— Это сделал я. Один из моих агентов, находившийся в той же группе, был коммунистом. После приземления он сразу же сообщил о ней гестапо. Все двенадцать человек были схвачены и расстреляны. Сразу предупрежу — не в вашем нынешнем положении выносить какие бы то ни было вердикты в мой адрес.
— Я и не собираюсь их выносить. Мне просто хотелось знать. — Торп подумал несколько секунд. — Джеймс и многие другие отзываются о моих родителях достаточно высоко.
Кимберли пожал плечами.
— Как говорили древние римляне, о мертвых — либо хорошо, либо ничего. Но если хотите знать правду, а я думаю, вы этого хотите, то я должен вам сказать, что мать ваша была обыкновенной французской шлюхой, а отец — самонадеянным, развращенным дилетантом.
— Что-то не похоже на людей, которые добровольно согласились на заброску во вражеский тыл, — заметил Торп.
— Мотивы их поступков так же запутанны, как и ваши. Видимо, это и есть гены, — спокойно ответил Кимберли.
Питер промолчал и достал сигарету. Кимберли не прерывал паузу, висевшую в течение нескольких минут, затем спросил:
— Как она? Она вспоминает меня хотя бы изредка?
— Знаете, она немного стерва. Думаю, это у нее от матери. О своем герое отце она вспоминает время от времени. Кстати, должен сказать, что вплоть до самого последнего времени у нас были очень хорошие отношения, хотя некоторые считают, что это не так.
Торп сам себе удивлялся. «Очевидно, — думал он, — я все еще в шоке от мысли, что Америки скоро не будет, как не будет и меня».
— Я могу рассказать вам и об Энн, — добавил Питер, — я с ней знаком. Я вообще могу ответить на все ваши вопросы. Я готов отвечать на них и дальше.
— Кто-то когда-то написал, — медленно произнес Кимберли, — что настоящий гений — это человек, способный найти себе работу на пустом месте. Думаю, из вас выйдет приличный президентский советник. Или хороший придворный шут в Белом доме.
Торп побледнел от ярости, но сумел сдержаться. Кимберли поудобнее устроился в кресле.
— Перед тем как вы пришли, мы обсуждали судьбу Кэтрин. Она ведь сейчас совсем рядом.
— Я знаю.
— А вы знаете, что всех гостей этой вечеринки уже отравили и через несколько часов они умрут?
У Торпа округлились глаза.
— Однако можно попытаться спасти ее. Вы хотите этого? — добавил Кимберли.
— А вы?
Генри Кимберли бесстрастно проговорил:
— Иногда мне хочется вновь встретиться с моей семьей, с друзьями, а временами я думаю, что лучше полностью стереть из памяти свое прошлое. Там я женился на русской женщине. Разумеется, она еще в России. Конечно, далеко не первая леди… У меня два сына, один из них — полковник КГБ. Вы не считаете, Торп, что для меня было бы разумнее избавиться от своих корней в Америке, чтобы укрепить русскую ветвь Кимберли?
Торп не успел ответить. В комнату вошел Михаил Карпенко. За ним следовали Андров и Валентин Метков. Калина не было. Торп не знал, как расценить его отсутствие: хороший это признак или плохой?
Карпенко быстро прошел к офицеру-связисту, забрал у него лист бумаги и подошел с ним к присутствующим.
— В 8.48 вечера в аэропорт Кеннеди прибудет атташе по вопросам культуры Гордик. До Глен-Коува проследует на такси. Просьба оказать содействие, — зачитал Карпенко.
— Все ясно, — сказал Андров. — Он везет какие-то устные указания. Видимо, достаточно важные для того, чтобы Москва боялась передать их по радио. — Он взглянул на часы. — Гордик должен скоро появиться. Судя по всему, это будет последний приказ Москвы, который мы получим до нанесения «Удара». — Андров направился в дальнюю часть помещения. — Прошу следовать за мной.
Все подчинились его приказу.
Андров перешел в мансарду, располагавшуюся над другой частью здания. Эта комната была меньше. Андров щелкнул выключателем, и яркий свет залил помещение. Питер увидел стол из ореха, книжные шкафы, кожаные кресла и диван. Красивый камин. Над камином — большой американский флаг. Когда глаза Торпа привыкли к яркому свету, он заметил также телекамеры и микрофоны.
Андров обратился к Кимберли:
— Именно отсюда ваш голос и ваше изображение будут переданы через спутник по всем основным каналам. — Он жестом указал на кожаное кресло за столом. — Пожалуйста, садитесь.
Генри Кимберли обошел стол, сел в кресло с высокой спинкой, осмотрелся.
— Интерьер вполне достойный. Производит достаточно сильное впечатление.
— Дизайном занимались специалисты в Москве, в том числе и психологи, — пояснил Андров. — Такая обстановка должна создавать впечатление достоинства и твердости власти.
Кимберли кивнул на пластиковый мешок с «плечиками», висевший на стене.
— Там мой костюм?
— Да, этим тоже занимались специалисты. Они остановились на серой тройке в полоску. Так одеваются руководители госдепартамента, — ответил Андров.
— А ты что думаешь об этом, Питер? — спросил Кимберли у Торпа.
— Американцы верят всему, что видят на телеэкране.
— Да, так говорят, — улыбнулся Кимберли. Он повернулся к Карпенко. — Сколько людей меня услышат?
Полковник вытер носовым платком потную лысину.
— Мы исходим из того, что в момент «Удара» в стране будет включено восемьдесят процентов приемников и телевизоров. Вы ведь понимаете, майор, что все они сразу выйдут из строя. — Кимберли кивнул. — Другие радио— и телестанции работать не будут. Останется единственная станция, способная вести вещание на Америку, юг Канады и север Мексики. И весь этот гигантский регион услышит только один голос — голос майора Генри Кимберли. Станция, о которой идет речь, находится здесь, в этой комнате.
— Я начну говорить сразу после электромагнитной бури?
— Да, — ответил Карпенко. — Сначала вы представитесь майором Генри Кимберли и призовете население сохранять спокойствие. Пусть думают, что хотят. Через несколько часов вы объявите им, что вы их новый президент. У вас есть вопросы?
Торп прервал Карпенко:
— Извините, но разве никто из вас не слышал о понятии «термоядерная война»?
— Сарказм здесь неуместен, Питер, — резко заметил Андров. — Американское правительство не будет знать, как все это произошло. Даже если оно определит, что речь идет об электромагнитном ударе, оно не сможет установить, что удар этот нанесен Советским Союзом. Кроме того, системы управления американскими войсками и оружием, системы связи и разведки не имеют на сегодняшний день надежной защиты от ЭМИ. Америка оглохнет, ослепнет и потеряет чувствительность.
Торп не сдавался:
— Даже слепой и глухой может нащупать кнопку запуска.
Андров кивнул:
— Согласен. Но при оценке реальной ситуации придется учитывать следующие три фактора. Первое. Президент будет находиться в Кэмп-Дэвиде вместе с твоим отцом. Второе. Президентский черный чемоданчик окажется бесполезным. И третье. Америка не имеет пока защищенных от ЭМИ ракет, бомбардировщиков, боевых кораблей и истребителей. Даже если они примут решение о ядерном ударе, то не смогут нанести его в полную силу. Так что наши потери будут несущественны.
Генри Кимберли четко произнес:
— Итак, Москва тщательно все продумала. Так что давайте говорить не о войне, а о нашей победе без сражения.
— Очень многое будет зависеть от Джеймса Аллертона, — сказал Андров. — Когда он проинформирует президента и его советников о безысходности ситуации и потребует, чтобы Соединенные Штаты объявили о капитуляции, в Кэмп-Дэвиде, возможно, возникнет паника. Аллертона могут застрелить на месте. Однако он опытный дипломат и должен суметь обеспечить превосходство трезвых голов в окружении президента. Если удача будет способствовать Джеймсу, ему, возможно, удастся убедить президента в том, что капитуляция — единственное средство, способное предотвратить ядерный апокалипсис.
Метков добавил:
— И тогда президенту останется лишь зачитать заранее заготовленное нами краткое обращение к американскому народу, в котором он объявит о подписании мирного договора между Соединенными Штатами и Советским Союзом. В обращении он также заявит о своей отставке.
Андров прошел мимо Кимберли к камину. Он посмотрел на американский флаг, затем поднял руку, захватил пальцами уголок полотнища и пощупал материал — совсем как покупатель, выбирающий ткань в магазине.
— Мы никогда не смогли бы победить их на поле боя, — задумчиво произнес Андров. — Но эта страна допустила маленькую брешь в комплексной системе обороны. Они поняли это и бросились заделывать брешь. Мы тоже поняли это и бросились искать способы ее использования. Мы обогнали их, они опоздали. Да, звездные войны… Все эти протоны, нейтроны, лазерные пучки и спутники-убийцы… Мы не смогли бы конкурировать с ними по этим программам, но на своем пути к звездам американцы забыли про ту самую маленькую брешь на земле. И мы пролезли в нее.
51
Кэтрин сидела на диване, подобрав под себя ноги, и смотрела в потолок. Абрамс нервно вышагивал по кабинету, время от времени бросая взгляд то на нее, то на часы. Почему не идет ван Дорн?
На столе зазвонил телефон. Звонок был из города. Абрамс быстро снял трубку:
— Тони Абрамс.
— Ну и что?
— Спинелли! Ты получил мою записку?
— Нет, я набрал номер наугад и попал на тебя.
— Где ты сейчас?
— Где-где? Там, откуда ты и просил меня позвонить, — из дежурки. В свой выходной я приперся сюда из Джерси. Ну дела… Ладно, зачем ты пригнал меня сюда?
— Сейчас объясню. Послушай, что ты видишь из окна?
— Подожди.
Абрамс услышал, как Спинелли поднимает жалюзи. Он посмотрел на Кэтрин и слабо улыбнулся. Она улыбнулась ему радостно.
Спинелли наконец ответил:
— Черт возьми, Абрамс! Ты знал, что русская миссия при ООН находится прямо напротив 19-го участка? Лично я об этом первый раз слышу.
Абрамс не обратил внимания на издевку в голосе Спинелли. Он продолжал:
— Там стоят автобусы?
— Только один. Большой, серый.
— А микроавтобусы?
— Они или в гараже, или их еще не пригнали из Глен-Коува.
Абрамс мысленно представил себе двенадцатиэтажный кирпичный дом на Шестьдесят седьмой Восточной улице, в котором находился офис русских и где жили сотрудники миссии с семьями.
— Ты ничего странного там не видишь? — спросил он Спинелли.
— Послушай, Абрамс, за русскими поручено следить тебе, а не мне.
— Ну, допустим, ты такой же внимательный, как и я. Что ты видишь?
Спинелли выглянул из окна второго этажа, где находилась дежурка.
— Так. Ну, на улице все спокойно. Несколько прохожих. В полицейской будке кто-то сидит. У тротуара припаркованы три патрульные машины. Все выглядит вполне мирно.
Абрамс мысленно увидел знакомую сцену: деловая улица с несколькими жилыми домами, дом русских с навесом над входом, забор с тремя телевизионными камерами, просматривающими всю улицу. На другой стороне, прямо напротив, находится 19-й полицейский участок, где Абрамс долго работал в «Красном отряде». Он знал каждый фут этого квартала, от Третьей авеню до Ленсингтон-авеню. В общем, он знал этот район лучше собственного, в Бруклине.
— Ну, а что со зданием? — спросил он Спинелли.
— Гараж закрыт, главный вход — тоже. На первых трех этажах нет света. Жилые этажи освещены, шторы задернуты, но за ними кто-то мелькает. Апартаменты посла наверху освещены. Что случилось, малыш? Может, мне вызвать саперов?
Абрамс подумал про себя: «Если бы они могли обезвредить атомную бомбу, можно было бы позвонить». А вслух спросил:
— Где сейчас фэбээровцы?
— Здесь их нет. Наверное, сидят в пожарной части, там кофе получше.
— Слушай, ты можешь соединить меня с их группой наблюдения или с ЦРУ? — Абрамс знал, что у ЦРУ было несколько квартир в доме рядом с русскими, откуда они вели прослушивание. А в доме рядом с участком у них была квартира на третьем этаже, откуда они вели безостановочную видеозапись всего происходившего вблизи здания русской миссии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83