— Правда, тебе придется тяжело. Лучше сейчас к нему не соваться.
— Я ляпнула что-то запредельное?
— Ага. Сказала, что Инка шлюха.
— Что, прямо так и сказала? — испугалась Ольга.
— Намекнула опосредованно, но весьма прозрачно.
— Я так не думаю, честное слово!
— А я так думаю, но нашего мнения никто не спрашивает.
Ты же знаешь, все, что касается Инки, днем и ночью охраняет волкодав-смертник Игорь Анатольевич Шмаринов.
— Марк! Прости меня.
— Я же сказал, что не сержусь.
— Открой глаза, пожалуйста. Я не могу разговаривать с твоими ресницами, я могу их только целовать…
Он все-таки сжалился над ней и открыл глаза. Она покаянно улыбнулась, протянула руку и погладила его.
И тотчас же одернула ее: на щеке Марка, там, куда она положила свою ладонь, возникла красная полоса.
— Что-то не так? — Увидев испуг в ее глазах, Марк даже приподнялся на локте.
— Марк… Ты не поранился? Ты не порезался бритвой? — У Марка была самая интеллигентная, самая удобная для всех потенциальных любовниц привычка: бриться на ночь.
— С чего ты взяла? — Он быстро сел, провел пальцами по щеке, а потом поднес их к глазам — действительно похоже на кровь.
Выскочив из кровати, он направился в ванную и несколько секунд рассматривал себя в зеркало.
— Да нет, не похоже, что порезался, кара… Странно.
— Марк! — Ее отчаянный голос, похожий на крик раненого животного, заставил его выбежать из ванной.
Ольга стояла посреди комнаты и с отчаянием смотрела на собственные руки.
— Посмотри, Марк!
Она подняла ладони вверх и протянула их Марку: руки были мокрыми от снега.
И выпачканными в крови.
— Что… Что это, Марк? Это кровь, да?
Ее глаза, устремленные на мужа, умоляли, просили, требовали, заклинали: скажи, что это не так, Марк, милый… Скажи, что это не так. Скажи, что это не кровь.
Он бросился к Ольге:
— Ты поранилась, кара! Господи, сколько раз я просил тебя быть осторожной с режущими предметами.
— Марк! — Она жалко улыбнулась. — Ты же спрятал от меня все режущие предметы… Ты же чего-то боялся… Я не поранилась, Марк! У меня ничего не болит.
Она едва выталкивала из горла слова, ставшие огромными и совершенно непосильными для нее.
— Что это, Марк? Я не знаю, что это…
— Успокойся. — Он не удалялся от нее, но и не приближался. — Пойдем в ванную и умоемся. Смоем всю эту гадость.
Смоем, да?..
Он не успел закончить предложение. В дверь громко и настойчиво постучали.
Марк вздрогнул, но все-таки нашел в себе силы подойти к двери.
— Откройте.
— Собственно, мы еще спим… Кто это?
— Это Звягинцев.
— Что случилось. Пал Палыч?
— Я могу поговорить с вами?
— Да, конечно.
Марк отпер дверь и вышел на крыльцо. Звягинцев стоял у двери, переминаясь с ноги на ногу — Боюсь, у меня для вас не очень хорошие новости — Он понизил голос и с состраданием взглянул на Марка Постарайтесь подготовить жену.
— Что?! О чем вы говорите? К чему я должен ее готовить?
— Мы нашли тело вашего тестя Он убит, Марк
ЧАСТЬ III
Если репутация человека ничем не запятнана и он стоит перед выбором, жить или умереть, лучше продолжать жить.
Ямамото Цунэтомо. «Хагакурэ»
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.
Эта глупая фраза вертелась в голове Звягинцева последние два часа.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.
А ведь он давно мог попросить отпуск и уехать из «Розы ветров» куда-нибудь в Евпаторию, где нет гальки, а есть только песочек — мелкий и золотистый. Именно мелкий и золотистый, несмотря на начало марта. Да, он вполне мог уехать в Евпаторию. Если бы, например, еще месяц назад — или даже две недели, или даже неделю — он подмахнул в администрации цидулку о заслуженном отдыхе, то теперь бы его не было в «Розе ветров».
Он совершал бы долгие прогулки по пляжу, кормил бы чаек и себя самого хлебом, унесенным из столовой после завтрака. За его столиком обязательно оказались бы милейшие люди, которым и в голову не пришло бы назвать его старым жирным козлом. Он целовал бы женщинам руки (говорят, это производит на них благоприятное впечатление) и разговаривал бы с мужчинами о футболе (это только кажется, что мужчины любят обсуждать женщин; на самом деле мужчины любят обсуждать последний гол Зидана на последнем чемпионате Европы).
У него был бы двухместный номер с соседом-хохлом из какого-нибудь Тернополя. Хохол оказался бы записным националистом, приверженцем лозунга: «Украинецъ Поки ты спав, москаль зъив твое сало'» Он демонстративно разговаривал бы только на своем хохляцком и делал бы Звягинцеву мелкие гадости.
Но все эти невинные гадости не шли бы ни в какое сравнение с той гадостью, которую на старости лет подсунула Пал Палычу «Роза ветров».
Труп в номере люкс, перед этим меркнет любой хохол.
Труп в номере. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.
И это не просто труп, а труп уважаемого и очень влиятельного человека, прилетевшего в «Розу ветров» только вчера.
Почему он не взял отпуск? Сейчас бы это дерьмо разгребал кто-нибудь другой, а не он, Звягинцев. Ассенизатор из него никакой. Это еще в отделении признавали.
Почему он не взял отпуск?..
…Сегодня, в полвосьмого утра, его разбудил телефонный звонок портье. Путаясь и сбиваясь, портье проблеял в трубку сонному Звягинцеву о страшных криках, которые раздаются в номере люкс. К нему уже поступило несколько звонков от соседей.
— Кто кричит? — спросонья Звягинцев задал самый нелепый вопрос.
Портье сказал, что неизвестно, возможно, постоялица номера Инесса Шмаринова, к которой вчера прилетел муж.
— Это которая с травмами лежит? — уточнил Звягинцев, хотя прекрасно знал: да, та самая.
— Да, та самая, — подтвердил портье.
— И давно кричит?
— Минут пятнадцать не переставая.
Замечательный у нас народ: кто-то орет благим матом пятнадцать минут, а тактичные соседи ограничиваются лишь звонками портье.
— Почему сам не поднялся, Иван?
Портье на другом конце трубки промолчал. Это был риторический вопрос. Иван никогда не поднимался в номера после того, как в прошлом году уже выдвинулся на крики в такой же номер люкс. Номер занимали «новый русский» с любовницей. «Новый русский» периодически напивался и бил любовницу смертным боем. А когда Иван, дежуривший в тот день и принявший несколько таких же телефонных звонков от разбуженных соседей, поднялся в номер со своим запасным ключом, то едва не получил пулю в лоб.
Избитая до полусмерти любовница от дачи показаний отказалась и наличие пистолета у своего князька категорически отрицала. Пришлось ограничиться почтительным внушением, поклонами и извинениями. С тех самых пор Иван предпочитал не реагировать на подобные вещи.
— Ну и что теперь делать? — спросил Звягинцев у портье.
Ему не хотелось вылезать из кровати.
— Не знаю. Она очень сильно кричит.
— Ладно, — сжалился Звягинцев. — Вызывай пока охрану. Я сейчас подойду.
На сборы ушло несколько минут. Все это сопровождалось громким кряхтением и сетованиями на богатых постояльцев, которые творят бог знает что. Наверняка дело выеденного яйца не стоит, а тут, пожалуйста, бросай свой здоровый сон и отправляйся на поиски компромисса между враждующими сторонами.
Но когда Звягинцев появился в холле отеля и увидел бледное лицо портье, он сразу понял: случилось что-то серьезное.
Бледные толстые губы Ивана мелко дрожали, а в глазах застыло скорбное выражение.
— Что? — настороженно спросил Звягинцев, уж больно не понравилась ему рябь, пробегавшая по гладким, женским щекам Ивана.
— Ребята уже в номере, — просипел Иван, — Радик и Коля…
Радик и Коля были самой тупой парой охранников. В преферанс они тоже играли парой и всегда продувались.
— Ну? — поощрил запинающегося портье Звягинцев.
— Радик уже прозвонился… Там тело.
— Тело?
— Труп! — в отчаянии выдохнул Иван.
— Женщины?
— Мужчины…
— А женщина? Которая кричала?
— Она до сих пор кричит… Только не так, как раньше…
Голос сорвала. Ребята не могут ее успокоить… Это Радик сказал.
— Ладно. Я поднимаюсь. А ты свяжись с администрацией…
И нашего Айболита тоже вызови. И пробей город, пусть вызывают опергруппу.
— А телефон? — растерянно спросил Иван.
— Мать твою! Свяжись с телефонисткой. Свяжись через коммутатор. Пусть даст тебе телефон областного управления. Ты понял меня?
— Понял, но… Может быть, вам самому?
— Не сейчас. Сейчас я разберусь, что там наверху. — Звягинцев перегнулся через стойку и заглянул в сытые трусливые щеки Ивана. — Ты знаешь, что главное преступление уже совершено?
— Да? — Глаза Ивана закатились, и Звягинцев с трудом успел поймать их блеклый отсвет.
— Самое главное преступление состоит в том, что весь штат на этом гребаном курорте упакован дураками.
— Вы полагаете?
— А ты — нет?..
Проклиная все на свете, Звягинцев поднялся в номер двенадцать.
Он услышал приглушенные, сдавленные рыдания еще в коридоре. Действительно, женщина потеряла голос: из ее горла вырывались только неясные хрипы.
Дверь в номер была приоткрыта. Звягинцев, почему-то не решившийся распахнуть ее настежь, с трудом протиснул в нее свой живот. Картина, открывшаяся его взору, подтвердила самые худшие опасения.
Посреди комнаты действительно лежал труп.
Мужчина лет пятидесяти, Звягинцев вчера уже видел его мельком: муж стриженой кошки, подруги Ольги Игоревны Красинской. И отец самой Ольги.
Плотный Радик, ведущий в охранном дуэте, сидел на корточках перед трупом. А долговязый ведомый Коля беспомощно стоял рядом с широкой кроватью. На кровати лежала стриженая кошка, которая так не нравилась Звягинцеву. Но сейчас он испытал к ней чувство острой жалости.
Она уже не могла кричать, а только судорожно всхлипывала. Ладно, труп — потом. Труп никуда не денется. А сейчас нужно привести в чувство женщину.
— Ну, что стоишь? — прикрикнул на заторможенного Колю. — Хотя бы воды принеси. , Коля отправился в ванную за водой, а Звягинцев присел на край кровати.
Девушка находилась в шоковом состоянии: она не смотрела на Звягинцева; ее взгляд был прикован к распростертому на полу телу.
— Инесса! — Звягинцев даже вспомнил, как зовут подружку Ольги. — Вы слышите меня, Инесса?
Из груди Инессы вырвался сдавленный стон.
Звягинцев порылся в бездонных карманах и вытащил мятую окаменевшую карамельку «Барбарис» с налипшими на нее табачными крошками. Точно такую же в свое время он дал ее подруге Ольге у скал с несуществующей пещерой.
— Хотите конфетку? — ляпнул Звягинцев.
Этот будничный вопрос, как ни странно, возымел действие: Инесса перестала всхлипывать и воззрилась на Пал Палыча.
— Что?
Звягинцев ловко развернул карамельку толстыми пальцами и протянул ее Инессе.
— Возьмите, она вкусная.
Девушка машинально взяла ее и сунула себе в рот.
— Вот и ладушки. — Звягинцев шумно вздохнул и повернулся к Радику. — Накрой его чем-нибудь. Пока, — прошипел он охраннику. — И двери прикрой, чтобы зеваки не скапливались. Мало ли что…
Из ванной выглянул Коля:
— Здесь нет стакана.
— Ой, дурак. — Звягинцев схватился за голову. — Вон же стаканы стоят, на столе.
На маленьком столике действительно стояла початая бутылка коньяку и три бокала. В каждом из них, на самом донышке, блестела недопитая светло-коричневая жидкость. Коля, всегда отличавшийся повышенным сексуальным влечением к спиртному, воровато озираясь, махнул остаток из одного бокала и вместе с ним отправился в ванную.
Радик уже прикрыл труп покрывалом с кушетки и теперь стоял возле двери, мрачно подпирая косяк. На минуту в номере воцарилась тягостная тишина. Было слышно только журчание воды — Коля наполнял бокал. Вернувшись в комнату, он протянул бокал Звягинцеву.
— Не мне, дурак! — снова прикрикнул Звягинцев. — Девушке.
Инесса ухватила бокал обеими руками, и зубы се тотчас же застучали о тонкое стекло. Чтобы дать ей возможность собраться с силами, Звягинцев встал и прошелся по комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Я ляпнула что-то запредельное?
— Ага. Сказала, что Инка шлюха.
— Что, прямо так и сказала? — испугалась Ольга.
— Намекнула опосредованно, но весьма прозрачно.
— Я так не думаю, честное слово!
— А я так думаю, но нашего мнения никто не спрашивает.
Ты же знаешь, все, что касается Инки, днем и ночью охраняет волкодав-смертник Игорь Анатольевич Шмаринов.
— Марк! Прости меня.
— Я же сказал, что не сержусь.
— Открой глаза, пожалуйста. Я не могу разговаривать с твоими ресницами, я могу их только целовать…
Он все-таки сжалился над ней и открыл глаза. Она покаянно улыбнулась, протянула руку и погладила его.
И тотчас же одернула ее: на щеке Марка, там, куда она положила свою ладонь, возникла красная полоса.
— Что-то не так? — Увидев испуг в ее глазах, Марк даже приподнялся на локте.
— Марк… Ты не поранился? Ты не порезался бритвой? — У Марка была самая интеллигентная, самая удобная для всех потенциальных любовниц привычка: бриться на ночь.
— С чего ты взяла? — Он быстро сел, провел пальцами по щеке, а потом поднес их к глазам — действительно похоже на кровь.
Выскочив из кровати, он направился в ванную и несколько секунд рассматривал себя в зеркало.
— Да нет, не похоже, что порезался, кара… Странно.
— Марк! — Ее отчаянный голос, похожий на крик раненого животного, заставил его выбежать из ванной.
Ольга стояла посреди комнаты и с отчаянием смотрела на собственные руки.
— Посмотри, Марк!
Она подняла ладони вверх и протянула их Марку: руки были мокрыми от снега.
И выпачканными в крови.
— Что… Что это, Марк? Это кровь, да?
Ее глаза, устремленные на мужа, умоляли, просили, требовали, заклинали: скажи, что это не так, Марк, милый… Скажи, что это не так. Скажи, что это не кровь.
Он бросился к Ольге:
— Ты поранилась, кара! Господи, сколько раз я просил тебя быть осторожной с режущими предметами.
— Марк! — Она жалко улыбнулась. — Ты же спрятал от меня все режущие предметы… Ты же чего-то боялся… Я не поранилась, Марк! У меня ничего не болит.
Она едва выталкивала из горла слова, ставшие огромными и совершенно непосильными для нее.
— Что это, Марк? Я не знаю, что это…
— Успокойся. — Он не удалялся от нее, но и не приближался. — Пойдем в ванную и умоемся. Смоем всю эту гадость.
Смоем, да?..
Он не успел закончить предложение. В дверь громко и настойчиво постучали.
Марк вздрогнул, но все-таки нашел в себе силы подойти к двери.
— Откройте.
— Собственно, мы еще спим… Кто это?
— Это Звягинцев.
— Что случилось. Пал Палыч?
— Я могу поговорить с вами?
— Да, конечно.
Марк отпер дверь и вышел на крыльцо. Звягинцев стоял у двери, переминаясь с ноги на ногу — Боюсь, у меня для вас не очень хорошие новости — Он понизил голос и с состраданием взглянул на Марка Постарайтесь подготовить жену.
— Что?! О чем вы говорите? К чему я должен ее готовить?
— Мы нашли тело вашего тестя Он убит, Марк
ЧАСТЬ III
Если репутация человека ничем не запятнана и он стоит перед выбором, жить или умереть, лучше продолжать жить.
Ямамото Цунэтомо. «Хагакурэ»
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.
Эта глупая фраза вертелась в голове Звягинцева последние два часа.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.
А ведь он давно мог попросить отпуск и уехать из «Розы ветров» куда-нибудь в Евпаторию, где нет гальки, а есть только песочек — мелкий и золотистый. Именно мелкий и золотистый, несмотря на начало марта. Да, он вполне мог уехать в Евпаторию. Если бы, например, еще месяц назад — или даже две недели, или даже неделю — он подмахнул в администрации цидулку о заслуженном отдыхе, то теперь бы его не было в «Розе ветров».
Он совершал бы долгие прогулки по пляжу, кормил бы чаек и себя самого хлебом, унесенным из столовой после завтрака. За его столиком обязательно оказались бы милейшие люди, которым и в голову не пришло бы назвать его старым жирным козлом. Он целовал бы женщинам руки (говорят, это производит на них благоприятное впечатление) и разговаривал бы с мужчинами о футболе (это только кажется, что мужчины любят обсуждать женщин; на самом деле мужчины любят обсуждать последний гол Зидана на последнем чемпионате Европы).
У него был бы двухместный номер с соседом-хохлом из какого-нибудь Тернополя. Хохол оказался бы записным националистом, приверженцем лозунга: «Украинецъ Поки ты спав, москаль зъив твое сало'» Он демонстративно разговаривал бы только на своем хохляцком и делал бы Звягинцеву мелкие гадости.
Но все эти невинные гадости не шли бы ни в какое сравнение с той гадостью, которую на старости лет подсунула Пал Палычу «Роза ветров».
Труп в номере люкс, перед этим меркнет любой хохол.
Труп в номере. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.
И это не просто труп, а труп уважаемого и очень влиятельного человека, прилетевшего в «Розу ветров» только вчера.
Почему он не взял отпуск? Сейчас бы это дерьмо разгребал кто-нибудь другой, а не он, Звягинцев. Ассенизатор из него никакой. Это еще в отделении признавали.
Почему он не взял отпуск?..
…Сегодня, в полвосьмого утра, его разбудил телефонный звонок портье. Путаясь и сбиваясь, портье проблеял в трубку сонному Звягинцеву о страшных криках, которые раздаются в номере люкс. К нему уже поступило несколько звонков от соседей.
— Кто кричит? — спросонья Звягинцев задал самый нелепый вопрос.
Портье сказал, что неизвестно, возможно, постоялица номера Инесса Шмаринова, к которой вчера прилетел муж.
— Это которая с травмами лежит? — уточнил Звягинцев, хотя прекрасно знал: да, та самая.
— Да, та самая, — подтвердил портье.
— И давно кричит?
— Минут пятнадцать не переставая.
Замечательный у нас народ: кто-то орет благим матом пятнадцать минут, а тактичные соседи ограничиваются лишь звонками портье.
— Почему сам не поднялся, Иван?
Портье на другом конце трубки промолчал. Это был риторический вопрос. Иван никогда не поднимался в номера после того, как в прошлом году уже выдвинулся на крики в такой же номер люкс. Номер занимали «новый русский» с любовницей. «Новый русский» периодически напивался и бил любовницу смертным боем. А когда Иван, дежуривший в тот день и принявший несколько таких же телефонных звонков от разбуженных соседей, поднялся в номер со своим запасным ключом, то едва не получил пулю в лоб.
Избитая до полусмерти любовница от дачи показаний отказалась и наличие пистолета у своего князька категорически отрицала. Пришлось ограничиться почтительным внушением, поклонами и извинениями. С тех самых пор Иван предпочитал не реагировать на подобные вещи.
— Ну и что теперь делать? — спросил Звягинцев у портье.
Ему не хотелось вылезать из кровати.
— Не знаю. Она очень сильно кричит.
— Ладно, — сжалился Звягинцев. — Вызывай пока охрану. Я сейчас подойду.
На сборы ушло несколько минут. Все это сопровождалось громким кряхтением и сетованиями на богатых постояльцев, которые творят бог знает что. Наверняка дело выеденного яйца не стоит, а тут, пожалуйста, бросай свой здоровый сон и отправляйся на поиски компромисса между враждующими сторонами.
Но когда Звягинцев появился в холле отеля и увидел бледное лицо портье, он сразу понял: случилось что-то серьезное.
Бледные толстые губы Ивана мелко дрожали, а в глазах застыло скорбное выражение.
— Что? — настороженно спросил Звягинцев, уж больно не понравилась ему рябь, пробегавшая по гладким, женским щекам Ивана.
— Ребята уже в номере, — просипел Иван, — Радик и Коля…
Радик и Коля были самой тупой парой охранников. В преферанс они тоже играли парой и всегда продувались.
— Ну? — поощрил запинающегося портье Звягинцев.
— Радик уже прозвонился… Там тело.
— Тело?
— Труп! — в отчаянии выдохнул Иван.
— Женщины?
— Мужчины…
— А женщина? Которая кричала?
— Она до сих пор кричит… Только не так, как раньше…
Голос сорвала. Ребята не могут ее успокоить… Это Радик сказал.
— Ладно. Я поднимаюсь. А ты свяжись с администрацией…
И нашего Айболита тоже вызови. И пробей город, пусть вызывают опергруппу.
— А телефон? — растерянно спросил Иван.
— Мать твою! Свяжись с телефонисткой. Свяжись через коммутатор. Пусть даст тебе телефон областного управления. Ты понял меня?
— Понял, но… Может быть, вам самому?
— Не сейчас. Сейчас я разберусь, что там наверху. — Звягинцев перегнулся через стойку и заглянул в сытые трусливые щеки Ивана. — Ты знаешь, что главное преступление уже совершено?
— Да? — Глаза Ивана закатились, и Звягинцев с трудом успел поймать их блеклый отсвет.
— Самое главное преступление состоит в том, что весь штат на этом гребаном курорте упакован дураками.
— Вы полагаете?
— А ты — нет?..
Проклиная все на свете, Звягинцев поднялся в номер двенадцать.
Он услышал приглушенные, сдавленные рыдания еще в коридоре. Действительно, женщина потеряла голос: из ее горла вырывались только неясные хрипы.
Дверь в номер была приоткрыта. Звягинцев, почему-то не решившийся распахнуть ее настежь, с трудом протиснул в нее свой живот. Картина, открывшаяся его взору, подтвердила самые худшие опасения.
Посреди комнаты действительно лежал труп.
Мужчина лет пятидесяти, Звягинцев вчера уже видел его мельком: муж стриженой кошки, подруги Ольги Игоревны Красинской. И отец самой Ольги.
Плотный Радик, ведущий в охранном дуэте, сидел на корточках перед трупом. А долговязый ведомый Коля беспомощно стоял рядом с широкой кроватью. На кровати лежала стриженая кошка, которая так не нравилась Звягинцеву. Но сейчас он испытал к ней чувство острой жалости.
Она уже не могла кричать, а только судорожно всхлипывала. Ладно, труп — потом. Труп никуда не денется. А сейчас нужно привести в чувство женщину.
— Ну, что стоишь? — прикрикнул на заторможенного Колю. — Хотя бы воды принеси. , Коля отправился в ванную за водой, а Звягинцев присел на край кровати.
Девушка находилась в шоковом состоянии: она не смотрела на Звягинцева; ее взгляд был прикован к распростертому на полу телу.
— Инесса! — Звягинцев даже вспомнил, как зовут подружку Ольги. — Вы слышите меня, Инесса?
Из груди Инессы вырвался сдавленный стон.
Звягинцев порылся в бездонных карманах и вытащил мятую окаменевшую карамельку «Барбарис» с налипшими на нее табачными крошками. Точно такую же в свое время он дал ее подруге Ольге у скал с несуществующей пещерой.
— Хотите конфетку? — ляпнул Звягинцев.
Этот будничный вопрос, как ни странно, возымел действие: Инесса перестала всхлипывать и воззрилась на Пал Палыча.
— Что?
Звягинцев ловко развернул карамельку толстыми пальцами и протянул ее Инессе.
— Возьмите, она вкусная.
Девушка машинально взяла ее и сунула себе в рот.
— Вот и ладушки. — Звягинцев шумно вздохнул и повернулся к Радику. — Накрой его чем-нибудь. Пока, — прошипел он охраннику. — И двери прикрой, чтобы зеваки не скапливались. Мало ли что…
Из ванной выглянул Коля:
— Здесь нет стакана.
— Ой, дурак. — Звягинцев схватился за голову. — Вон же стаканы стоят, на столе.
На маленьком столике действительно стояла початая бутылка коньяку и три бокала. В каждом из них, на самом донышке, блестела недопитая светло-коричневая жидкость. Коля, всегда отличавшийся повышенным сексуальным влечением к спиртному, воровато озираясь, махнул остаток из одного бокала и вместе с ним отправился в ванную.
Радик уже прикрыл труп покрывалом с кушетки и теперь стоял возле двери, мрачно подпирая косяк. На минуту в номере воцарилась тягостная тишина. Было слышно только журчание воды — Коля наполнял бокал. Вернувшись в комнату, он протянул бокал Звягинцеву.
— Не мне, дурак! — снова прикрикнул Звягинцев. — Девушке.
Инесса ухватила бокал обеими руками, и зубы се тотчас же застучали о тонкое стекло. Чтобы дать ей возможность собраться с силами, Звягинцев встал и прошелся по комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62