Никогда прежде ему не доводилось бывать в кегельбанах, и открывшийся Пацюку попсовый ангар поразил его воображение.
Это было нечто среднее между школьным спортзалом и палубой большого прогулочного корабля. Для того чтобы попасть на эту палубу, Пацюку пришлось спуститься вниз по крутой металлической лестнице, увешанной шкурами животных. Вряд ли все они были подстрелены в настоящей бухте Провидения, но их обилие впечатляло.
Скатившись по лестнице, Егор прошествовал мимо закутка с металлическими шкафчиками, ячейки которых были заполнены совершенно одинаковыми ботинками. Стандартная обувка для боулинга, не иначе. Пацюк с удовольствием поменял бы покоцаные шузы Бороды на любую из этих пар. Но…
Впереди его ждали стойка бара с барменом, пара слоняющихся без дела охранников и разгоряченные метанием шаров посетители. Воздух кегельбана сотрясался от уханья и эханья, а также от торжествующего визга смазливых спутниц игроков.
Пацюк вздохнул: что ж, такое место вполне подходит для ангела. Мицуко, грациозно изгибающаяся, чтобы запустить шар, – на это зрелище, должно быть, собрался бы весь состав Страшного суда! Понаблюдав за игроками несколько минут, Пацюк отправился к стойке.
За стойкой орудовал колоритный тип с лицом кинозлодея. Совсем недавно он видел точно таких же кинозлодеев в фильме (чтобы ему пусто было!) “Падшие ангелы”. Вот только киношные плохиши были китаезами, а крошечный бармен, судя по всему, провел детские и юношеские годы в яранге на окраине Чукотского автономного округа.
Волосы бармена были забраны в хвост, а голый птичий торс украшала кожаная жилетка. А уж в количестве амулетов и медальонов, густо окольцевавших шею чукчи, Пацюк запутался, как в девственном лесу. Картину дополняли татуировки, от которых тело Хранителя Стойки блестело, как рыбья чешуя. Если бы малыш-нацмен вытащил скорострельный “узи” и принялся бы палить в белый свет, как в копеечку, Пацюк нисколько бы не удивился.
Сделав первые психологические прикидки, Пацюк осторожно присел на высокий стул перед чукчей и торжественно объявил:
– Стакан воды.
– Огненной? – осведомился чукча.
– Просто воды.
– “Просто вода” в кране течет.
Поделившись таким ценным наблюдением, чукча потерял к Пацюку всякий интерес. Он занялся протиркой стаканов и приготовлением коктейлей. И чтобы снова привлечь внимание татуированного колибри, Пацюку пришлось долго и надсадно кашлять.
– Я ищу девушку по имени Мицуко, – сказал стажер, когда бармен, звякая амулетами, приблизил к нему блинообразное, изрытое кратерами оспы лицо. В каждом таком кратере смело мог поместиться сам Пацюк вместе со своим начальником Забелиным и начальником начальника – районным прокурором…
Ничего не изменилось от того, что он произнес имя ангела вслух; вот только пальцы малыша принялись барабанить по стойке.
– Она бывает здесь?
– Зачем вам она? – У бармена была странная особенность говорить, не разжимая губ.
Слава богу, хоть какие-то подвижки! Расчет Пацюка оказался верным: Мицуко бывала здесь, и не только бывала, если бармену знакомо ее имя.
– Кое-что передать.
– Оставляйте, я передам.
– Нет. Я должен передать ей лично в руки. Некоторое время чукча соображал.
– Она назначила вам встречу?
– Да, – соврал Пацюк. – Она назначила мне встречу.
– На сегодня? – уточнил бармен.
– Да. – Если уж врать, то врать до победного конца. Глаза бармена за узкими бойницами век угрожающе блеснули. Это было предупреждение: жалких врунов закатывают в цемент, предварительно отстрелив выступающие части тела. Будь осторожен, парень. Тем более когда у тебя в руках такая глупая лампа.
– Не думаю, что она сегодня придет, – осторожно сказал бармен.
Он смотрел не на самого Пацюка, а на заветную точку на лбу, облюбованную не одним поколением снайперов. У Егора сразу же возникли неприятные ощущения в животе. Но отступать было поздно.
– А когда она придет?
– Когда захочет, тогда и придет. У нас вход свободный.
Пацюку до дрожи в коленях захотелось спросить: “А выход?”, но он сдержался. В конце концов, ничего предосудительного он не совершил, просто поинтересовался знакомой девушкой. Вот и все. Можно даже поблагодарить чукотского деятеля за исчерпывающую информацию.
– Спасибо, – сказал Пацюк и покачнулся на стуле.
– Что ей передать?
– Передайте, что заходил Егор.
– Егор. – Чукча пошевелил губами, запоминая имя. – Хорошо. Выпить не хотите?
– Нет. Я пойду.
– Может быть, сыграете? – не унимался бармен. – У нас не только боулинг, но и бильярд.
– Как-нибудь в другой раз.
– Смотрите, другого раза может и не быть. – Он не угрожал, он просто клал вишенки в стаканы с пойлом. И цеплял крошечные бумажные зонтики за мясистую плоть лимона.
– Ничего, я переживу.
Пацюк неловко слез со стула и направился к лестнице, затылком чувствуя, как его буравят глаза вытатуированной рыбы, нашедшей тихую заводь на бледном плече чукчи. И зачем он только вообще обратился к кургузому линчевателю с вопросом о Мицуко? Совсем нюх потерял! Хорошо еще, что при нем нет удостоверения – таких типов, как этот оленевод в отставке, любые удостоверения заставляют хвататься за моржовый клык!
Спустя секунду Пацюк понял, что петляет как заяц и к тому же движется на полусогнутых. А спустя еще две секунды его окатил острый приступ ненависти – и к себе, и к бармену. Сидел бы ты в чуме, Кола Бельды, а не пугал среднестатистического обывателя!
Впрочем, приступ расизма прошел, как только Пацюк добрался до спасительной двери и выскользнул из кегельбана.
Охранник у входа встретил его как старого знакомого.
– Ну что, втюхал, братан? – спросил он.
Вопрос был риторическим, поскольку “Грешница” факелом маячила в потной пацюковской руке.
– Говорят, что дорого.
– Кто говорит-то?
– Ваш парень за стойкой. Бармен.
– Вася? Нашел кому предлагать! Ему даже туалетную бумагу купить дорого!
Пацюк едва не сплюнул от досады. Неужели его мог напугать человек с простецким и ласковым, как теленок, именем Вася? На такое имя даже рыбы не клюнут. Татуированные. Ладно, черт с ним, с Васей… У него есть еще одна попытка, и он ее использует, даже если придется расстаться с таким ценным подарком.
– Он сказал, что здесь есть одна девушка. По имени Мицуко. И что она может заинтересоваться. Вы про нее ничего не знаете?
Охранник крякнул и надолго замолчал.
Молчал и Пацюк.
Молчание становилось почти неприличным, но Пацю-ку было наплевать на приличия. В конце концов, любой человек имеет право подумать.
– Вообще, я не знаю, – изрек наконец охранник. – Ты бы у Василия уточнил, братан.
– Ладно. Пошел я.
Поняв, что из охранника ничего не выдоить, Пацюк засеменил к выходу. И когда спасительные пальмы уже махали ему листьями, зычный голос тюленя-привратника остановил Егора:
– Эй, братан! Иди-ка сюда! Пацюк со всех ног кинулся на зов. – Ну?
– Может, уступишь мне свою деваху? Пятисот баксов у меня нет, но за полторы тысячи вполне могу купить. Плюс выпивка за счет заведения. А?
Пацюк только рукой махнул и ляпнул совсем уж не по уставу “Бухты Провидения”:
– Отдыхай, братан!
…Выйдя из кегельбана, он перевел дух. Как бы то ни было, культпоход в “увеселительное заведение с бутылками” можно считать наполовину удавшимся. Он ничего не выяснил о Мицуко, кроме одного: она часто здесь бывала. Мало того, вызывала определенные чувства у работников шаров и кеглей. Можно уже сегодня отправить Бороду с депешей к Забелину: так, мол, и так, старый вы хрыч, процедите зеркальную гладь “Бухты Провидения”, а также местного Главного Чукчу по имени Вася. Авось что-нибудь и всплывет. Тем более что на груди последнего кучку-ются всевозможные амулеты, и нет никаких гарантий, что все они – языческие. Может, и сатанинские найдутся…
Влажный осенний вечер прибавил Пацюку оптимизма, и все равно он не чувствовал себя в безопасности. И не будет чувствовать, пока осиное гнездо “Бухты Провидения”, случайно потревоженное им, не скроется с глаз. И чтобы приблизить этот волнующий момент расставания, Пацюк свернул в ближайшую подворотню.
Сейчас прямиком через проходной двор – и свободен. Для газовой атаки благовоний Великого Посвященного Бороды.
…Они раздались за спиной совершенно неожиданно, как будто материализовались из стоячего, как болотная вода, воздуха в самой глубине двора-колодца.
Несколько томительных секунд Пацюк тешил себя мыслью, что эти гулкие, множащиеся и делящиеся на неопределенное число шаги не имеют к нему никакого отношения. Мало ли кому еще придет в голову прогуляться по двору или просто сократить путь к ближайшему кварталу. Он и шаги за спиной движутся параллельным курсом, только и всего.
Но поверить до конца не получилось.
Шаги как будто издевались над ним, удалялись и приближались снова, плотно сжимали кольцо и снова размыкали его. Эта игра в кошки-мышки была так невыносима, что Пацюк даже засвистел.
И даже – из почти ставшего классикой репертуара.
"Призрак оперы” Эндрю Ллойд Веббера.
Ничего более подходящего ему на ум не пришло. А заветный свет в конце туннеля и выход на непорочную, как одежды Девы Марии, улицу никак не хотел приближаться. В конце концов, это так разозлило Пацюка, что он бросил “Призрака…” на произвол судьбы и побежал.
Лучше бы он этого не делал.
Шаги приблизились, задышали ему в затылок, в шею, в лопатки, в душу гроба мать, и на Егора обрушился первый сокрушительный удар. Затем последовали еще и еще. Как сквозь вату он услышал звук разбившегося стекла – и этот звук был единственным. Его били молча и остервенело, отрывали от искореженного мокрого асфальта – и снова били. И уже перед тем, как потерять сознание, он услышал чей-то придушенный, невыразительный, плоский голос:
– Если будешь продолжать совать нос в чужие дела, то очень скоро можешь его лишиться!
…Когда Пацюк пришел в себя, то даже не сообразил, где находится. Во рту было солоно от набежавшей крови.
Встать удалось только с пятой попытки. И сразу же под ногами хрустнуло стекло.
Бедная “Грешница”!
– А женщина при чем, сволочи? – заорал Пацюк. Ему никто не ответил.
До выхода из арки было не больше десяти метров, но Егор преодолевал их добрых полчаса. Тело ныло, голова раскалывалась от невыносимой боли, да и костей оказалось больше, чем нужно: они мешали ему двигаться, их осколки выпирали из всех щелей. Странно, что он вообще идет… Сам. Без посторонней помощи, только кровавая пелена в глазах. А Кибела… Стоило ему попасть в месилово, как давно забытые вещи вернулись сами собой… Кибела, Мать Всех Богов, кровожадная, страшная, бесконечно плодородная… И без жертвоприношений она не обходится… Будем считать, что он и совершил… свое маленькое… персональное… жертвоприношение…
Выбравшись наконец из западни, Пацюк без сил рухнул на ступеньки ближайшего подъезда и затих.
Аи да Вася, аи да сукин сын! Что ж вы так все взволновались, сволочи?!
В том, что именно чукча возглавлял шайку ночных головорезов, у Пацюка не было никаких сомнений. Вот только терпения им не хватило – неужели не могли прищучить на нейтральной полосе? Дешевле бы обошлось. И еще угрожали, сволочи! “Если будешь продолжать совать нос в чужие дела, то очень скоро можешь его лишиться!”
Где-то он уже слышал подобное. Вот только где? Большие корявые буквы, мятый листок… Слева направо, справа налево, все равно смысл не меняется…
"ЕСЛИ БУДЕШЬ ПРОДОЛЖАТЬ СОВАТЬ СВОЙ НОС В ЧУЖИЕ ДЕЛА, ТО ОЧЕНЬ СКОРО МОЖЕШЬ ЕГО ЛИШИТЬСЯ”.
Ну, конечно, письмо, которое ему показывала сестра покойного Лангера, деревенская тетеха… Как же ее звали?.. Да и неважно, как ее звали, черт с ней…
Пацюк лег на спину и постарался прикрыть глаза. Но заплывшие веки и не думали опускаться, а прямо над ним, на покачивающейся стене дома, реяла табличка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Это было нечто среднее между школьным спортзалом и палубой большого прогулочного корабля. Для того чтобы попасть на эту палубу, Пацюку пришлось спуститься вниз по крутой металлической лестнице, увешанной шкурами животных. Вряд ли все они были подстрелены в настоящей бухте Провидения, но их обилие впечатляло.
Скатившись по лестнице, Егор прошествовал мимо закутка с металлическими шкафчиками, ячейки которых были заполнены совершенно одинаковыми ботинками. Стандартная обувка для боулинга, не иначе. Пацюк с удовольствием поменял бы покоцаные шузы Бороды на любую из этих пар. Но…
Впереди его ждали стойка бара с барменом, пара слоняющихся без дела охранников и разгоряченные метанием шаров посетители. Воздух кегельбана сотрясался от уханья и эханья, а также от торжествующего визга смазливых спутниц игроков.
Пацюк вздохнул: что ж, такое место вполне подходит для ангела. Мицуко, грациозно изгибающаяся, чтобы запустить шар, – на это зрелище, должно быть, собрался бы весь состав Страшного суда! Понаблюдав за игроками несколько минут, Пацюк отправился к стойке.
За стойкой орудовал колоритный тип с лицом кинозлодея. Совсем недавно он видел точно таких же кинозлодеев в фильме (чтобы ему пусто было!) “Падшие ангелы”. Вот только киношные плохиши были китаезами, а крошечный бармен, судя по всему, провел детские и юношеские годы в яранге на окраине Чукотского автономного округа.
Волосы бармена были забраны в хвост, а голый птичий торс украшала кожаная жилетка. А уж в количестве амулетов и медальонов, густо окольцевавших шею чукчи, Пацюк запутался, как в девственном лесу. Картину дополняли татуировки, от которых тело Хранителя Стойки блестело, как рыбья чешуя. Если бы малыш-нацмен вытащил скорострельный “узи” и принялся бы палить в белый свет, как в копеечку, Пацюк нисколько бы не удивился.
Сделав первые психологические прикидки, Пацюк осторожно присел на высокий стул перед чукчей и торжественно объявил:
– Стакан воды.
– Огненной? – осведомился чукча.
– Просто воды.
– “Просто вода” в кране течет.
Поделившись таким ценным наблюдением, чукча потерял к Пацюку всякий интерес. Он занялся протиркой стаканов и приготовлением коктейлей. И чтобы снова привлечь внимание татуированного колибри, Пацюку пришлось долго и надсадно кашлять.
– Я ищу девушку по имени Мицуко, – сказал стажер, когда бармен, звякая амулетами, приблизил к нему блинообразное, изрытое кратерами оспы лицо. В каждом таком кратере смело мог поместиться сам Пацюк вместе со своим начальником Забелиным и начальником начальника – районным прокурором…
Ничего не изменилось от того, что он произнес имя ангела вслух; вот только пальцы малыша принялись барабанить по стойке.
– Она бывает здесь?
– Зачем вам она? – У бармена была странная особенность говорить, не разжимая губ.
Слава богу, хоть какие-то подвижки! Расчет Пацюка оказался верным: Мицуко бывала здесь, и не только бывала, если бармену знакомо ее имя.
– Кое-что передать.
– Оставляйте, я передам.
– Нет. Я должен передать ей лично в руки. Некоторое время чукча соображал.
– Она назначила вам встречу?
– Да, – соврал Пацюк. – Она назначила мне встречу.
– На сегодня? – уточнил бармен.
– Да. – Если уж врать, то врать до победного конца. Глаза бармена за узкими бойницами век угрожающе блеснули. Это было предупреждение: жалких врунов закатывают в цемент, предварительно отстрелив выступающие части тела. Будь осторожен, парень. Тем более когда у тебя в руках такая глупая лампа.
– Не думаю, что она сегодня придет, – осторожно сказал бармен.
Он смотрел не на самого Пацюка, а на заветную точку на лбу, облюбованную не одним поколением снайперов. У Егора сразу же возникли неприятные ощущения в животе. Но отступать было поздно.
– А когда она придет?
– Когда захочет, тогда и придет. У нас вход свободный.
Пацюку до дрожи в коленях захотелось спросить: “А выход?”, но он сдержался. В конце концов, ничего предосудительного он не совершил, просто поинтересовался знакомой девушкой. Вот и все. Можно даже поблагодарить чукотского деятеля за исчерпывающую информацию.
– Спасибо, – сказал Пацюк и покачнулся на стуле.
– Что ей передать?
– Передайте, что заходил Егор.
– Егор. – Чукча пошевелил губами, запоминая имя. – Хорошо. Выпить не хотите?
– Нет. Я пойду.
– Может быть, сыграете? – не унимался бармен. – У нас не только боулинг, но и бильярд.
– Как-нибудь в другой раз.
– Смотрите, другого раза может и не быть. – Он не угрожал, он просто клал вишенки в стаканы с пойлом. И цеплял крошечные бумажные зонтики за мясистую плоть лимона.
– Ничего, я переживу.
Пацюк неловко слез со стула и направился к лестнице, затылком чувствуя, как его буравят глаза вытатуированной рыбы, нашедшей тихую заводь на бледном плече чукчи. И зачем он только вообще обратился к кургузому линчевателю с вопросом о Мицуко? Совсем нюх потерял! Хорошо еще, что при нем нет удостоверения – таких типов, как этот оленевод в отставке, любые удостоверения заставляют хвататься за моржовый клык!
Спустя секунду Пацюк понял, что петляет как заяц и к тому же движется на полусогнутых. А спустя еще две секунды его окатил острый приступ ненависти – и к себе, и к бармену. Сидел бы ты в чуме, Кола Бельды, а не пугал среднестатистического обывателя!
Впрочем, приступ расизма прошел, как только Пацюк добрался до спасительной двери и выскользнул из кегельбана.
Охранник у входа встретил его как старого знакомого.
– Ну что, втюхал, братан? – спросил он.
Вопрос был риторическим, поскольку “Грешница” факелом маячила в потной пацюковской руке.
– Говорят, что дорого.
– Кто говорит-то?
– Ваш парень за стойкой. Бармен.
– Вася? Нашел кому предлагать! Ему даже туалетную бумагу купить дорого!
Пацюк едва не сплюнул от досады. Неужели его мог напугать человек с простецким и ласковым, как теленок, именем Вася? На такое имя даже рыбы не клюнут. Татуированные. Ладно, черт с ним, с Васей… У него есть еще одна попытка, и он ее использует, даже если придется расстаться с таким ценным подарком.
– Он сказал, что здесь есть одна девушка. По имени Мицуко. И что она может заинтересоваться. Вы про нее ничего не знаете?
Охранник крякнул и надолго замолчал.
Молчал и Пацюк.
Молчание становилось почти неприличным, но Пацю-ку было наплевать на приличия. В конце концов, любой человек имеет право подумать.
– Вообще, я не знаю, – изрек наконец охранник. – Ты бы у Василия уточнил, братан.
– Ладно. Пошел я.
Поняв, что из охранника ничего не выдоить, Пацюк засеменил к выходу. И когда спасительные пальмы уже махали ему листьями, зычный голос тюленя-привратника остановил Егора:
– Эй, братан! Иди-ка сюда! Пацюк со всех ног кинулся на зов. – Ну?
– Может, уступишь мне свою деваху? Пятисот баксов у меня нет, но за полторы тысячи вполне могу купить. Плюс выпивка за счет заведения. А?
Пацюк только рукой махнул и ляпнул совсем уж не по уставу “Бухты Провидения”:
– Отдыхай, братан!
…Выйдя из кегельбана, он перевел дух. Как бы то ни было, культпоход в “увеселительное заведение с бутылками” можно считать наполовину удавшимся. Он ничего не выяснил о Мицуко, кроме одного: она часто здесь бывала. Мало того, вызывала определенные чувства у работников шаров и кеглей. Можно уже сегодня отправить Бороду с депешей к Забелину: так, мол, и так, старый вы хрыч, процедите зеркальную гладь “Бухты Провидения”, а также местного Главного Чукчу по имени Вася. Авось что-нибудь и всплывет. Тем более что на груди последнего кучку-ются всевозможные амулеты, и нет никаких гарантий, что все они – языческие. Может, и сатанинские найдутся…
Влажный осенний вечер прибавил Пацюку оптимизма, и все равно он не чувствовал себя в безопасности. И не будет чувствовать, пока осиное гнездо “Бухты Провидения”, случайно потревоженное им, не скроется с глаз. И чтобы приблизить этот волнующий момент расставания, Пацюк свернул в ближайшую подворотню.
Сейчас прямиком через проходной двор – и свободен. Для газовой атаки благовоний Великого Посвященного Бороды.
…Они раздались за спиной совершенно неожиданно, как будто материализовались из стоячего, как болотная вода, воздуха в самой глубине двора-колодца.
Несколько томительных секунд Пацюк тешил себя мыслью, что эти гулкие, множащиеся и делящиеся на неопределенное число шаги не имеют к нему никакого отношения. Мало ли кому еще придет в голову прогуляться по двору или просто сократить путь к ближайшему кварталу. Он и шаги за спиной движутся параллельным курсом, только и всего.
Но поверить до конца не получилось.
Шаги как будто издевались над ним, удалялись и приближались снова, плотно сжимали кольцо и снова размыкали его. Эта игра в кошки-мышки была так невыносима, что Пацюк даже засвистел.
И даже – из почти ставшего классикой репертуара.
"Призрак оперы” Эндрю Ллойд Веббера.
Ничего более подходящего ему на ум не пришло. А заветный свет в конце туннеля и выход на непорочную, как одежды Девы Марии, улицу никак не хотел приближаться. В конце концов, это так разозлило Пацюка, что он бросил “Призрака…” на произвол судьбы и побежал.
Лучше бы он этого не делал.
Шаги приблизились, задышали ему в затылок, в шею, в лопатки, в душу гроба мать, и на Егора обрушился первый сокрушительный удар. Затем последовали еще и еще. Как сквозь вату он услышал звук разбившегося стекла – и этот звук был единственным. Его били молча и остервенело, отрывали от искореженного мокрого асфальта – и снова били. И уже перед тем, как потерять сознание, он услышал чей-то придушенный, невыразительный, плоский голос:
– Если будешь продолжать совать нос в чужие дела, то очень скоро можешь его лишиться!
…Когда Пацюк пришел в себя, то даже не сообразил, где находится. Во рту было солоно от набежавшей крови.
Встать удалось только с пятой попытки. И сразу же под ногами хрустнуло стекло.
Бедная “Грешница”!
– А женщина при чем, сволочи? – заорал Пацюк. Ему никто не ответил.
До выхода из арки было не больше десяти метров, но Егор преодолевал их добрых полчаса. Тело ныло, голова раскалывалась от невыносимой боли, да и костей оказалось больше, чем нужно: они мешали ему двигаться, их осколки выпирали из всех щелей. Странно, что он вообще идет… Сам. Без посторонней помощи, только кровавая пелена в глазах. А Кибела… Стоило ему попасть в месилово, как давно забытые вещи вернулись сами собой… Кибела, Мать Всех Богов, кровожадная, страшная, бесконечно плодородная… И без жертвоприношений она не обходится… Будем считать, что он и совершил… свое маленькое… персональное… жертвоприношение…
Выбравшись наконец из западни, Пацюк без сил рухнул на ступеньки ближайшего подъезда и затих.
Аи да Вася, аи да сукин сын! Что ж вы так все взволновались, сволочи?!
В том, что именно чукча возглавлял шайку ночных головорезов, у Пацюка не было никаких сомнений. Вот только терпения им не хватило – неужели не могли прищучить на нейтральной полосе? Дешевле бы обошлось. И еще угрожали, сволочи! “Если будешь продолжать совать нос в чужие дела, то очень скоро можешь его лишиться!”
Где-то он уже слышал подобное. Вот только где? Большие корявые буквы, мятый листок… Слева направо, справа налево, все равно смысл не меняется…
"ЕСЛИ БУДЕШЬ ПРОДОЛЖАТЬ СОВАТЬ СВОЙ НОС В ЧУЖИЕ ДЕЛА, ТО ОЧЕНЬ СКОРО МОЖЕШЬ ЕГО ЛИШИТЬСЯ”.
Ну, конечно, письмо, которое ему показывала сестра покойного Лангера, деревенская тетеха… Как же ее звали?.. Да и неважно, как ее звали, черт с ней…
Пацюк лег на спину и постарался прикрыть глаза. Но заплывшие веки и не думали опускаться, а прямо над ним, на покачивающейся стене дома, реяла табличка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59