— Здравствуйте, Иона. Вас Марк послал?
— Нет.
— Откуда вы знаете, что я здесь?
— Я не знал, что вы здесь. Можно войти?
И, не дожидаясь ответа Ольги, мягко оттеснил ее в глубь коттеджа.
— Я уже собралась уходить.
Иона никак не отреагировал на ее слова. Стоя посреди комнаты и склонив голову набок, он внимательно рассматривал ее.
— Вы видели Марка?
— Нет. Я не был сегодня на трассе.
— А откуда вы знаете, что он там? — — Ну, если здесь его нет… Думаю, он приехал сюда не для того, чтобы с утра до вечера торчать в баре…
Иона сделал шаг вперед, и вот тут-то Ольга по-настоящему испугалась. И даже не Ионы, нет, хотя от него исходили мощные, хотя и осторожные токи.
Себя.
Ну конечно же, нужно честно признаться — подсознательно она ждала его. Вчерашняя ничем не завершившаяся сцена на плато оставила привкус недоговоренности. И все-таки нужно взять себя в руки, иначе эта недоговоренность может далеко завести.
— Марк должен сейчас прийти… Мы собирались кататься.
— Ну и что?
Действительно, ну и что? Брат зашел к брату и встретил его жену — ничего крамольного, ничего предосудительного.
Отличный повод для светской беседы об особенностях здешнего климата.
— Хотите чего-нибудь выпить?
Ну вот, кажется, она нащупала точную линию поведения: жена старшего брата должна по определению относиться к своему шурину (или деверю? Нет, все-таки деверю)… Она должна по определению относиться к своему деверю со снисходительной нежностью, выслушивать все его зубодробительные истории о любовных похождениях и ссужать деньгами на пиво.
— Хотите что-нибудь выпить? — снова повторила Ольга.
— Нет.
— Есть отличный коньяк. И мартини. Марк прихватил с собой две бутылки мартини.
Ольге вдруг пришло в голову, что даже скромного ужина в семейном кругу не было, братья никак не отметили встречу после семнадцатилетней разлуки. Странно, чем тогда руководствовался Марк, выбирая именно «Розу ветров»? Они вполне могли провести десять дней где-нибудь в Швейцарских или Французских Альпах, без всяких хмурых родственников в эпизодических ролях инструкторов по лыжам и горноспасателей.
— Нет.
— Может быть, кофе?
— Нет.
На кофе вся фантазия Ольги оказалась исчерпанной. Но и сдаваться ей не хотелось.
— Минеральной воды?
— Нет.
— Текилы?
— Нет.
— Баккарди?
— Нет.
— Полусухого шампанского?
— Нет.
— Вермута со льдом?
— Нет.
— Капитанского рома?
— Нет.
— Виски «Белая лошадь»?
— Нет.
— Абсента?
— Нет.
Ольга закусила губу, пытаясь вспомнить содержание альбома «Алкогольные напитки», который преподнесли Марку на прошлое Рождество его подчиненные. Альбом был толстым и красочным, куда более красочным, чем односложные ответы Ионы.
— Рейнвейна и мозеля? — выложила она свой последний козырь. И Иона сдался, разом поломав игру.
— Это пожалуй. Валяйте ваш мозель.
Ольга рассмеялась и развела руками:
— Увы.
— Жаль. А я очень решительно настроился… Почему вы не отправились на трассу с Марком? Он ведь давно ушел, еще утром.
— Откуда вы знаете? Вы что, следили?
— Да, — просто сказал он.
— Зачем? — она задала самый глупый вопрос из всех возможных.
— Просто. Хотел увидеть. — Самый достойный глупый ответ на глупый вопрос.
— Увидели?
— Да.
— Что дальше?
— Дальше? — Иона задумался. — Я не знаю, что будет дальше.
Колени у Ольги подломились, и она опустилась на кровать. И тут же вскочила: не хватало, чтобы Иона воспринял это как приглашение. Отойдя на безопасное расстояние от кровати, которая теперь казалась ей раскрывшим ленивую пасть капканом, и плюхнувшись в кресло, она принялась надевать ботинки.
— Вы проводите меня, Иона? — Голос должен быть максимально нейтральным: никаких страхов, никаких сомнений, только снисходительная нежность к деверю. Снисходительная нежность, только и всего.
— Да, конечно.
Черт возьми, она волновалась. Она волновалась так, что снова не смогла застегнуть ботинки. Или это оттого, что она просто не привыкла к дурацкой аэродинамической горнолыжной обуви?..
— Никогда не научусь с ней справляться! — в сердцах сказала Ольга.
— Это несложно, вопрос тренировки, так же, как и во всем остальном. — Иона как будто ждал этого. Он с готовностью опустился на колени перед Ольгой и принялся застегивать ее ботинки.
Совсем близко она видела его макушку с торчащим мальчишеским хохолком волос: таким непокорным и таким беззащитным, что Ольга не удержалась и коснулась его рукой.
Он замер, даже спина напряглась под лыжной курткой: она не увидела, а скорее почувствовала это. Руки Ионы скользнули вверх — от ботинок к коленям. Ольга сидела, как будто окаменев.
— Вот видишь, как все просто, — сказал Иона и поднял к ней лицо.
— Да, — прошептала она. — Все просто. Мы уже перешли на «ты»?
— Конечно. Смешно «выкать» друг другу. Мы же родственники.
Его глаза сузились, как у животного перед прыжком, в самой глубине зрачков запылал огонь. Крылья носа трепетали, а по губам пробежала судорога, они приоткрылись, обнажив влажно мерцающие зубы.
Она положила кончики пальцев на переносицу Ионы (господи, что же я делаю?!), спустилась к губам (господи, что же я делаю?!). Его губы обожгли — как тлеющие, едва прикрытые золой угли. Отдернуть пальцы она не успела: Иона уже завладел ими, как завладевают добычей. Теперь ему только оставалось разделать эту добычу: он орудовал поцелуями, как охотничьим ножом, отделяя мясо от костей и лишая жертву последнего шанса на спасение.
Все равно.
Все равно уже ничего нельзя исправить. Невозможно бороться с собой.
И Ольга не стала бороться. Она сдалась на милость победителя.
То, что происходило сейчас между ней и Ионой, было совсем не похоже на любовь Марка — страстную, но понятную и чуть-чуть ироническую любовь интеллектуала, яппи, selfmade man'a
Может быть, именно этого она хотела больше всего.
Иона — кажется, он укрощал не только ее, но и себя: чем невыносимее были поцелуи, тем они становились нежнее.
Ольга уже не думала ни о чем, ей просто хотелось стать частью его, чтобы, поднявшись, восстав от любви, как восстают от тяжелой болезни, почувствовать себя владычицей целого царства.
Он уже расстегнул ее комбинезон, когда раздался телефонный звонок.
А может быть, телефон звонил целую вечность — вот только она не слышала его. Этот нудный вероломный писк сразу же отрезвил ее. Она оттолкнула руки Ионы и схватила спасительную трубку.
— Алло!
Но трубка молчала, видимо, у кого-то на том конце провода кончилось терпение. Больше всего это было похоже на Инку: именно терпения — вот чего ей всегда не хватало. Ни одну книгу она не начинала, не заглянув в конец: даже Конан Доил не был здесь исключением. Ни на одном спектакле не задерживалась дольше первого акта. Отец обожал оперы, но после нескольких походов в Большой Инка напрочь отказалась от такого захватывающего времяпровождения. Чтобы не расстраивать Игоря Анатольевича, Инка приобрела для себя сборник «Оперные либретто» и старательно изучила его.
Оперные либретто обладали приемлемой для Инки длиной.
А за то время, что звонил телефон, можно было прочесть и «Аиду», и «Трубадура», и даже громоздкого, как мексиканские сериалы, «Князя Игоря».
Немудрено, что телефонный звонок сорвался.
А вдруг это Марк?
Позволив себе — впервые за последние пятнадцать минут — подумать о Марке, Ольга похолодела. Решиться на низменный адюльтер с братом мужа в коттедже, который снял муж, — хорошо, что дело не закончилось постелью, в которой она занималась любовью со своим мужем. Идиотка, круглая дура! Марк действительно мог появиться в любой момент — и что бы он тогда увидел? Ее голую грудь, покоящуюся в руках Ионы?
Ольга даже застонала.
— Уходи! — сказала она Ионе.
— Нет. — Это прозвучало с той же интонацией, с которой он отказывался от перечня спиртных напитков.
Интересно, чему сейчас он сказал «нет» — баккарди, мартини или капитанскому рому?
— Это нечестно.
— Скажи обо всем Марку — и тогда будет честно.
— Что я должна сказать Марку?
— Что ты не любишь его.
— Это не правда. — Она подняла руки к лицу, защищаясь.
— Это правда.
— Уходи.
— Нет.
— Хорошо, тогда уйду я.
…Он задержал Ольгу возле самой двери. Его губы настигли ее губы и терзали так долго, так отчаянно, что Ольга едва не потеряла сознание. Сейчас он отнесет ее в постель, и уже ни один телефонный звонок не помешает им быть вместе. Он просто отключит телефон и опустит шторы на окнах. И будет входить в нее столько раз, сколько пожелает…
Собрав остатки сил, она вырвалась из его объятий. Еще тридцать секунд ушло на то, чтобы покинуть коттедж: она бежала так быстро, как убегают от судьбы, прекрасно зная, что судьба будет терпеливо ожидать на ближайшем перекрестке… Но если бы Ольга обернулась… Если бы она только обернулась — она увидела бы Иону, который стоял на пороге их коттеджа со скрещенными на груди руками. И увидела бы его улыбку — нежную и торжествующую одновременно.
Но она не обернулась.
* * *
Предательница.
Вот оно, нужное слово: предательница.
Она предала все, что только можно было предать: Марка, себя, два с половиной года жизни, Венецию, собственного отца: «Я счастлив, что моя девочка счастлива…» Она предала его тело, она предала свое собственное тело. Она предала даже Инку — ведь именно бесконечные пикировки с Марком делали ее тем, кем ей хотелось быть больше всего: пикантной очаровательной стервой.
Предательница.
Нужно сегодня же рассказать обо всем Марку, пусть знает, каким подонком оказался его братец — не нашел ничего лучшего, как попытаться соблазнить ее. Ольга скрипнула зубами. Но тогда придется рассказать и обо всем остальном, после "а" всегда следует "б". Тогда придется рассказать, как кружилась ее голова от этой близости, как множество сердец бились в горле и внизу живота. И как она хотела Иону.
Нет, она не сможет соврать Марку. Как не сможет противостоять Ионе. Как не сможет противостоять самой себе. Единственный выход — завтра же уехать отсюда. Нет, сегодня.
Нужно сказать ему: нам нужно бежать отсюда, иначе мы можем потерять друг друга. Будь все проклято. Будь проклят Иона, обольщающий одним своим именем. Марк прав. Преступно носить такие имена…
Когда они поженились. Марку было уже тридцать два, а ей едва исполнилось двадцать четыре. Марк был ее первой любовью, что всегда вызывало приступы истерического хохота у Инки. Нет, у нее были парни и до Марка; был даже один аборт — после поездки в Крым с однокурсником, любителем Сартра и анаши. Был литовец Рамунас, с которым они даже подали заявление в загс. Рамунас разбился на мотоцикле за неделю до регистрации, но она пережила его смерть гораздо легче, чем могла предположить. Циничная Инка, с самого начала невзлюбившая Рамунаса, считала, что он женится не на Ольге, а на ее грузинской половине для улучшения флегматичной чухонской породы, пострадавшей от Советской власти.
Потом, когда дела отца стремительно пошли в гору, возле Ольги стали околачиваться альфонсы со стажем и провинциальные охотники за наследством. Инка тут же просекала таких деятелей, и все альфонсы отваливались от Ольги несолоно хлебавши. У Инки был один, зато универсальный рецепт: она выходила к потенциальным кандидатам с заранее заготовленной речью: «Ты знаешь, Дима (Валя, Миха, Славик, Резо), отец Ольги под следствием, и все имущество конфисковано». Желающих носить передачи потенциальному тестю в Бутырку, как правило, оказывалось мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62