И светлый ореол сочинительницы crimi так и останется светлым, ничем не замутненным. Иногда и смерть можно отнести к профессиональным достижениям. Эта счастливая, подозрительно смахивающая на афоризм мысль почти примиряет меня с мученической гибелью Анны.
А вот полицейский комиссар по имени Свен… Вряд ли он так уж быстро с этим примирится, мне нужно усилить темпы зачистки, мне нужно энергичнее пошевеливать задницей.
Я путешествую по дому с хлопчатобумажными салфетками в руках (салфетки я изъял из кухонного шкафа), уже обработаны дверные ручки, перила лестницы, комната лягушонка, где я переоделся в свои шмотки и откуда забрал свой рюкзак. Халат с якорями занял свое место в ванной. Я тяну лишь с кабинетом Анны. Вместо того чтобы отправиться туда, я спускаюсь в гараж.
Просторный, на две машины, сейчас там стоит лишь «Пежо» Анны.
«Пежо».
Вот где полно моих отпечатков, хорошо, что я вспомнил об этом! Методично протерев дверцы и ручки (снаружи и изнутри), протерев сиденья, я задерживаюсь взглядом еще на двух транспортных средствах, стоящих в гараже. Велосипеды. Мужской с рамой и женский без рамы, мне легко представить себе Анну и полицейского комиссара, выезжающих на пикник в конце мая, Лягушонок никогда их не сопровождала. Мне легко представить и сам пикник: бесполое, немощное шведское солнце освещает волосы Анны, льется ей на плечи, она щебечет об очередном маньяке, она хочет обсудить с мужем поворот сюжета, который кажется ей зашибись каким оригинальным. Комиссар хмурится, грызет веточку петрушки, бесконечное перетирание одного и того же затрахало его до невозможности:
он мечтает о Кении,
где можно отстреливать львов, зебр и антилоп, и они не будут требовать присутствия адвоката, и им не нужно будет зачитывать их права.
Покинув гараж, я не отказываю себе в удовольствии заглянуть в маленький просмотровый зал, о котором мне говорила Анна. Симпатичное местечко, Жан-Луи, вот кто оценил бы его по достоинству. Комната метров в двадцать, без окон, стены обиты мягкой, поглощающей звуки тканью неопределенного цвета – то ли черного, то ли темно-синего. В дальнем углу стоит кинопроектор, перед ним – широкий диван, на нем могли вместе устроиться полицейский комиссар и Анна Брейнсдофер-Пайпер. В него могла втиснуть черную задницу Кирстен. На нем могла разлечься Лягушонок с недоеденным гамбургером в руках. Ничего этого уже не случится. А если и случится, то составить компанию полицейскому комиссару будет некому.
Коробки с фильмами.
Они стоят друг на друге, по пятнадцать, а то и по двадцать жестяных коробок в ряду, ими заставлена целая стена, надписи на ребрах сплошь на английском, ни одного русского слова, а шведских слов я не знаю. Триллеры, детективы, ужастики – судя по всему, коллекция собиралась самой Анной, отсюда же она черпает сюжеты, чтобы потом переделать их до неузнаваемости. Я вовремя раскроил ей череп, иначе рано или поздно какой-нибудь ушлый доходяга-киноман схватил бы ее за руку, припер бы к стене, уличил бы в плагиате. Подметные статейки, шепоток за спиной, презрение и без того не жалующих низкий жанр волчар-критиков – кому это нужно? Анна Брейнсдофер-Пайпер непременно бы расстроилась, она была бы раздавлена. Теперь же благодаря мне она счастливо избежала этого. Теперь она находится под юрисдикцией смерти, а уж смерть сможет защитить ее от любых нападок.
Я бы с удовольствием посмотрел какую-нибудь киношку, не особенно забористую. Я соскучился по киношке.
Но времени у меня нет.
Мне еще нужно почистить кабинет Анны.
Я возвращаюсь туда неохотно, сердце саднит и ноет, жалость к Анне разъедает его, как ржавчина, как кислота, все вышло глупо, по-дурацки, но:
не я первый начал.
Анна лежит там же, где я оставил ее; там, где ее настигла каминная кочерга – в узком пространстве, ограниченном рабочим столом и подоконником. Поленья в камине почти прогорели, я протираю каминные щипцы и каминную лопатку, – все, чего касался, брать же в руки кочергу мне неприятно: к тому месту, которое вошло в череп Анны, прилипло несколько волос, несколько мелких кусочков кости, оно и само липкое от крови. Нет, я не испытываю ни тошноты, ни головокружения, мне просто неприятно, да ты эстет, милый, сказала бы Лора.
Я ограничиваюсь тем, что тщательно стираю отпечатки с рукояти, после чего вешаю кочергу на место. Кажется, все. Осталось забрать книгу, подаренную мне Анной, и приключение можно считать законченным.
Но что-то удерживает меня.
Все еще работающий компьютер Анны Брейнсдофер-Пайпер.
Неведомая сила заставляет приблизиться к нему, я и сам не могу объяснить, что это за сила. И какое мне дело до начинки писательского компьютера? К тому же Анна никогда не писала на русском, она постаралась избавиться от русского и всего, что связано с русским, мне придется переступить через ее забывшее русский тело.
В этом есть и положительные стороны.
Я все еще босиком, мои ботинки вместе с рюкзаком стоят у лестницы, и прежде, чем усесться за компьютер, я окунаю ступни в серебристо-каштановый водопад. Все выходит очень естественно, волосы Анны оказались услужливо разметанными, сидеть за компом и пятками ощущать их прохладу – настоящее блаженство. И я не удивлюсь, если найду в них мелких рыбешек, крошечных улиток, гальку и лепестки цветов, лепестки и семена – все то, что составляет суть проточной воды на исходе жаркого августовского полдня. До воды и до полдня можно легко добраться на велосипедах: Буча и Санденса, Анны и полицейского комиссара, неважно. Важно, что я получил от Анны последний подарок – проточную воду ее волос. Анна Брейнсдофер-Пайпер не сердится на меня, она и в смерти нежна со мной так же, как была нежна при жизни.
И она позаботилась обо мне.
Ничем другим объяснить наличие русской раскладки на клавиатуре нельзя. Ничем другим не объяснишь и запущенный Интернет, очевидно, Анна качает из него справочные материалы, одним посещением кинотеатрика на дому дело не ограничивается. Убив несколько секунд на то, чтобы приспособиться печатать в резиновых перчатках, я залезаю в свой почтовый ящик. Монитор в нескольких местах забрызган кровью, но это не мешает мне. А в почтовом ящике обнаруживаются сразу два послания от Rubabez trusov: задрыга Пи наконец-то вспомнил о моем существовании.
«Макс, сучара, ты куда запропал? Главная рвет и мечет, вся наша пиздобратия ей подскуливает, выгибает члены колесом, вчера обнаружил у себя мандавошек, ну не сучизм ли?.. «
И правда, сучизм. Пошел ты на хрен, Пи!..
Второе письмо гораздо лаконичнее, чем первое, так и не прочитанное мною до конца.
«Приколись, лишенец!»
Далее следует ссылка на один из сайтов, Пи и забыл, что уже присылал ее мне, фотографии, имитирующие злобную групповуху, в качестве моделей используются две куклы Барби и примкнувший к ним Кен; развлечение для детишек, дергающих себя за пипиську на уроке природоведения, окопный юмору как выразилась бы Лора.
Пошел ты на хрен, Пи! На хрен, на хрен, на хрен!..
Грохнуть ящик kinojgovno@yandex.ru не составляет особого труда. Никто и никогда больше не опустит в него ни одного письма, все они вернутся адресатам, сам же ящик… Я так и вижу его, заржавевший, со сломанной дверцей, по стенкам ползают слизни, в углах повисла паутина, выцветшее приглашение на прошлогоднюю вечеринку «MEGADANCE PARTY, специальные гости – Паола и Чиара» валяется на самом дне и загажено птичьим пометом. Когда-то этот ящик был молодцом, был ничего себе, когда-то он был настоящим ковбоем, настоящим мачо: крепко сбитый, крепко спаянный, на совесть проклепанный, востребованный, воинственный, желанный, и с юмором у него все было в порядке, и верхняя часть его была неотразимо закругленной. Почти как у музыкального автомата.
Черный Оникс, ностальгический jukebox .
Логин: lost a girl
Пароль: *******
Добро пожаловать, lost a girl , заходи!
Это ты заходи, jukebox . Места в проточной воде волос Анны Брейнсдофер-Пайпер на двоих вполне достаточно. Приятеля, вот кого не хватает мне в жаркий августовский полдень. Приятеля, который может предсказывать будущее по плавникам мелких рыбешек, по панцирям крошечных улиток, по линиям на гальке, по лепесткам цветов. Эй, jukebox , добро пожаловать, один из двух велосипедов ты всегда можешь оставить при себе.
lost a girl ; .
lost a girl ; ..
lost a girl ; …
lost a girl ; :-):-):-)
lost a girl ; есть кто живой?..
jukebox ; привет!
Вот и он, наконец-то! Оказывается, я рад ему, я чертовски рад, я почти счастлив, солнце бьет мне в глаза, не шведское (бесполое), а то самое, нестерпимо августовское. Я чертовски рад, хотя и не могу хорошо разглядеть juk'a, все из-за солнца, бьющего в глаза. Кажется, он что-то несет на плече, кажется – велосипед; когда мне было двенадцать, одиночество сжирало меня. Друг – вот о чем я мечтал тогда. Мел и задняя стенка платяного шкафа – не друзья, Буч и Санденс – не друзья, у Джоди и Дельфин и без меня хлопот полон рот; друг, мне нужен был друг, такой же парнишка, как и я. Но только теперь все стало на свои места, только теперь мы встретились, нас разделяет лишь солнце, нестерпимо августовское. И проточная вода, в которую я вошел.
Я вошел, а он еще нет.
lost a girl ; вечно тебя приходится ждать!
jukebox : :-):-):-)
Его улыбка больше не раздражает меня, я нахожу ее приветливой, дружеской.
jukebox : мелкие неприятности.
lost a girl : какого рода?
jukebox : ничего серьезного, спустило колесо на велосипеде, пришлось подкачивать шину.
lost a girl : ты куда-то собираешься отправиться на велосипеде?:-):-)
jukebox : не я – ты :-):-):-)
lost a girl : с чего это ты решил, что мне понадобится велосипед?
jukebox : разве есть другой способ выбраться оттуда, где ты находишься сейчас?:-):-):-)
Jukebox -провидец,jukebox -всезнайка, от этого уже можно было бы спятить, если бы… Если бы крыша у меня не поехала гораздо раньше. Если бы я не был тем, кем я есть на самом деле, – безумным Максом.
lost a girl : я могу воспользоваться машиной.
jukebox : и будешь болтаться в ней, как рыба в аквариуме?J Не очень хорошая идея.
Как рыба в аквариуме, вот как. Сукин сын jukebox намекает на стеклянную крышу «Пежо», демонстрирует свою власть надо мной, а заодно – и над будущим, он – единственный, кто прочел сценарий до конца и сделал необходимые пометки. Да и пошел ты, juke, теперь меня этим не прошибешь!..
lost a girl ; я могу уйти пешкой. Просто свалить.
jukebox ; да неужели?:-):-) тогда попробуй это сделать. Прямо сейчас.
lost a girl ; сейчас?
jukebox : сейчас. Сию минуту.
Он – единственный, кто прочел сценарий до конца и сделал необходимые пометки. И теперь он подначивает меня. То, что происходит с моими ступнями, с моими щиколотками подпадает под определение спецэффекты. Наши отношения с Анной Брейнсдофер-Пайпер не так благостны, как мне поначалу показалось, не так однозначны. Ступни, щиколотки – все опутано ее волосами, я стреножен, я не могу сдвинуться с места, я в западне. Что в таких случаях делал Чарльз Бронсон? А Клинт Иствуд? А Буди Аллен?
Вмажь джанк и узнаешь.
Сожри шрумс и узнаешь.
Нюхни кокс и узнаешь.
Плотни меф и узнаешь.
Спецэффекты – не всегда индустрия, иногда и поганого гриба-галлюциногена достаточно. Поганый гриб jukebox действует на меня, как наркотик. Я пытаюсь избавиться от волос Анны, неожиданно ставших силками, но запутываюсь в них еще больше.
jukebox : ну как?:-):-)
lost a girl : ok, велосипед и правда подойдет.
jukebox : ok:-):-) вообще-то ты не очень аккуратен.
Что он имеет в виду? Что я недостаточно хорошо подчистил за собой? Здесь, в доме Анны, или еще раньше – в доме Август, или на трассе, когда зарывал Макса Ларина? Но если я и прокололся хоть где-то – об этом мне сообщат, только когда наденут браслеты на запястья. Не раньше. Я не буду первым, такое всегда случается с Чарльзом Бронсоном, иногда – с Клинтом Иствудом и никогда – с Вуди Алленом, проклятые киномандавошки, они еще хуже, чем мандавошки, которых подцепил Пи. От простых лобковых вшей еще можно избавиться, от киношных не избавишься никогда, в башке у любого человека можно найти крошечный просмотровый зальчик, его стены обиты темной тканью, а вдоль стен выстроились коробки с пленкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
А вот полицейский комиссар по имени Свен… Вряд ли он так уж быстро с этим примирится, мне нужно усилить темпы зачистки, мне нужно энергичнее пошевеливать задницей.
Я путешествую по дому с хлопчатобумажными салфетками в руках (салфетки я изъял из кухонного шкафа), уже обработаны дверные ручки, перила лестницы, комната лягушонка, где я переоделся в свои шмотки и откуда забрал свой рюкзак. Халат с якорями занял свое место в ванной. Я тяну лишь с кабинетом Анны. Вместо того чтобы отправиться туда, я спускаюсь в гараж.
Просторный, на две машины, сейчас там стоит лишь «Пежо» Анны.
«Пежо».
Вот где полно моих отпечатков, хорошо, что я вспомнил об этом! Методично протерев дверцы и ручки (снаружи и изнутри), протерев сиденья, я задерживаюсь взглядом еще на двух транспортных средствах, стоящих в гараже. Велосипеды. Мужской с рамой и женский без рамы, мне легко представить себе Анну и полицейского комиссара, выезжающих на пикник в конце мая, Лягушонок никогда их не сопровождала. Мне легко представить и сам пикник: бесполое, немощное шведское солнце освещает волосы Анны, льется ей на плечи, она щебечет об очередном маньяке, она хочет обсудить с мужем поворот сюжета, который кажется ей зашибись каким оригинальным. Комиссар хмурится, грызет веточку петрушки, бесконечное перетирание одного и того же затрахало его до невозможности:
он мечтает о Кении,
где можно отстреливать львов, зебр и антилоп, и они не будут требовать присутствия адвоката, и им не нужно будет зачитывать их права.
Покинув гараж, я не отказываю себе в удовольствии заглянуть в маленький просмотровый зал, о котором мне говорила Анна. Симпатичное местечко, Жан-Луи, вот кто оценил бы его по достоинству. Комната метров в двадцать, без окон, стены обиты мягкой, поглощающей звуки тканью неопределенного цвета – то ли черного, то ли темно-синего. В дальнем углу стоит кинопроектор, перед ним – широкий диван, на нем могли вместе устроиться полицейский комиссар и Анна Брейнсдофер-Пайпер. В него могла втиснуть черную задницу Кирстен. На нем могла разлечься Лягушонок с недоеденным гамбургером в руках. Ничего этого уже не случится. А если и случится, то составить компанию полицейскому комиссару будет некому.
Коробки с фильмами.
Они стоят друг на друге, по пятнадцать, а то и по двадцать жестяных коробок в ряду, ими заставлена целая стена, надписи на ребрах сплошь на английском, ни одного русского слова, а шведских слов я не знаю. Триллеры, детективы, ужастики – судя по всему, коллекция собиралась самой Анной, отсюда же она черпает сюжеты, чтобы потом переделать их до неузнаваемости. Я вовремя раскроил ей череп, иначе рано или поздно какой-нибудь ушлый доходяга-киноман схватил бы ее за руку, припер бы к стене, уличил бы в плагиате. Подметные статейки, шепоток за спиной, презрение и без того не жалующих низкий жанр волчар-критиков – кому это нужно? Анна Брейнсдофер-Пайпер непременно бы расстроилась, она была бы раздавлена. Теперь же благодаря мне она счастливо избежала этого. Теперь она находится под юрисдикцией смерти, а уж смерть сможет защитить ее от любых нападок.
Я бы с удовольствием посмотрел какую-нибудь киношку, не особенно забористую. Я соскучился по киношке.
Но времени у меня нет.
Мне еще нужно почистить кабинет Анны.
Я возвращаюсь туда неохотно, сердце саднит и ноет, жалость к Анне разъедает его, как ржавчина, как кислота, все вышло глупо, по-дурацки, но:
не я первый начал.
Анна лежит там же, где я оставил ее; там, где ее настигла каминная кочерга – в узком пространстве, ограниченном рабочим столом и подоконником. Поленья в камине почти прогорели, я протираю каминные щипцы и каминную лопатку, – все, чего касался, брать же в руки кочергу мне неприятно: к тому месту, которое вошло в череп Анны, прилипло несколько волос, несколько мелких кусочков кости, оно и само липкое от крови. Нет, я не испытываю ни тошноты, ни головокружения, мне просто неприятно, да ты эстет, милый, сказала бы Лора.
Я ограничиваюсь тем, что тщательно стираю отпечатки с рукояти, после чего вешаю кочергу на место. Кажется, все. Осталось забрать книгу, подаренную мне Анной, и приключение можно считать законченным.
Но что-то удерживает меня.
Все еще работающий компьютер Анны Брейнсдофер-Пайпер.
Неведомая сила заставляет приблизиться к нему, я и сам не могу объяснить, что это за сила. И какое мне дело до начинки писательского компьютера? К тому же Анна никогда не писала на русском, она постаралась избавиться от русского и всего, что связано с русским, мне придется переступить через ее забывшее русский тело.
В этом есть и положительные стороны.
Я все еще босиком, мои ботинки вместе с рюкзаком стоят у лестницы, и прежде, чем усесться за компьютер, я окунаю ступни в серебристо-каштановый водопад. Все выходит очень естественно, волосы Анны оказались услужливо разметанными, сидеть за компом и пятками ощущать их прохладу – настоящее блаженство. И я не удивлюсь, если найду в них мелких рыбешек, крошечных улиток, гальку и лепестки цветов, лепестки и семена – все то, что составляет суть проточной воды на исходе жаркого августовского полдня. До воды и до полдня можно легко добраться на велосипедах: Буча и Санденса, Анны и полицейского комиссара, неважно. Важно, что я получил от Анны последний подарок – проточную воду ее волос. Анна Брейнсдофер-Пайпер не сердится на меня, она и в смерти нежна со мной так же, как была нежна при жизни.
И она позаботилась обо мне.
Ничем другим объяснить наличие русской раскладки на клавиатуре нельзя. Ничем другим не объяснишь и запущенный Интернет, очевидно, Анна качает из него справочные материалы, одним посещением кинотеатрика на дому дело не ограничивается. Убив несколько секунд на то, чтобы приспособиться печатать в резиновых перчатках, я залезаю в свой почтовый ящик. Монитор в нескольких местах забрызган кровью, но это не мешает мне. А в почтовом ящике обнаруживаются сразу два послания от Rubabez trusov: задрыга Пи наконец-то вспомнил о моем существовании.
«Макс, сучара, ты куда запропал? Главная рвет и мечет, вся наша пиздобратия ей подскуливает, выгибает члены колесом, вчера обнаружил у себя мандавошек, ну не сучизм ли?.. «
И правда, сучизм. Пошел ты на хрен, Пи!..
Второе письмо гораздо лаконичнее, чем первое, так и не прочитанное мною до конца.
«Приколись, лишенец!»
Далее следует ссылка на один из сайтов, Пи и забыл, что уже присылал ее мне, фотографии, имитирующие злобную групповуху, в качестве моделей используются две куклы Барби и примкнувший к ним Кен; развлечение для детишек, дергающих себя за пипиську на уроке природоведения, окопный юмору как выразилась бы Лора.
Пошел ты на хрен, Пи! На хрен, на хрен, на хрен!..
Грохнуть ящик kinojgovno@yandex.ru не составляет особого труда. Никто и никогда больше не опустит в него ни одного письма, все они вернутся адресатам, сам же ящик… Я так и вижу его, заржавевший, со сломанной дверцей, по стенкам ползают слизни, в углах повисла паутина, выцветшее приглашение на прошлогоднюю вечеринку «MEGADANCE PARTY, специальные гости – Паола и Чиара» валяется на самом дне и загажено птичьим пометом. Когда-то этот ящик был молодцом, был ничего себе, когда-то он был настоящим ковбоем, настоящим мачо: крепко сбитый, крепко спаянный, на совесть проклепанный, востребованный, воинственный, желанный, и с юмором у него все было в порядке, и верхняя часть его была неотразимо закругленной. Почти как у музыкального автомата.
Черный Оникс, ностальгический jukebox .
Логин: lost a girl
Пароль: *******
Добро пожаловать, lost a girl , заходи!
Это ты заходи, jukebox . Места в проточной воде волос Анны Брейнсдофер-Пайпер на двоих вполне достаточно. Приятеля, вот кого не хватает мне в жаркий августовский полдень. Приятеля, который может предсказывать будущее по плавникам мелких рыбешек, по панцирям крошечных улиток, по линиям на гальке, по лепесткам цветов. Эй, jukebox , добро пожаловать, один из двух велосипедов ты всегда можешь оставить при себе.
lost a girl ; .
lost a girl ; ..
lost a girl ; …
lost a girl ; :-):-):-)
lost a girl ; есть кто живой?..
jukebox ; привет!
Вот и он, наконец-то! Оказывается, я рад ему, я чертовски рад, я почти счастлив, солнце бьет мне в глаза, не шведское (бесполое), а то самое, нестерпимо августовское. Я чертовски рад, хотя и не могу хорошо разглядеть juk'a, все из-за солнца, бьющего в глаза. Кажется, он что-то несет на плече, кажется – велосипед; когда мне было двенадцать, одиночество сжирало меня. Друг – вот о чем я мечтал тогда. Мел и задняя стенка платяного шкафа – не друзья, Буч и Санденс – не друзья, у Джоди и Дельфин и без меня хлопот полон рот; друг, мне нужен был друг, такой же парнишка, как и я. Но только теперь все стало на свои места, только теперь мы встретились, нас разделяет лишь солнце, нестерпимо августовское. И проточная вода, в которую я вошел.
Я вошел, а он еще нет.
lost a girl ; вечно тебя приходится ждать!
jukebox : :-):-):-)
Его улыбка больше не раздражает меня, я нахожу ее приветливой, дружеской.
jukebox : мелкие неприятности.
lost a girl : какого рода?
jukebox : ничего серьезного, спустило колесо на велосипеде, пришлось подкачивать шину.
lost a girl : ты куда-то собираешься отправиться на велосипеде?:-):-)
jukebox : не я – ты :-):-):-)
lost a girl : с чего это ты решил, что мне понадобится велосипед?
jukebox : разве есть другой способ выбраться оттуда, где ты находишься сейчас?:-):-):-)
Jukebox -провидец,jukebox -всезнайка, от этого уже можно было бы спятить, если бы… Если бы крыша у меня не поехала гораздо раньше. Если бы я не был тем, кем я есть на самом деле, – безумным Максом.
lost a girl : я могу воспользоваться машиной.
jukebox : и будешь болтаться в ней, как рыба в аквариуме?J Не очень хорошая идея.
Как рыба в аквариуме, вот как. Сукин сын jukebox намекает на стеклянную крышу «Пежо», демонстрирует свою власть надо мной, а заодно – и над будущим, он – единственный, кто прочел сценарий до конца и сделал необходимые пометки. Да и пошел ты, juke, теперь меня этим не прошибешь!..
lost a girl ; я могу уйти пешкой. Просто свалить.
jukebox ; да неужели?:-):-) тогда попробуй это сделать. Прямо сейчас.
lost a girl ; сейчас?
jukebox : сейчас. Сию минуту.
Он – единственный, кто прочел сценарий до конца и сделал необходимые пометки. И теперь он подначивает меня. То, что происходит с моими ступнями, с моими щиколотками подпадает под определение спецэффекты. Наши отношения с Анной Брейнсдофер-Пайпер не так благостны, как мне поначалу показалось, не так однозначны. Ступни, щиколотки – все опутано ее волосами, я стреножен, я не могу сдвинуться с места, я в западне. Что в таких случаях делал Чарльз Бронсон? А Клинт Иствуд? А Буди Аллен?
Вмажь джанк и узнаешь.
Сожри шрумс и узнаешь.
Нюхни кокс и узнаешь.
Плотни меф и узнаешь.
Спецэффекты – не всегда индустрия, иногда и поганого гриба-галлюциногена достаточно. Поганый гриб jukebox действует на меня, как наркотик. Я пытаюсь избавиться от волос Анны, неожиданно ставших силками, но запутываюсь в них еще больше.
jukebox : ну как?:-):-)
lost a girl : ok, велосипед и правда подойдет.
jukebox : ok:-):-) вообще-то ты не очень аккуратен.
Что он имеет в виду? Что я недостаточно хорошо подчистил за собой? Здесь, в доме Анны, или еще раньше – в доме Август, или на трассе, когда зарывал Макса Ларина? Но если я и прокололся хоть где-то – об этом мне сообщат, только когда наденут браслеты на запястья. Не раньше. Я не буду первым, такое всегда случается с Чарльзом Бронсоном, иногда – с Клинтом Иствудом и никогда – с Вуди Алленом, проклятые киномандавошки, они еще хуже, чем мандавошки, которых подцепил Пи. От простых лобковых вшей еще можно избавиться, от киношных не избавишься никогда, в башке у любого человека можно найти крошечный просмотровый зальчик, его стены обиты темной тканью, а вдоль стен выстроились коробки с пленкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65