через секунду сопливый тип оказывается в джипе, за моей спиной.
– Ну? – цежу я, думая лишь о том, как бы он не загадил салон своими соплями.
– Сейчас прямо.
Мы проезжаем метров сто и оказываемся за пиццерией.
– А теперь?
– Теперь вот сюда. Сюда.
– Направо? Налево?
– Сюда.
«Сюда». Исчерпывающее объяснение. Весь путь не занял и минуты, прямо передо мной высится темный куб какого-то заброшенного здания, никакой подсветки, ни единого указателя, рядом с этим сараем местечковое казино «Парадиз» кажется филиалом Лас-Вегаса.
– Это он. – В зеркало заднего вида я вижу, как тинейджер вытирает нос тыльной стороной ладони.
– Точно он? Ты ничего не путаешь?
– Точнее не бывает. А это у вас кролик?
– Кролик.
– Гы-гы.
– Что-то не верится, чтобы это заведение было средоточием культурной жизни.
– Чего? – Похоже, попсовый тинейджер впервые слышит словосочетание «культурная жизнь».
– Мрачновато тут, говорю.
– А-а! Так он закрыт давно…
Спрашивать у тинейджера о том, как давно закрыт клуб, бессмысленно: если уж не в ладах с «право» и «лево», то глобальное понятие времени ему и вовсе не по штанам.
– Ладно. Выметайся из машины, дитя пролетарских окраин.
– А денег дайте, сколько не жалко! Дитю окраин на хлебушек…
– На хлебушек или на клеюшек?
– Чего?
– На дозу, говорю, не хватает?
– Гы-гы! На автоматы! А классная у вас тачка…
– Вот и вали из нее по-скорому.
Проводив тинейджера взглядом, я вытаскиваю мобильник и смотрю на часы: без двадцати десять. Вряд ли за двадцать минут в окружающем пейзаже что-то кардинально изменится и зажжется вывеска на фасаде, и появится объявление:
вход для мужчин 300 руб., для девушек и курильщиков трубок – свободный.
Разочарование, вот и все, что я испытываю. Разочарование и опустошенность. Нужно быть полным кретином, чтобы повестись на подметное электронное письмо. Единственное, что хоть немного утешает: Лора, взбреди ей в голову приехать сюда, будет выглядеть такой же кретинкой. Теперь я почти жажду, чтобы Лора сюда приехала. Два идиота – не так скучно, как один.
Но Лоры все еще нет, иногда лучшее, что может с тобой случиться, – здоровый сон.
Без четырех десять я все еще сижу в машине, перед полностью затемненным ангаром, бывшим когда-то клубом «Hangar 51-19» . Впрочем, не так уж он и затемнен. Где-то, в самых его недрах, возникает свечение. Нет, определение «свечение» слишком уж инфернально и больше подходит тяжеловесно-готическим обзорам Великого Гатри: «от музыки „Kraftwerk“ исходит потустороннее свечение, ее можно назвать даже искрящейся, что говорит не столько о концепции стиля, сколько о неисправности электропроводки», я бы давно переквалифицировал Гатри из специалиста по музыкальным направлениям в специалиста по грибам-галлюциногенам.
Не свечение, нет. Свет в глубине здания. Несколько приглушенный, но все же свет, и как я пропустил момент его появления?
Свет может означать только одно: внутри кто-то есть.
Меня не смущает то, что на площадке перед бывшим клубом нет ни одной машины, в конце концов, рядом с Тинатин, пришедшей с улицы и в улице же растворившейся, тоже не было ни одной машины. Лорин подержанный «Галантец» не в счет, хорошо, что она так и не приехала.
Я выскакиваю из «Тойоты», как бы там ни было, я должен попасть внутрь до десяти: контрольное время – десять, не-раньшеи-не-позже. И уже готов щелкнуть пультом сигнализации, когда вспоминаю:
«держи его при себе, но если попросят – отдай».
Указания jukebox насчет Сонни-боя. Я чуть было не забыл о них. Появиться в заброшенном клубе с кроличьей клеткой – верх экстравагантности, но лучше следовать указаниям jukebox . Кем бы ни был этот сукин сын, он до сих пор не подводил меня. И ни разу не прокололся.
Дверь в «Hangar 51-19» оказывается незапертой, и, открыв ее, я оказываюсь в полутемном холле, похожем на холл обычного кинотеатра. Несколько десятков сваленных друг на друга стульев, самой разной конфигурации: от пластиковых, которые стоят в летних кафе, до утонченных барных, даже обшивка на них не прохудилась. Плакаты на стенах; у меня нет никакого желания разглядывать, что же они обещают. Дверь в противоположном конце холла приоткрыта, оттуда и идет свет, который я заметил с улицы. На место романтического свидания окружающий меня ландшафт никак не тянет, да еще и чертова дверь…
«Опасайтесь дверей. Стоит войти не в ту дверь – и все изменится».
Указания Марго насчет дверей. Я чуть было не забыл о них, в отличие от Марго, которую забыл. Я все еще пытаюсь вспомнить ее, мой порыв добросовестен: кажется, у нее был низкий, но чистый лоб, вздернутый нос, пушок над верхней губой… и родинка на виске. Слова, проплывающие в моей голове, связки слов, их сочетания, не больше, самой Марго за ними не просматривается.
Я толкаю дверь.
Парень, на которого я сразу же натыкаюсь, похож на вышибалу. С той лишь разницей, что вышибалы обычно переминаются с ноги на ногу у дверей заведения – этот же сидит в пластиковом кресле, видимо, принесенном из холла. В руках у него надорванный пакет с солеными орешками, пола пиджака оттопырена, из-под нее выглядывает пистолетная кобура.
Я тут же начинаю жалеть, что оставил «Глок» в машине.
Вышибала осматривает меня с ног до головы, на несколько секунд сосредоточившись на клетке с Сонни-боем, затем бесстрастно дергает подбородком. Сонни-бой нисколько его не впечатлил, странно, я киваю головой в ответ вышибале, очевидно, нужно что-то сказать ему, но что?..
Объяснений парню не требуется, что тоже выглядит странным. Он поднимается и все тем же движением подбородка предлагает следовать за ним.
Я подчиняюсь, подавляя в себе желание вступить с парнем в разговор; кобура – вот что меня останавливает.
Парень идет чуть впереди, подсвечивая дорогу карманным фонариком, за то время, что мы блуждаем по клубу, он ни разу не оглянулся. А мы именно блуждаем, я и понятия не имел, что здание, простецкое с виду, имеет столь сложную начинку: коридоры, коридорчики, потайные комнаты, в которых случайно, в самый последний момент, обнаруживается дверь, уж не кругами ли он меня водит?.. И чем все это закончится? – мне остается только ждать.
Ожидание заканчивается в тот момент, когда он распахивает одну из потайных дверей в потайной комнате и мы оказываемся на площадке почти под самым потолком, отсюда хорошо просматривается зал, больше похожий на самолетный ангар. Что ж, название клуба было вовсе не лишено смысла. Зал и вправду кажется громадным, сходство с ангаром усиливают ажурные металлические колонны, я насчитал их не меньше десятка. На площадке нас ждет второй вышибала, такой же бесстрастный, как и первый, с той лишь разницей, что вместо соленых орешков он держит в руках чипсы. ;» – Это он, – говорит первый парень.
– Вижу, – отвечает второй.
Эй, Сонни-бой, ты что-нибудь понимаешь в происходящем?..
Для того чтобы попасть в зал с площадки, нам с чипсовым вышибалой приходится преодолеть три лестничных пролета: лестница – такая же легкая и ажурная, как колонны, и тоже кажется собранной из деталей детского конструктора. Наши шаги гулко отдаются в пространстве, но это – не единственный звук. Есть еще кое-что: кое-что, отдаленно напоминающее кошачье мяуканье, на него накладывается гнусавый, проглатывающий согласные голос – все вместе это похоже на синхронный перевод. По мере того, как мы спускаемся, голос становится все громче и гнусавее.
Возможно, когда-то «Hangar 51-19» и процветал, сейчас же здесь нет ничего, кроме следов запустения: обшарпанный, вздутый, с черными провалами линолеум танцпола, пыльные софиты, такая же пыльная барная стойка, единственное ее украшение – две полусмятых банки из-под энергетического напитка «Red Bulls» и пустая бутылка пива.
То, что не вяжется с общей удручающей картиной: телевизор.
Точно такие же стоят в футбольных кафе, но на экране вместо футбольного матча – японская мультяшка. Анимэ, как с придыханием рекомендует эту срань Лора, у анимэ масса поклонников, милый, ты же не будешь этого отрицать? Все – от геев до депутатов Госдумы и астраханских осетровых браконьеров – без ума от анимэ.
Если так – то я счастливое исключение из правил.
Хотя фильм, который сейчас демонстрируется по телевизору, мне знаком, я посвятил ему целую колонку в «3,14здатом кино» – «Нуар», кажется, так он называется, имя же режиссера тогда показалось мне слишком простым, чтобы его запомнить; все японские имена для меня, подобно матрешке, складываются в одно – Хайяо.
Телевизор с мультяшкой – вот откуда шло кошачье мяуканье, вот откуда шел голос синхронного переводчика. У мультяшки один-единственный зритель, наконец-то я заметил его – наконец-то! Он сидит метрах в пяти от телевизора, но не в пластиковом кресле, как можно было бы предположить, исходя из ветхого интерьера. Кресло вполне цивильное, почти такое же стоит в кабинете г-жи Паникаровской, в другое этот хлыщ и не подумал бы усадить свою задницу.
Хлыщ – первое, что приходит в голову.
Второе – Биг Босс.
Третье (исходя из чипсов, соленых орешков, тупых подбородков, бритых голов и кобуры) – крестный папаша.
Джонни-Зубочистка, Джонни-Замша и Джонни-Мнемоник в одном лице. Просмотр мультфильма по телевизору в заброшенном клубе выглядит несколько забавно, если не сказать – опереточно, о Биг Боссе такого не скажешь. Отдаленное сходство с capungo не может меня обмануть, это всего лишь отдаленное сходство. Тип, сидящий в кресле, не станет рефлексировать ни по какому поводу, настоящий кинематографический злодей.
Смутное ощущение нереальности происходящего, не оставлявшее меня последние десять минут, наконец-то стало ясным, полным и всеобъемлющим. Биг Босс одет с иголочки, костюм не морщит ни в плечах, ни в подмышках; в начищенные до блеска туфли можно смотреться, как в зеркало; галстук вывязан идеально, сам покойный Брэндон не вывязал бы лучше, перстень на мизинце довершает картину. Стоит ли мне приложиться к перстню или лучше все-таки повременить?
Гы-гы, бу-га-га, нахх!..
Я ищу глазами шляпу, мягкую фетровую шляпу, которыми наводнены нуаровские фильмы, но шляпы нет и в помине. Это несколько разрушает монолитный образ Биг Босса. При нем я насчитываю еще двоих, таких же бритых парней в костюмах чуть поплоше боссовского, в ногах одного из них стоит «дипломат». Биг Босс, четверо охранников (учитывая недавних проводников), телевизор, мультфильм по нему, стол, почти вплотную примыкающий к креслу, настольная лампа, отбрасывающая на поверхность круг света, – вот и вся мизансцена.
Мы с Сонни-боем выглядим лишней деталью, нарушающей ее равновесие. Мы выглядим полным дерьмом.
– Это он, – почтительно шепчет Биг Боссу мой провожатый.
– Вижу, – отвечает Биг Босс.
Что касается меня, то я всю компанию вижу впервые в жизни и, если бы не стерильная кинематографичность композиции, уже давно наложил бы в штаны.
Чего хотят от меня эти люди?..
– Простите… – начинаю я спич заплетающимся от волнения языком, но Биг Босс осаживает меня, едва прикрыв веки:
жопе слова не давали.
Биг Босс прикрывает веки во второй раз, и охранник с «дипломатом» начинает действовать: он ставит «дипломат» на стол и щелкает замками. Затем, все так же сохраняя молчание, отбирает у меня клетку с Сонни-боем – она занимает место рядом с дипломатом. Финал сцены не менее сюрреалистичен, чем ее начало; мой кролик (вернее, кролик Макса Ларина, которого я уже посчитал своим) оказывается с двойным дном.
В самом прямом смысле слова.
Охранник вытаскивает из клетки поддон: тот оказывается доверху забит пакетикам с белым порошком. Опыта Великого Гатри и его сенегальского братца мне явно не хватает, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – это наркотики.
Если сейчас охранник в полном соответствии с законами жанра вскроет один из пакетиков и попробует его содержимое на вкус – я рассмеюсь ему в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Ну? – цежу я, думая лишь о том, как бы он не загадил салон своими соплями.
– Сейчас прямо.
Мы проезжаем метров сто и оказываемся за пиццерией.
– А теперь?
– Теперь вот сюда. Сюда.
– Направо? Налево?
– Сюда.
«Сюда». Исчерпывающее объяснение. Весь путь не занял и минуты, прямо передо мной высится темный куб какого-то заброшенного здания, никакой подсветки, ни единого указателя, рядом с этим сараем местечковое казино «Парадиз» кажется филиалом Лас-Вегаса.
– Это он. – В зеркало заднего вида я вижу, как тинейджер вытирает нос тыльной стороной ладони.
– Точно он? Ты ничего не путаешь?
– Точнее не бывает. А это у вас кролик?
– Кролик.
– Гы-гы.
– Что-то не верится, чтобы это заведение было средоточием культурной жизни.
– Чего? – Похоже, попсовый тинейджер впервые слышит словосочетание «культурная жизнь».
– Мрачновато тут, говорю.
– А-а! Так он закрыт давно…
Спрашивать у тинейджера о том, как давно закрыт клуб, бессмысленно: если уж не в ладах с «право» и «лево», то глобальное понятие времени ему и вовсе не по штанам.
– Ладно. Выметайся из машины, дитя пролетарских окраин.
– А денег дайте, сколько не жалко! Дитю окраин на хлебушек…
– На хлебушек или на клеюшек?
– Чего?
– На дозу, говорю, не хватает?
– Гы-гы! На автоматы! А классная у вас тачка…
– Вот и вали из нее по-скорому.
Проводив тинейджера взглядом, я вытаскиваю мобильник и смотрю на часы: без двадцати десять. Вряд ли за двадцать минут в окружающем пейзаже что-то кардинально изменится и зажжется вывеска на фасаде, и появится объявление:
вход для мужчин 300 руб., для девушек и курильщиков трубок – свободный.
Разочарование, вот и все, что я испытываю. Разочарование и опустошенность. Нужно быть полным кретином, чтобы повестись на подметное электронное письмо. Единственное, что хоть немного утешает: Лора, взбреди ей в голову приехать сюда, будет выглядеть такой же кретинкой. Теперь я почти жажду, чтобы Лора сюда приехала. Два идиота – не так скучно, как один.
Но Лоры все еще нет, иногда лучшее, что может с тобой случиться, – здоровый сон.
Без четырех десять я все еще сижу в машине, перед полностью затемненным ангаром, бывшим когда-то клубом «Hangar 51-19» . Впрочем, не так уж он и затемнен. Где-то, в самых его недрах, возникает свечение. Нет, определение «свечение» слишком уж инфернально и больше подходит тяжеловесно-готическим обзорам Великого Гатри: «от музыки „Kraftwerk“ исходит потустороннее свечение, ее можно назвать даже искрящейся, что говорит не столько о концепции стиля, сколько о неисправности электропроводки», я бы давно переквалифицировал Гатри из специалиста по музыкальным направлениям в специалиста по грибам-галлюциногенам.
Не свечение, нет. Свет в глубине здания. Несколько приглушенный, но все же свет, и как я пропустил момент его появления?
Свет может означать только одно: внутри кто-то есть.
Меня не смущает то, что на площадке перед бывшим клубом нет ни одной машины, в конце концов, рядом с Тинатин, пришедшей с улицы и в улице же растворившейся, тоже не было ни одной машины. Лорин подержанный «Галантец» не в счет, хорошо, что она так и не приехала.
Я выскакиваю из «Тойоты», как бы там ни было, я должен попасть внутрь до десяти: контрольное время – десять, не-раньшеи-не-позже. И уже готов щелкнуть пультом сигнализации, когда вспоминаю:
«держи его при себе, но если попросят – отдай».
Указания jukebox насчет Сонни-боя. Я чуть было не забыл о них. Появиться в заброшенном клубе с кроличьей клеткой – верх экстравагантности, но лучше следовать указаниям jukebox . Кем бы ни был этот сукин сын, он до сих пор не подводил меня. И ни разу не прокололся.
Дверь в «Hangar 51-19» оказывается незапертой, и, открыв ее, я оказываюсь в полутемном холле, похожем на холл обычного кинотеатра. Несколько десятков сваленных друг на друга стульев, самой разной конфигурации: от пластиковых, которые стоят в летних кафе, до утонченных барных, даже обшивка на них не прохудилась. Плакаты на стенах; у меня нет никакого желания разглядывать, что же они обещают. Дверь в противоположном конце холла приоткрыта, оттуда и идет свет, который я заметил с улицы. На место романтического свидания окружающий меня ландшафт никак не тянет, да еще и чертова дверь…
«Опасайтесь дверей. Стоит войти не в ту дверь – и все изменится».
Указания Марго насчет дверей. Я чуть было не забыл о них, в отличие от Марго, которую забыл. Я все еще пытаюсь вспомнить ее, мой порыв добросовестен: кажется, у нее был низкий, но чистый лоб, вздернутый нос, пушок над верхней губой… и родинка на виске. Слова, проплывающие в моей голове, связки слов, их сочетания, не больше, самой Марго за ними не просматривается.
Я толкаю дверь.
Парень, на которого я сразу же натыкаюсь, похож на вышибалу. С той лишь разницей, что вышибалы обычно переминаются с ноги на ногу у дверей заведения – этот же сидит в пластиковом кресле, видимо, принесенном из холла. В руках у него надорванный пакет с солеными орешками, пола пиджака оттопырена, из-под нее выглядывает пистолетная кобура.
Я тут же начинаю жалеть, что оставил «Глок» в машине.
Вышибала осматривает меня с ног до головы, на несколько секунд сосредоточившись на клетке с Сонни-боем, затем бесстрастно дергает подбородком. Сонни-бой нисколько его не впечатлил, странно, я киваю головой в ответ вышибале, очевидно, нужно что-то сказать ему, но что?..
Объяснений парню не требуется, что тоже выглядит странным. Он поднимается и все тем же движением подбородка предлагает следовать за ним.
Я подчиняюсь, подавляя в себе желание вступить с парнем в разговор; кобура – вот что меня останавливает.
Парень идет чуть впереди, подсвечивая дорогу карманным фонариком, за то время, что мы блуждаем по клубу, он ни разу не оглянулся. А мы именно блуждаем, я и понятия не имел, что здание, простецкое с виду, имеет столь сложную начинку: коридоры, коридорчики, потайные комнаты, в которых случайно, в самый последний момент, обнаруживается дверь, уж не кругами ли он меня водит?.. И чем все это закончится? – мне остается только ждать.
Ожидание заканчивается в тот момент, когда он распахивает одну из потайных дверей в потайной комнате и мы оказываемся на площадке почти под самым потолком, отсюда хорошо просматривается зал, больше похожий на самолетный ангар. Что ж, название клуба было вовсе не лишено смысла. Зал и вправду кажется громадным, сходство с ангаром усиливают ажурные металлические колонны, я насчитал их не меньше десятка. На площадке нас ждет второй вышибала, такой же бесстрастный, как и первый, с той лишь разницей, что вместо соленых орешков он держит в руках чипсы. ;» – Это он, – говорит первый парень.
– Вижу, – отвечает второй.
Эй, Сонни-бой, ты что-нибудь понимаешь в происходящем?..
Для того чтобы попасть в зал с площадки, нам с чипсовым вышибалой приходится преодолеть три лестничных пролета: лестница – такая же легкая и ажурная, как колонны, и тоже кажется собранной из деталей детского конструктора. Наши шаги гулко отдаются в пространстве, но это – не единственный звук. Есть еще кое-что: кое-что, отдаленно напоминающее кошачье мяуканье, на него накладывается гнусавый, проглатывающий согласные голос – все вместе это похоже на синхронный перевод. По мере того, как мы спускаемся, голос становится все громче и гнусавее.
Возможно, когда-то «Hangar 51-19» и процветал, сейчас же здесь нет ничего, кроме следов запустения: обшарпанный, вздутый, с черными провалами линолеум танцпола, пыльные софиты, такая же пыльная барная стойка, единственное ее украшение – две полусмятых банки из-под энергетического напитка «Red Bulls» и пустая бутылка пива.
То, что не вяжется с общей удручающей картиной: телевизор.
Точно такие же стоят в футбольных кафе, но на экране вместо футбольного матча – японская мультяшка. Анимэ, как с придыханием рекомендует эту срань Лора, у анимэ масса поклонников, милый, ты же не будешь этого отрицать? Все – от геев до депутатов Госдумы и астраханских осетровых браконьеров – без ума от анимэ.
Если так – то я счастливое исключение из правил.
Хотя фильм, который сейчас демонстрируется по телевизору, мне знаком, я посвятил ему целую колонку в «3,14здатом кино» – «Нуар», кажется, так он называется, имя же режиссера тогда показалось мне слишком простым, чтобы его запомнить; все японские имена для меня, подобно матрешке, складываются в одно – Хайяо.
Телевизор с мультяшкой – вот откуда шло кошачье мяуканье, вот откуда шел голос синхронного переводчика. У мультяшки один-единственный зритель, наконец-то я заметил его – наконец-то! Он сидит метрах в пяти от телевизора, но не в пластиковом кресле, как можно было бы предположить, исходя из ветхого интерьера. Кресло вполне цивильное, почти такое же стоит в кабинете г-жи Паникаровской, в другое этот хлыщ и не подумал бы усадить свою задницу.
Хлыщ – первое, что приходит в голову.
Второе – Биг Босс.
Третье (исходя из чипсов, соленых орешков, тупых подбородков, бритых голов и кобуры) – крестный папаша.
Джонни-Зубочистка, Джонни-Замша и Джонни-Мнемоник в одном лице. Просмотр мультфильма по телевизору в заброшенном клубе выглядит несколько забавно, если не сказать – опереточно, о Биг Боссе такого не скажешь. Отдаленное сходство с capungo не может меня обмануть, это всего лишь отдаленное сходство. Тип, сидящий в кресле, не станет рефлексировать ни по какому поводу, настоящий кинематографический злодей.
Смутное ощущение нереальности происходящего, не оставлявшее меня последние десять минут, наконец-то стало ясным, полным и всеобъемлющим. Биг Босс одет с иголочки, костюм не морщит ни в плечах, ни в подмышках; в начищенные до блеска туфли можно смотреться, как в зеркало; галстук вывязан идеально, сам покойный Брэндон не вывязал бы лучше, перстень на мизинце довершает картину. Стоит ли мне приложиться к перстню или лучше все-таки повременить?
Гы-гы, бу-га-га, нахх!..
Я ищу глазами шляпу, мягкую фетровую шляпу, которыми наводнены нуаровские фильмы, но шляпы нет и в помине. Это несколько разрушает монолитный образ Биг Босса. При нем я насчитываю еще двоих, таких же бритых парней в костюмах чуть поплоше боссовского, в ногах одного из них стоит «дипломат». Биг Босс, четверо охранников (учитывая недавних проводников), телевизор, мультфильм по нему, стол, почти вплотную примыкающий к креслу, настольная лампа, отбрасывающая на поверхность круг света, – вот и вся мизансцена.
Мы с Сонни-боем выглядим лишней деталью, нарушающей ее равновесие. Мы выглядим полным дерьмом.
– Это он, – почтительно шепчет Биг Боссу мой провожатый.
– Вижу, – отвечает Биг Босс.
Что касается меня, то я всю компанию вижу впервые в жизни и, если бы не стерильная кинематографичность композиции, уже давно наложил бы в штаны.
Чего хотят от меня эти люди?..
– Простите… – начинаю я спич заплетающимся от волнения языком, но Биг Босс осаживает меня, едва прикрыв веки:
жопе слова не давали.
Биг Босс прикрывает веки во второй раз, и охранник с «дипломатом» начинает действовать: он ставит «дипломат» на стол и щелкает замками. Затем, все так же сохраняя молчание, отбирает у меня клетку с Сонни-боем – она занимает место рядом с дипломатом. Финал сцены не менее сюрреалистичен, чем ее начало; мой кролик (вернее, кролик Макса Ларина, которого я уже посчитал своим) оказывается с двойным дном.
В самом прямом смысле слова.
Охранник вытаскивает из клетки поддон: тот оказывается доверху забит пакетикам с белым порошком. Опыта Великого Гатри и его сенегальского братца мне явно не хватает, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – это наркотики.
Если сейчас охранник в полном соответствии с законами жанра вскроет один из пакетиков и попробует его содержимое на вкус – я рассмеюсь ему в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65