Но вот когда вас попросит перевести через дорогу маленькая девочка, и вы будете чинно вышагивать рядом с ней, а у нее под мышкой взорвется ручная граната и оторвет вам ногу, — я думаю, вам будет не до смеха. — Тут капитан Клэр свирепо посмотрел на своих слушателей. — Так что вам лучше все это усвоить прямо здесь, где все, что от вас требуется, так это небольшое умственное усилие и немного потраченного времени.
После лекции, разговаривая с однокашниками в помещении, которое сходило здесь за комнату отдыха, Терри высказал удивление по поводу того, что в качестве проводников следует использовать камбоджийцев, а не вьетнамцев. Малыш Гэливан, один из его новых приятелей, на это сказал: «А какая разница? Мы здесь для того, чтобы отстаивать американские идеалы, и главное — выкорчевать коммунизм во Вьетнаме».
Со всех сторон послышался ропот одобрения и везде закивали головы в знак согласия. Терри посмотрел на эти головы, полные Вест-пойнтовских представлений о войне и морали, и подумал, какие тайные мысли эти стереотипные фразы скрывают? Зачем в самом деле они прибыли сюда? Стоит ли за этим твердолобый патриотизм — права ли она или нет, но это моя страна! — или какие-то личные мотивы двигали этими солдатами, составляющими цвет американского воинства?
Это не праздный вопрос. Терри понимает, что очень скоро его безопасность и даже сама жизнь будут зависеть от любого из этих ребят. Знание мотивов, по которым они записались в этот отряд, может оказаться очень важным для него. От этого будет зависеть, упадет ли он лицом в лужу собственной крови или останется жив.
Вот он сам, ради чего он здесь? В детстве он всегда как-то выпадал из компании сверстников. Они ему часто завидовали, особенно за его исключительные физические данные. И он, который мог бегать быстрее, прыгать дальше, думать результативнее, чем любой из них, посматривал на товарищей свысока за их неповоротливость и несообразительность, за их неспособность видеть очевидное.
В старших классах школы и в колледже за ним постоянно охотились спортивные тренеры и девочки — поскольку он был не только спортивным, но и привлекательным юношей — и это еще более отдаляло его от коллектива. Девицы так или иначе разочаровывали его: в конце концов он начинал чувствовать себя глупо, потратив на них столько драгоценного времени. Постоянно у него было ощущение, что ему все надоедают и действуют на нервы.
Тем не менее, он не страдал, как то могло показаться, от одиночества. Больше, чем от коллектива, Терри зависел от своих мыслей — то есть, самого мыслительного процесса. Так город зависит от электроэнергии для своего функционирования. Он получал колоссальное удовольствие, изучая это уникальное природное образование — свой внутренний мир, хотя Фрэнсис Бэкон и предупреждал, что те, кто любят одиночество, либо дикие звери, либо боги.
Мальчиком он не был склонен к беспочвенным мечтам и игре воображения. Насколько он мог себя помнить, он всегда знал — или ему казалось, что знал — что он хотел от жизни. Наблюдая за тем, как работал отец, он с потрясающей быстротой и наивной откровенностью, свойственной юности, сделал вывод, что единственной ценностью, не подверженной девальвации, является власть над другими людьми. Власть — универсальная ценность, понимаемая людьми, говорящими на всех языках, независимо от их возраста и религии. Это Золотое Руно, это Святой Грааль.
Он вспомнил одно Рождественское утро, когда отец снял с елки, украшенной настоящими леденцами, два длинных, перевязанных цветными лентами, пакета. «Счастливого Рождества!» — сказал он, подавая их детям.
Терри было тринадцать, Крису — двенадцать. Они оба пришли в кабинет отца, где, по традиции, на Рождественские праздники ставили елку. Терри притащил свой подарок на гигантский кожаный диван, что стоял напротив отцовского письменного стола с массивными, как римские колонны, ножками под огромным окном в эркере, длинном, как борт корабля. За окном виднелась березовая аллея, посеребренная инеем. В большом камине XVIII века, украшенном мраморными херувимчиками, пылал яркий огонь.
Малькольм Хэй, высокий, усатый, прекрасно одетый мужчина, стоял перед своим столом и смотрел, как его дети открывают подарки. Терри до сих пор помнит свое ощущение, когда он увидел охотничье ружье «Ремингтон 30-30». Холодок прошел у него по спине, и сердце замерло в груди от счастья.
А потом Малькольм Хэй облачился в твидовый охотничий костюм и отправился с сыновьями на природу. Там установил на ветках дерева консервные банки и разрешил им палить по ним. Бах! Бах! Бах! — довольный смешок, когда банка подскакивала в студеном воздухе, пробитая в самом центре меткой пулей Терри.
Но не для того, чтобы дырявить консервные банки, купил им отец ружья. Он думал об олене. Его собственный отец брал его с собой охотиться в Уэллсе, когда ему было только десять лет. «Я был ниже ростом, чем старое ружье, которое он мне дал, — рассказывал Малькольм Хэй, — но я с ним управлялся. Я управлялся со всем, что мне давал отец».
В этих словах звучал и упрек, и предупреждение. Терри давно понял, что отец никогда и ничего не рассказывает без причины. В его рассказах всегда крылся намек. Жизнь, часто говорил он детям, это серия уроков, которые следует усвоить. Чем лучше их усвоишь, тем дальше пойдешь. Малькольм Хэй очень ценил успех, и именно поэтому он так любил Америку, где успех в жизни — это то, что для страны королевская семья: король, королева и наследный принц.
В лесу кое-где в ложбинках сохранился старый снег, обледеневший, покрытый коркой.
— Ищите его следы, — наставлял их отец. — Ищите их там, где кора у дерева содрана их рогами. В лесу полно следов их присутствия, вы сами увидите. Только не забывайте, что ветер должен вам всегда дуть в лицо: тогда олень вас не учует. — Он тогда казался Терри похожим на Шерлока Холмса: высокий, сильный, имеющий в кармане ключ ко всем загадочным явлениям, для которого в мире не было тайн. С каким обожанием смотрел на него Терри!
И вот тогда Крис сказал:
— Я не хочу ничего искать. И убивать я никого не хочу.
Малькольм Хэй остановился и посмотрел на него. Терри заметил, что в глазах его зажегся недобрый огонек.
— Ты будешь делать то, что я тебе говорю, Кристофер, — сказал он.
— По банкам я буду стрелять, сколько хочешь, — возразил Крис, — но в животное — не буду.
— В жизни надо усвоить много уроков — важных уроков, — сказал Малькольм Хэй, — и не тебе выбирать, какие учить, а какие — нет. — Он взял Криса за непослушную холку и подтолкнул его вперед. Указав рукой вглубь леса, бросил Терри: — Проследи, чтобы он делал, как я велю.
Терри, благодарный отцу за оказанное доверие, набросился на Криса.
— Ты что, — ворчал он, — не хочешь учиться охотиться? — Крис бросил на него враждебный взгляд, но тот не отставал: — Что с тобой такое, в самом деле?
— Оставь меня в покое, понял?
— Нет, не понял, и не дергайся так! Кто, кроме меня, может защитить тебя перед отцом? И что ты вечно нарываешься? Если бы не Рождество, он тебе точно сейчас по шее врезал. Но если ты не уймешься и будешь продолжать в том же духе, то Рождество или не Рождество, но ты получишь свои девять горячих. — Малькольм Хэй, который сам вырос на березовой каше, свято верил, что телесное наказание воспитывает характер.
— Он драл меня и прежде, — сказал Крис. — Выдерет и еще, дорого не запросит.
— И почему ты вечно надираешься? Как будто нарочно!
— Ты его сын, — сказал Крис. — А я, наверно, чей-то еще.
— Ты что, спятил? Как это такое может быть? Прямо не знаю, что я всегда заступаюсь за тебя.
— Так уж и заступаешься! Ты и сейчас пытаешься заставить меня верить в то, во что веришь сам. Ты весь в отца, вот он и любит тебя так.
— Он любит нас обоих, — возразил Терри. — А попадает тебе больше потому, что ты вечно пытаешься доказать, что ты не такой, как он.
— Я не знаю, любит ли он меня или нет, — сказал Крис, — но что он ко мне плохо относится, — это точно. Я не таков, каким он хотел бы меня видеть. Может, это и плохо, но я не нуждаюсь в его одобрении.
— Ты не прав, паря, — сказал Терри, когда Крис двинулся вглубь леса. — Только ты слишком упрям, чтобы признать это.
Конечно, оленя нашел Крис. Это был рослый, матерый самец. Они находились с подветренной стороны, в куртинке густых сосен — прекрасное укрытие. Терри был вне себя от волнения. Свалить такого красавца — это же просто мечта!
— Стреляй, — зашипел он брату. — Давай, стреляй скорее!
Крис не пошевелился, только стоял и смотрел на оленя. Он что-то пробормотал про себя, но Терри не расслышал. Что-то насчет того, какой он красивый.
— Ну, если ты не будешь, тогда я, — сказал Терри, прицеливаясь.
— Нет, здесь тебе не игра в Лабиринт, и здесь тебе не выиграть! — Крис так ударил ногой по ружью, что оно ударилось стволом о дерево, сбив прицел.
— Ах ты, сволочь! — шипел Терри. — Посмотри, что ты наделал. Скажу отцу, он тебя убьет!
И тут Терри увидел отца, который тоже заметил оленя и осторожно приближался к нему сквозь лес. Заметил ли он и сыновей тоже?
Терри отбросил в сторону свое ружье и схватился левой рукой за ствол ружья Криса.
— Нет! — запротестовал тот. — Я тебе не позволю...
Но Терри знал, что делает, и он был сильнее. Он стал двигать ствол ружья Криса, преодолевая сопротивление, пока не наставил его на бок оленя, который, ничего не подозревая, пасся себе спокойно в десяти шагах от братьев. Потом Терри протянул и правую руку и, продев указательный палец туда, где был курок, надавил на него. Палец его при этом лежал поверх пальца Криса.
Выстрел прогремел, как гром среди ясного неба. С сосен посыпался иней. Олень шарахнулся в сторону, словно поскользнувшись на обледенелом снегу, а потом опустился на землю: ноги будто подломились под ним. Весь бок его был в крови, и он вертел головой во все стороны, возможно, пытаясь определить источник боли. А потом завалился на бок.
Малькольм Хэй подбежал к ним. Он увидал, что Крис стоит, держа в руках ружье, в то время как ружье Терри валяется на земле.
— Ну ты молодец! — закричал он, громко хлопнув Криса по плечу. — Вот так подарок к Рождеству!
Посмотрев на брата, Терри недоумевал, почему он не радуется вместе со всеми? И затем почувствовал злость. Я тебя спас, неблагодарная свинья, а ты вместо благодарности смотришь на меня, как на злейшего врага, да еще и ревешь, как девчонка!
Но не тогда Терри замкнул свое сердце от Криса. Это произошло несколько недель спустя, когда тот бросил ему в лицо его подарок. И тогда Терри поклялся себе, что зарекается навеки чувствовать, что у него есть долг по отношению к кому-либо. Привязанность — проявление слабости, а Терри не хотел быть слабаком.
«Действуй всегда с позиции силы, — услышал он вновь слова отца, — и мир будет твоим».
Их группу забросили на вертолете в район неподалеку от Ан Лока. Командует группой капитан Клэр, Терри выполняет обязанности его заместителя. Все одеты в мешковатые черные кхмерские штаны и рубахи. Всего в трех милях от них — Камбоджийская граница. Они сидят, согнувшись, в темноте, а вихрь от винтов поднимающегося вверх вертолета бросает им в лицо пыль и грязь.
Двое угрюмолицых кхмеров, которых в отряде окрестили Доннер и Блитцен, ведут их через рисовые поля и мангровые заросли заболоченных джунглей. Нечто, похожее на гром, заставляет их остановиться, задрав головы. В темном небе проплывают красные огоньки, как посланцы неземной цивилизации. Через несколько мгновений земля содрогается и западный горизонт вскидывается вверх сполохами пламени, так, что глазам больно смотреть.
— Что за дьявольщина? — слышится чей-то шепот.
Капитан Клэр ничего не отвечает, а Терри, сообразив, в какой район сброшены бомбы, недоумевает, что эти Б-52, спятили что ли, проводя бомбометания в нейтральной Камбодже?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101