А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

А ты?
Разговор все меньше и меньше нравился Васе, он даже отступил на шаг.
— Никак я не думаю.
— А надо бы подумать. И еще прикинуть, что два метра роста — это солидный капитал, который не часто встречается. Так что обычный человечишко типа нас с тобой всегда нанесет удар снизу вверх, оттого и потеки крови так высоко.
Она стекла по палке, как по желобу… Есть возражения?
Вася сделал еще один шаг назад, споткнулся о груду лыжных палок и, не удержав равновесия, рухнул на них. Иона мягко приблизился к нему и поднес нож к Васиной груди.
— Ты что, командир? — просипел Вася сдавленным голосом.
— А вот теперь кровь пойдет в обратном направлении, сверху вниз, и никаких следов. Нужно будет только воткнуть палку в снег. Проехаться по трассе. Одного раза будет достаточно…
— Ты шутишь, что ли?
Нависшая пауза показалась Васе вечной. И только спустя несколько секунд Иона отвел нож от его груди и рассмеялся.
— Конечно, шучу. Что, испугался, брат Василий?
Вася перевел дыхание и недоверчиво хихикнул.
— А ты бы не испугался?
— Ну так как, берешь меня в соавторы?
— Еще подумаю…
— Что, так и будешь сидеть? Давай руку.
Иона помог ему подняться и поставил палку туда, откуда она была извлечена пятнадцать минут назад.
— Показательные порки устраиваешь, командир? Избиение младенцев шпицрутенами? — Вася уже пришел в себя, и к нему вернулась его обычная, чуть истерическая веселость.
— Это я к тому, комиссар, что не нужно прыгать выше головы и играть в частного детектива. Для этого всегда найдутся профессионалы, лучше нас с тобой. Тот же Звягинцев, ему по должности положено…
— Так что ты предлагаешь?
— Оставить так, как было. Мало ли, что это за палка… Может, нас вообще на смех поднимут. Звягинцеву, конечно, шепнуть стоит…
— Когда еще он оклемается!..
— Когда-нибудь оклемается. А сейчас лучше Навесить замок на это дело и благополучно обо всем забыть. И никому об этом не трепаться. Мало ли на кого нарвешься. Это я такой добрый.
— Это потому, что не ты этим ножичком воспользовался в свое время…
— Это станет ясно на последних страницах твоего романа, — улыбнулся Иона. — Уже начал писать, признавайся?
— А как же, командир, — еще, шире улыбнулся Вася. — Утром в газете — вечером в куплете.
* * *
Бар назывался «Ричард Бах».
Для первого выхода в свет можно было ограничиться и рестораном с разрекламированным Ионой струнным квартетом, но Инка остановилась на демократическом варианте. Кроме того, в «Ричарде Бахе» был боулинг, единственный вид спорта, который признавал ее муж, Игорь Анатольевич Шмаринов. В большой теннис Игорь Анатольевич не играл из принципа, так что, если этого требовали интересы дела, на корт вместе с его потенциальными компаньонами и нужными людьми выходил Марк.
«Ричард Бах» был забит людьми под завязку. В отличие от чопорного ресторана с его коллекционными винами, здесь предпочитали плебейское пиво, текилу и соленые орешки, Инка уже успела отшить стаю загоревших самцов, когда на горизонте появились Марк и Ольга. Инка помахала им рукой.
— Опаздываете, господа, — мягко попеняла она, когда супруги заняли места за столиком. — Оставляете без присмотра хорошенькую женщину. Я, между прочим, уже могла дважды выйти замуж и по крайней мере четыре раза стать жертвой изнасилования.
— Для жертвы ты выглядишь совсем неплохо. — Марк внимательно посмотрел на Инку.
Она действительно была хороша: короткий облегающий свитер (от Армани), узкие джинсы (от Хьюго Босс), скромный макияж (от Ив Роше), колье с крошечными изумрудами (от Тиффани).
Колье подарил Инке Игорь Анатольевич в первую годовщину свадьбы, и она почти никогда не снимала его. Такие ошейники держат женщину в узде вернее всего, цинично утверждала Инка.
— Что будете пить, девочки? — галантно спросил Марк.
— Мне текилу, — тотчас же выскочила Инка. — А твоя целомудренная жена, я думаю, обойдется безалкогольным пивом.
— Не слушай ее, Марк. Сто грамм коньяку мне не помешает.
Марк отправился к стойке за напитками. Инка и Ольга остались вдвоем.
— Тебе привет от отца, — сказала Инка. — Я ему уже позвонила. Отчиталась о проделанной нами работе.
Ольга почувствовала легкие угрызения совести: за последние несколько часов она даже не вспоминала об отце, а ведь он просил держать его в курсе всех передвижений.
— Он не собирается приехать? — смущенно спросила Ольга.
— Может быть, через неделю. Покатаемся на лыжах и вернемся в Москву все вместе. Как тебе такая перспектива?
— Великолепно! Вся семья в сборе. Идиллические картинки.
— Правда, твой любимый муженек делает их похожими на карикатуры…
— Инка! Я прошу тебя…
— Хорошо. Делает их похожими на дружеские шаржи. Так тебя устроит?
— Более или менее.
Вернулся Марк с подносом, уставленным стаканами, бокалами, кружками и блюдцами с легким приложением: фисташки, лимон, соленые сухарики.
— Ну, девочки, выпьем за активный отдых! По-моему, все начинается вполне удачно.
Марк отхлебнул пива и тотчас же поднял руку:
— в дверях бара появился Иона.
Глаза Ионы сразу же выдернули из табачного дыма столик с родственниками. Спустя минуту он уже сидел рядом с Ольгой.
— Ну, как устроились? — спросил он ничего не выражающим голосом.
— Отлично, — ответил Марк за всех троих, — Завтра покажу вам трассу.
— А как поиски пропавшего в лавине великомученика? — Инка разглядывала Иону самым бесцеремонным образом.
— Ищем, — лаконично ответил Иона. — Ищем, но пока никаких результатов нет.
Инка осмотрела веселящийся зал:
— Вот оно, дыхание жизни. Кого-то похоронила лавина, но большинству на это наплевать. И в этом есть самая настоящая сермяжная правда.
— Не наплевать, девушка, не наплевать! — раздался чей-то тихий голос.
Все синхронно повернули голову к соседнему столику, за которым в тоскливом одиночестве сидела женщина лет сорока. Все пространство перед ней было уставлено маленькими бутылочками виски и пустыми пивными кружками. Было похоже, что женщина хочет капитально надраться. Инка взглянула на говорившую с жалостью: невозможно было определить — красива она или нет. Половину лица удачно скрывали тяжелые очки в роговой оправе. Линии глаз за толстыми линзами чудовищно преломлялись, они отталкивали и притягивали одновременно.
— Иона!.. — жалобно произнесла женщина, впившись линзами в равнодушное лицо горноспасателя.
— Пока не могу сказать ничего утешительного, Наташа.
Извините. — Иона потянулся за фисташками и с треском разломил одну из них.
Впрочем, женщина ухе не слушала его, ей неважен был ответ: она знала, каким он будет. Она встала из-за стола и направилась к стойке. У нее оказалась идеальная фигура. Настолько идеальная, что даже Марк с Ионой бросили в ее сторону машинально-заинтересованный взгляд.
— Безутешная вдова покойного? — ревниво спросила Инка, она не терпела ничьего превосходства.
— Подруга. — Иона отвел взгляд от женщины и повернулся в сторону Ольги. На Инку он даже не посмотрел.
— Не переживай, душа моя, по приезде куплю тебе зеркальце, которое всегда будет высвистывать тебе, что именно ты на свете всех милее, всех румяней и белее, — промурлыкал Марк Инке. — Может быть, хоть тогда ты успокоишься.
— Спасибо, зеркальце у меня уже есть.
Ди-джей, сидевший на возвышении в глубине зала, завел какую-то старую виниловую пластинку. Ольга сразу же узнала музыку, выплеснувшуюся из динамиков: ну, конечно же, тема из «Мужчины и женщины» с приглушенно-страстным французским речитативом.
Казалось, Инесса только этого и ждала.
— Можно вас пригласить, Иона? — спросила она томным голосом. — Это моя любимая вещь.
— Я не танцую, — железобетонный Иона спутал Инке все карты: непростительная глупость с его стороны.
За столиком повисло молчание. Но спустя несколько секунд Инка взяла себя в руки.
— Объясни своему братцу, что не принято отказывать красивым женщинам. Они этого не прощают. И тогда тебя находят в собственной кровати с перерезанным горлом, — сказала она Марку.
— Берегись, Иона, — засмеялся Марк. — От этой дамочки всего можно ожидать.
— Я учту. — Иона откинулся на стуле и втянул в себя пивную пену.
— А что прикажете делать соблазненной и покинутой. Иона?
— Не знаю.
Твердолобость шурина (или деверя, господи, как нелепо может именоваться брат человека, которого ты любишь!) не понравилась даже Ольге, которая наблюдала за происходящим с известной долей снисходительности. Она бросила укоризненный взгляд на Марка — приведи в чувство своего хамоватого аборигена! — а потом на самого Иону — не очень-то вежливо с вашей стороны так разговаривать с женщиной.
Марк тотчас же попытался исправить положение: он поднялся и склонился в церемонном поклоне над обиженной Инкой.
— Вы позволите?
— Ты, конечно, не предел моих мечтаний. Я бы предпочла кого-нибудь другого…
— Учти, я здесь не только как скромный отдыхающий, но и как представитель фирмы твоего мужа.
— И что?
— Должен присматривать.
— Это его распоряжение?
— Нет, но…
— Все понятно. — Инка обезоруживающе улыбнулась. — «Вечная бдительность — залог свободы». Картина Рокуэлла Кента.
— Мне больше нравятся импрессионисты.
— Ладно, — смилостивилась Инка. — Не могу сказать, чтобы я была в восторге. Но на безрыбье…
— Я предпочел бы высказывание «За неимением гербовой, пишут на простой», если не возражаешь. Как подчиненный твоего высокопоставленного мужа.
— Учти, я буду целенаправленно наступать тебе на ноги, — улыбнулась Инка.
— Я тоже.
Марк и Инка удалились к пятачку эстрады, и Ольга вдруг поймала себя на мысли, что они совсем неплохо смотрятся вместе: брюнетка и блондин, белое и черное, короткие стрижки… Уж слишком демонстративно они не ладят, а Инка действительно наступает Марку на носки, стерва… Вполне изящно и в такт музыке, как раз на синкопах.
Интересно, о чем они разговаривают? А они о чем-то говорили, Ольга это видела. При этом лицо у Инки было такое, как будто она раздавила гадину. Лучшего террариума для Ольгиной ревности и придумать невозможно…
— Вы не слушаете меня? — приглушенный голос Ионы только сейчас донесся до Ольги.
— Почему же? — Она ограничилась тем, что вежливо пожала плечами.
— Вам понравился ваш коттедж?
— Он просто великолепен.
— Вы никогда не были в горах?
— Никогда.
Это была не правда. Конечно же, она знает, что такое горы: ее воспоминания о Тбилиси венчались Мтацминдой, ей нравилось это тбилисское название: Мтацминда, Мтацминда, оно было похоже на считалочку… Но все равно это было не правдой. Как и все, что касалось Мананы, включая ее душевную болезнь.
— Хотите, я покажу вам горы?
«Почему он так странно смотрит на меня?» — подумала Ольга. Антрацитовые глаза Ионы прожигали ее насквозь, впрочем, антрацит и должен гореть… Ровным, чистым пламенем.
— Конечно. Мы будем рады. Завтра с утра.
— Я не имею в виду Марка, — об Инессе Иона даже не заикнулся. — Я имею в виду вас. Только вас.
— Я не знаю… — Господи, зачем она сказала это? Нужно было ограничиться милым и твердым «нет», обратить все в шутку. Тогда в самом финале можно было снисходительно коснуться его плеча: на правах родственницы. Выражение «Я не знаю» больше всего похоже на поощрение ухаживаний, на начало сентиментального платонического романа с далеко идущими последствиями. Только этого не хватало!..
Ольга заслонилась рюмкой с коньяком. Отпила глоток и с тоской подумала: почему же не приходят к логическому финалу эти бесконечные «Мужчина и женщина»?..
Выпитый коньяк придал ей уверенности.
— Вы давно не виделись с братом? — светски спросила она.
— Семнадцать лет. С тех пор, как он уехал из Кизыл-Арвата. Бросил мать, которая уже с постели не вставала… Мы ее похоронили через полгода. Тогда ему было восемнадцать, а мне одиннадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62