– Не собрались, а собрали, Максимыч. Смотри! – Дронов с удовольствием отхлебнул кофе и загнул указательный палец: – Первое: машины поджигали бутылками с «коктейлем Молотова», а не обычным бензином! Бензин – что? Сгорел за пять секунд, только краску опалил, и все.
– Правильно, подготовились же!
– Максимыч, а ты хоть знаешь, что такое этот коктейль? Это специальная такая горючая смесь с замедлителем горения, чтоб, как жвачка, прилип к машине и жег ее долго-долго! Но главное там присобачить правильный фитиль. Поэтому, коллега, вывод: «коктейль Молотова» скинам дали готовым, сами бы они его ни в жисть не сварили!
– Кто дал-то?
– Откуда я знаю? Наверное, тот, кого этому долго учили. А вот и два, – Дронов загнул второй палец, – погромщики вдруг, ни с того ни с сего, стали бить витрины! Причем, заметь, по одной стороне – правой. И били так аккуратненько, не целиком, а по стеклышку!
– Классный аргумент! – кивнул Зорькин. – При погроме витрины побили! Странно было б наоборот, не кажется?
– Нет, Максимыч, не кажется. Не принято у нас на всяких таких шествиях имущество крушить! А конкретно за этими погромщиками я из окошка следил. На витрины они бросались точно по команде. Уж в этом-то я разбираюсь! Но самое интересное: никто сквозь выбитые стекла в магазины не полез! Ни за водкой, ни за пивом, ни за колбасой!
– И что тут странного?
– Честность, коллега, ни с чем не сравнимая честность и порядочность погромщиков.
– Ну, все? – стал откровенно злиться Зорькин.
– Дай кофе допить, – ухмыльнулся Дронов. – Неужели неинтересно? Тогда, может, ты мне скажешь, почему там ментов совсем не было? А появилась наша доблестная гвардия только час спустя, когда все заканчивалось.
– Ну вот это ты не в бровь, а в глаз! – Зорькин даже хмыкнул. – А когда наши менты вовремя появлялись?
– Не скажи, Максимыч! Смотри... На Пионерской, как только митинг демократы собирают, всю площадь тройным кольцом обкладывают! ОМОН, пожарные, «скорая».
– Ну ты сравнил! Так то ж демократы! – снова хмыкнул Зорькин, и вдруг сам ужаснулся тому, что сказал. – О митингах-то заранее известно!
– А о шествии скинов, типа, никто не знал? Тогда чего машины с ОМОНом у метро и на всех перекрестках делали? Случайно отдохнуть встали? Погромщики уже расходиться начали, тут как менты выскочат! Да как налетят! Да как начнут смутьянов дубинками молотить! Тех, конечно, кто вовремя, по команде, не смылся. Это тебе – три. А есть еще и четыре! – Дронов придвинул почти к носу Зорькина крепкий кулак. – Я лично видел, как по толпе, среди подростков, сновали здоровенные такие мужики в камуфляже. То бутылочку зажигательную в машинку пульнут, то к витринке сапожком приложатся... А в перерывах – бла-бла-бла по мобильникам!
– Ты что хочешь сказать... – Зорькин побледнел.
– Да уже сказал, Максимыч!
– И кто это все затеял, как ты думаешь?
– А вот это не моя компетенция! – хохотнул Дронов. – Но точно знаю, или наши, или другие наши. Третьего не дано. Как там, кстати, твой убивец?
– Плохо, – думая о своем, отмахнулся Зорькин. – Снова едва не окочурился. Чего-то там с легкими, началось внутреннее кровотечение, а доктора проморгали. Когда спохватились, у него уже сердце останавливалось. Если б лечащий врач свою кровь не дал, все, уже бы и похоронили. Прикинь, врач-абхаз спасает русского фашиста, цель жизни которого – уничтожение кавказцев.
Дронов просто застыл на пороге от изумления:
– Слушай, у этих чурок вообще-то мозги есть? Их мочат, а они кровь дают. Ты бы стал спасать убийцу? Я – точно нет. Не понимаю...
– Вот и я ничего не понимаю, – эхом отозвался Петр Максимович.
* * *
Следователь достал. Как только Ване стало чуть лучше и он перестал летать под потолком, тот являлся в палату, как на дежурство. Придвигал к кровати стул, пристраивал на коленях потертую коричневую папку, протирал платком вытянутые из футляра узенькие очечки и начинал нудить. Вопроса у следователя всего два: как Ваня попал в организацию и чем они там занимались? То есть спрашивал следак, конечно, больше, все время менял слова, предложения строил по-разному, чтоб сбить Ваню с толку. Дурака нашел! Ему же руку отрезали, а не голову! Чтоб он какому-то чужаку сдал своих?
В уверения следователя, что свои его предали и свалили все на него, верилось не очень. Скорее всего, это такой конспиративный ход, чтоб сбить ментов со следа. А потом все расскажут честно, и следак поймет, что Ваня вообще ни при чем, что он даже и одного раза ударить того чурку не успел. Хотя если б успел вовремя, то вмазал бы. За Бимку, за Катьку, да все беды, что происходят от этих черножопых. И нисколько бы не жалел. Заслужил – получай!
Мысленно Ваня даже пытался себе представить, как бы все происходило, если бы он был со всеми с самого начала. Допустим, он смотрит это по телевизору...
Вот они дружной командой идут по переулку. Вот видят, как черный, забрав из музыкалки девчонку, пилит к машине. Костыль бросает боевой клич, они разом окружают этого ублюдка и начинают метелить. Ваня слышит крики, звуки ударов, даже стоны. Но как только начинает воображать себя выталкивающим кулак или выбрасывающим вперед ногу в тяжелом ботинке с металлическим носком – все! Картинка мгновенно исчезает, будто на телевизор накинули плотную марлю. Типа той, что летом мать вешает на окна от мух.
Ваня принимается за просмотр снова и снова – то же самое! Как назло! Как будто кто-то не дает ему заглянуть в самое интересное место! Засада.
– Повторяю вопрос... – Следак гундосит скучно и противно, как химичка на уроке. – Когда ты узнал о существовании организации и как туда попал?
Как-как.. Да никак он не узнавал. На подготовительных курсах в институте познакомился с Римом. Правда, тогда он еще не знал, что это – Рим. Обычный парень – Серега Сарычев из того же района, что и Ваня, из соседней школы. Вместе ехали домой, потом от метро Ваня собрался на тренировку, а Серега – на собрание. Ваня тогда еще посмеялся: «На комсомольское, что ли?» «На пионерское, – ухмыльнулся Серега, – ты на детской груше кулаки точишь, а мы на черных!» «На каких черных? – не понял Ваня. И решил пошутить: – На неграх, что ли?» «Иногда и негры попадаются, – уклонился Серега. – А вообще не твоего ума дело. Иди в свой детский сад, заучка! У нас тренировки настоящие, взрослые. Спецназовцы проводят».
Ваню заело. Во-первых, на «детский сад» обиделся, потому что секция бокса в детском спортивном клубе, куда он ходил вот уже несколько лет, числилась лучшей в городе. У их тренера одних чемпионов России человек десять! А во-вторых, «заучка» – было прямым оскорблением! К тому же слова про настоящие тренировки со спецназовцами, честно говоря, Ваню зацепили.
– Базар фильтруй, – прищурился он.
– Не веришь? – точно так же прищурился Серега. – Доказать? Пошли!
Вот так, первый раз прогуляв тренивовку, Ваня и попал в организацию.
Помещение, где они оказались, начиналось с вывески на неприметной двери «Подростковый клуб "Феникс"».
Входишь – небольшая комната, типа раздевалка. Крючочки для одежды по стенам, плакат кока-колы в простенке меж окнами, два письменных стола, несколько стульев. За столом у двери, ведущей куда-то внутрь, сурового вида пацан. Коротко остриженные, почти под ноль, как и у Сереги, светлые волосы, в ухе серьга в виде свастики. На мощном торсе – видно, что парень всерьез занимается спортом, – черная, в обтяжку, футболка с тремя белыми буквами «TNF» и белым же черепом. Интересно, что эти буквы означают?
– Дежуришь? – рукопожатием поздоровался Серега.
Парень исподлобья молча уставился на Ваню. Разглядывал так долго и так пристально, что Ване стало не по себе.
– Это кто? – спросил наконец дежурный у Сарычева.
– Новичка привел, – сообщил тот. – Боксер.
– Давно знаешь?
– Учимся вместе, – пожал плечами приятель.
– Пойду спрошу, – поднялся пацан. – Обождите.
– Кто это? – шепотом спросил Ваня.
– Часовой, – делано равнодушно ответил Серега. – Дисциплина-то военная, положено.
– А что у него за футболка? «TNF» и череп, никогда такой не видал.
– А чего ты вообще видал? – скривился Сарычев. – «TNF» – это Tottenkopf по-немецки, мертвая голова. Дивизия СС такая была. Герои! Туда лучших из лучших брали. Они шороху по всей Европе навели! Можно вообще-то и по-другому расшифровать – «Terror National Front». Сечешь по-английски?
– Обижаешь, – приободрился Ваня. – А что это за террористический национальный фронт? Террористы?
– Типа того, – хмыкнул Серега. – Только тут главное слово не «Terror», a «National». Доходит?
Пока Ваня думал, что ответить, вышел дежурный.
– Веди, – разрешил он. – Сегодня Борман что-то интересное обещал.
Оказавшись за второй дверью, в просторном светлом зале, Ваня, честно говоря, поначалу просто припух. На стене прямо против входа частоколом щерились грозные черные буквы, скученные на белом полотнище: «Вера разъединяет, кровь объединяет».
Сбоку, черным на красном, вопил другой плакат: «Ушами не хлопай, мочи черножопых!» Стоящий у стены стол аккуратно прикрывал красный флаг с громадной белой свастикой в черном круге по центру. С портрета в деревянной рамочке посередине стола понимающе щурился Гитлер, рядом, аккуратно приставленная к стене, чтоб сразу бросалась в глаза, черно-красная книжка «Майн Кампф».
Поначалу Ване показалось, что он попал куда-то в кино. Ну, не в само кино, а туда, где его снимают.
– Прикольно! – улыбнулся он. – Катьке расскажу, что настоящие съемки видал.
– Здорово, Рим! – подошел к ним невысокий крепыш в камуфляжной майке. На его до блеска выбритом, будто залакированном, черепе синели знакомые английские буквы: «I'll kill you».
– Новенького привел?
Сарычев кивнул.
Подтянулись остальные, человек десять – двенадцать, короче, толпа. За руку здоровались с Серегой, внимательно обшаривали глазами Ваню. По возрасту, как определилось, присутствующие были вроде их одногодки. Может, кто чуть младше, кто чуть старше. Все как на подбор бритые или совсем коротко, типа Сереги, как его тут зовут – Рима, острижены. У каждого – татуировка, а то и не одна. Накачанные, спортивные, совсем как ребята у них в секции, только очень серьезные: никто не улыбается...
– Русский? – спросил у Вани рыжий веснушчатый коротышка.
Он кивнул.
– Фамилия как?
– Баязитов.
– Как? – На него уставились несколько пар жестких острых глаз. – Баязитов и – русский? Ты кого привел? – повернулся к Риму рослый белобровый качок, весь в татуировках и тяжелых металлических цепях, – видимо, старший. Он, кстати, и по возрасту отличался от остальных. Лицо такое, будто ему уже лет двадцать пять, не меньше.
Почему-то Ваня сообразил сразу, что именно их всех так насторожило.
– Да это я по отчиму Баязитов, – пояснил он. – А на самом деле – Ватрушев.
– А отчим кто? Чурка?
– Татарин... был, – пожал плечами Ваня. – Пришили его.
– Жалел?
– Еще чего! Этого урода...
– А чего мать за него вышла? Любила? – продолжал допытываться татуированный.
– Беременная была...
– Вот! – довольно осклабился старший. – Живой пример. Насилуют наших женщин, брюхатят, а потом... Чего погоняло не сменишь? – в упор взглянул он на Ваню. – С таким ходить не западло?
– Уж меняю, – соврал вдруг Ваня. – Скоро паспорт на Ватрушева будет.
– А вообще как к чуркам относишься? – подобрел белобровый.
Вопрос поставил Ваню в тупик. Отчима он ненавидел совсем не за то, что тот родился татарином, а за то, что был по жизни натуральным козлом. Другие чурки Ваню никогда не волновали. Национальностью друзей он вообще не интересовался, над материными страхами в отношении кавказцев открыто потешался. Даже тот, который чуть не убил Бимку, был для Вани гадом, сволочью, подонком, но – без национальности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51