Она покрыта позднейшими наслоениями, но, если произвести раскопки, мы бы увидели стены и башни. Вон тот холмик был, вероятно, верхушкой одной из таких башен. А уступ, на котором стоит Брин, являлся частью стены.
Хоснер глянул на него.
— Тебе знакомо это место, — не столько спросил, сколько констатировал он. — Откуда?
— Из книг. Никогда не думал, что доведется его увидеть. Это мечта каждого еврейского археолога, — улыбнулся Добкин.
Хоснер не сводил с него глаз в темноте:
— Я действительно рад за вас, генерал. Не забыть бы поздравить авиакомпанию «Эль-Аль» с тем, что благодаря неожиданной внештатной ситуации мы имеем возможность совершить эту экскурсию. Может быть, стоит включить ее в расписание на постоянной основе. Крушение и все остальное.
— Не принимай близко к сердцу, Яков.
Хоснер позволил молчанию затянуться, потом резко выдохнул:
— Ладно. Сможем ли мы держать здесь оборону?
Добкин провел рукой по волосам:
— Я... думаю, что сможем. — Он помолчал. — Это холм с умеренно отвесными склонами, как стандартная гоночная трасса. Он протянулся на север и юг вдоль берега Евфрата. В это время года река полноводна, и ее воды подходят к западному склону. Арабы разместили несколько человек внизу на подтопленном берегу. Американец Макклюр стрелял по ним, как по мишеням. У него что-то вроде шестизарядного ковбойского пистолета. С ним полковник Ричардсон.
— Они там одни?
— Я расставил много часовых на вершине, но оружие только у Макклюра. Склон открытый и очень пологий. По-моему, две с половиной тысячи лет назад здесь проходила береговая стена цитадели. Военные инженеры называют такое укрепление «гласис». Не думаю, что оттуда следует ожидать серьезной атаки сейчас, после того как мы показали, что готовы к ней и в состоянии отразить.
Хоснер закурил сигарету:
— А как насчет этой стороны холма?
— В этом-то и проблема. С севера на юг примерно полкилометра. Склон постепенно опускается к дороге и равнине. На обоих участках есть расщелины и наносы, как нам уже известно. Они-то и являются наилучшими путями подхода. В других местах много открытых участков с хорошим обстрелом. Не думаю, что атака возможна отсюда. Я поставил троих ребят с «АК-47» на прикрытие наиболее вероятных направлений. Трое твоих людей руководят ими. Еще один из твоих, Иешуа Рубин, вооружен автоматом «узи», а у Брина есть «М-14». Твои люди отдали свои револьверы пассажирам, которых я выбрал сам, и теперь периметр обороны укреплен дополнительно. Я собираюсь разместить комбинированные посты наблюдения и посты прослушивания вниз по холму. — Он глубоко вздохнул. — И все-таки линия обороны очень слаба. Если бы не «Калашниковы», можно было бы читать отходную.
Хоснер сильно затянулся чужой сигаретой и вернул ее Брину. Посмотрел на Добкина:
— Как считаешь, будут они снова атаковать сегодня ночью?
— Любой военный командир, достойный этого звания, атаковал бы именно сегодня ночью. Чем дольше они ждут, тем организованнее становится оборона. Полчаса назад наши шансы были невелики. А теперь мы вполне можем продержаться ночь.
— Они ведь не станут атаковать днем?
— Я бы не стал.
— Беккер посылает сигнал «SOS»?
— Он пользуется радиостанцией на аккумуляторах. Вернемся на «конкорд». Министр иностранных дел хочет, чтобы ты присутствовал на совещании.
— Даже здесь, — хмуро отозвался Хоснер.
Брин смотрел в прицел ночного видения. Каждые несколько минут он отключал его, чтобы не разрядились батарейки, и давал отдохнуть глазам. Хоснер похлопал его по плечу:
— У меня есть кое-кто, чтобы сменить тебя чуть позднее.
— Уж и не знаю, сколько силы должно быть у этого парня, чтобы отобрать у меня винтовку.
Направляясь вслед за Добкиным, Хоснер улыбнулся:
— Никто ее у тебя не отберет.
11
«Конкорд» приземлился почти посредине плоской площадки на вершине холма. Хоснер и Добкин шагнули на полосу, которую пропахал конусообразный нос самолета, и пошли по ней к лайнеру. Хоснер с трудом поспевал за здоровяком Добкиным.
— Кто принял командование?
Добкин не ответил.
— Давайте решим этот вопрос, генерал. Вы понимаете, что такое единоначалие. Только один человек может стоять во главе.
Добкин замедлил шаг:
— Мне думается, конечно, выше всех по рангу министр иностранных дел.
— Кто следующий?
— Полагаю, Исаак Берг.
— Кто за ним?
Добкин сокрушенно вздохнул:
— Ну, следующим был бы какой-нибудь политик.
— Кто именно?
— Бернштейн. Она входит в кабинет министров.
— Мне это известно. Но вряд ли ее квалификация пригодится здесь.
Добкин пожал плечами:
— Не впутывай меня во все это. Я всего лишь солдат.
— Кто следующий?
— Сдается мне, что ты или я.
— У меня есть шесть человек, все вооружены. Все преданы мне. Это единственное вооруженное подразделение, которое может эффективно вести боевые действия на холме.
Добкин остановился:
— У одного из них пуля в заднице. И надо еще посмотреть, на что годятся остальные. Те два эпизода сегодня ночью — всего лишь проба. В следующий раз будет настоящая массированная атака.
Хоснер отвернулся и снова двинулся вперед.
Добкин поравнялся с ним, хлопнул по спине:
— Ладно. Я понимаю. Но ты уже искупил вину, Яков, и едва не погиб при этом. А сейчас успокойся. У нас впереди еще много нелегких часов. Я бы даже сказал, дней...
— Никоим образом. Мы не сможем продержаться больше чем до завтрашней ночи. И это еще при самом лучшем раскладе. К тому времени нас не смогут спасти.
Добкин кивнул:
— Ты прав. Сейчас здесь самое худшее время года. Весенний паводок делает местность почти недоступной. Туристический сезон начнется через месяц. Если Беккер не сможет связаться с кем-нибудь по радио, пройдет несколько дней, прежде чем поймут, что мы можем находиться здесь. И еще много времени, пока они начнут действовать.
— Думаешь, иракцы попробуют организовать спасательную операцию?
— Кто знает? Арабы способны как на самые благородные поступки, какие только можно себе представить, так и на самые коварные — и все в один и тот же день.
Хоснер согласно кивнул:
— Я думаю, они хотят, чтобы миссия по мирному урегулированию закончилась успехом. Если Багдад выяснит, где мы находимся, можно ждать помощи.
Добкин обреченно махнул рукой:
— Кто знает? А если мир уже нарушен? Но я не политик. Вероятно, на этой территории им будет трудно помочь нам военным путем. Вот это я знаю точно.
Хоснер остановился. Они уже подошли к «конкорду». Можно было разглядеть людей, которые небольшими группами стояли около самолета и беседовали между собой. Он понизил голос:
— Почему?
Добкин тоже заговорил тише:
— Согласно последним донесениям нашей разведки, у иракцев мало вертолетов. У них меньше парашютных частей и фактически нет самолетов-амфибий для перемещения войск в это время года. Они хорошо оснащены для ведения боевых действий в пустыне, но в период дождей между Тигром и Евфратом образуется много болот, низин и переполненных ручьев. Весной многие армии в Месопотамии терпели неудачи.
— Как насчет регулярных частей легкой пехоты? Разве ее никто больше не использует?
Добкин кивнул:
— Да, пехота могла бы добраться до нас. Но на это потребуется много времени. Немного южнее есть город Хиллах, но я не знаю, имеется ли там у них гарнизон и смогут ли они дойти до нас. И даже если в смогли, выстоят ли они против палестинцев?
— Давай надеяться на самих себя.
— Это военная тайна номер один. И я открою тебе военную тайну номер два. В иракской армии полно подразделений, сформированных из перемещенных палестинцев. Не хотелось бы мне быть иракским военным командиром, который должен проверять их преданность, приказывая им сражаться с их же соотечественниками. Но если мы не желаем, чтобы кто-то пал духом, то давай держать язык за зубами. Это не для всеобщего сведения.
Добкин и Хоснер подошли к «конкорду» и остановились возле его конусообразного носа. В нескольких метрах от самолета находилось строение, которое они едва не разрушили при посадке. Оно напоминало ветхую пастушью хижину, построенную не из камня, как подумал Хоснер вначале, когда самолет кренился в сторону этой хижины, а из обожженного кирпича. Из месопотамского кирпича. Сохранилась часть крыши, крытой листьями финиковой пальмы. Хоснеру бросилось в глаза, что она не особенно отличается от пастушьих хижин в Израиле или в какой-либо другой стране Ближнего Востока. Вечный памятник одной из древнейших в мире профессий. Связь с эпохой Авраама. Часть стены обрушилась, и было видно, что внутри находятся люди, которые оживленно разговаривают. Министр иностранных дел проводил совещание.
Хоснер повернулся, услышав доносившийся из темноты звук. Можно было разглядеть пассажиров, стоявших под дельтовидным крылом правого борта. Раввин Хаим Левин немного запоздал с началом субботней службы. Хоснер узнал малорослого Якова Лейбера, которого поддерживали под руки двое других стюардов.
Его внимание привлекло движение под фюзеляжем. Из ниши шасси неожиданно спрыгнул Питер Кан. В руке он держал фонарик, который быстро погасил.
Добкин подошел к нему:
— Ну, как дела?
— Плохо.
— Что плохо? — спросил Хоснер.
Кан посмотрел на него и улыбнулся:
— Вы там много чего натворили, мистер Хоснер.
— Что плохо?
— Вспомогательная силовая установка. Вышла из строя, когда сломалось шасси.
— Так что? Мы уже улетаем?
Кан выдавил из себя улыбку:
— Нет. Но осталось еще несколько сотен литров горючего в нижней части двух топливных баков. Если сможем запустить вспомогательную силовую установку, на борту будет электричество. Аккумуляторов надолго не хватит.
Хоснер кивнул. Это «надолго» могло стать для них делом лишь нескольких часов, а на это время аккумуляторов хватит с запасом.
— Где командир?
— В кабине.
Хоснер посмотрел вверх на согнувшийся обтекатель самолета. Сквозь лобовое стекло просачивался зеленоватый свет. Можно было различить силуэт Беккера.
— Пойду потолкую с Давидом.
Добкин покачал головой:
— Министр иностранных дел хочет поговорить с тобой. — Он показал на пастушью хижину.
Но Хоснер был еще не готов к этому разговору.
— Не сейчас.
— И все-таки надо пойти.
Они долго молчали. Хоснер еще раз заглянул в пилотскую кабину, потом снова посмотрел на пастушью хижину. Кан почувствовал себя неудобно и ушел.
— В моем ручном багаже есть досье и психологический портрет Ахмеда Риша. Я хотел бы взять эти документы, — сказал Хоснер.
Добкин заколебался:
— Ну, я думаю... — Он вдруг удивленно вскинул голову: — Зачем, черт побери, ты таскаешь с собой это досье? Почему ты его взял в полет?
— Предчувствие.
— Я потрясен, Яков. Правда потрясен. Ладно. Им это может понадобиться.
Хоснер взобрался на переднюю кромку крыла, которое нависало невысоко над землей, и пошел к дверце аварийного выхода.
* * *
В пассажирском салоне с наклонившимся полом было темно, но через дверь кабины проникал призрачный зеленый свет. Еще светилась надпись «Не курить. Пристегнуть ремни» и работал махметр. Табло показывало «М 0,00». Других значений уже не будет. В салоне никого не было. Пахло горящим керосином. Повсюду валялись разбросанные одеяла, подушки, ручная кладь. Через треснувшую переборку, за которой, должно быть, находился хвост, до Хоснера доносился ясный голос раввина Левина.
Он вошел в темную кабину. Беккер крутил регуляторы светившейся зелеными огоньками радиостанции. Ему отвечали шумы электронных устройств и разряды статического электричества. Моисей Гесс как упал, умирая, на приборы, так и остался там лежать. Беккер что-то тихо говорил, и Хоснер, прислушавшись, понял, что тот говорит не по радио, а обращается к Гессу. Кашлянув, окликнул:
— Давид!
Беккер повернул голову, но ничего не сказал и снова повернулся к радиостанции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Хоснер глянул на него.
— Тебе знакомо это место, — не столько спросил, сколько констатировал он. — Откуда?
— Из книг. Никогда не думал, что доведется его увидеть. Это мечта каждого еврейского археолога, — улыбнулся Добкин.
Хоснер не сводил с него глаз в темноте:
— Я действительно рад за вас, генерал. Не забыть бы поздравить авиакомпанию «Эль-Аль» с тем, что благодаря неожиданной внештатной ситуации мы имеем возможность совершить эту экскурсию. Может быть, стоит включить ее в расписание на постоянной основе. Крушение и все остальное.
— Не принимай близко к сердцу, Яков.
Хоснер позволил молчанию затянуться, потом резко выдохнул:
— Ладно. Сможем ли мы держать здесь оборону?
Добкин провел рукой по волосам:
— Я... думаю, что сможем. — Он помолчал. — Это холм с умеренно отвесными склонами, как стандартная гоночная трасса. Он протянулся на север и юг вдоль берега Евфрата. В это время года река полноводна, и ее воды подходят к западному склону. Арабы разместили несколько человек внизу на подтопленном берегу. Американец Макклюр стрелял по ним, как по мишеням. У него что-то вроде шестизарядного ковбойского пистолета. С ним полковник Ричардсон.
— Они там одни?
— Я расставил много часовых на вершине, но оружие только у Макклюра. Склон открытый и очень пологий. По-моему, две с половиной тысячи лет назад здесь проходила береговая стена цитадели. Военные инженеры называют такое укрепление «гласис». Не думаю, что оттуда следует ожидать серьезной атаки сейчас, после того как мы показали, что готовы к ней и в состоянии отразить.
Хоснер закурил сигарету:
— А как насчет этой стороны холма?
— В этом-то и проблема. С севера на юг примерно полкилометра. Склон постепенно опускается к дороге и равнине. На обоих участках есть расщелины и наносы, как нам уже известно. Они-то и являются наилучшими путями подхода. В других местах много открытых участков с хорошим обстрелом. Не думаю, что атака возможна отсюда. Я поставил троих ребят с «АК-47» на прикрытие наиболее вероятных направлений. Трое твоих людей руководят ими. Еще один из твоих, Иешуа Рубин, вооружен автоматом «узи», а у Брина есть «М-14». Твои люди отдали свои револьверы пассажирам, которых я выбрал сам, и теперь периметр обороны укреплен дополнительно. Я собираюсь разместить комбинированные посты наблюдения и посты прослушивания вниз по холму. — Он глубоко вздохнул. — И все-таки линия обороны очень слаба. Если бы не «Калашниковы», можно было бы читать отходную.
Хоснер сильно затянулся чужой сигаретой и вернул ее Брину. Посмотрел на Добкина:
— Как считаешь, будут они снова атаковать сегодня ночью?
— Любой военный командир, достойный этого звания, атаковал бы именно сегодня ночью. Чем дольше они ждут, тем организованнее становится оборона. Полчаса назад наши шансы были невелики. А теперь мы вполне можем продержаться ночь.
— Они ведь не станут атаковать днем?
— Я бы не стал.
— Беккер посылает сигнал «SOS»?
— Он пользуется радиостанцией на аккумуляторах. Вернемся на «конкорд». Министр иностранных дел хочет, чтобы ты присутствовал на совещании.
— Даже здесь, — хмуро отозвался Хоснер.
Брин смотрел в прицел ночного видения. Каждые несколько минут он отключал его, чтобы не разрядились батарейки, и давал отдохнуть глазам. Хоснер похлопал его по плечу:
— У меня есть кое-кто, чтобы сменить тебя чуть позднее.
— Уж и не знаю, сколько силы должно быть у этого парня, чтобы отобрать у меня винтовку.
Направляясь вслед за Добкиным, Хоснер улыбнулся:
— Никто ее у тебя не отберет.
11
«Конкорд» приземлился почти посредине плоской площадки на вершине холма. Хоснер и Добкин шагнули на полосу, которую пропахал конусообразный нос самолета, и пошли по ней к лайнеру. Хоснер с трудом поспевал за здоровяком Добкиным.
— Кто принял командование?
Добкин не ответил.
— Давайте решим этот вопрос, генерал. Вы понимаете, что такое единоначалие. Только один человек может стоять во главе.
Добкин замедлил шаг:
— Мне думается, конечно, выше всех по рангу министр иностранных дел.
— Кто следующий?
— Полагаю, Исаак Берг.
— Кто за ним?
Добкин сокрушенно вздохнул:
— Ну, следующим был бы какой-нибудь политик.
— Кто именно?
— Бернштейн. Она входит в кабинет министров.
— Мне это известно. Но вряд ли ее квалификация пригодится здесь.
Добкин пожал плечами:
— Не впутывай меня во все это. Я всего лишь солдат.
— Кто следующий?
— Сдается мне, что ты или я.
— У меня есть шесть человек, все вооружены. Все преданы мне. Это единственное вооруженное подразделение, которое может эффективно вести боевые действия на холме.
Добкин остановился:
— У одного из них пуля в заднице. И надо еще посмотреть, на что годятся остальные. Те два эпизода сегодня ночью — всего лишь проба. В следующий раз будет настоящая массированная атака.
Хоснер отвернулся и снова двинулся вперед.
Добкин поравнялся с ним, хлопнул по спине:
— Ладно. Я понимаю. Но ты уже искупил вину, Яков, и едва не погиб при этом. А сейчас успокойся. У нас впереди еще много нелегких часов. Я бы даже сказал, дней...
— Никоим образом. Мы не сможем продержаться больше чем до завтрашней ночи. И это еще при самом лучшем раскладе. К тому времени нас не смогут спасти.
Добкин кивнул:
— Ты прав. Сейчас здесь самое худшее время года. Весенний паводок делает местность почти недоступной. Туристический сезон начнется через месяц. Если Беккер не сможет связаться с кем-нибудь по радио, пройдет несколько дней, прежде чем поймут, что мы можем находиться здесь. И еще много времени, пока они начнут действовать.
— Думаешь, иракцы попробуют организовать спасательную операцию?
— Кто знает? Арабы способны как на самые благородные поступки, какие только можно себе представить, так и на самые коварные — и все в один и тот же день.
Хоснер согласно кивнул:
— Я думаю, они хотят, чтобы миссия по мирному урегулированию закончилась успехом. Если Багдад выяснит, где мы находимся, можно ждать помощи.
Добкин обреченно махнул рукой:
— Кто знает? А если мир уже нарушен? Но я не политик. Вероятно, на этой территории им будет трудно помочь нам военным путем. Вот это я знаю точно.
Хоснер остановился. Они уже подошли к «конкорду». Можно было разглядеть людей, которые небольшими группами стояли около самолета и беседовали между собой. Он понизил голос:
— Почему?
Добкин тоже заговорил тише:
— Согласно последним донесениям нашей разведки, у иракцев мало вертолетов. У них меньше парашютных частей и фактически нет самолетов-амфибий для перемещения войск в это время года. Они хорошо оснащены для ведения боевых действий в пустыне, но в период дождей между Тигром и Евфратом образуется много болот, низин и переполненных ручьев. Весной многие армии в Месопотамии терпели неудачи.
— Как насчет регулярных частей легкой пехоты? Разве ее никто больше не использует?
Добкин кивнул:
— Да, пехота могла бы добраться до нас. Но на это потребуется много времени. Немного южнее есть город Хиллах, но я не знаю, имеется ли там у них гарнизон и смогут ли они дойти до нас. И даже если в смогли, выстоят ли они против палестинцев?
— Давай надеяться на самих себя.
— Это военная тайна номер один. И я открою тебе военную тайну номер два. В иракской армии полно подразделений, сформированных из перемещенных палестинцев. Не хотелось бы мне быть иракским военным командиром, который должен проверять их преданность, приказывая им сражаться с их же соотечественниками. Но если мы не желаем, чтобы кто-то пал духом, то давай держать язык за зубами. Это не для всеобщего сведения.
Добкин и Хоснер подошли к «конкорду» и остановились возле его конусообразного носа. В нескольких метрах от самолета находилось строение, которое они едва не разрушили при посадке. Оно напоминало ветхую пастушью хижину, построенную не из камня, как подумал Хоснер вначале, когда самолет кренился в сторону этой хижины, а из обожженного кирпича. Из месопотамского кирпича. Сохранилась часть крыши, крытой листьями финиковой пальмы. Хоснеру бросилось в глаза, что она не особенно отличается от пастушьих хижин в Израиле или в какой-либо другой стране Ближнего Востока. Вечный памятник одной из древнейших в мире профессий. Связь с эпохой Авраама. Часть стены обрушилась, и было видно, что внутри находятся люди, которые оживленно разговаривают. Министр иностранных дел проводил совещание.
Хоснер повернулся, услышав доносившийся из темноты звук. Можно было разглядеть пассажиров, стоявших под дельтовидным крылом правого борта. Раввин Хаим Левин немного запоздал с началом субботней службы. Хоснер узнал малорослого Якова Лейбера, которого поддерживали под руки двое других стюардов.
Его внимание привлекло движение под фюзеляжем. Из ниши шасси неожиданно спрыгнул Питер Кан. В руке он держал фонарик, который быстро погасил.
Добкин подошел к нему:
— Ну, как дела?
— Плохо.
— Что плохо? — спросил Хоснер.
Кан посмотрел на него и улыбнулся:
— Вы там много чего натворили, мистер Хоснер.
— Что плохо?
— Вспомогательная силовая установка. Вышла из строя, когда сломалось шасси.
— Так что? Мы уже улетаем?
Кан выдавил из себя улыбку:
— Нет. Но осталось еще несколько сотен литров горючего в нижней части двух топливных баков. Если сможем запустить вспомогательную силовую установку, на борту будет электричество. Аккумуляторов надолго не хватит.
Хоснер кивнул. Это «надолго» могло стать для них делом лишь нескольких часов, а на это время аккумуляторов хватит с запасом.
— Где командир?
— В кабине.
Хоснер посмотрел вверх на согнувшийся обтекатель самолета. Сквозь лобовое стекло просачивался зеленоватый свет. Можно было различить силуэт Беккера.
— Пойду потолкую с Давидом.
Добкин покачал головой:
— Министр иностранных дел хочет поговорить с тобой. — Он показал на пастушью хижину.
Но Хоснер был еще не готов к этому разговору.
— Не сейчас.
— И все-таки надо пойти.
Они долго молчали. Хоснер еще раз заглянул в пилотскую кабину, потом снова посмотрел на пастушью хижину. Кан почувствовал себя неудобно и ушел.
— В моем ручном багаже есть досье и психологический портрет Ахмеда Риша. Я хотел бы взять эти документы, — сказал Хоснер.
Добкин заколебался:
— Ну, я думаю... — Он вдруг удивленно вскинул голову: — Зачем, черт побери, ты таскаешь с собой это досье? Почему ты его взял в полет?
— Предчувствие.
— Я потрясен, Яков. Правда потрясен. Ладно. Им это может понадобиться.
Хоснер взобрался на переднюю кромку крыла, которое нависало невысоко над землей, и пошел к дверце аварийного выхода.
* * *
В пассажирском салоне с наклонившимся полом было темно, но через дверь кабины проникал призрачный зеленый свет. Еще светилась надпись «Не курить. Пристегнуть ремни» и работал махметр. Табло показывало «М 0,00». Других значений уже не будет. В салоне никого не было. Пахло горящим керосином. Повсюду валялись разбросанные одеяла, подушки, ручная кладь. Через треснувшую переборку, за которой, должно быть, находился хвост, до Хоснера доносился ясный голос раввина Левина.
Он вошел в темную кабину. Беккер крутил регуляторы светившейся зелеными огоньками радиостанции. Ему отвечали шумы электронных устройств и разряды статического электричества. Моисей Гесс как упал, умирая, на приборы, так и остался там лежать. Беккер что-то тихо говорил, и Хоснер, прислушавшись, понял, что тот говорит не по радио, а обращается к Гессу. Кашлянув, окликнул:
— Давид!
Беккер повернул голову, но ничего не сказал и снова повернулся к радиостанции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72