– Она теперь тоже модная писательница.
– Кто? Билли Холлидей?
– Сама Билли.
– Господи, – Лора кривит губы в неподражаемой гримасе. – Если мы будем продвигаться такими темпами, то скоро и навозные мухи начнут выдавать в месяц по бестселлеру. В соавторстве с навозными жуками.
– Ты не права. В том смысле, что навозная муха написала бы не в пример лучше.
– Кто бы сомневался, Август, кто бы сомневался! За то время, что я ее знала, она разродилась лишь одним помойным стишком. Ты помнишь, да?
– А-а… «Я выщипала брови. Видно зря.
Поперлась ты
Глазеть на стриптизерок». Он?
– Он.
– У меня есть авторский экземпляр ее книги. «Две девушки в тени, одна девушка на солнце».
– Это название? – запоздало пугается Лора. – Надо же, срань какая!
– Срань с дарственной надписью, заметь.
– Представляю, что она там тебе накарябала!
– Нет, ты даже не представляешь… – Август забавляется, как дитя. – «Пора выходить из тени, пупсик! Я уже на свету».
– Я и забыла, что ты когда-то откликалась на пупсика, бр-р! А это название…Кажется, я его уже слышала.
– Видела, – поправляет Лору Август. – В клубе, где мы отмечали самолетовскую днюху. В туалетной кабинке.
– Точно! По-моему, я сама его и написала! Красным маркером.
– Ну, положим, написала это Самолетова. И не красным, а черным, – говорит справедливая девушка Август. – Но и ты могла бы такое сочинить. После того количества пива, которое мы высосали.
История, часть которой я заприметил в «Че…», повторяется, вопрос лишь в том, хватит ли на всех, одержимых писательским зудом, туалетных кабинок.
– Такое мог сочинить кто угодно, но модной, как ты говоришь… м-м.. писательницей стала она. Билли.
– Ничего не поделаешь, – вздыхает Август. – У нее лицо модного писателя.
– А что, у модных писателей какие-то особенные лица? – наконец-то решаюсь вклиниться я.
Август снисходительно улыбается, Лора хмыкает, я кажусь себя жалким сосунком, случайно затесавшимся в ряды посвященных. Я мог бы написать капитальный труд о жизнедеятельности среднестатистического российского тамагочи, но подвид «модный писатель» мне не по зубам.
– Ну конечно! – Август корчит страшное лицо. – Они примерно такие!
(Зрачки Август скатываются к переносице.)
– И такие!..
(Брови Август лезут вверх.)
– И такие!..
(Август раздвигает пальцами рот и высовывает язык.)
– Да ладно тебе, – морщится Лора.
– Нет, серьезно!.. А если совсем серьезно… Тебя должна любить камера, ну или объектив на худой конец… И не просто любить… Сума по тебе сходить, хотеть тебя, как девка-нимфоманка. Если тебя любит камера, на все остальное можно положить с прибором.
– То, чего хочет камера, – хочет бог! – Лора наставительно поднимает палец.
– Тебя может ненавидеть собственная собака, тебя может ненавидеть кошка, которую ты нарисовал, но камера должна любить тебя обязательно.
– А если нет? – глупо спрашиваю я.
Если нет – карьера модного писателя тебе не светит. И неважно, какую пургу ты будешь нести. Можно ввернуть что-нибудь позабористее, типа «Иногда я чувствую себя скоросшивателем». Или: «иногда я чувствую себя машиной для перевозки трупов». Или сказать, что все написанное навеяно раком яичек второй стадии. А можешь вообще ничего не говорить или придумать самую банальную историю, где все чувства рифмуются со словом… – Август выжидательно смотрит на нас с Лорой.
– Со словом «блядь, твою мать», – высказывает предположение Лора.
– Со словом «секс», – высказываю предположение я.
– Секс подойдет, – Август кажется вдохновленной собственной речью. – С сексом все сталкиваются, рано или поздно, в той или иной форме. А люди – они такие… Они воспринимают только то, что уже знают. Или думают, что знают. Все остальное им до лампочки. А вообще-то они мудаки, эти писатели… Поздравьте меня, сегодня я буду снимать мудаков…
– Билли тоже в списке? – уточняет Лора.
– В списке один парень, который никогда не снимает бейсболку, еще один, который вытатуировал у себя на руке часы без стрелок, еще один, который общается с духом Торквемады, у него как раз рак яичек. И три бабы без макияжа и с обгрызенными ногтями.
– И Билли? – не унимается Лора.
– И Билли.
Две девушки в тени. Их роли вполне могли бы сыграть Август и Лора, их роли мог бы сыграть кто угодно, все равно тень падает на лица, и их не разглядеть. Одна девушка на солнце. Я так и вижу это, хотя солнце не привносит ничего нового в образ Тинатин, оно просто не в состоянии привнести – потому что Тинатин самодостаточна. Она была бы самодостаточной, даже если бы сидела за кассой в супермаркете. Тинатин за кассой – картинка впечатляет. У ее кассы всегда очередь, она упорно не желает рассасываться, любому клиенту Тинатин может втюхать все, что угодно, помимо того, что уже лежит в корзинках: монетки в один форинт, краденые автомагнитолы, винилы с фортепианными концертами Рахманинова, зубную нить, расфасованные части тел ее прежних воздыхателей. И пластиковые стаканчики.
Да. Пластиковые стаканчики – прежде всего.
Лора тоже думает о Тинатин. Ей не хотелось бы думать, но она думает.
В ее мыслях Тинатин не за кассой в супермаркете, и не на солнце. Она – в тени. Совсем не оскорбительно, тень предполагает наличие второй девушки, так почему бы второй девушке не оказаться самой Лорой? Две девушки в тени, две девушки в джакузи, две девушки в ресторане, две девушки за шахматной доской, две девушки, грабящие банк, и, как следствие, – две девушки в наручниках. Лора… Согласилась бы Лора на такое развитие событий?..
Я и не знал, что Лора отпечатала фотографию.
Ту самую, которая была прислана вместе с адресом клуба «Hangar 51-19» .
Она всплывает в Лориных руках как рыба, поднятая с глубин. Рыба, тело которой обезображено чудовищным давлением; удильщик, я видел таких рыб в программах ВВС «Живая природа», ничего хорошего. Снимок явно проигрывает фотографиям в доме Август, всем этим мужикам, всем этим террористам, всем этим псевдоработягам, копающимся в моторах.
– Кто это? – спрашивает Август, разглядывая фото.
Ее лицо выражает страдание, не по поводу изображенной девушки, вовсе нет. Качество, вот что ранит сердце Август, профессионального фотографа.
– Девушка, которую… Которую ищет Макс, – слова даются Лоре с трудом.
– Как же бездарно снято! – сетует Август. – Хотите травы?
Трава – отвлекающий маневр. Август еще не решила для себя, вспомнить ли ей Тинатин или не вспоминать вовсе. Вспомнить Тинатин – означает вспомнить печальную историю с Ильей Макаровым, погибшим в Альпах под лавиной или что-то вроде того. Это означает вспомнить самого Илью. Илья назвал Август единственным другом, я сам читал его письмо. У единственных друзей всегда есть скучные обязательства, как говорила Марго? «Друзья дарят друг другу зажигалки, одалживают деньги и повторяют судьбу друг друга. Все остальное – не существенно». Повторяют судьбу – вот что должно волновать Август. Полную жизни и распоряжающуюся другими жизнями. Хотя бы и призрачными, запечатленными лишь на снимках. Август наверняка готова говорить о каждом из снимков, о каждой пуговице на летных и пожарных куртках, она готова развить дискуссию о модных писателях, о девичьих грезах, которые чужды ей так же, как эскимосу чуждо снаряжение для подводных съемок. Она готова говорить о чем угодно, но…
К Тинатин она не готова.
– Я бы пыхнула, – Лоре тоже нужна передышка.
– Я, пожалуй, воздержусь. – Вряд ли кто-то здесь слышит мой голос.
– Интересное лицо. – Август нужно что-то делать с фотографией, как-то реагировать на нее. – Но снято бездарно.
– Да брось ты… Мы ведь не о художественных достоинствах говорим…
– А о чем?
– Ты же сама сказала – интересное лицо.
– Я, знаешь ли, перевидала интересных лиц…
– Но не таких! – срывается Лора.
Вот ты себя и выдала, детка.
Все последующее происходит почти в гробовой тишине, все мы качаемся на ее волнах, все трое. Я даже начинаю переживать, как бы Август не намочила свежезабитый косячок, но Август – молодец, справляется. Она и делает первую затяжку, трава потрескивает, мы с Лорой не отрываясь смотрим на яркий кончик папиросы.
– Отличная трава. Я знала одного парня, который сочинял картинки из дыма, – Август передает косяк Лоре.
– Это как? – удивляется Лора.
– Ну выдувал картинки из дыма. Так, ничего особенного, но со стороны выглядело потрясающе. Раз – и картинка. Лучше всего у него получались сердца.
– Сердца?
– Обыкновенные сердца… Какими обычно их все изображают. – Август обеими руками рисует в воздухе сердце. – Вот такими! Он говорил, что это сердца его возлюбленных. Всех тех, кого он бросил. И которые бросили его.
– Что ты говоришь! А где теперь этот фокусник? Ты должна меня с ним познакомить. Непременно! – Лора вдруг проявляет необычайный интерес к рассказу Август.
– Ничего не получится, принцесса. Он теперь далеко, в Америке. То ли в Далласе, то ли в Денвере. Работает санитаром в доме престарелых. Написал мне письмо, что счастлив.
– Счастлив? – Трава уже берет свое, и Лора принимается хохотать. – В доме престарелых? Ну надо же! Ха-ха!
– Ха-ха, – подхватывает Август. – Представляешь это счастье?
– Ха-ха! Ха-ха-ха!
– Он бросил выдувать сердца и теперь выдувает логотип Nike! Берет за это деньги. Нет, ты представляешь, берет деньги за бутсу! По баксу с рыла. С одного старческого рыла! Ха-ха!
– Он их там всех разорит! Развалит все социальную систему!.. Ха-ха-ха!..
Август катается по полу, Лора корчится от смеха на диване, грустное зрелище.
– Я видела эту девушку, – сквозь смех говорит Август.
– Правда?
– Не лично, нет… И не на тусовке… Подожди… В каком-то из каталогов, уж не знаю чего. Она модель и, кажется, работает в рекламе.
– А ты можешь узнать точнее? – Лора вытирает взмокшее от смеха лицо. – Мы… То есть Макс… Макс будет тебе благодарен. Ведь так, милый?
– Да, – я киваю.
– Я поинтересуюсь… Не факт, что узнаю сегодня…
– Постарайся, – напирает Лора. – Это очень важно… Для Макса.
– Как ее зовут?
– Тинатин, – быстро отвечает Лора. Даже слишком быстро.
Август хмурится, у Август не остается никаких сомнений, Лора спрашивает не «для Макса», плевать ей на Макса и совсем не плевать на Тинатин. Губы Лоры, обычно жесткие, расцветают; да, теперь они похожи на чашечку цветка, в самой его сердцевине – беспечная пчела, мерцающие буквы на крыльях, мерцающие буквы на брюшке: Ти-на-тин.
– А у него разные глаза, – Август задумчиво смотрит на меня. – И как это я раньше не заметила…
***
…Лора спит на втором этаже, оправдывает свое звание принцессы.
Лора – нежная тварь, Лора совсем не такая двужильная, как Август. Музыкальный центр Август похож на приборный щиток космического корабля, все светится, все защищено тонким слоем стекла, колонки распиханы по всему дому, их никак не меньше десятка, новейшие хайтек-технологии, о которых я даже не подозревал.
Музыкальный центр Август поддерживает формат МРЗ, девять часов музыки на диске.
Девять часов еще не прошло, все это время мы слушаем джазовый вокал: уйма негров и белых, мужчин и женщин с глотками, устроенными совсем не так, как у меня, – все они толпятся и сменяют друг друга; лидируют саксофон и ударные, но иногда случаются скрипичные вкрапления, довольно удачные.
Джазовый вокал мне нравится, секс с Лорой – не очень.
Сексе Лорой.
О чем-то таком я подозревал, что-то подобное должно было произойти.
И происходит, стоит только Август закрыть за собой входную дверь.
Не сразу, для начала мы говорим с Лорой о самой Август, прелестное существо, не правда ли, милый? о карьере Август, она работает как проклятая, хватается за все и до сих пор отдает долги за квартиру, все те, с кем она спит, периодически ее обносят, но у Август легкий характер, ее любят все, кроме тех, с кем она спит, деньги тоже относятся к ней с симпатией, Август денежный человек?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65