– Нет… Мы не можем быть знакомы, никак. – Пацюк даже дернул шелкового Лао-цзы за шелковую же бороду. – Я бы не забыл…
– Это я. Настя. Анастасия Киачели.
На то, чтобы поверить в невозможное, у Пацюка ушло пять минут. Ничего общего с задрыгой-пейзанкой, а волосы, а глаза, а запах, идущий от ложбинки на шее? Она просто не может быть Анастасией Киачели!..
– Что с вами произошло? – севшим голосом спросил Пацюк.
– Сильно изменилась? – в ее голосе послышалось легкое кокетство.
– Просто разительно. Другой человек…
– Вы пришли, потому что что-то случилось? Да-а… Он даже забыл, зачем пришел!..
– Честно говоря… – Пацюк махнул рукой и надолго замолчал.
Молчала и Анастасия Кирилловна Киачели. Настя.
– Вообще, очень хорошо, что вы пришли. Я хотела вам показать кое-что. Это касается брата. Может быть, не только брата… У вас есть время?
Есть ли у него время? Да у него вагон времени!..
– У меня дневник Кирилла. Каких-то вещей я не понимаю… Есть еще фотографии. В них-то как раз все понятно, но страшно. Есть еще кое-какие веши… Вы ведь следователь… Вы должны помочь.
Пацюк как привязанный поплелся в комнату за преображенной Настей.
И пришел в себя только тогда, когда оказался один на один с ящиком, полным огрызков чужой жизни: каких-то наспех вырванных листков из блокнота, целой пачки фотографий, газетных вырезок, брошюрок…
Настя забилась в дальний угол комнаты, чтобы не мешать.
Поначалу Пацюк посматривал на нее, а потом так увлекся содержимым ящика, что даже забыл о ее существовании.
Первое потрясение он пережил: смерть Мицуко.
Теперь выскочившая из глубины ящика Мицуко вновь ожила, но предстала в каком-то новом, еще не совсем понятном свете. Не то чтобы записи в дневнике относительно девушки как-то особенно потрясли Пацюка. Нет. Он понимал их, как никто другой, он сам бы мог сочинить подобные.
Вот только ему и в голову не пришло бы связать все это с тремя погибшими бизнесменами.
Эти трое – Кабрин, Давыдов и Газарян – утяжеляли всю конструкцию. А если учесть фотопленку, которую, по словам его сестры, отщелкал Кирилл Лангер, – способны были и вовсе ее разрушить. И похоронить под обломками версию о трех несчастных случаях в конце этого питерского лета.
На пленке были отсняты все трое погибших, причем один из них в момент падения. Получается, что Лангер знал о будущей трагедии и даже заранее приехал, чтобы заснять все это? Нет, это не правильно. И так быть не должно.
Потому что предсказать несчастный случай и оказаться рядом с ним только потому, что ты знаешь, где и когда он произойдет, – невозможно.
Невозможно.
Даже самоубийство можно предугадать по некой совокупности сопутствующих факторов. А вот несчастный случай – нет.
Или в данном конкретном случае Кирилл Лангер был всего лишь тенью Мицуко, видел ее глазами и просто следовал за ней?..
Мысли о Мицуко все еще причиняли ему боль, и поэтому Пацюк решительно перескочил на совершенно нейтральных бизнесменов.
О несчастье, произошедшем с Давыдовым и Газаряном, он только слышал. Оно и понятно, люди подобного калибра никогда не уходят бесследно, они хлопают дверью напоследок.
А вот с Николаем Семеновичем Кабриным он столкнулся вплотную. Проще говоря, Пацюк лично проводил беседу с очевидцами трагедии.
Мать и жена Кабрина в голос утверждали, что из окна тот вывалился сам по неосторожности. То же самое касалось и двух других: несчастный случай и обязательно – свидетели этого несчастного случая.
Любая другая версия исключалась. Любой другой версии просто быть не могло.
Но почему покойный юноша так живо заинтересовался этим делом? Не потому ли, что в нем была замешана Мицуко?
И он что-то подозревал. Во всяком случае, начал подозревать. Отсюда и “СЕДЬМОЙ ГОРАЗДО БЛИЖЕ К НЕБУ, ЧЕМ К ЗЕМЛЕ”. “ЭТО ПОХОЖЕ НА КАБРИНА”…
Идиот Лангер уделил слишком много внимания своим чувствам к девушке (еще один выпавший из гнезда здравого смысла), но совершенно наплевательски относился к обстоятельствам дела. Интересно, где он работал?
– Где он работал? – спросил у Насти Пацюк.
– В детективном агентстве “Валмет”. Вы слышали о таком?
Час от часу не легче! Мальчик решил поиграть в детектива и дорого за это поплатился.
– Нет. Не слышал.
– Там работают высококлассные специалисты. Это они проявили пленку. И рассказали мне, что она может означать…
– И что она может означать?
Настя почти дословно пересказала Пацюку версию Метелицы. И тот вынужден был с ней согласиться. Не с самой версией, конечно. А с той своеобразной железобетонной логикой, которую она в себе несла.
Но в любом случае Мицуко выглядела неприглядно. Или ангел оказался с карающим мечом, а других ангелов просто не бывает?.. А как изменилась Анастасия Киачели!.. Ведь еще совсем недавно… Блажен тот мир, в котором ангелы заступают на караул, сменяя друг друга…
Фраза, целиком занимающая предпоследнюю страницу, позабавила Пацюка своим психиатрическим пафосом:
"Я ПОНЯЛ ЗАЧЕМ ОНИ УБИВАЮТ НО НЕ ЗНАЮ КАК МОЖЕТ БЫТЬ КТО-ТО НАЙДЕТ И ПОЙМЕТ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ ТОЛЬКО БЫ НЕ ОНИ БЫЛИ ПЕРВЫМИ ПРЯЧУ ДНЕВНИК”.
Для начала Пацюк расставил точки и запятые. Получилось: “Я понял, зачем они убивают, но не знаю как. Может быть, кто-то найдет и поймет все остальное. Только бы не они были первыми. Прячу дневник”.
Никакой логики. Получается, что самоубийца Лангер обвинял в убийстве жертв несчастного случая. Или намекал, что несчастный случай вовсе не является таковым. Даже если все свидетели, взявшись за руки, будут скандировать: “Никто, никто не виноват, рок сзади лыс, а спереди космат!”
По Кириллу Лангеру, несчастный случай является убийством.
– Откуда у вас этот дневник? – спросил он у Насти.
– Долго объяснять. – Кажется, ей вовсе не хотелось разговаривать на эту тему. – Как-нибудь потом…
Покончив с дневником, который вызвал у него головную боль (почти такую же, о которой через строчку ныл сам Лангер в своих последних записях), Пацюк углубился в изучение ящика. Он копался в нем несколько часов, снова переходил к дневнику, потом к фотографиям, обнюхивал сатанинскую (!) брошюрку издательства (!!) “Бельтан” (!!!), снова копался в мелочах. Никакой видимой (во всяком случае, предосудительной) связи между самоубийством Кирилла и гибелью трех крупных бизнесменов не было.
Так что “ОНИ УБИВАЮТ” можно смело отнести к тараканам, заведшимся в голове Лангера на почве неразделенной любви…
И все-таки совершенно неясная, эфемерная связь между Лангером и одним из троих (а именно Кабриным, делом которого они занимались) существовала. Пацюк просто не мог ее нащупать, только и всего.
Только к концу третьего часа он понял что.
Вернее, вспомнил.
Но того, что он вспомнил, явно не хватало для закономерности.
– Я заберу ящик, – торжественно объявил Насте Пацюк. – Весь ящик с вещами. Вы не будете возражать?
– Нет.
– Очень хорошо. А теперь расскажите мне об этом агентстве. Вы были там?
– Да… Я туда устроилась… Временно.
– Вы? – у Пацюка округлились глаза. – Кем?
– Делопроизводителем. – Господи, ну почему она так краснеет? Даже загар не может спасти.
– Понятно. Я могу посмотреть ему в глаза?
– Кому?
– Агентству.
– Да, наверное… А когда?
– Прямо сейчас.
– Конечно. Едемте.
– А коробку я беру.
– Я же сказала… Да.
…В небольшой однокомнатной квартире, назвать которую “агентством” можно было лишь с большого бодуна, никого не оказалось. Настя открыла дверь своим ключом и провела Пацюка в комнату. В углу маячила фанерная перегородка (Настя с придыханием представила клетушку за перегородкой как “кабинет начальника”, умора); левую часть комнаты занимали совершенно бесполезные шкафы, бесполезный компьютер с набором игр (тоже мне, работнички!), бесполезная конторка и бесполезный стол с бесполезным стулом.
Пацюку даже не потребовалось особых усилий, чтобы представить себе сотрудников. Наверняка свора неудачников числом до четырех максимум (больше здесь и не поместится). И все – уволенные по сокращению штатов труженики пригородного тепличного хозяйства, либо – луна-парка, либо почившего в бозе НИИ. Но зато в квартире есть горячая вода (у несчастного аскета Бороды ее ни с того ни с сего отключили вчера вечером).
– А телефон? – спросил Пацюк. Телефон был ему жизненно необходим.
– Телефон отключен за неуплату. Но у нас есть сотовый…
– Отлично. Вы не возражаете, если я здесь заночую? Мне нужно поработать.
Возвращаться в липкий ароматический фимиам поклонника даосизма Пацюку явно не хотелось, а здесь можно было хотя бы вымыться.
– Я не знаю, – заколебалась Настя.
– Это ради вашего брата, – напомнил ей Пацюк.
– Хорошо… В основном все приходят к десяти.
– Все понял.
– Вот, возьмите ключ.
– А вы? – с робкой надеждой спросил Пацюк.
– Я поеду домой.
…Проводив Настю до дверей и оставшись один, Пацюк принялся терзать телефон.
Он сделал бесчисленное количество звонков уже подрастерявшимся университетским друзьям, и друзьям друзей, и друзьям друзей друзей. Он выслушал бесчисленное количество бородатых милицейских анекдотов и совсем свеженьких историй о свежих трупах и даже посмеялся паре удачных реприз. Но, как бы там ни было, к концу второго часа он выудил все, что ему было нужно. И это “все” замкнуло круг.
Завтра же Пацюк попробует его разомкнуть.
* * *
…“МЕДИ-СЕРВИС” оказался довольно скромной конторкой, затерявшейся на длинном, как кишка, канале Грибоедова.
Пацюк даже не сразу нашел его. Никакой вывески на фасаде шестиэтажного, украшенного битой лепниной дома не было. И тем не менее, стоило ему войти в подъезд, как первая дверь подтвердила: Пацюк попал по адресу.
Он дернул за язык колокольчика, висящего под скромной табличкой:
МЕДИ-СЕРВИС
Часы приема 12 – 18
И ему тотчас же открыли.
– Вам назначено? – спросила медсестра, в свободное время, должно быть, подрабатывающая в стриптизе.
– Острая боль, – пробубнил Пацюк. – Сил нет терпеть. Шел мимо, дай, думаю, зайду.
– У нас частный кабинет. Прием строго по записи. – Медсестра дежурно улыбнулась Пацюку. – И по талончикам. А по поводу острой боли обращайтесь в поликлинику по месту жительства. Или в центральную стоматологическую.
– Я пошутил.
– Что значит – пошутили? – Глупенькие ресницы медсестры взлетели вверх.
– Мне нужен Виктор Афанасьевич Кульчицкий.
– Так бы сразу и сказали. – Теперь медсестра улыбнулась по-настоящему – так, что Пацюк успел разглядеть частокол отменных зубов и безмятежное, как кусок мраморного мяса, небо.
– Он давно приехал?
– Сегодня утром.
– Очень хорошо, – обрадовался Пацюк. – Я пройду?
– Пожалуйста…
По достаточно широкому, поблескивающему натертым паркетом коридору медсестра отконвоировала его к дубовой двери, за которой стояла строгая библиотечная тишина.
– К вам, Виктор Афанасьевич, – заглянув в кабинет, проворковала она. И снова обратилась к Пацюку:
– Входите, не бойтесь!
– Я не боюсь… Но…
– У нас новейшие аппараты. Отличная анестезия. Никакой боли.
Стриптизерша в крахмальной наколке медработника почти насильно втолкнула его в кабинет.
В кабинете слегка подрагивали скрипочки из “Времен года” Вивальди, царил вопиющий евростандарт, а единственное кресло, расположившееся в центре, больше смахивало на трон фараона.
Аменхотепа, не иначе.
Трон окружало огромное количество никелированной блестящей техники, от которой у Пацюка сразу же застыла в жилах кровь и свело пальцы на ногах.
– Здравствуйте. – Виктор Афанасьевич Кульчицкий оказался коренастым мужичком лет сорока с мощным торсом, скрыть который не мог даже халат, мощным крутым лбом и такими же мощными мускулистыми руками.
"Тебе бы на бойне работать, мил-друг”, – обреченно подумал Пацюк.
– Добрый день, Виктор Афанасьевич, – сказал он.
– Мы знакомы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59