Дражайшая Энн!
Вы уже готовы принять истину? (Только часть ее скрывается в компьютере, Энн. Остальное хранится в вашей голове.) На самом деле вы знали правду с того момента, как меня выпустили из госпиталя. Вы помните тот день, Энн? Тогда вы почувствовали возбуждение, которого никогда не знали раньше, верно? Все дело в электричестве, Энн. Подобное электричество наполняло театр, когда Нижинский совершал свой прыжок.
Это единственная печаль всей моей жизни, знаете ли. Я никогда не сидел в зале, когда танцевал Нижинский. Но я, по крайней мере, знаю, что он не сходил с ума.
В любом случае мне было хорошо с вами. Но сейчас настало время для последнего танца. И я уже выбрал для себя партнера.
Энн прочитала послание, потом перечитала, изо всех сил пытаясь вникнуть в смысл слов, начертанных на бумаге.
Нижинский? Что общего может иметь танцор, скончавшийся около пятидесяти лет назад, со всем этим ужасом?
- Ты имеешь хотя бы малейшее представление о том, куда мог направиться Гленн? - донесся до Энн голос Марка Блэйкмура. Голос звучал мягко, даже нежно. Сумев наконец отвести взгляд от письма и посмотреть на детектива, Энн не обнаружила в его глазах ни малейшего следа того торжества, которое обыкновенно сопутствует чувству удовлетворенного самолюбия. В его глазах она видела одно лишь сочувствие.
- Нет, - выдохнула она. - Его машина стоит перед домом, так что... - слова замерли у нее на губах. Она хотела было сказать, что Гленн отправился на прогулку, но на улице лило как из ведра. Даже если он вышел из дому до того, как начался дождь, то теперь ему было самое время вернуться.
Неожиданно она вспомнила фразу из злополучной записки:
"...настало время для последнего танца. И я уже выбрал для себя партнера".
Потом ей вспомнилась строчка из предыдущего послания:
"Я, знаете ли, могу входить в ваш дом в любое удобное для меня время. Заметьте - в любое".
Перед ее мысленным взором одна за другой замелькали картины: подвал, убранный на диво впервые за двадцать лет; громоздкий фургон, самым загадочным образом появившийся на улице и остававшийся там до последнего времени на расстоянии каких-нибудь двух кварталов от дома...
Тот самый фургон, который сейчас отсутствовал!
Наконец-то разрозненные элементы шарады стали занимать еще пустовавшие клеточки. Тот, кто написал эти послания, постоянно находился поблизости и наблюдал за ней!
- Я знаю, где он сидел, - прошептала Энн, отвернувшись от окна. Краска сбежала с ее щек. - Послушай, Марк! Он в течение многих дней следил за нами. Там, на улице стоял фургон...
Она рассказала Блэйкмуру, насколько была раздражена, когда фургон появился рядом с ее домом. Достав кожаное портмоне, Энн стала рыться в его содержимом в поисках записной книжки.
Нащупав наконец книжку, Энн извлекла ее на свет, раскрыла на странице, где она записала номер фургона, и протянула ее Марку.
- Он был здесь, Марк! - вскричала она. - Господи, он был здесь и увез с собой Гленна!
Энн снова схватилась за письмо, упакованное в полиэтилен.
- Я знаю, Марк, мои слова звучат смешно, и знаю, что ты по поводу всего этого думаешь, но хочу тебя уверить - не Гленн это писал, а какой-то другой человек. И вот теперь он схватил Гленна!
Марк Блэйкмур, признаться, не слишком внимательно слушал ее излияния. Он давал указания по рации установить, кому мог принадлежать фургон, номер которого Энн переписала себе в книжку. Пока он говорил, Энн в очередной раз перечитала письмо, и постепенно ее усталый и запутавшийся в загадках и разгадках мозг заработал снова.
Было яснее ясного, что записку писал не Гленн. Одно-единственное слово не давало ей покоя - оно, словно в насмешку, всякий раз задерживало на себе внимание Энн, когда она перечитывала послание. Наконец она направилась к компьютеру и, включив режим поиска, напечатала заветное слово: НИЖИНСКИЙ.
Потом она нажала на операционную клавишу и подождала. Через несколько секунд на мониторе появился список файлов с кратким изложением содержавшихся в них интервью, которые она собирала в течение многих лет и в которых речь шла об одном-единственном человеке.
О Ричарде Крэйвене.
Она еще пару раз щелкнула клавишами, и секундой позже на экране появился текст, где слово "Нижинский" было выделено.
Она пробежала глазами это интервью, потом следующее, и по мере того, как она читала, ее заинтересованность и пробудившийся ужас в равной степени возрастали.
Правда о Ричарде Крэйвене стала вырисовываться.
Вот в чем заключалась истина, на которую он намекал с самого начала, разбрасывая недостающие элементы головоломки то здесь, то там. Эти элементы были столь незначительны, столь ничтожны, а намеки туманны, что ей вряд ли удалось бы раньше составить из них цельную картину.
Танец.
Метафизика.
Электричество.
Жизнь, смерть, сумасшествие.
И Нижинский.
Ричард Крэйвен самолично поведал ей все о Вацлаве Нижинском. И эта информация заключалась в одном из самых первых интервью с ним.
Э.Д.: Но почему балет, мистер Крэйвен?
Р.К.: Мой интерес к балету не имеет ничего общего с интересом к танцу как таковому, миссис Джефферс. В данном случае меня привлекают танцоры.
Э.Д.: Танцоры?
Р.К.: Знаете ли вы, что делает из человека настоящего танцора? Стремление к совершенству. К совершенству в физическом отношении, к совершенству в сфере мышления. Вот что самое интересное! Постоянное стремление к совершенству.
Э.Д.: Но неужели вы верите, что человек в состоянии достичь совершенства?
Р.К.: Такой человек был. Вацлав Нижинский. Вам знакомо это имя?
Э.Д.: Насколько я знаю, он сошел с ума и умер.
Р.К.: Да, так считается, но я вовсе в этом не уверен. Это был человек, который умел прыгать выше всех танцоров - и прежних, и нынешних. Но он не просто прыгал, миссис Джефферс. В самой высокой точке своего прыжка он как бы зависал над сценой.
Э.Д.: Боюсь, что я не совсем вас понимаю.
Р.К.: Ну, так было принято говорить - "зависал". Что касается самого Нижинского, то он, по его же собственным словам, просто-напросто подвешивал себя над сценой. Он говорил, что научился отделяться от собственного тела, и когда он выступал, то летел одновременно над сценой и над собственной плотью, манипулируя ею, словно марионеткой на веревочках.
Э.Д.: И вы верите в то, что подобное возможно?
Р.К.: Не просто возможно, миссис Джефферс. Я уверен, что он делал именно так. Видите ли, он перестал танцевать, потому что испугался - испугался того, что в один прекрасный день не сможет вернуться в собственное тело и останется вне его. В самом конце своей карьеры он, возвращаясь в свое тело, всякий раз находил там незнакомую духовную сущность. Он боялся, что незнакомый дух станет сильнее его и тогда он, Нижинский, окажется не в состоянии вновь обрести свое тело. Вот почему он перестал танцевать, вот почему его провозгласили шизофреником. Но что, если он не был шизофреником, миссис Джефферс? Что, если у него не было и намека на шизофрению? Что тогда?
На этом интервью заканчивалось. Энн тогда еще сделала для себя пометку - узнать все, что возможно, о Вацлаве Нижинском. Впрочем, в те дни это казалось ей не слишком значительным и она сосредоточила все свое внимание на других, более важных вещах, вернее, на том, что она тогда считала более важным.
Теперь же она поняла, что ничего важнее этой информации нет. Особенно в том случае, если Нижинский, а значит, и Ричард Крэйвен оказались правы.
Она снова перевела взгляд на письмо, вернее, на последнюю строку в нем:
"...я уже выбрал для себя партнера".
Если Крэйвен прав, то он выбрал вовсе не Гленна, ни в коем случае не Гленна, потому что Гленном он уже завладел.
Тогда кого?
Кого мог выбрать убийца? Страшная мысль пронзила все ее существо, и она схватилась за телефон, чтобы позвонить Рэтте Гувер. В трубке четыре раза пискнуло, а потом к телефону подошла Рэтта собственной персоной. Энн прерывающимся голосом попросила к телефону дочь. Когда секундой позже она положила трубку, ее лицо было пепельно-серым, а руки тряслись. Но прежде чем она успела произнести хоть словечко, ее опередил Марк Блэйкмур, который к тому времени завершил свои переговоры и сунул рацию в карман пиджака.
- Этот фургон взят в аренду, Энн, - тихо произнес он. - И взял его в аренду Гленн. Всего несколько дней назад.
Энн молча кивнула.
- Но это не Гленн, - сказала она прерывающимся от рыданий голосом. - Это ОН, Марк, точно ОН. И ОН взял с собой Хэдер! Господи, он взял с собой Хэдер. Он собирается ее убить.
Глава 65
Хэдер Джефферс краем глаза взглянула на отца, хотя изо всех сил делала вид, что смотрит сквозь оконное стекло на разыгравшуюся на улице бурю. Когда отец перехватил ее у Рэтты, она удивилась: обычно если она или Кевин решали куда-то пойти, то они или шли пешком, или ехали на автобусе, или отправлялись с друзьями на автомобиле. Она еще больше удивилась, когда увидела, на чем приехал отец.
- Кто это купил? Ты или мама? - спросила она, разглядывая огромное транспортное средство.
- Я взял его напрокат, - ответил ей отец. - Твоя мама пока об этом не знает.
Когда отец сообщил ей, что они должны встретиться с матерью и братом в таиландском ресторанчике на Мерсер-айленд, она не стала задавать лишних вопросов.
- Ну, что ты думаешь об этом моторизованном чудище? - спросил отец с улыбкой.
Девочка обследовала дом на колесах, а затем вернулась на место для пассажиров.
- И как только ты с ним управляешься? - спросила она. - Уж больно он велик.
Отец взглянул на нее, и его взгляд показался ей забавным - такого выражения в его глазах она раньше не видела.
- Я умею делать много такого, о чем ты даже не подозреваешь, - сказал он, и его голос тоже показался ей странным. Она испытала весьма сложное чувство - не испуг, скорее волнение. Хэдер спросила отца, здоров ли он. Он ответил, что здоров, но таким сюсюкающим голоском, каким раньше не позволял ей обращаться даже к Кевину. Она отвернулась от него и снова уставилась в окно, сохраняя молчание до тех пор, пока они не приблизились к перекрестку Мерсер-айленд и магистрального шоссе.
- Ты же хотел остановиться на Мерсер-айленд, - напомнила Хэдер, поскольку отец, по-видимому, не замечал, что они были уже совсем близко от нужного места.
Он ничего не сказал в ответ, равно как и не остановился. Вместо этого он продолжал мчаться по шоссе. Через минуту они проехали Мерсер-айленд и направились дальше через мост.
- Отец, ты в порядке? - требовательно спросила Хэдер, когда они миновали мост. - Как раз здесь ты бы мог сделать разворот.
- А почему тебе пришло в голову, что я собираюсь разворачиваться? - ответил ее отец. При этом он даже не посмотрел на дочь, и Хэдер неожиданно поняла, что этот человек за рулем вовсе не походит на ее отца. На его лице застыло странное отрешенное выражение, словно у сумасшедшего. Когда же отец перевел глаза на Хэдер, та почувствовала, что по ее коже побежали мурашки.
- Отец, скажи, пожалуйста, что с тобой происходит? - снова спросила она. - Почему мы не остановились на Мерсер-айленд?
- Потому что мы едем совсем в другое место, - последовал ответ.
- Но ты сказал...
- Неважно, что я сказал. Мы не едем на Мерсер-айленд.
- Тогда куда же мы едем? - спросила Хэдер.
- В другое место. Туда, где мы сможем побыть вдвоем.
Именно последние слова отца - "туда, где мы сможем побыть вдвоем" - превратили недоумение Хэдер в самый настоящий страх.
Побыть вдвоем.
Но почему? Впрочем, ответ на этот вопрос был уже готов. С самых юных лет ее постоянно предупреждали - никогда не ездить с незнакомыми людьми, которые предложат ей куда-нибудь прокатиться, чтобы "побыть вдвоем".
Да, но ведь это ее отец!
Тогда она вспомнила Джолин Риксман, которая до недавнего времени училась в ее классе. В прошлом году Джолин попыталась покончить жизнь самоубийством. Выяснилось, что ее отец начал затаскивать ее с собой в кровать, когда девочке было только четыре года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61