— Это ты молодец. Кстати, Артем. Как ты относишься к следующему факту: может ли человек мирно и спокойно спать, когда в его номере с соответствующим уровнем громкости убивают человека.
Врач некоторое время молчал, а потом заговорил, осторожно подбирая слова:
— Скажем так: я допускаю эту мысль. Особенно если за несколько часов до этого интересующий вас человек выпил снотворное.
— И какое снотворное он выпил?
— Сильнодействующее, — улыбнулся Артем. — Я сам ей принес его. Засыпание наступает через двадцать пять минут, и крепкий глубокий сон длится до восьми часов. В это время будить человека бесполезно. Так же бесполезно, как и вертикально устанавливать Пизанскую башню.
— Такое отличное средство?
— Лучшее из всех снотворных.
Звягинцев вдруг подумал о том, что хорошо бы запастись таким средством и ему самому. И периодически обманывать радикулит.
— Как называется? — спросил он у Артема самым невинным тоном.
— Вам это название ничего не скажет.
— Это необходимо для протокола.
— Барениум. Латинский вариант названия тоже необходим?
— Пока обойдемся русским. Значит, она его приняла — и все. Проспала до утра.
— Как младенец.
— А ты откуда знаешь, что она его действительно приняла?
— На моих глазах. Пал Палыч. Я же сам ей вчера это снотворное приносил.
— Ага. И всех своих пациентов ты им снабжаешь?
— Нет. Только пациенток, — Артем проницательно посмотрел на Звягинцева, — но вам тоже могу устроить. Так сказать, по знакомству.
— Мне пока не надо, — сразу же застеснялся Звягинцев, — но я, если что, буду иметь в виду.
— Сделайте одолжение.
— Ладно, — от перспективы найти управу на радикулит Звягинцев сразу повеселел, — а теперь займемся телом, Артем Львович.
— Хочу предупредить сразу, — закапризничал врач. — Если дело касается вскрытия, я пас. Я не патологоанатом и заниматься этим не буду. Тем более в совершенно негодных для этого условиях.
— Вскрытие от тебя не понадобится, — успокоил Артема Звягинцев. — Этим займутся профессионалы, когда сюда доберутся. А мы с тобой для начала хотя бы должны восстановить картину происшедшего.
— Ну… Вы же у нас Эркюль Пуаро, Шерлок Холмс и комиссар Каттани в одном флаконе! Вам и карты в руки.
Не говоря ни слова, Звягинцев подвел Артема к трупу, а потом аккуратно перевернул его.
— Ну, что скажешь?
Артем внимательно осмотрел раны, даже слегка благоговейно коснулся их рукой, а потом почесал бритый череп.
— Ну, навскидку могу сказать только одно… Смерть наступила от проникающего ранения в область сердца. Это был единственный смертельный удар. Все остальные непосредственной опасности для жизни, очевидно, не представляли;
Неглубокие и поверхностные. Похоже, что человек, наносивший их, находился в состоянии аффекта.
— Ты думаешь?
— Предполагаю. Во всяком случае, нанесены они беспорядочно, под разными углами и с разной силой.
— То есть смертельный удар мог быть нанесен в числе других, а не обязательно в начале или конце?
— Можно сказать и так. Но для этого, как вы сами понимаете, нужен специальный анализ, вскрытие и тому подобное. Вердикт специалиста, выражаясь научным языком. Хотя, думаю, что этот ваш убийца все-таки нанес решающий удар сначала.
— Почему?
— Как вам сказать… Я вчера видел этого типа. Еще живым. — Артем инстинктивно поднес руку к горлу. — И он произвел на меня впечатление очень сильного человека. Он бы защищался, он бы не дал так просто себя свалить…
Звягинцев даже поежился. То, что сказал ему сейчас врач, полностью совпадало с ходом его собственных мыслей.
— Ну хорошо. А когда примерно наступила смерть?.
Артем легонько ощупал тело покойного, почесал затылок и медленно произнес:
— Судя по тому, что трупное окоченение еще не ярко выражено, где-то в районе четырех-шести часов утра. Точнее, естественно, вам скажут специалисты…
Если, конечно, сочтут нужным сказать вам об этом, добавила лоснящаяся нагловатая физиономия врача. Звягинцев сразу же уловил пафос непроизнесенного окончания фразы, но решил не придавать этому значения.
Жалко, что Васьки нет, вдруг подумал Звягинцев, с ним-то наверняка дело пошло бы веселее. Только Васька был бы его союзником и верным помощником, не то что это гомеопатическое хамло, рваный горчичник…
— Вот что, Артем. Возвращайся к себе и составь пару бумажонок. Во-первых, все, что касается твоего вчерашнего посещения пациентки и встречи с покойным. Во-вторых, все, что касается освидетельствования трупа. Жду твоих отчетов сегодня в полдень.
— Именно в полдень?
— Именно. Точность в цифрах дисциплинирует.
— Вам виднее.
— Все, больше я тебя не задерживаю. Народ-то уже, поди, пронюхал о происшествии?
— Не без этого, — заметил Артем, — но особого наплыва любопытных пока нет. Рановато.
— Еще и эти неприятности. Могу представить, какой наплыв здесь будет днем и какое на всех это произведет впечатление… — в сердцах заметил Звягинцев. — И следственная группа неизвестно когда будет. А тут сам корячься… Ох-хо, грехи мои тяжкие…
— Да, Пал Палыч, это точно. Тем более в вашем возрасте.
Должно быть, о печи думаете, а не о таких приключениях…
— Ладно-ладно, не хами!
Артем раздвинул губы в улыбке:
— Ладно, сострогаю все к двенадцати, если это вас утешит.
— Утешит.
…Уже на выходе Артем столкнулся со спасателями, которые маячили в дверном проеме. Их было трое — Влад, Иона и Юрик Серянов. И — в который раз — Звягинцев остро ощутил нехватку своего ситного дружочка Васьки Сикачинского.
Все трое не отрывали взгляда от тела, лежащего на полу.
Они разглядывали его так бесцеремонно, что Звягинцев ощутил жгучее желание прикрыть его пледом от посторонних глаз. Такая реакция спасателей была более чем странной: по роду деятельности они имели дело с умершими от травм и замерзшими насмерть людьми. Но чуть позже Звягинцев понял природу этого сурового любопытства: смерть Шмаринова была для них смертью в тепле, совершенно необязательной, а потому — бессмысленной. Этого человека убили не горы, а другой человек. Вот что было самым главным.
— Фотографа вызывали? — хмуро спросил Иона.
— Одного. Одного, а не троих, — так же хмуро ответил Звягинцев. — Мне здесь паломники не нужны. Здесь вам не Мекка.
И все-таки они молча протиснулись в комнату — все втроем. Протиснулись и сгрудились над телом.
Первые ласточки из обслуги, с тоской подумал Звягинцев.
А чуть позже слетится и вся стая — от пеликанов-охранников до колибри-горничных.
— Что нужно делать? — деловито спросил у Звягинцева Иона. Из всех троих он один сохранял видимость олимпийского спокойствия.
— Для начала сфотографируешь труп. В каких ракурсах, я скажу. Потом — орудие преступления.
— Уже нашлось? — не выдержав, спросил Юрик Серянов.
— И не пропадало.
— Только один труп? — Влад внимательно осмотрел комнату.
— А ты хотел, чтобы здесь была армянская резня 1915 года? — парировал Звягинцев.
— А где девушка?
— Какая девушка? — насторожился Звягинцев. — Вы знакомы с женой покойного?
— Мы все знакомы, — заступился за Влада Иона. — Больше того, они в какой-то мере мои родственники. Покойный и его жена…
— Знаю. Что дальше?
— Девушка-то жива? — никак не мог уняться Влад.
— Жива.
— Понятно…
— Что у тебя за фотоаппарат? — спросил Звягинцев у Ионы.
— Профессиональный, — Иона вытащил из сумки «Никон». — Так что все будет в лучшем виде…
— Ну, о лучшем виде здесь говорить не приходится, — меланхолично заметил Юрик Серянов. — Вон как его почикали, даже ковер промок…
— Без комментариев, пожалуйста, — поморщился Звягинцев. — Значит, так. Иона: сделаешь максимальное количество снимков…
— Максимальное — это какое?
— Максимальное — это максимальное. Сколько у тебя кадров в пленке?
— Чистых — десять.
— Вот десять и сделаешь.
Последующие пятнадцать минут Иона занимался фотографированием и даже проявил к этому творческий подход: из угла к трупу была перенесена напольная лампа, а со стены в ванной было снято бра. После того как Иона отснял мертвого Шмаринова, наступила очередь ножа.
— Это и есть орудие преступления? — спросил не в меру любопытный Юрик Серянов с завистью в голосе. — Отличная игрушка. Рукоятка костяная, да?
— Не знаю. Установим позже.
— Действительно, хорошая вещь, — поддержал Юрика Влад. — Редкая. Таких ножей — раз, два и обчелся. Если он вообще куплен не за границей. А может, и за границей. Скорее всего в Кисуму… Похоже, что так.
Такая категоричность удивила Звягинцева. Равно как и , название, которое произнес Влад.
— Это еще что за Кисуму?
— Город в Кении, — снисходительно сказал спасатель. — Там как раз изготовляют такие ножи. Или примерно такие.
Из рогов ориксов.
— Из чего? — почтительно переспросил Звягинцев.
— Орикс — это антилопа. И из их рогов делают такие рукоятки. Там целый промысел, в Кисуму.
— Откуда у тебя такие познания, Влад?
— Здесь у нас один мужик катался. Так вот, у него был почти такой нож, рисунок, конечно, другой, но материал и форма лезвия — все совпадает. Этот парень и рассказал мне о Кисуму. Он профессиональный охотник и несколько раз был на сафари в Кении.
— Ну, спасибо за информацию, Влад.
— Да не за что.
— Когда ты проявишь фотографии? — снова обратился Звягинцев к Ионе.
— А когда нужно?
— Чем раньше, тем лучше.
— Ну, тогда сегодня.
— Отлично. Ну все, друзья мои, больше я вас не задерживаю…
— А девушка? — спросил Влад, видимо, ему не давала покоя судьба его соратницы по кегельбану.
— Она сейчас в изоляторе.
— Предварительного следствия? — взволновался Юрик. — Ее что, подозревают? Она же вчера…
— У доктора в изоляторе. Но навещать ее не рекомендую.
— А родственникам сообщили? — спросил Иона. — Ольге, Марку? Все-таки это ее отец…
— Не нужно проявлять инициативы, — Звягинцев нахмурился. — Я сам им сообщу. И до моего визита прошу их не беспокоить. Дело очень серьезное, как вы сами видите. Поменьше болтайте, и так все через задницу идет. А теперь еще снег… И перевалы закрыты. Как думаете, профессионалы, насколько вся эта бодяга затянется?
— Ну дня на два как минимум, — уверенно сказал Юрик.
— Это точно, — Звягинцев сморщился, как от зубной боли: сидеть двое суток с трупом на руках, прекрасно понимая, что каждый час отодвигает от него истину, затягивает ее прочной узкой пленкой… Единственное, что утешало Звягинцева, это то, что нынешний не ко времени подоспевший буран — обоюдоострое оружие. И убийца никуда не денется с базы.
Все это время он будет здесь.
Он и сейчас здесь.
От осознания этого Звягинцев почувствовал легкое покалывание в пальцах.
— Можно вопрос, шеф? — неожиданно спросил Влад.
— Валяй, — промямлил сосредоточенный на своих мыслях Звягинцев.
— Можно нескромный?
— Валяй нескромный.
— Вот я за вами наблюдаю… Почему вы все время чешете яйца?
— Что? — Двухдневная седая щетина Звягинцева, клочьями растущая на поросячьих щеках, покрылась легким румянцем.
— Ну, не чешете… Почесываете. Это как-то выглядит…
Даже откровенное хамло Иона никогда не доставал его так, как сейчас достал скрытое хамло Влад. А впрочем, ты сам виноват. Пал Палыч: будь осторожен, следи за собой! Не хватало еще, чтобы при ответственном моменте опроса свидетелей ты запускал руки в пах и шокировал юных дам.
— Ничего я не чешу. И не почесываю. Я просто максимально сосредоточен на обстоятельствах дела. А вы бы шли отсюда, ей-богу!..
— Ага, значит, это означает максимальную сосредоточенность. — Влад провел очередной удар. — Что-то вроде трубки Мегрэ. Теперь понятно.
— Пошли, пошли отсюда.
Влад осклабился, а Юрик подмигнул Пал Палычу: держись, старина, мы на твоей стороне. Весь этот бессмысленный разговор, да еще на фоне лежащего на полу трупа, начинал сильно действовать на нервы Звягинцеву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62