Чтобы обдумать ситуацию и решить, что же делать дальше, Пацюк устроился на фаянсовом унитазе и поджал под себя голые ноги. Одежонка не по сезону, это точно: рубашка, спортивные штаны со штрипками и драные шлепанцы. В такой экипировке и двух кварталов не пройдешь: либо от холода подохнешь, либо на своего же брата мента нарвешься.
А уж мент-то – любой мент! – тебя не пощадит в свете последних трагических событий. И в свете смерти ангела.
Нет, об ангеле он будет думать потом, в более подходящей обстановке. Сейчас главное – дуболом Забелин. Что предпримет шеф после его побега?
Стажер прикрыл глаза и живо представил себя на месте непосредственного начальника: скорбные морщины вокруг глаз, складки на шее, короткий седоватый ежик. Человек устал от жизни, устал настолько, что в руины за Пацюком не побежит. Это ясно. Наверняка он видел, как Егор балансировал на карнизе и совершал прыжки над бездной. Единственное, что Забелин мог подумать в таком случае… Что он мог подумать? Пацюк напрягся и даже крякнул от натуги. Ага, вот: “Бежать за Пацюком бесполезно. Пока я спущусь, пока обогну дом и выскочу на улицу… А потом снова обогну дом – уже со стороны улицы… К тому времени Пацюк уже успеет натурализоваться на Каймановых островах…”
Почему именно на Каймановых – неизвестно. Зато известны дальнейшие действия Забелина. Он обнюхает квартиру, облапает вещи и получит новые подтверждения своей версии. Самой дурацкой версии, которую только можно предположить! Он, Егор Пацюк, убил ангела. Перерезал его серебряное горлышко!..
От этой чудовищной мысли Егору снова поплохело.
Хотя приходится признать, что он сам загнал себя в ловушку. Не станешь же объяснять шефу, зачем купил эти ничего не значащие двойники – духи, помаду, белье, халатик… И есть ли вообще объяснение такому безумному поступку. И что может знать об этом бобыль Забелин, тупой служака, старый хрыч? Он, наверное, никогда и женат-то не был. А если и был, то ограничивался покупкой набора терок на Восьмое марта. Вот и все его романтические отношения с женой.
Впрочем, отношения Забелина и женщин (вернее, отсутствие всяких отношений) волновали Пацюка меньше всего. Другой вопрос – почему возникла версия о его причастности к убийству. Царапина, оставленная Мицуко, – это да, против этого не попрешь. Но для начала царапина должна была выползти на свет, и броситься в объятья Забелина, и прошептать: Пацюк виноват, ловите его. И как же должны были встать звезды, чтобы к воплям этой случайной царапины прислушались?
Унитаз под Пацюком треснул, и под аккомпанемент этого тихого треска нашелся и кончик нити.
Часы.
Всю началось с папочкиных часов, которые самым непостижимым образом оказались в квартире у Мицуко. Мимоходом позавидовав бесхитростному механизму (он был в чертогах ангела!), Пацюк пришел к единственно верной мысли: часов на полке в ванной у Мицуко не должно быть по определению. Во-первых, потому, что хотя Пацюк и ошалел от любви, но все равно отдавал себе отчет, где и когда он находился. А то, что в Сосновой Поляне он не был со времен студенчества, он мог бы подтвердить и на Страшном суде. Хотя… Все последнее время (после роковой встречи с роковой красоткой Мицуко) Пацюк всерьез подумывал о том, чтобы подкараулить девушку у дома. И завязать романтический разговор о продвижении следствия по делу Кирилла Лангера. Но пока он подумывал, ангела убили…
Во-вторых: когда Мицуко так скоропалительно покинула его “бээмвуху”, часы все еще находились при нем. Помнится, только потом он снял их и положил на торпеду. И благополучно забыл о них. И вспомнил только через несколько дней. А это значит… Это значит, что кто-то забрался в его машину и украл часы.
Для чего? Чтобы подбросить их в квартиру еще живой девушки? Ведь Мицуко погибла только несколькими часами позже… Получается, что кто-то изначально задумал избавиться от нее и заранее (чтобы обезопасить себя) перевел стрелки на совершенно невинного человека.
На него, Пацюка!
Кто-то его подставил, причем самым циничным и беспроигрышным способом. Кто-то, кто знал о надписи “Егору от папы” и о том, что он оставляет часики где ни попадя! Черт возьми, да об этом знали все!
Но его старенькие “Командирские” были только началом.
Полтора часа назад Забелин тыкал ему в зубы и другие якобы улики. Отпечатки пальцев на бокале, волосы с подушки в спальне Мицуко. И то и другое принадлежало Пацюку. И от этого… Да, именно от этого у несчастного Егора закружилась голова. Если бы это только могло быть правдой – и ужин на двоих в ее доме, и… (держись, Егорушка, держись!) визит в спальню… Ради подобного визита (пускай и гипотетического), ради обладания Мицуко (пускай и гипотетического) он готов отправиться в колонию строгого режима и…
Пацюк сунул замерзшие руки в подмышки.
Нет. Отправиться в колонию строгого режима он не готов.
А кто и готов – так это Забелин. Готов посадить Егора на полную катушку! И ведь как складно звонил, мерзавец! С экспертными выкладками!.. И ход мыслей шефа в общем понятен: после того, как закончены все мероприятия в особняке, Забелин отправляется на квартиру убитой. Что естественно. Там он находит часы Егора (что неестественно, ну да бог с ним). И сразу же вспоминает о том, как вел себя Пацюк в вотчине покойного Майского.
Был не совсем адекватен. Это точно (в этом месте своих размышлений Пацюк пустил дежурную горючую слезу)… Говорил невпопад. Впадал в оцепенение. И это не укрылось от всевидящего ока шефа, он даже что-то крякнул по этому поводу… Итак, Забелин вспоминает похоронное настроение Егора Пацюка, связывает его с находкой в квартире Мицуко часов, волос и отпечатков.
И еще эта злосчастная царапина, от которой не отвертишься.
Под ногтями у Мицуко нашли запекшуюся кровь (его, между прочим, кровь). И кусочек ногтя, который Пацюк обнаружил у себя в машине и засунул за обложку прав! Странно, что такой аккуратный ангел не вымыл руки после того, как до крови оцарапал Пацюка!
Пацюк покачнулся на хлипком фаянсе: лак! Все дело в черном лаке. Ободок крови просто не был виден сквозь него!
И клеврет Забелина Крянгэ! Этот недопесок с самого начала намекал шефу, что один сломанный ноготь и кровь под остальными – следы борьбы Мицуко за ее ангельскую жизнь. И крохотный кусочек нитки от рубахи Пацюка. Той самой рубахи, в которой он сейчас мерзнет, сидя в заколоченном доме. И это тоже играет против стажера. А его сегодняшний визит в морг? Пацюк не сделал ничего дурного, он просто пришел попрощаться с ангелом… Нет, не совсем так. Он пришел., чтобы еще раз увидеться с ним. И ангел не возражал против этой встречи… И надо же было появиться там еще и Крянгэ!..
Что ж, приходится признать, что шеф не так уж не прав. Сам Пацюк, имея на руках подобные улики, сделал бы сходный вывод. Вот только почему Забелин пришел к нему один? Хотел поговорить, что ли? Узнать все из первых рук? Хотел помочь? Хотел сам распутать дело и получить за него нагрудный знак “Почетный работник прокуратуры Российской Федерации” с одновременным вручением грамоты Гепрокурора?!
Карьерист!
А сам… Сам-то ты, Егор Вениаминович, разве не карьерист? Разве не ты мечтал о своем светлом будущем в качестве следователя по особо важным делам? И если бы ты оказался на месте Забелина…
Если бы он оказался на месте Забелина, а тот соответственно – на его, Пацюка, месте, то сейчас следователь не сидел бы на воле. Сейчас бы Забелин давал показания, пытаясь убедить следствие, что он не верблюд. Но Забелин его упустил… А может, подсознательно дал ему шанс?
Что ж, теперь Егору остается только одно: доказать, что он сам не верблюд.
Но для того, чтобы доказывать это, нужно по крайней мере утеплиться. Иначе до Пасхи он не доживет…
Егор выбил зубами дробь: что же он так привязался к Пасхе? Ага… Затюканный “Москвич”. Номерной знак “Н ОЗЗ ХВ 78 RUS”. Вот Егор и вспомнил! Именно в машину с таким номером и села Мицуко после того, как выбежала из его “бээмвухи”. Что ж, у Егора есть знакомые в ГИБДД, так что установить хозяина по номеру не составит особого труда. Водитель наверняка запомнил субботнюю пассажирку, ее просто нельзя было не запомнить. А уж Пацюк сумеет выколотить из него, где он высадил Мицуко и куда она отправилась потом. Это уже кое-что. Но сначала не мешало бы переодеться. Согреть кости в горячей воде и обдумать, что же ему делать дальше…
Ведь всю оставшуюся жизнь на разбитом унитазе не просидишь!
– …Ты чего это? – спросил Борода, когда синий, как какой-нибудь алжирец с побережья, Пацюк ввалился в его квартиру. – На улице плюс пять, а ты в таком виде! В ивановцы, что ли, записался?
– Угу, – быстро закивал Пацюк, нацелившись на спасительную дверь ванной. – Ивановец, ивановец!
– Так ивановцы босиком ходят, а не в лаптях.
– Я новообращенный! Босиком ходить пока не получается. – Эту тираду Пацюк произнес уже из-за двери.
Спустя час он уже сидел на подушках в комнате Бороды.
Впрочем, комнаты как таковой не было, как не было и кухни. Несколько лет назад Борода снес все перегородки, и получился весьма вместительный вольерчик, служивший спальней, гостиной и храмом одновременно. Посередине комнаты стоял знаменитый гоночный мотоцикл Бороды, увешанный колокольцами и металлическими и деревянными палочками на нитях, более известными под названием “Музыка ветра”. А по затянутым бамбуком (и где только Борода умудрился добыть его в таких количествах!) стенам были развешаны аляповатые даосские копии с таких же аляповатых даосских картинок: “Патриарх Люй Дунбинь. Один из восьми бессмертных”, “Повелитель Востока Дун Вангун со своими прислужниками” и “Бог монет Лю Хай, играющий с золотой жабой”.
Оттаявший Пацюк ел рассыпчатый рис с соей и расслаблялся. Борода сидел в углу за бесконечной правкой своего трактата “Учение Дао как средство ухода за личным автотранспортом”, он ничем не донимал Пацюка. За это тот был бесконечно ему благодарен. Как и за одежду, врученную ему безропотным Бородой по первому требованию.
Одежда состояла из потертых джинсов, старых кроссовок, шелковой рубашки с изображением основателя даосизма Лао-цзы и траченного молью полудетского джемпера с вышитыми на груди мухоморами. Кроме этой кучи тряпья, Пацюку удалось выклянчить у Бороды еще и потертую гоночную куртку с массой лейблов и огромным номером “21” на спине.
– Ну, как я выгляжу? – спросил Пацюк у Бороды, облачившись в мухоморы.
– Разве это важно?
Просветленный Борода вставил в магнитофон кассету с релаксационной музыкой “Тао Ши” и придвинул к себе покрытую лаком деревянную дощечку. На дощечке лежали три ритуальных свечи и плоская вычурная закладка для книг из сандалового дерева. Борода аккуратно раздвинул концы закладки, которые оказались импровизированными ножнами, и из них выскочил тонкий узкий ножик. Перехватив ножик двумя пальцами и придвинув к себе одну из свечей, он принялся вырезать по ней затейливый узор.
– Могу я в таком прикиде отправиться к незнакомому человеку и получить у него информацию? – не отставал Пацюк.
– Если человек не захочет расстаться с информацией, он с ней не расстанется, будь ты даже в тиаре папы римского. А если он захочет расстаться с информацией – он с ней расстанется, будь ты даже с фиговым листком на причинном месте.
– Убедил. Слушай, Борода… Ну что ты загибаешься в своей “Розе Мира”? Зарплата небось копеечная?
– Мне хватает…
– Все наши давно в адвокатурах сидят. В нотариатах… Следователи, юрисконсульты… Все солидные люди… А ты?
– Что я? Вот ты следователь, Егор, а что толку? Это ведь ты прибежал ко мне с… прости, голым задом. Ты ко мне, а не я к тебе. Так стоит ли быть следователем, чтобы скрываться? Не лучше ли торговать кассетами и не скрываться? Не лучше ли просто есть рис, чем поучать тех, кто в поучениях не нуждается?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59