Именно это он и пытался доказать всем. Себе – в первую очередь.
Именно потому он оказался в маленьком детективном агентстве.
Маленькое агентство – только слепок с большой, настоящей жизни, но для старта вполне годится и оно. А он способный малый, этот Кирилл! Толково отщелкал пленку. Вот только сестра забыла предупредить его, что в этой самой настоящей жизни и играют по-настоящему. И по-настоящему умирают.
Почему Метелица сразу не присмотрелся к мальчишке? И костерил его на чем свет стоит из-за жалких восьмисот двадцати трех рублей!..
Дурак ты, Валентин!
Дурак еще и потому, что опоздал с фотографиями. Хитрый Додик выложил Анастасии соображения Метелицы по поводу отснятой пленки – и, ничуть не смущаясь, выдал их за свои. Она долго рассматривала фотографии – профессионально долго. А потом сказала:
– Я знаю эту девушку. Ее звали Мицуко.
– Звали? – переспросил Додик.
– Теперь ее нет в живых.
"Собаке – собачья смерть”, – было написано на лице у Сойфера. Но высказать крамольные мысли вслух он не решился. А на Анастасию посмотрел с уважением: времени даром она не теряла.
– Что вы собираетесь делать? – спросил у девушки Метелица.
– Не знаю… Быть может, имеет смысл поискать улицы?
– Какие улицы?
– Улицы, которые засняты на. пленке. Это возможно? – Она с надеждой посмотрела на Метелицу.
С надеждой, господи ты боже мой!
– Может быть… Прочесать задний план. Увеличить фотографии, если нужно. Наверняка найдутся какие-то особые приметы.
– Да, – поддержал Метелицу Сойфер. – Каждая улица в Петербурге неповторима. Вы не находите, Настя?
– Нахожу…
– Мы займемся этим, – заверил Настю выскочка Додик.
Дохлый номер, друг мой Давид Маркович, дохлый номер. И вы, как уволенный из рядов доблестной израильской полиции за тупость, должны это понимать. Даже если хотя бы одна из улиц по счастливой случайности будет найдена – они никогда не двинутся дальше. Без доступа к оперативной информации, без человека в органах, который мог бы эту информацию предоставить…
Дохлый номер.
Но если бы язык Метелицы захотел произнести это вслух – он вырвал бы его. Вместе с гландами, легкими, желудком и обеими кишечниками – толстым и тонким. А о такой малозначащей детали, как сердце, и говорить не приходится…
– Если вы не возражаете, я заберу один комплект фотографий. И вещи брата…
Как они могли возражать! А юный Дергапут даже собственноручно заклеил скотчем коробку с надписью “К.Лангер”.
Ох уж этот Арик! Вечно снимает сливки, вечно оказывается в нужное время в нужном месте и к тому же проворачивает самые нужные делишки!.. И получает за это по полной программе.
Вот и сейчас она поцеловала компьютерного хиляка в прыщавую щеку. На глазах у начальства!.. И даже нашла секунду, чтобы заглянуть в его компьютер.
– Покончил с Малдером и Скалли? – спросила она.
– Малдер и Скалли вечны, как Резервный банк США, так что покончить с ними нельзя. Так, отдыхаю от них… Вот нашел одну детскую игрушку… Без всяких наворотов… Забавно.
Пока Анастасия разговаривала с Дергапутом, а Метелица молча переживал этот факт, практичный Сойфер ухватился за ящик и теперь держал его наготове.
– Если позволите, я провожу вас, Настя.
– Не стоит. Меня довезут… Спасибо вам большое. До завтра?
…Проводив Анастасию, все трое прилипли к темному кухонному окну. Вот она подходит к летающей тарелке, лишь по недосмотру властей растаможенной как джип “Чероки” последнего года выпуска. Вот летающая тарелка приветливо мигает бортовыми огнями. И улетает (взмывает, взвивается свечой, берет с места). Ничего не поделаешь, против жеребца с крутой тачкой между ног у скромного агентства “Валмет” нет никаких шансов.
– Никаких шансов, – пробормотал Метелица.
– Никаких, – подтвердил Сойфер.
– А может… рискнуть? – В голосе Арика послышался совершенно неуместный щенячий оптимизм.
– Ты сначала прыщи выведи, племянничек! – Додик похлопал Дергапута по плечу. А потом обратился к Метелице:
– Кстати, Валик, ты не сказал ей, что по законам жанра все самые крутые любовники оказываются самыми большими злодеями?..
* * *
…Он ни на чем не настаивал.
Даже на том, чтобы донести коробку до дверей квартиры.
Он не был любопытен. Он не спросил о коробке. И о том месте, куда она заезжала. Он просто подвез ее, потому что у нее болела нога.
Собственно, он сам напомнил ей о ноге.
– У вас все в порядке? – спросил он.
И Настя обнаружила себя сидящей на все той же мокрой скамейке у дома Быкова. С поджатыми к подбородку коленями. Странно, ей казалось, что она уже дошла до метро и спустилась вниз по эскалатору.
Эскалаторы метро – вот что ей понравилось больше всего в этом обветшалом помпезном городе. Но об этом никому не скажешь – засмеют.
Можно только удивляться, как он сумел обнаружить Настю в кромешной тьме.
– У вас все в порядке?
– У меня? – Поначалу она даже не поняла сути вопроса.
– Кажется, это были вы? У Дмитрия?
Ну вот, он даже не запомнил ее лица. А спросил просто из вежливости.
– Да. Это была я.
– Как ваша нога? Болит?
Это была уже не вежливость. Это была обыкновенная логика: естественно, что у нее болит нога, и поэтому она пережидает боль. Иначе зачем ей как дуре сидеть под дождем на скамейке у чужого дома? А интересно, сколько же вообще она здесь просидела?
– Терпимо, – сказала Настя, хотя никакой боли не чувствовала. Пока.
– Меня зовут Кирилл.
Он говорил совершенно спокойно и даже ласково. Совсем не похоже на то, что еще некоторое время назад это он вусмерть ругался с Быковым из-за светильника.
– Я тоже должна представиться? – глупо спросила Настя.
– Совсем необязательно.
– Тогда…
– Просто для того, чтобы вы сказали мне: “Спасибо, Кирилл”.
– За что?
– Я собираюсь подвезти раненую к ее дому.
– Спасибо, Кирилл.
– Вот видите, – он рассмеялся. – Вы уже меня благодарите.
– Меня зовут Настя.
– Замечательно. Я подвезу вас.
Интересно, откуда у него такая уверенность в том, что она согласится? А что, если она вышла просто подышать свежим воздухом и через минуту вернется в мастерскую к Быкову?
– Сами дойдете?
Неужели он думает, что ее раны так глубоки?
– Со мной все в порядке.
– Тогда идемте.
Она встала со скамейки и тотчас же почувствовала тупую боль в левой ноге.
– Моя машина рядом.
Его машина действительно оказалась рядом – устрашающих размеров фургон с обтекающими формами, с мощными дугами спереди и сзади и широким багажником на крыше. Именно такой она и должна быть. А если бы она была другой – Настя была бы разочарована.
– Куда вам ехать? – спросил он, заводя двигатель.
Только теперь она вспомнила, что Арик обещал проявить фотографии. И Кирюшины вещи… Она должна забрать Кирюшины вещи.
– На Бойцова.
– Это конечный пункт?
– Я живу здесь, на Васильевском. – Зачем она это говорит совершенно незнакомому человеку?
– Отлично, – почему-то обрадовался он. – Время у меня есть, так что план такой: сначала на Бойцова, а потом снова – на Ваську.
– Куда? – не поняла Настя.
– Васька и есть Васильевский. Вы не из Питера?
– Нет.
Сейчас он начнет расспрашивать, нравится ли ей Санкт-Петербург. А что она может сказать? Что она в восторге только от одной вещи – от эскалаторов в метро?
Но он не стал ни о чем расспрашивать – ни о городе, ни о ней самой. И до Бойцова они доехали в полном молчании. Да, и еще одно: Кирилл № 2 очень хорошо водил тяжелую, неповоротливую машину. Во всяком случае, он довольно легко прошел кукольный лабиринт домов и лихо припарковался у флигелька. А потом выскочил из машины и открыл Насте дверцу.
С ума сойти!..
С такой галантностью она сталкивалась впервые и едва не потеряла сознание. А возможно, и потеряла, потому что совершенно не помнила, как пальцы Кирилла № 2 оказались на ее щеке.
– У вас щека запачкана…
– Спасибо.
– Я провожу вас?
– Нет, не стоит. Я быстро.
Отделившись от Кирилла № 2, Настя пошла в сторону флигеля. В левом ботинке что-то хлюпало и чавкало, а боль в ноге усилилась.
…Дверь ей открыл Арик – с радостным известием о проявке пленки. Но по-настоящему обрадоваться она не успела: в коридоре появились грозный директор “Валмета” и его грозный помощник. Директор так посмотрел на нее, что у Насти затряслись колени. Наверняка Арик рассказал своему начальству и о Кирюше, и о ней самой. Сейчас ее выгонят с позором!
Что ж, она к этому готова. Главное, чтобы ей вернули вещи брата.
– Я проявил фотографии. – Черт возьми, мальчишка сдает ее с потрохами, выслуживается перед начальством.
А лица начальства не предвещают ничего хорошего. И от этих лиц никуда не спрятаться.
– …И мы были бы очень вам признательны, если бы вы снабдили их своими комментариями, – сказал помощник директора – Давид.
Интересно, что значит – “своими комментариями”? Что непонятного может быть на пленке? Наверное, Кирюша что-то напортачил, и теперь они хотят притянуть к ответственности ее – как сестру?
– Вы позволите, я промою порез?
Это было первое, что пришло ей в голову.
– Вы поранились? – Наконец-то и сам директор агентства снизошел до нее. Ни капли сочувствия в голосе, сплошная подозрительность. И, как показалось Насте, ничем не прикрытая ирония. Он видел ее насквозь, этот Метелица. Метелица! Замечательная фамилия – как раз для того, чтобы сбивать с ног таких провинциальных дур, как она. Даже кровь в Настином ботинке застыла от почтительного страха.
– Пустяки. Царапина, – прошептала Настя. И добавила, сама не зная почему:
– Пять минут, не больше.
Она юркнула в ванную, пустила воду и расшнуровала ботинок.
В нем было полно крови.
Настя вытряхнула из носка пропитанные кровью остатки туалетной бумаги и сунула ногу под горячую струю. И решение пришло сразу же, как только обнажился розоватый, неровный порез.
Она все им расскажет.
О самоубийстве и о безумии брата. И о том, что она в это не верит. И что ее появление здесь – простительно. Во всяком случае – оправданно. Что, даже мельком просмотрев записи Кирюши и оттиск последней страницы дневника, она поняла, что дело вовсе не такое простое, каким кажется.
Даже ей, далекому от профессии детектива человеку.
А что уж говорить о профессионалах!
Да. Так она и сделает.
Она извела на портянку для своей многострадальной ноги полрулона бумаги и, тихонько перекрестившись на внушительного вида фотоувеличитель, отправилась в клетку к тиграм. В пасть к матерым волкам.
…Волки выслушали ее рассказ внимательно. И даже сочувственно.
А потом…
Потом они показали ей фотографии. И уже сами прокомментировали их. Да, они были профессионалами высокого класса, ничего не скажешь! А Настю потрясли не столько сами фотографии (даже от одной из них еще неделю назад она впала бы в кому!) и даже не выводы, которые сделал из снимков волчара-аналитик Давид.
Самым ужасным оказалось то, что на пленке была заснята Мицуко.
А сам Кирюша даже не подозревал, что, отщелкав эту пленку, не успеет заправить в фотоаппарат следующую.
Из-за своей собственной смерти.
Он просто был последним в списке неизвестных Насте умерших людей. Или не последним?..
– Я знаю эту девушку. Ее звали Мицуко, – сказала Настя.
– Звали? – переспросил Давид.
– Теперь ее нет в живых.
Так ей сказал Быков. А она в который раз удивилась, насколько затянутым оказался узел, насколько близко все они подошли друг к другу. Во всяком случае, люди, с которыми она встречалась в последнее время, так или иначе соприкасались с девушкой…
Нет, самой ей в этом не разобраться.
– Что вы собираетесь делать? – спросил у Насти до сих пор молчавший Метелица.
Если бы она знала! Если бы она знала причину смерти этих людей!..
– Не знаю… Быть может, имеет смысл поискать улицы? – осторожно спросила Настя.
– Какие улицы?
– Улицы, которые засняты на пленке. Это возможно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59