– Бесполезно, – сказал я наконец. – Тот, кого я описываю, не похож на того, кого ты знаешь.
– Нет, похож, – сказала Бела, – но в то же время он похож на тебя.
Этого я и боялся. Кто из нас двоих был настоящий? Кто жил, а кто умер?
Меня вдруг пронзила мысль, что, посмотри я сейчас в зеркало, я не увижу там никакого отражения.
– Бела, – сказал я. – Держи меня. Назови мне мое имя.
– Ты – Джон, – сказала она, – ты Джон, который поменялся местами с Жаном. В течение недели ты жил его жизнью. Два раза ты приезжал сюда, в этот дом, и любил меня. Как Джон, а не Жан де Ге. Это для тебя достаточно реально? Это помогает стать самим собой?
Я дотронулся до ее волос, до ее лица, до ее рук – в ней не было ни крупицы фальши, никакого обмана.
– Ты дал что-то каждому из нас, – сказала Бела, – мне, его матери, его сестре, его ребенку. Я назвала это tendresse. Но как бы оно ни называлось, уничтожить это нельзя. Это пустило корни. Это будет расти. В будущем мы станем искать в Жане тебя, а не в тебе Жана, – Бела улыбнулась и положила руки мне на плечи. – Тебе не приходило в голову, что я ничего про тебя не знаю? – сказала она. – Я не знаю, откуда ты появился, куда направишься, единственное, что мне известно, это твое имя.
– Только имя у меня и осталось, – сказал я. – И не будем больше говорить об этом.
– Если бы он не вернулся, – спросила Бела, – что бы он сейчас делал?
– Он хотел попутешествовать, – сказал я. – И собирался взять с собой тебя. Во всяком случае, так он мне сказал. Ты поехала бы с ним?
Бела ответила не сразу. Впервые она смутилась.
– Он был моим любовником в течение трех лет, – наконец сказала она.
– Он стал мне очень близок, он – часть моего существования. Полагаю, что и я ему не безразлична. Но скоро он найдет кого-нибудь другого.
– Нет, – возразил я, – он никогда не найдет никого вместо тебя.
– Почему ты так в этом уверен?
– Не забывай, – сказал я, – я жил его жизнью целую неделю. – Я взглянул на окно. – Почему ты задернула занавеси?
– Это сигнал, – сказала Бела, – что ко мне нельзя. Если занавеси задернуты, это значит – я не одна.
Выходит, нам обоим пришла в голову одна и та же мысль. Пообедав, пожелав спокойной ночи Мари-Ноэль и побеседовав с матерью в ее спальне, он вполне мог снова сесть в машину и поехать из Сен-Жиля в Виллар, а там, подобно мне, пройти по пешеходному мостику к дому Белы. Он имел право находиться здесь, так же, как в Сен-Жиле. Он был хозяин, а я – незваный гость.
– Бела, – сказал я, – он не знает, что я бывал здесь. Скорее всего и не узнает, разве только Гастон проговорится, но вряд ли. Не говори ему об этом, если сможешь.
Я встал.
– Что ты собираешься делать? – спросила она.
– Уйти отсюда, – ответил я, – прежде чем придет он. Если я хоть сколько-нибудь в нем разбираюсь, ты очень будешь ему сегодня нужна.
Она задумчиво посмотрела на меня.
– Я могу не раздвигать занавеси, – сказала она.
И когда она это сказала, я подумал обо всем, что он мне сделал. Я вспомнил, что он не только отобрал у меня мою новую жизнь, но и разрушил ту, что я сам себе построил. У меня не было больше работы, не было крыши над головой, не было ничего, кроме одежды на плечах и бумажника с некоторым количеством французских денег.
– Я задал тебе вопрос, – сказал я, – несколько минут назад. Я спросил, поехала ли бы ты с ним, если бы он тебя позвал.
Она заколебалась, но лишь на секунду.
– Да, – ответила она, – да, поехала бы.
Я посмотрел на окно.
– Отдерни занавеси, когда я уйду, – сказал я. – Я пройду через дверь на улицу.
Она вышла вместе со мной в коридор.
– А как же твоя рука? – спросила она.
– Моя рука?
– На ней нет повязки.
Бела зашла в ванную и вынесла пакет в пергаментной бумаге, точно такой, как в воскресенье. В то время как она перевязывала мне руку, я подумал о Бланш, делавшей то же самое утром, о маман, чья рука лежала в моей всю ночь.
О Мари-Ноэль, о ее теплой ладошке, крепко сжимавшей мою.
– Позаботься о них, – сказал я. – Кроме тебя, это некому сделать.
Может быть, он послушает тебя. Помоги ему их полюбить.
– Он их и так любит. – сказала Бела. – Я хочу, чтобы ты верил в это.
Он вернулся в Сен-Жиль не только из-за денег.
– Не знаю, – сказал я. – Не знаю…
Когда она перевязала мне руку и я был готов уйти, Бела спросила:
– Куда ты направляешься? Что намерен делать?
– У городских ворот меня ждет машина. ответил я. – та самая, которую он забрал неделю назад. Та, в которой он повез бы тебя на Сицилию или в Грецию.
Бела спустилась со мной по лестнице, немного помедлила, прежде чем выпустить меня в ночь.
– Ты не собираешься причинить себе вред? – не скрывая тревоги, спросила она. – – Ты не сказал себе: "Это – конец"?
– Нет, – ответил я, – это не конец. Возможно, это начало.
Бела отодвинула засов.
– Неделю назад, – сказал я ей, – я был человеком по имени Джон, который потерпел в жизни фиаско и не знал, как ему жить дальше, что с собой делать. Я подумал тогда об одном месте, где мне могут дать на это ответ, и хотел туда поехать. Но тут я встретил Жана де Ге и поехал вместо него в Сен-Жиль.
– А теперь ты снова Джон, – сказала Бела, – но тебе нечего тревожиться. Нечего говорить о фиаско. В Сен-Жиле ты сам нашел ответ.
– Нет, ответа я не нашел, – сказал я, – просто передо мной встал другой вопрос: что делать с любовью. Проблема осталась та же.
Бела открыла дверь. Окна в домах напротив были закрыты ставнями. Улица была пуста.
– Мы делимся ею, – сказала Бела, – но ее при этом не убывает. Как воды в колодце. Даже если он высохнет, источник остается.
Она обняла и поцеловала меня.
– Ты будешь мне писать? – спросила она.
– Надеюсь.
– И ты знаешь, куда сейчас поедешь?
– Я знаю, куда я сейчас поеду.
– Ты долго там пробудешь?
– Не имею понятия.
Я поцеловал ее и вышел на улицу. Слышал, как она закрыла за мной дверь и задвинула засов. Прошел под городскими воротами, сел в машину и протянул руку за картами. Они лежали там, где я оставил, – в кармашке возле сиденья водителя. Нашел дорогу, которую пометил синим крестиком неделю назад.
Последние десять километров придется ехать в темноте; трудновато, но если, выехав из Мортэня, оставить Форт дю Пери справа, дорога приведет меня к Форт де ла Траппу, а затем и к самому монастырю. Я могу добраться туда за час с минутами, самое большее – за полтора часа.
Я положил карту и, взглянув на окно Белы, увидел, что она снова раздернула занавеси. Свет падал вниз, на канал и пешеходный мостик. Я дал задний ход, развернулся и поехал по обсаженной деревьями улице и, когда проезжал мимо больницы, заметил у обочины "рено". Он стоял не у главного входа, а у небольших ворот, которые вели в часовню. Машина была пуста, Гастона не было видно. Тот, кто приехал на этой машине, чтобы отдать последний долг, приехал сюда один.
Я добрался до пересечения дорог в верхней части города, свернул налево и двинулся по направлению к Беллему и Мортэню.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58