- По-моему, ты болен, Гленн.
- Мне казалось, что это обыкновенная простуда, - заметил тот, - но сейчас я вижу, что это не так. Это другое.
Гленн выдавил из себя улыбку, которая больше походила на гримасу.
- Архитектор высотного здания, страдающий акрофобией, - это все равно что моряк, боящийся воды.
- Может быть, тебе стоит спуститься вниз? - предложил Доувер. - Мы с Аланом можем сами закончить осмотр.
- Нет, все будет нормально, - успокоил их Гленн и решительно направился к краю площадки. Не дойдя до него метров двух, он почувствовал, что его охватывает неописуемый ужас перед открывшимся пространством.
- Это еще ничего, - прокомментировал Доувер. - Вот с верхнего этажа и впрямь изумительный вид. Это будет самый лучший вид города и окрестностей. Конечно, это не "Коламбия Сентер", но все же обзор отсюда открывается прекрасный. Ну ладно, пошли, пора заканчивать это дело.
Они направились к противоположной стороне площадки. Гленн поспешил за ними, но вдруг остановился, чувствуя, что ноги слабеют, а перед глазами вертятся темные круги. Он ухватился обеими руками за поручни лифта и сделал несколько глубоких вдохов. Это не помогло. Ощущение панического страха не покидало его ни на минуту. Этим недугом, казалось, были поражены все клетки его организма, все поры его души.
Через несколько минут его коллеги закончили осмотр этажа и вернулись к лифту. Алан Клайн обеспокоенно посмотрел на своего партнера.
- С тобой творится черт знает что, Гленн, - тихо произнес он, заметив животный страх в глазах друга. - Это же обыкновенное здание. Что тебя так испугало?
- Дело вовсе не в здании, Алан. Это моя проклятая фобия. Я ничего не могу с собой поделать. Мне становится легче только тогда, когда вы окружаете меня со всех сторон.
Они вошли в лифт и нажали кнопку верхнего этажа. Гленна снова охватил панический ужас. Лоб его покрылся крупными каплями пота. Он закрыл глаза, и вдруг ему показалось, будто его грудь сдавливают огромные металлические обручи. Они сжимались все сильнее и сильнее, не оставляя ему никакой возможности дышать. Сердце стало бешено колотиться в груди, словно пытаясь разорвать обручи вместе с грудной клеткой и вырваться наружу.
Глава 3
Здание, в котором Ричард Крэйвен провел последние два года, представляло собой бетонную коробку прямоугольной формы, внутри которой находился небольшой дворик для прогулок. Угрюмую монотонность облика этого серого здания нарушали лишь несколько рядов узких окон, которые допускали в камеры дневной свет, но вместе с тем не позволяли заключенным видеть что-либо, кроме потемневших от времени тюремных стен.
Что же касается самих камер, то они словно специально были задуманы для того, чтобы наводить на своих постояльцев смертельную тоску. Их внутреннее убожество не уступало убожеству внешнего вида тюрьмы. Каждая камера - а их было двенадцать - походила на каменный мешок размером десять футов на десять и отделялась от соседних тонким металлическим листом, который позволял заключенным переговариваться друг с другом, но не давал никакой возможности видеть соседа, В каждой из камер находились металлическая койка, стул, стол, унитаз и раковина.
Камера Ричарда Крэйвена отличалась от всех остальных одним-единственным свойством - она была обитаемой. Остальные одиннадцать камер уже давно пустовали, так как власти Коннектикута не применяли смертную казнь около сорока лет. Собственно говоря, арест Крэйвена спас это здание от запланированного сноса по причине ненадобности. Когда начальник тюрьмы Вендел Растин узнал о том, что в его заведении скоро появится отпетый преступник, он лично проверил все камеры и даже провел в одной из них целую ночь, - он хотел убедиться в се пригодности для содержания преступника.
Что же до жильца этой камеры, то он вел себя спокойно, никогда ничего не требовал и не жаловался на плохие условия содержания. Может быть, ему и случалось испытывать животный страх перед близящейся смертью, но он не выказывал этого страха. Он переносил все тяготы тюремной жизни так же стойко, как и сам судебный процесс. "Они могут казнить меня, - часто повторял он, - но не могут наказать, так как невозможно наказать невинного человека".
В день своей казни Ричард Крэйвен, как обычно, сидел в камере с совершенно невозмутимым выражением лица и держал на коленях томик стихов английских поэтов XIX века. Стороннему наблюдателю показалось бы, что этот день для него ничем не отличается от множества других тоскливых дней. Когда в дальнем конце коридора громко лязгнул засов металлической двери, Крэйвен оторвался от книги и посмотрел на дверь камеры. Его красивое лицо оставалось непроницаемым, чем-то похожим на окружавший его со всех сторон серый камень. Он терпеливо ждал появления посетителя.
Увидев на пороге Энн Джефферс, он отложил в сторону книгу, встал со стула и подошел к ней поближе. Энн Джефферс бросила взгляд на его руки. Они были белыми, сильными, хотя и довольно изящными. Энн неожиданно представила себе, как эти тонкие пальцы разрывают человеческую плоть и пробираются к сердцу, и ей стало страшно. Взяв себя в руки, она набралась смелости и посмотрела ему прямо в глаза. Крэйвену уже давно перевалило за сорок, но внешне он выглядел лет на тридцать, не больше. У него были мягкие чувственные губы, волевой подбородок, прямой нос и широко расставленные глаза, которыми могла бы гордиться любая кинозвезда. Когда-то этот красивый овал лица завершался густой копной черных волос, которые делали Крэйвена похожим на молодого Байрона, но сейчас узник был острижен наголо.
- Вам не кажется, что если бы я совершил все те преступления, в которых меня обвиняют, то к этому времени на моем лице уже успела бы проявиться печать порока? Вам не приходило в голову, что одно осознание всей тяжести приписываемых мне преступлений должно было бы изменить меня самым необратимым образом?
Даже голос его остался тем же самым - мягким и убедительным.
- А вы когда-нибудь слышали о Дориане Грее? - невозмутимо парировала Энн.
Губы Крэйвена плотно сжались, но глаза остались совершенно спокойными, такими же, как и четыре года назад, когда его арестовали в Бриджпорте.
- Не могли бы вы быть чуточку милосерднее? - тихо спросил он. - Ведь именно вы убедили всех в том, что меня следует казнить.
Энн решительно покачала головой:
- Нет, я не была в числе присяжных и тем более в числе судей. Я даже не могу похвастаться тем, что являлась свидетельницей всех ваших преступлений.
Ричард Крэйвен улыбнулся той самой улыбкой, которая многих людей убедила в его невиновности.
- Почему же вы так уверены в том, что именно я совершил все эти преступления?
- Доказательства, - резко отчеканила Энн и посмотрела в дальний конец коридора, где находился охранник. Успеет ли он быстро открыть дверь и оказать ей помощь, если понадобится? Крэйвен вновь прочитал ее мысли.
- Надеюсь, вы не думаете, что я представляю для вас опасность?
Как это ему удается, черт возьми? Как он может быть таким спокойным и самоуверенным? Если бы не его бритая голова и не тюремная роба, то он по-прежнему походил бы на любимого студентами и коллегами профессора электроники в университете штата Вашингтон, где проработал много лет.
- Я думаю, что вы совершенно спокойно убили бы меня, если бы, конечно, имели такую возможность, - сказала она, с трудом сохраняя присутствие духа. - Если бы не эта толстая решетка, вы просто задушили бы меня и разорвали бы на части, как делали это со всеми вашими несчастными жертвами.
Она смотрела в его лишенные всяких эмоций глаза и чувствовала, что ее переполняет ненависть к этому человеку. Почему он не хочет признать свою вину?
- Крэйвен, скажите мне откровенно, скольких людей вы погубили? Я имею в виду - "кроме тех троих, за которых вас осудили? Сколько их было в одном только Сиэтле? Пять? Семь?
Никакой реакции! Как же расколоть этого человека?.. Человека? Нет, это не человек! Это чудовище! Монстр! Хладнокровный бесчувственный монстр, который просто неспособен осознать всю тяжесть совершенных им преступлений, а уж о раскаянии и говорить не приходится.
- Ради Бога, Крэйвен, скажите, что весь этот кошмар уже позади!
Его взгляд стал еще более тяжелым и невыразительным.
- Как я могу сказать вам о том, чего не знаю?
- Хорошо, - тяжело вздохнула она и махнула рукой, - в таком случае скажите мне, зачем вы меня сюда позвали? Что вы можете мне сказать?
Он окинул ее ледяным взглядом, в котором уже не было ни тепла, ни мягкости. Ей показалось, что именно сейчас она увидела истинное лицо этого человека.
- Сегодняшняя казнь не положит конец этим убийствам, - сказал он, отчетливо выделяя каждое слово. - Интересно, как вы будете себя чувствовать. Энн, когда после моей казни последуют новые убийства?
Он неожиданно рассмеялся. Этот смех был настолько громким и неестественным, что она вздрогнула.
- Вы всегда стремились добиться от меня раскаяния и сожаления, не правда ли? Ну так вот, я сожалею. Вы довольны? Я сожалею о том, что не смогу наблюдать за вами в тот момент, когда вы узнаете о новой серии жестоких убийств.
Он упорно сверлил ее глазами.
- Энн, все начнется сначала. Тот, кто действительно убил всех этих людей, просто затаился на время, укрепляя вашу уверенность в моей виновности. Но как только вы убьете меня, он снова возьмется за свое. Что вы тогда будете делать, Энн?
Голос Крэйвена становился все громче и громче. Энн не выдержала и бросилась к выходу, но в ушах еще долго звенел издевательский голос, произносивший этот жуткий вопрос: "Что ты тогда будешь делать, Энн? Хватит ли тебе мужества покончить с собой так, как ты покончила со мной? Чем ты оправдаешь свою ошибку? Как жаль, что я не смогу увидеть тебя приговоренной к смерти!"
Она выскочила в коридор и обессиленно прислонилась к стене. Охранник захлопнул за ней дверь. Если бы она могла так же легко отгородиться от слов Крэйвена, как отгородилась дверью от него самого! Собравшись с силами, она медленно направилась в офис Вендела Растина, машинально взглянув на настенные часы. Половина двенадцатого. Еще полчаса - и все будет кончено.
В ее голове уже начали выстраиваться первые строчки репортажа о казни знаменитого преступника, но логическая стройность то и дело нарушалась теми последними словами, которыми он выстрелил в нее во время встречи. Они глубоко проникли в ее сознание, и все ее попытки избавиться от этого наваждения ни к чему не приводили. Ей вдруг захотелось, чтобы этот день как можно быстрее закончился, чтобы можно было убежать подальше от этой тюрьмы, от штата Коннектикут, от Ричарда Крэйвена. Сейчас ей требовалось только это - побыстрее вернуться домой, в свой родной Сиэтл, к мужу и детям.
Мысль о доме и муже немного успокоила ее, и она снова начала обдумывать свой репортаж о казни Ричарда Крэйвена, который она напишет, когда весь этот кошмар уже будет позади.
Глава 4
Лифт резко дернулся и остановился на самом верхнем этаже "Здания Джефферса". На какое-то мгновение Гленну показалось, что эта клетка вот-вот сорвется и полетит вниз, похоронив под собой всех пассажиров - под их ногами было как-никак сорок пять этажей и бетонный пол цокольной площадки.
Джим Доувер открыл дверцу лифта, и спи все вышли наружу. Гленн сделал несколько шагов и почувствовал, что приступ акрофобии усиливается с каждым его шагом. Он еще раз попытался успокоить себя, подыскивая рациональные доводы против охватившего его панического страха. Он доказывал себе, что это здание является самым совершенным сооружением в городе, что все его части надежно скреплены, а лифт абсолютно безопасен. В конце концов, он сотни раз поднимался на верхние этажи вместе с Джорджем Симмонсом и ничего подобного не чувствовал. Более того, он лично настоял на том, чтобы безопасность здания была усилена, в том числе и инженерными средствами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61