Ты не придумала. Пещера действительно существует. И люди в ней тоже существуют.
— Как можно… О чем ты говоришь?
— О том, что я верю тебе. А если кто-то верит человеку, значит, он уже не сумасшедший… И давай-ка спать. Завтра у нас будет трудный день…
* * *
Звягинцев проснулся среди ночи.
Обычно вот так просыпаться и пялиться в стену его заставлял радикулит. Но сейчас радикулит находился в оплачиваемом отпуске, и по всем показателям Звягинцев должен был проспать как минимум до семи утра: контрольное время всех отставных капитанов милиции.
Но сейчас на будильнике было только три.
«Старею, — подумал Звягинцев, — старею, старею…» Скоро бессонные ночи будут длиннее. И вся прожитая жизнь запросто уместится в каждой из них. Он разобьет свою жизнь на отрезки и будет просматривать ее на ночном сеансе, как какое-нибудь второсортное кино киностудии Довженко. Да, именно так. «Есть плохое кино, есть очень плохое кино, а есть кино киностудии Довженко», как любил шутить его сослуживец Лодейников, умерший от рака гортани в 1983 году.
А вообще нужно меньше жрать на ночь. Телячьи почки, рагу из овощей и четыре банки пива в одиннадцать часов вечера — это чересчур даже для его ста сорока килограммов.
«С завтрашнего дня только кефир и обезжиренный творог», — с тоской подумал Звягинцев.
Под жалобные всхлипы кровати он повернулся на другой бок, но сон все равно не шел. Подлый генерал-майор не ко времени открыл оперативное совещание, и присутствие на нем Звягинцева было обязательным.
В бога душу мать, почему у него из головы не идет эта девчонка?
Все образовалось, опергруппа приедет, как только кончится буран, Звягинцев же сделал все от него зависящее, чтобы максимально облегчить ее существование. Он на блюдечке преподнесет убийцу какому-нибудь хмурому майору и получит за это прочувствованное пожатие руки. Эксперт снимет отпечатки с ножа (Звягинцев не сомневался, чьи это будут отпечатки), и Ольгу Красинскую увезут в областное управление.
Ее обвинят в умышленном убийстве, направят на экспертизу и признают невменяемой. Ее окончательно искалечат в психушке, и ее роскошные черные волосы поблекнут, выцветут и покроются сединой, как покрываются инеем сосны вокруг ее коттеджа.
Почему-то эти волосы Звягинцеву было жалко больше всего.
Волосы, вот что бросалось в глаза, вот что составляло львиную долю красоты Ольги. Должно быть, она ухаживает за ними, как ухаживают за ребенком, она знает толк в этом ухаживании: настой ромашки, дорогие шампуни, кондиционеры и прочая, прочая…
Нет, заснуть все-таки не удастся.
Звягинцев сел в кровати и включил ночник. Через минуту на свет божий была извлечена панацея от всех звягинцевских бед — «Колыбельная для ежика».
Никаких гаданий, приказал сам себе Звягинцев, покойный Володя еще ни разу не был на его стороне, все его пророчества были далеки от истины.
Никаких гаданий.
Никаких. Тринадцатая страница, тринадцатая строка сверху.
Проклиная себя за малодушие, Звягинцев открыл тринадцатую страницу.
«Лисенку оказалось несложно выдать себя за ежика. Шапочка из сосновых иголок, похожих на иголки ежика, сделала свое дело. Теперь можно было безнаказанно шалить, а всю вину, в случае чего, свалить на товарища».
Прочтя эти невинные детские строчки, Звягинцев почувствовал, как заколотилось его сердце. Только этого не хватало!
Закрыть.
Закрыть немедленно Володину книгу и перестать ее использовать как карты Таро, как ведические руны, как гадание на кофейной гуще. Закрыть книгу, потому что дело об убийстве Шмаринова уже закрыто. Виновные изобличены, они чистосердечно признались в содеянном и не стали мешать правосудию.
Но ведь признание вины еще не является доказательством преступления.
Почему он не может до конца поверить в виновность этой девчонки? Неужели только потому, что ему симпатично ее растерянное лицо, ее черные волосы? Черные волосы, мимо которых не пройдешь… Звягинцев яростно зачесал в паху, благо никто этого не видит и не станет делать ему замечания.
Мимо которых не пройдешь.
Черные волосы, вот что отметил портье. Черные волосы, дымчатые очки и ярко-голубой комбинезон с белыми вставками — это сразу бросается в глаза. Не так давно они приехали, чтобы примелькаться. Они жили в коттедже, редко появлялись в гостинице, и Серый в лучшем случае мог уловить общий абрис Ольги Красинской. Черные волосы — вот доминанта ее образа.
Ничего не поделаешь, отправляться на совещание к генерал-майору все-таки придется.
Мозг Звягинцева судорожно работал, набирая обороты.
Во всей этой ясной при свете дня истории было что-то такое, что смущало его. Сомнения, которые было так легко задвинуть под натиском неопровержимых фактов и неопровержимых улик, с новой силой овладели им.
Марк.
Конечно же, Марк.
Нужно попытаться переступить через Ольгу Красинскую и всерьез заняться Марком, любящим мужем, самоотверженно пытающимся защитить жену.
Но так ли уж самоотверженно?
Почувствовав не ко времени приближающуюся жажду, Звягинцев потянулся за пивом. И, влив в глотку полторы банки, принялся размышлять.
Он впервые познакомился с Красинскими при довольно странных обстоятельствах. Пропавшая на ночь и счастливо найденная Ольга утверждала, что видела некую пещеру с замороженными в ней людьми. Это, конечно, бред, хотя и им стоило бы заняться. Он и начал заниматься — и занимался до тех пор, пока не подоспело убийство бизнесмена.
Но Марк, он мог сказать Звягинцеву все, что угодно: что его жена переволновалась, что она была не в себе. Он сказал это, но поместил сказанное в странный контекст — с самого начала он дал понять Звягинцеву, что мать его жены была душевнобольной и покончила жизнь самоубийством. Он видел Звягинцева первый раз в жизни и рассказал ему об этом, хотя никто не требовал от него таких душещипательных подробностей.
Марк — гордый человек. Это ясно сразу, стоит только посмотреть на его надменное лицо. Стал бы такой человек афишировать тайны своей семьи и рассказывать о них первому встречному? Нет, не стал бы, если бы…
Если бы не преследовал какой-то умысел.
Итак, с самого начала он засвечивает жену как потенциальную сумасшедшую. Насчет этого ни у кого не может быть никаких сомнений. А тут еще история с ледяным городком…
Тоже весьма странная, если учесть, что ее свидетелями были только двое — Запесоцкая и Ольга… Впрочем, Ольга никакая не свидетельница, она ничего не помнит, о событиях можно судить только со слов Запесоцкой. Единственный неопровержимый факт — разрушенные скульптуры, и больше ничего…
Но ведь их мог разрушить кто угодно. Сама Запесоцкая, в конце концов… Сама же разбила очки, а потом потащилась к нему, Звягинцеву… Требовать сатисфакции. Марк даже деньги ей предлагал… Даже к ней в номер приходил — «об этом никто и никогда не узнает», кажется, именно так он сказал. «Никто и никогда» — это может относиться к чему угодно, тем более что денег она не взяла. И в администрацию не пошла.
Тогда неясен ее кавалерийский наскок на Звягинцева ночью.
Зачем она все это затеяла? И почему так резко решила не раздувать дело? Неужели только потому, что пожалела Ольгу?
Странная логика. Здесь у всех странная логика, которая становится железной, если переложить ее на преступление… Акция Запесоцкой — она как будто призвана для того, чтобы подтвердить невменяемость Ольги… И что делал Марк в ее номере? Пришел отдавать деньги, но ведь она отказалась от них еще ночью… А потом случается несчастье с его молодой тещей. Травмы, которые нельзя подтвердить, потому что по непонятным причинам вышел из строя рентгеновский аппарат… И первое, что делает Марк, — звонит тестю и сообщает об этом прискорбном событии. Он прекрасно просчитывает его реакцию: Шмаринов прилетает, потому что не может не прилететь.
Бар. Самое уязвимое место во всей истории. Ольга и Марк отправляются в бар, где Ольга благополучно напивается. Что сделал бы любящий муж? Постарался бы увести жену, которая пристает ко всем и ведет себя по-хамски, а следовательно, бросает тень на его, мужа, репутацию. Но он не делает этого. Более того, в их отношения вклинивается братец-кролик Иона. По показаниям официанта Дюхи именно Иона пытался спровадить Ольгу домой.
Марк не дал ему этого сделать.
Он остался в баре и оставил там Ольгу. Ему обязательно нужно было дождаться Шмаринова именно в этом семейном дуэте.
Отец Ольги почти не пьет, об этом говорила ему Инесса, но в номере они треснули коньячок. Как сказал сам Марк — «пригубили». Граммов по пятьдесят, не больше, это и называется «пригубили». Шмаринов не Пал Палыч, для которого пригубить означает засосать пол-литра водки без закуси. Полташка — стандартная норма. Но когда Звягинцев увидел бутылку «Наполеона» — жидкости в ней было ровно на четверть. Звягинцев это запомнил, ему ли не запоминать все, связанное со спиртным… Значит, Шмаринов выпил определенную дозу коньяка сам. Конечно, они могли распить его с женой, но Инессе, при том что ей ставили уколы, категорически запрещено спиртное. Это может подтвердить и рваный горчичник Артем.
Значит, на свидание с родными в «Ричард Бах» Шмаринов отправился уже выпившим. Пусть немного, но выпившим.
Там он встречается со своей поддатой и обиженной дочерью: конфликт был неизбежен, и он произошел.
Ольга бежит куда глаза глядят, что и требовалось доказать.
Но что делает Марк? Безумно любящий муж, готовый на все ради своей жены, — он сам не перестает об этом декларировать. Он не может не понимать ее состояние, даже из того, Что Марк рассказал Звягинцеву, ясно, что она может совершить какую угодно глупость. Но Марк, вместо того чтобы последовать за женой (единственный логичный ход), спокойненько возвращается в бар и на протяжении двух часов просиживает штаны с тестем.
Потом он провожает тестя в отель и крутится возле стойки портье, хотя они вполне могли расстаться и рядом с дверью.
Ну, да ладно, бог с ним, это еще можно как-то объяснить: совместная работа, подчиненное положение, почтительность, родственные связи. Отчасти этим можно объяснить и то, что он остался в баре, когда из него ушла жена.
Но что он делает потом, когда освобождается от тестя?
Он совершает самый необъяснимый поступок: вместо того, чтобы идти к жене, снова возвращается в бар. И сидит там в гордом одиночестве, мозоля глаза персоналу. Он даже не заказывает никакой выпивки (жалкие граммы коньяку не в счет). Он просто сидит, и все. Уже потом, понимая, что это выглядит как-то странно, принимается за кегельбан.
Но с момента, как он вернулся в бар, до занятий кеглями прошел по меньшей мере час. И весь этот час он сидел за столиком, демонстрируя себя посетителям. Просто сидел, и все.
Туго соображаешь, Марк, нужно было сразу же хвататься за кегли.
А не сидеть с умным видом за пустым столом. Что-то он лепетал насчет того, что размышлял о работе. Но о работе обычно размышляют с карандашом и бумажонкой в руках. Или с компьютером в зубах на крайний случай.
Верно, Звягинцев, так его, одобрил рассуждения Пал Палыча генерал-майор. Приободренный Звягинцев вскрыл еще одну пивную банку.
Марк не бросился к жене, а сидел в баре до упора. Его видели все, кто только мог видеть. По утверждению Ариэля, он ушел одним из последних. В половине седьмого.
Он ушел уже тогда, когда Шмаринов был мертв, абсолютно мертв. Он ушел, унося в кармане стопроцентное алиби.
А что, если ему и нужно было алиби?
Незачем?
Здесь Звягинцев забуксовал решил оставить этот вопрос на потом.
Марк и Ольга, их отношения, вот что занимало Пал Палыча. В конце концов, это личное дело Марка Красинского — сидеть в баре до опупения, положив на жену с прибором. Никто не будет лезть в это. Так бы оно и было… Если бы Марк так навязчиво не декларировал свою неубиенную страсть к жене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Как можно… О чем ты говоришь?
— О том, что я верю тебе. А если кто-то верит человеку, значит, он уже не сумасшедший… И давай-ка спать. Завтра у нас будет трудный день…
* * *
Звягинцев проснулся среди ночи.
Обычно вот так просыпаться и пялиться в стену его заставлял радикулит. Но сейчас радикулит находился в оплачиваемом отпуске, и по всем показателям Звягинцев должен был проспать как минимум до семи утра: контрольное время всех отставных капитанов милиции.
Но сейчас на будильнике было только три.
«Старею, — подумал Звягинцев, — старею, старею…» Скоро бессонные ночи будут длиннее. И вся прожитая жизнь запросто уместится в каждой из них. Он разобьет свою жизнь на отрезки и будет просматривать ее на ночном сеансе, как какое-нибудь второсортное кино киностудии Довженко. Да, именно так. «Есть плохое кино, есть очень плохое кино, а есть кино киностудии Довженко», как любил шутить его сослуживец Лодейников, умерший от рака гортани в 1983 году.
А вообще нужно меньше жрать на ночь. Телячьи почки, рагу из овощей и четыре банки пива в одиннадцать часов вечера — это чересчур даже для его ста сорока килограммов.
«С завтрашнего дня только кефир и обезжиренный творог», — с тоской подумал Звягинцев.
Под жалобные всхлипы кровати он повернулся на другой бок, но сон все равно не шел. Подлый генерал-майор не ко времени открыл оперативное совещание, и присутствие на нем Звягинцева было обязательным.
В бога душу мать, почему у него из головы не идет эта девчонка?
Все образовалось, опергруппа приедет, как только кончится буран, Звягинцев же сделал все от него зависящее, чтобы максимально облегчить ее существование. Он на блюдечке преподнесет убийцу какому-нибудь хмурому майору и получит за это прочувствованное пожатие руки. Эксперт снимет отпечатки с ножа (Звягинцев не сомневался, чьи это будут отпечатки), и Ольгу Красинскую увезут в областное управление.
Ее обвинят в умышленном убийстве, направят на экспертизу и признают невменяемой. Ее окончательно искалечат в психушке, и ее роскошные черные волосы поблекнут, выцветут и покроются сединой, как покрываются инеем сосны вокруг ее коттеджа.
Почему-то эти волосы Звягинцеву было жалко больше всего.
Волосы, вот что бросалось в глаза, вот что составляло львиную долю красоты Ольги. Должно быть, она ухаживает за ними, как ухаживают за ребенком, она знает толк в этом ухаживании: настой ромашки, дорогие шампуни, кондиционеры и прочая, прочая…
Нет, заснуть все-таки не удастся.
Звягинцев сел в кровати и включил ночник. Через минуту на свет божий была извлечена панацея от всех звягинцевских бед — «Колыбельная для ежика».
Никаких гаданий, приказал сам себе Звягинцев, покойный Володя еще ни разу не был на его стороне, все его пророчества были далеки от истины.
Никаких гаданий.
Никаких. Тринадцатая страница, тринадцатая строка сверху.
Проклиная себя за малодушие, Звягинцев открыл тринадцатую страницу.
«Лисенку оказалось несложно выдать себя за ежика. Шапочка из сосновых иголок, похожих на иголки ежика, сделала свое дело. Теперь можно было безнаказанно шалить, а всю вину, в случае чего, свалить на товарища».
Прочтя эти невинные детские строчки, Звягинцев почувствовал, как заколотилось его сердце. Только этого не хватало!
Закрыть.
Закрыть немедленно Володину книгу и перестать ее использовать как карты Таро, как ведические руны, как гадание на кофейной гуще. Закрыть книгу, потому что дело об убийстве Шмаринова уже закрыто. Виновные изобличены, они чистосердечно признались в содеянном и не стали мешать правосудию.
Но ведь признание вины еще не является доказательством преступления.
Почему он не может до конца поверить в виновность этой девчонки? Неужели только потому, что ему симпатично ее растерянное лицо, ее черные волосы? Черные волосы, мимо которых не пройдешь… Звягинцев яростно зачесал в паху, благо никто этого не видит и не станет делать ему замечания.
Мимо которых не пройдешь.
Черные волосы, вот что отметил портье. Черные волосы, дымчатые очки и ярко-голубой комбинезон с белыми вставками — это сразу бросается в глаза. Не так давно они приехали, чтобы примелькаться. Они жили в коттедже, редко появлялись в гостинице, и Серый в лучшем случае мог уловить общий абрис Ольги Красинской. Черные волосы — вот доминанта ее образа.
Ничего не поделаешь, отправляться на совещание к генерал-майору все-таки придется.
Мозг Звягинцева судорожно работал, набирая обороты.
Во всей этой ясной при свете дня истории было что-то такое, что смущало его. Сомнения, которые было так легко задвинуть под натиском неопровержимых фактов и неопровержимых улик, с новой силой овладели им.
Марк.
Конечно же, Марк.
Нужно попытаться переступить через Ольгу Красинскую и всерьез заняться Марком, любящим мужем, самоотверженно пытающимся защитить жену.
Но так ли уж самоотверженно?
Почувствовав не ко времени приближающуюся жажду, Звягинцев потянулся за пивом. И, влив в глотку полторы банки, принялся размышлять.
Он впервые познакомился с Красинскими при довольно странных обстоятельствах. Пропавшая на ночь и счастливо найденная Ольга утверждала, что видела некую пещеру с замороженными в ней людьми. Это, конечно, бред, хотя и им стоило бы заняться. Он и начал заниматься — и занимался до тех пор, пока не подоспело убийство бизнесмена.
Но Марк, он мог сказать Звягинцеву все, что угодно: что его жена переволновалась, что она была не в себе. Он сказал это, но поместил сказанное в странный контекст — с самого начала он дал понять Звягинцеву, что мать его жены была душевнобольной и покончила жизнь самоубийством. Он видел Звягинцева первый раз в жизни и рассказал ему об этом, хотя никто не требовал от него таких душещипательных подробностей.
Марк — гордый человек. Это ясно сразу, стоит только посмотреть на его надменное лицо. Стал бы такой человек афишировать тайны своей семьи и рассказывать о них первому встречному? Нет, не стал бы, если бы…
Если бы не преследовал какой-то умысел.
Итак, с самого начала он засвечивает жену как потенциальную сумасшедшую. Насчет этого ни у кого не может быть никаких сомнений. А тут еще история с ледяным городком…
Тоже весьма странная, если учесть, что ее свидетелями были только двое — Запесоцкая и Ольга… Впрочем, Ольга никакая не свидетельница, она ничего не помнит, о событиях можно судить только со слов Запесоцкой. Единственный неопровержимый факт — разрушенные скульптуры, и больше ничего…
Но ведь их мог разрушить кто угодно. Сама Запесоцкая, в конце концов… Сама же разбила очки, а потом потащилась к нему, Звягинцеву… Требовать сатисфакции. Марк даже деньги ей предлагал… Даже к ней в номер приходил — «об этом никто и никогда не узнает», кажется, именно так он сказал. «Никто и никогда» — это может относиться к чему угодно, тем более что денег она не взяла. И в администрацию не пошла.
Тогда неясен ее кавалерийский наскок на Звягинцева ночью.
Зачем она все это затеяла? И почему так резко решила не раздувать дело? Неужели только потому, что пожалела Ольгу?
Странная логика. Здесь у всех странная логика, которая становится железной, если переложить ее на преступление… Акция Запесоцкой — она как будто призвана для того, чтобы подтвердить невменяемость Ольги… И что делал Марк в ее номере? Пришел отдавать деньги, но ведь она отказалась от них еще ночью… А потом случается несчастье с его молодой тещей. Травмы, которые нельзя подтвердить, потому что по непонятным причинам вышел из строя рентгеновский аппарат… И первое, что делает Марк, — звонит тестю и сообщает об этом прискорбном событии. Он прекрасно просчитывает его реакцию: Шмаринов прилетает, потому что не может не прилететь.
Бар. Самое уязвимое место во всей истории. Ольга и Марк отправляются в бар, где Ольга благополучно напивается. Что сделал бы любящий муж? Постарался бы увести жену, которая пристает ко всем и ведет себя по-хамски, а следовательно, бросает тень на его, мужа, репутацию. Но он не делает этого. Более того, в их отношения вклинивается братец-кролик Иона. По показаниям официанта Дюхи именно Иона пытался спровадить Ольгу домой.
Марк не дал ему этого сделать.
Он остался в баре и оставил там Ольгу. Ему обязательно нужно было дождаться Шмаринова именно в этом семейном дуэте.
Отец Ольги почти не пьет, об этом говорила ему Инесса, но в номере они треснули коньячок. Как сказал сам Марк — «пригубили». Граммов по пятьдесят, не больше, это и называется «пригубили». Шмаринов не Пал Палыч, для которого пригубить означает засосать пол-литра водки без закуси. Полташка — стандартная норма. Но когда Звягинцев увидел бутылку «Наполеона» — жидкости в ней было ровно на четверть. Звягинцев это запомнил, ему ли не запоминать все, связанное со спиртным… Значит, Шмаринов выпил определенную дозу коньяка сам. Конечно, они могли распить его с женой, но Инессе, при том что ей ставили уколы, категорически запрещено спиртное. Это может подтвердить и рваный горчичник Артем.
Значит, на свидание с родными в «Ричард Бах» Шмаринов отправился уже выпившим. Пусть немного, но выпившим.
Там он встречается со своей поддатой и обиженной дочерью: конфликт был неизбежен, и он произошел.
Ольга бежит куда глаза глядят, что и требовалось доказать.
Но что делает Марк? Безумно любящий муж, готовый на все ради своей жены, — он сам не перестает об этом декларировать. Он не может не понимать ее состояние, даже из того, Что Марк рассказал Звягинцеву, ясно, что она может совершить какую угодно глупость. Но Марк, вместо того чтобы последовать за женой (единственный логичный ход), спокойненько возвращается в бар и на протяжении двух часов просиживает штаны с тестем.
Потом он провожает тестя в отель и крутится возле стойки портье, хотя они вполне могли расстаться и рядом с дверью.
Ну, да ладно, бог с ним, это еще можно как-то объяснить: совместная работа, подчиненное положение, почтительность, родственные связи. Отчасти этим можно объяснить и то, что он остался в баре, когда из него ушла жена.
Но что он делает потом, когда освобождается от тестя?
Он совершает самый необъяснимый поступок: вместо того, чтобы идти к жене, снова возвращается в бар. И сидит там в гордом одиночестве, мозоля глаза персоналу. Он даже не заказывает никакой выпивки (жалкие граммы коньяку не в счет). Он просто сидит, и все. Уже потом, понимая, что это выглядит как-то странно, принимается за кегельбан.
Но с момента, как он вернулся в бар, до занятий кеглями прошел по меньшей мере час. И весь этот час он сидел за столиком, демонстрируя себя посетителям. Просто сидел, и все.
Туго соображаешь, Марк, нужно было сразу же хвататься за кегли.
А не сидеть с умным видом за пустым столом. Что-то он лепетал насчет того, что размышлял о работе. Но о работе обычно размышляют с карандашом и бумажонкой в руках. Или с компьютером в зубах на крайний случай.
Верно, Звягинцев, так его, одобрил рассуждения Пал Палыча генерал-майор. Приободренный Звягинцев вскрыл еще одну пивную банку.
Марк не бросился к жене, а сидел в баре до упора. Его видели все, кто только мог видеть. По утверждению Ариэля, он ушел одним из последних. В половине седьмого.
Он ушел уже тогда, когда Шмаринов был мертв, абсолютно мертв. Он ушел, унося в кармане стопроцентное алиби.
А что, если ему и нужно было алиби?
Незачем?
Здесь Звягинцев забуксовал решил оставить этот вопрос на потом.
Марк и Ольга, их отношения, вот что занимало Пал Палыча. В конце концов, это личное дело Марка Красинского — сидеть в баре до опупения, положив на жену с прибором. Никто не будет лезть в это. Так бы оно и было… Если бы Марк так навязчиво не декларировал свою неубиенную страсть к жене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62