– Врача, – кричит он в застывшую сзади толпу. Осторожно приподнимает голову мужчины. – Можете сесть? Что с вами? Вы упали?
– Да нет же! – голосит какая-то тетка. – Его убили! Бандиты! Я все видела! Целая шайка, человек сто, и все с ножами! Наверное, ограбить хотели, вон портфель пустой!
– Не бандиты, а наркоманы, – перебивает сварливый мужской голос. – На дозу не хватило! Куда милиция смотрит? Не Ленинград, а Чикаго!
– Какие наркоманы? – вступает дребезжащий старческий баритон. – Подростки! Хулиганы. Они меня чуть не сшибли, еле увернулся. Пьяные. От них водкой за версту несет.
Мужчина, придерживаемый Стыровым, приподнимает голову, открывает глаза.
– Коля... – шевелит он губами, пытаясь улыбнуться.– Ты... сурет... сволочи... мать передала... выбросили. Запах не понравился...
Аманбек...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– А сейчас все вместе едем любоваться панорамой ночного Баку! – провозгласил Усман Рашидович, подхватывая под руку уже мало что понимающего шефа.
– Пойдемте, Валентина, – галантно подал ей руку Рустам. – Ручаюсь, такой красоты вы в своем Ленинграде не увидите!
В карманчике серпантина горной дороги, откуда и в самом деле открывались потрясающая панорама залитого огнями города и сверкающее россыпью прожекторов море, выпили шампанского за процветание бакинских нефтепромыслов, потом – за союз науки и производства.
– Нефть на воде, как одеяло перса, и вечер по небу рассыпал звездный куль, – громко продекламировала Валюша.
Все зааплодировали. Звезды сливались с прожекторами, в воздухе и далекой воде дробилось множество сверкающих солнц, южная ночь была прекрасна!
На обратном пути вдруг обнаружилось, что Валюша едет не в черной «Волге», а совсем другом автомобиле. И рядом вместо коллеги Игоря Маслова сидит Рустам, почему-то потно елозящий ладонями по ее коленкам.
– А где все? – спохватилась девушка, отдирая настырные руки.
– Машина сломалась, – сообщил Рустам. – Мы едем на горное озеро, на шашлыки. Нас отвезут, потом за другими вернутся.
Автомобиль и впрямь притормозил на скалистой площадке, в свете луны глубоко внизу сверкнула круглая водная чаша. Через секунду машина, в которой они приехали, громко шоркнула резиной о камни и исчезла. А через две секунды Валюта оказалась поваленной на спину сильными жесткими руками спутника и тут же ощутила, как железные пальцы жадно зашарили по ее груди.
– Уйди! – попыталась оттолкнуть она Рустама.
– Не ломайся, – грубо ответил тот и засосал влажно и горячо освобожденную от одежды грудь.
– Не надо, – всхлипнула Валюта, пытаясь выскользнуть из-под тяжелого тела, придавившего ее к редкой влажной траве, – я замужем!
– Тем более, – оторвался от второй груди Рустам и распластал по земле ее руки.
Чем больше отбивалась и плакала Валюша, тем сильнее распалялся Рустам. Изловчившись, он сдернул с нее порванные трусики, заплел меж своих сильных локтей ее руки и ноги, полностью лишив возможности двигаться, и...
Он молотился в нее сильно, ожесточенно, будто загонял внутрь раскаленную каменную болванку, будто наказывал, будто каждым движением хотел сделать еще больнее, а она, распятая и обездвиженная, только и могла, что мотать из стороны в сторону головой, стукаясь висками об острые камешки, проступившие сквозь примятую горную траву.
– Не надо! – рыдала Валюша. – Пожалуйста!
Но над ней, заслоняя и небо, и луну, и близкие звезды, продолжало ритмично двигаться чужое жуткое лицо с закатившимися куда-то под веки глазами и страшным полуоскалом-полуулыбкой. Живой омерзительной гусеницей извивалась, грозясь соскочить и ужалить, перекушенная кровавой родинкой бровь.
– Ва-а... – исторг последний рык Рустам, напрягся, замер и обрушил на полумертвую от боли и ужаса Валюшу всю тяжесть своего тела.
Ударились о землю освобожденные от каменного захвата руки и ноги, сползло на траву насытившееся животное.
Валюта, не мигая, смотрела вверх, туда, где двоились и троились игольчатые звезды, где в траурном хороводе кружились сразу несколько черных лун. Слезы жгли поцарапанные виски, прямо возле истерзанных чужим горячим дыханием ушей надсадно и язвительно орали какие-то насекомые.
– Ну что, – приподнялся на локте Рустам, – хорошо тебе было? Знаю, хорошо. Вон как кричала! Муж-то так не может! Русские все слабаки. Поэтому вы к нам, черным, и приезжаете, да? Хочешь еще? Давай приласкай его. – Он подвинулся к Вале и сунул ей в лицо что-то мокрое, сморщенное. – Ну, пососи! А хочешь, я тебя кончу прямо в рот?
Только тут Валюша сообразила, что именно так неприятно и липко холодит ей щеку. Дикий спазм из самого нутра прошел по телу, согнув его в ломаную дугу. Она едва успела повернуть голову набок, как гортань, болезненно и неудержимо, исторгла из себя что-то обжигающе кислое, сведшее мгновенной оскоминой скулы. За первым спазмом последовал второй, потом третий.
Валюту рвало долго, горько и мрачно.
– Умойся, – брезгливо сунул ей бутылку с водой Рустам. – Вставай, в гостиницу отвезу.
Оказывается, машина никуда и не уезжала. Едва Валюша шагнула за ближние кусты, как уперлась в ее гладкий светлый бок. И водитель сидел на своем месте, надвинув на лицо широкую кепку.
В номере она приняла душ, переоделась. Аккуратно собрала вещи. На гостиничной салфетке написала два слова «Алик, прости», положила бумажку сверху одежды, застегнула молнию на сумке. Потом подошла к открытому окну, точно зная, что должна сделать. Внизу у входа в гостиницу стояла группа людей, слышались смех и голоса.
– Я не могу прыгнуть прямо на них, – подумала Валюша. – Надо подождать, пока уедут.
И села под окно на пол, вся превратившись в слух. Она не хотела потерять ни секунды после того, как наступит тишина.
Внизу заработал мотор, девушка напряглась: сейчас!
– Валентина! – громко позвал кто-то снизу. – Корнилова! Спускайся! В аэропорт опоздаем.
Уезжайте же скорее, молила Валюша. Пожалуйста!
– Валюха! – ввалился в номер Игорь Маслов. – Опаздываем! Давай сумку. Ты чего такая бледная? Перепила? Эти азербайджанские друзья своим гостеприимством мертвого ушатают!
Подхватил пластилиновую девушку под руку и потащил к лифту.
В самолете она вдруг осознала, что летит в Ленинград, а в аэропорту ее встретит Алик.
– Как? – заволновалась она. – Мне нельзя домой! Отвезите меня обратно! Нет! Лучше откройте окно! Я сама!
– Что с тобой, Корнилова? – выплыл из похмельного сна придремавший шеф. И увидев лицо Валюши, мгновенно проснулся. – Стюардесса!
– У нее температура, – растерянно показала пассажирам градусник испуганная бортпроводница. – Почти сорок один!
На руки встречающему супругу Валюшку передали практически в бесчувствии.
– Наверно, так перемена климата подействовала, – предположил виноватый шеф. – Может, сразу в больницу?
– Лучше отвезите нас домой, – попросил Алик, – у нас сосед – аспирант из медицинского.
Почти четыре дня Валюта плавала в температурном бреду, и муж, не отходя от ее постели, менял мгновенно становившиеся сухими полотенца на лбу, поил с ложечки, обтирал водой с уксусом, строго, по часам, следил за тем, чтоб сосед-медик не забыл про очередной укол.
На пятый день Валюша проснулась рано утром, прижмурилась от яркого солнышка, шкодливым паучком влезшего в дырку меж шторами, и улыбнулась:
– Алик...
А к вечеру, весело напевая, уже прибиралась в изрядно захламленной комнате, услав мужа на общую кухню варить куриный бульон.
Ей было покойно и хорошо. Воспоминания о страшной ночи попросту сгорели в температурном огне. И когда на краешке сознания вдруг выплывала противно шевелящаяся гусеница, кроваво перекушенная пополам, Валюша забавно сморщивала нос, удивляясь: надо же, какой только кошмар не привидится!
Она не прилагала никаких усилий, не приказывала себе что-то забыть. Видно, сама природа решила по справедливости, что конкретный кусок Валюшиной памяти нужно стереть. Напрочь. Навсегда.
Разбирая сумку, девушка наткнулась на клочок салфетки, долго и удивленно разглядывала нетвердо выведенные слова, недоумевая, по какому поводу она их написала и вообще ее ли это почерк.
Даже когда через пару недель Игорь Маслов принес бакинские фотографии и Валюта увидела на одной из них рядом с собой Рустама, ее сердечко совершенно не екнуло. Ну, командировка, ну, большое гранатовое дерево, ну, один из новых знакомых...
А еще через три недели юная семья Корниловых праздновала чаем с потрясающим тортом «Полет» невероятное событие: Валюша объявила супругу, что беременна.
* * *
– Какие люди! – вваливается в камеру Трефилов. – Боевая подруга у постели раненого бойца! Респект и уважуха. – Он галантно целует Алкину руку. – Еле прорвался. Пришлось, сам понимаешь, кучу бабок вывалить. Но ради героя никаких денег не жалко! – О, а что это у вас валяется? Что за фрукт? Неужто дуриан? Молодец, Аллочка! Знаешь, чем поддержать героя! Я в Таиланде как-то пробовал, если не нюхать, то вкус – божественный! А воздействие... Виагра рядом не лежала!
Ваня млеет. Сам Путятя! Видеть его раньше приходилось пару-тройку раз. Видеть, не разговаривать. Путятя слыл чуть ли не самым крутым скином. Костыль, не признававший никаких авторитетов, при одном только имени Путяти закатывал глаза и вытягивался по стойке «смирно». А уж об остальных и говорить нечего! Ходили слухи, что Путятя связан с самым высоким командованием и чуть ли не руководит всеми питерскими скинами, да и московскими вроде тоже.
Короче, Путятя был личностью легендарной и загадочной, и то, что он вдруг сам пришел...
– Ну что, Ньютон, скоро суд. – Путятя смотрит строго и серьезно. – Прославиться готов? Стать примером для всего нашего движения? Чтоб с твоим именем на устах братья шли в бой за правое дело? – Путятя говорит торжественно, хоть и негромко, в его голосе слышны явные бравурные нотки, будто оркестровая военная труба на ветру поет. – А ты, Аллочка, понимаешь, какая честь для тебя быть подругой героя? Ждать Ньютона из заключения как верная декабристка будешь?
– А надолго его посадят? – интересуется притихшая Алка.
– Разве это важно? – пылко вопрошает Путятя. – Надолго не дадим. Честные люди по всей стране встанут, как один, и потребуют: свободу Ивану Баязитову! Свободу солдату расовой войны! Свободу герою! И из тюрьмы Иван выйдет под звуки русского марша!
– Из тюрьмы? – Ваня вдруг понимает, о чем говорит Путятя. – Почему из тюрьмы? Меня прямо в суде отпустить должны, Клара Марковна сказала.
– Какая еще Марковна? Жидовка из больницы? Слушай больше, они наговорят. За убийство, братан, срок дают, хотя твое убийство не срока, ордена достойно!
– Я не убивал, – виновато улыбается Ваня. – И следователь знает. Я же прибежал, когда там уже все...
– Ньютон, – Путятя ласково поправляет сбившееся одеяло, – тебе, конечно, досталось. Ты все выдержал, все вынес, как настоящий солдат. Увы, на войне случаются контузии, когда отшибает память. Тебя сильно ударили по голове, и ты – забыл!
– Что забыл? – недоумевает Ваня. – Как это – забыл? Я все помню!
– Вот тебе кажется, что помнишь каждую мелочь, так? – Путятя участливо и серьезно смотрит на Ваню. – А на самом деле твой мозг, защищаясь, блокировал в памяти самое важное. Поэтому ребята излагают все как было, а ты – фрагментами. Но это не беда, не бойся! Память обязательно восстановится! Ты молодой, сильный, здоровый. Когда очевидцы рассказывают все в подробностях, человек вспоминает. Куда памяти деваться, если за нее все вспомнили? – Путятя очень по-доброму смеется.
– Так это что, я... убил?.. – пересохшими вдруг губами спрашивает Ваня. – Убил и не помню? Так бывает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51