– Нет.
– Мы рассуждаем сейчас о чувствах, миссис Макгуэйн. Говорим о молодом человеке, и я просто хочу знать, как вы расцениваете ваши с ним отношения. Судя по всему, вы так много для него делаете, так любите его и стараетесь угодить ему в мелочах.
– Да, – тихо подтвердила миссис Макгуэйн. – Наверное, можно так сказать.
Питер сделал паузу, удивленный отсутствием возражений со стороны Моргана, хотя все вопросы прокурора имели очевидную цель убедить присяжных в ненадежности показаний миссис Макгуэйн. Возможно, Морган накапливал возражения.
– Вы сказали, что шестнадцатого августа вечером услышали мистера Робинсона внизу, так?
– Да. Я лежала в постели и слушала радио. Я постоянно это делаю, потому что радио стоит возле моей кровати. – Миссис Макгуэйн улыбнулась, и в улыбке этой можно было различить искреннее смущение. – В окне я увидела свет фар, а затем он вошел, и я немного с ним поговорила.
– Так вы и объявили полиции после ареста ответчика?
– Да.
– И вы сказали также, что помните, какую именно передачу вы слушали?
– Да. Как я и говорила, это была беседа с психически больными. Их приглашают на эту передачу, чтобы они рассказали о своей болезни.
– Ну, надо полагать, никто из нас в этом зале в тот вечер в передаче не участвовал.
– О да, – осторожно согласилась миссис Макгуэйн.
– Мы уже располагаем описанием дома Робинсонов. Не расскажете ли вы нам теперь о системе охраны этого здания?
– Возражаю, – встрепенулся Морган. – Эта информация, Ваша честь, является конфиденциальной, так как обеспечивает защиту этой семьи.
Судья обратил свой взгляд на домоправительницу.
– Ответьте на вопрос таким образом, чтобы это не повредило вашим хозяевам, – распорядился он.
– Хорошо, сэр, – согласилась женщина.
– Насколько плохо обстоит дело с преступностью в вашей округе? – как бы между прочим поинтересовался Питер. – Старые загородные дома нередко приходится защищать от набегов молодцов, охочих до старинных вещей.
– Не скажу, чтоб дело было из рук вон плохо, но двери нараспашку лучше не держать, если вы понимаете, что именно я имею в виду. Даже и с соседями приходится проявлять осторожность.
– Не очень надежные люди?
– Даже с теми, кого вы, казалось бы, знаете.
– В дом уже проникали взломщики?
– Да. Украли серебро и большой ковер из столовой. После этого миссис Робинсон установила новую систему охраны. Года два тому назад.
– Ваша честь! – подал из-за стола голос Морган. – Я не могу усмотреть связи между преступностью в пригородах Филадельфии и показаниями данного конкретного свидетеля.
– Что именно вас интересует? – недовольно проворчал судья, обращаясь к Питеру.
– Нравы, Ваша честь. Я интересуюсь здешними нравами.
– Продолжайте, – после некоторого колебания сказал судья. – Посмотрим, что вы подразумеваете под «нравами».
В полицейские донесения затесалось и краткое описание системы сигнализации в доме Робинсонов. Питер видел это описание и понимал, что алиби ответчика оно подрывает. Он знал также, что, сошлись он на свидетельство из компании, разрабатывавшей и устанавливавшей эту систему, и включи он представителей этой компании в число свидетелей, и Морган поймет затеянную им игру. Ранее миссис Макгуэйн сказала полиции, что Робинсон прошел в дом через парадную дверь – видимо, у нее это вырвалось прежде, чем она успела подумать о том, что говорит, – так что ей пришлось и впредь придерживаться этой версии. Не пригласив в суд в качестве свидетелей представителей компании, устанавливавшей сигнализацию, Питер намеревался показать Моргану – если тот вообще об этом задумывался, – что он либо проглядел содержавшуюся в донесениях информацию, либо посчитал ее не стоящей внимания. Потому Морган и не поправил показания миссис Макгуэйн. Он мог попросту прошляпить эту деталь. В конце концов, и без того имелась масса вещей, о которых ему стоило побеспокоиться, К примеру, хвастливое и полубезумное признание Робинсона. Но обыграть можно было именно это. Опытный прокурор не задает вопросов, не зная, какие последуют ответы. И Питер не собирался отступать от этого правила ни в чем, не считая того, что вообще не знал, станет ли миссис Макгуэйн отвечать на его вопросы. Он готов был биться об заклад, что домоправительнице было известно все устройство дома, начиная от количества серебряных ложек в буфете или как часто здесь принято перетряхивать перины и кончая тем, как именно работает сигнализация. Но, судя по всему, она не была настолько умна, чтобы суметь на ходу переделывать показания, если Питер начнет сбивать ее, нарушая отрепетированный порядок изложения. Он потратил немало времени, роясь в полицейских донесениях, сортируя разрозненные факты, отбрасывая ненужное и при всем этом стараясь не думать о бегстве Дженис, и теперь был убежден, что, зная факты, должен лишь, опираясь на интуицию, по-своему расположить их и внедрить в сознание так, чтобы свидетель даже ничего не заподозрил. Сверившись с записями, он поднял глаза. Морган, уловив теперь, куда он клонит своими вопросами, и поняв собственное упущение, заволновался – он готовился схлестнуться с Питером, прибегая к тактике возражений. Адвокат барабанил карандашом по бедру, ожидая удобного повода встрять с возражением. Питер взглянул в лицо свидетельнице. Миссис Макгуэйн с готовностью улыбалась ему.
– А теперь, – сказал Питер, – я хотел бы вернуться к событиям того вечера.
– Как я и говорила, – качала она, не дожидаясь вопроса, – я была в комнате и слушала радио, когда окно осветили фары подъехавшей машины, а потом, поставив машину, он прошел в дом. Мы поговорили и пожелали друг другу спокойной ночи. Вечер был самый обычный. Как всегда, понимаете?
– Вечером шел дождь, не так ли?
– Кажется, да.
– Именно так. И была гроза, Теперь ответьте мне вот что: в усадьбе ведь не одна машина, да?
– Да.
– И мальчики – сыновья Робинсонов – все их используют?
– Да.
– Таким образом, шум подъехавшей машины или ее появление не обязательно означало, что приехал именно Уильям?
– Конечно.
– И где обычно ставятся машины?
– Возле дома.
– А поточнее?
– На площадке подъездной аллеи.
– Где это?
– Подъездная аллея ведет к парадному крыльцу, а потом заворачивает за угол, к боковой стене, там, где кухня, вот там и есть эта площадка.
– Большой дом.
– О, по соседству есть дома куда как больше.
– Вы хотите сказать, что дом этот средних размеров?
– Ну, может быть, чуть побольше, чем у других. – Она пожала плечами.
– Сколько в доме комнат?
– Ну, порядка пятнадцати.
– Так это очень большой дом, настоящий дворец.
– Я так давно в нем живу, что мне он кажется обычным.
– Нет, это никак не обычный дом для города, часть жителей которого ютятся друг на друге, как крысы, согласны?
– Ну, я думаю…
Руки Моргана взметнулись вверх, словно брошенный ему мяч вдруг коснулся земли.
– Ваша честь, – взмолился он, – чем мы тут занимаемся? Обвинение вновь и вновь мусолит какие-то мелочи – можно ли назвать большим дом Робинсонов или нельзя, – какие-то, я утверждаю это, абсолютно не имеющие отношения к делу, бессмысленные вещи!
– Мистер Скаттергуд, – сказал судья, – не будете ли вы так любезны показать нам, что, собственно, стоит за задаваемыми вами вопросами?
Питер опять повернулся к свидетельнице:
– Итак, мистеру Робинсону пришлось пройти немалый путь от места, где он припарковал машину, до двери, через которую он вошел в дом, не так ли?
– Нет, – возразила она, – это недалеко.
– Насколько недалеко?
– Я не очень разбираюсь в расстояниях.
– Как длина этой комнаты?
– Может быть.
– Значит, футов пятьдесят.
– Наверное. – Она пожала плечами. – Не пойму, какое это имеет значение.
– Может, и никакого. А теперь скажите вот что. Когда мистер Робинсон вошел в вестибюль, а оттуда в гостиную, вы разговаривали с ним?
– Моя комната, – со вздохом, явно начиная терять терпение, отвечала миссис Макгуэйн, – находится возле парадной лестницы над входом. Когда машина подъезжала, фары светили прямо мне в комнату…
– То есть, находясь в комнате, вы всегда в курсе, если кто-то приезжает или уезжает?
– Да.
– Продолжайте, пожалуйста.
– Так что машина проехала под окном, а минуту или две спустя он вошел. Я вылезла из постели, перегнулась через лестничные перила, и мы поговорили.
– Опишите мне вестибюль.
– Ну, просто прихожая.
– Двери двойные?
– Да.
– Какая-нибудь отличительная особенность – коврик восточной работы, картина?
– Там есть дракон, очень красивый нефритовый дракон; он стоит в вестибюле на столике, и миссис Робинсон, надо сказать, в нем души не чает.
– Значит, это и есть парадный вход в дом, открываемый для особых случаев – обеденных приемов, банкетов и прочее, так? Когда в дом приходит слесарь чинить раковину, его впускают с другого входа, не так ли?
– Да, – с непоколебимым достоинством отвечала миссис Макгуэйн.
– Есть ли на полу ковер?
– В этой части дома он от стенки до стенки.
– Какого он цвета, разрешите полюбопытствовать?
– Ну, светло-бежевого, цвета слоновой кости, я бы так сказала.
– Хорошо. О чем же вы с ним беседовали?
– Кажется, о том, собираются или нет его родители возвращаться с Нантакета.
– Из их летней виллы?
– Да.
Тут он, ради того чтобы произвести впечатление на присяжных, позволил себе маленький антибуржуазный выпад.
– Вилла столь же просторна, как и основной их дом?
– Нет, – моментально ощетинилась домоправительница.
– И чем же закончилась ваша беседа относительно планов мистера и миссис Робинсон?
– По-моему, я сообщила Билли, что его мама звонила, чтобы сказать, что яхта нуждается в небольшом ремонте, надо починить парус, и они на день задержатся.
– У вас отличная память, миссис Макгуэйн.
– Спасибо, – ответила та, заерзав в своем кресле в нетерпеливом желании и в следующем ответе проявить не меньшую компетентность.
– Следовательно, новости, о которых шла речь, были самыми обычными житейскими новостями, подобными тем, что вы могли сообщить в любой день?
– Да.
– А еще о чем вы говорили?
– Думаю, больше ни о чем.
– Сколькими же предложениями вы обменялись?
– Предложениями пятью, наверное.
– Разговор ваш был кратким?
– Да.
– Войдя, он разговаривал с вами около минуты?
– Если и больше, то ненамного.
– А после этого, вечером, ничего особенного не происходило?
– Нет, я легла обратно в постель.
– Повторяю вопрос: не происходило ли потом чего-нибудь необычного, неприятного?
– Нет, я просто легла, и все.
– Это правда? Вы уверены, что так и было?
– Да. Я услышала, что он входит через парадную дверь, встала, поговорила с ним, а потом легла. Сколько раз мне надо это повторять? – бросила она в заключение и, сняв очки, принялась их протирать – обычная бессознательная хитрость лжесвидетелей: не видя лица допрашивающего, они могут лгать с большей легкостью и более убежденно. Питер ждал, а она все терла и терла свои очки. Поняв, что он ждет ответа, она наконец нацепила их на нос.
– Вы говорите правду?
– Да, – отвечала миссис Макгуэйн с легким раздражением в голосе. Поджав губы, она с невинным видом подняла брови.
Подойдя к барьеру, он сверху вниз вперился в нее взглядом.
– И можете поклясться?
– Да, – отрезала она.
– Я лишь пытаюсь уточнить некоторые вещи. Вы утверждаете, что говорите правду. Ваши показания суду – это правда истинная, абсолютная?
– Да. Я хоть и не окончила школу, но не совсем уж невежда, мистер…
– Скаттергуд.
– Да. Может быть, вам я кажусь невеждой, но уверяю вас, что я отлично понимаю все, что здесь происходит, и говорю вам правду, как перед Богом! Разрази меня гром, если я лгу!
– Возражаю!
Морган вскочил и, размахивая руками, сердито запрыгал вокруг стола.
– Ваша честь, я совершенно не могу согласиться с подобным отношением к свидетельнице!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65