечью признался Деннинг.
— Итак, они сожгли ваш дом.
— Да, пронюхали, что я готовлю разоблачение, подожгли мой дом и уничтожили все результаты расследования.
— Вы можете это доказать?
— Разумеется, нет. Они слишком умны для того, чтобы оставлять улики.
— А какого рода разоблачение вы готовили?
— Они убили сотни тысяч людей.
«Да, все бездоказательно, как и в прошлый раз, — подумал Питтман. — Сейчас он опять начнет рвать и метать. И ничего толком не скажет».
— Сотни тысяч?
Деннинг снова внимательно посмотрел на Питтмана.
— Вы уверены, что мы не встречались?
— Ну конечно. — Нет, Деннинг не мог его узнать. Во всяком случае, Питтман на это надеялся. Ведь он сильно изменился с тех пор.
Тут официант принес напитки, и Деннинг просиял.
— Наконец-то, — произнес он. — Выпьем.
Все трое подняли бокалы.
— За этого выродка Юстаса Гэбла и всех остальных. — Деннинг сделал большой глоток.
Да. Зашибает он здорово. И наверняка много лет. Сразу видно.
— Итак, вы утверждаете, что они убили сотни тысяч людей.
— В Корее. Во Вьетнаме. И все ради собственной выгоды. Им было на все плевать. На Вьетнам, на Корею, на восстановление Европы после войны. На план Маршалла и все прочее. Они заботились лишь о собственной шкуре. Маккарти.
«Несет невесть что». Питтман пришел в отчаяние. У него болел бок, ушибленный во время бегства из Академии Гроллье. Ноги, спина и шея ныли от почти суточного пребывания в машине. Он устал. Ему хотелось перегнуться через стол, схватить старика за лацканы пиджака и трясти до тех пор, пока отставной дипломат не придет в себя.
— А при чем тут Маккарти? — спросила Джилл. — Вы говорите о начале пятидесятых? Джо Маккарти — охотник за ведьмами?
— Именно так эти выродки выставили меня из Госдепартамента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51