Они всегда делились с ним бесценной любовью. Но он не смог бы рассказать им про все. Не сейчас.
Диди в мгновение ока примчалась бы обратно. Она ведь сама хотела остаться с ним. Но он не мог затягивать ее в это болото вины и самобичевания. И потом, он был с ней не до конца честен.
Он признался, что занимался с Элизой любовью.
Но утаил, что любит ее.
Он посмотрел на пианино. Никакого отклика в душе. Зато скамеечка перед ним мучительно напомнила то утро, когда Элиза присела на нее, умоляюще глядя на него своими прекрасными глазами. Которые одинаково легко манили, завораживали — и лгали.
Не в силах сопротивляться, он сел на край, на котором сидела тогда она. Мысль о том, что она не сказала ни слова правды, ни разу не поступила честно, терзала его. Ни разу. Хуже того, он боялся, что все было задумано Савичем, что она действовала по его указке. И в той жаркой схватке с Дунканом на старом диване все прикосновения, все выражения лица, каждый вздох были просчитаны заранее.
Откровенно говоря, эта низость была во вкусе Савича. Если бы он пристрелил его так же, как Фредди Морриса, это было бы слишком очевидно и Савича легко могли поймать.
И потом, пуля в голову — способ слишком обыденный. Для Савича гораздо приятнее подослать к нему Элизу, а потом устроиться поудобнее и весело наблюдать, как очарованный ею Дункан нарушает все значимые моральные нормы, жертвует своей честью, карьерой, самоуважением, всем, что для него важно, и медленно и неотвратимо приближается к окончательному падению.
Великолепный план.
Он склонил голову ниже и попытался произнести покаянную молитву, но из саднящего горла вырвались только сухие, резкие рыдания. Он хотел бы заплакать, но что ему было оплакивать? Свою растраченную нравственность? Или Элизу? Какое право имел он оплакивать то, чем он никогда не владел, а значит, и потерять не мог? Элиза была потеряна для него навсегда.
Он просто потерял себя.
Так он просидел долго, но к клавишам так и не притронулся. Наконец он встал, выключил лампу и в темноте, на ощупь, стал подниматься по лестнице. Окно на крыше, залитое струями дождя, бросало водянистый отсвет на стену, словно та плакала. Он остановился на площадке, дотронулся до печальных струящихся теней на обоях и вошел в комнату, щелкнув выключателем, когда переступил порог.
Она стояла в углу между кроватью и окном.
Он закричал — от смеси неверия, потрясения и ярости. И радости. Она была жива!
Инстинктивно он выхватил из кобуры пистолет, встал в стойку и направил дуло прямо на нее.
— Брось плащ, лицом к стене, руки над головой.
— Дункан…
— Делай, черт тебя побери! — заорал он. — Или, богом клянусь, я тебя пристрелю.
Элиза уронила на пол дождевик, который держала, перебросив через локоть, и, подняв руки, повернулась к стене.
Сделав над собой немалое усилие, он закрыл рот и постарался дышать спокойнее. Но как было сдержать бешено колотившееся сердце?
— Двадцать второй калибр у тебя? — Что?
Не опуская пистолета, он подошел к ней и торопливо обыскал сверху донизу: пробежал ладонями по бокам, от подмышек до лодыжек, по внутренним швам джинсов и вокруг пояса. Убедившись, что она не вооружена, он отошел к ночному столику и взял телефон. Кнопки запищали, когда он стал набирать номер. Элиза обернулась.
Выбросив вперед руку, она жестом остановила его:
— Не звони никому. До тех пор, пока я все не объяснила.
— Ты еще все объяснишь.
— Дункан…
— Не называй меня так! Я тебе не Дункан. Я — детектив, который засадит твою задницу в тюрьму, и больше никто.
— Я в это не верю.
— Придется.
— Тебе незачем держать меня под прицелом.
— Наполи и Троттеру ты наверняка говорила то же самое — и вот что с ними случилось. Как ты сюда вошла?
— Я слышала, как ты ходишь внизу. Ты плакал?
— Как ты сюда вошла?
— Окно на первом этаже не было заперто. Я понадеялась, что ты забыл включить сигнализацию. Почему ты плакал?
Он снова пропустил этот вопрос.
— Сотни мужчин и женщин сбились с ног, разыскивая тебя по всему юго-западу. Пресса подняла немыслимую шумиху из-за твоего падения с моста. Уверен, ты досыта насладилась вниманием к своей персоне.
Она развела руки в стороны:
— Я похожа на человека, который весело проводил время?
Здесь она была права. Выглядела она ужасно.
— Что у тебя с волосами?
— Когда инсценируешь собственное самоубийство, первым делом надо изменить внешность.
Прическа ее выглядела так, словно она обрезала волосы тупым кухонным ножом. Короткие острые пряди пучками торчали в стороны, словно панковские «ирокезы». И к тому же были выкрашены в темно-каштановый.
Вместо прежних дорогих нарядов она была одета в слишком просторные для нее джинсы и рубашку. Судя по виду, купленные на блошином рынке. На ногах — обычные тряпочные кеды. Никакой тебе бирюзы. Вдобавок грязные и промокшие.
Лицо ее сильно похудело, а стрижка делала худобу еще заметнее. На глаза щедрой рукой был наложен мрачный макияж. Заметив внимание Дункана, она пояснила:
— Чтобы замазать фингал — подарок Мейера Наполи.
— Кто начал драку? Он или ты?
Она вытянула руку и закатала длинный рукав рубашки. От запястья до локтя вся рука была покрыта синяками разных оттенков.
— Кажется, он не ожидал, что я дам сдачи. Телефонная трубка вдруг стала оттягивать Дункану руку. И пистолет. Но он не собирался их опускать.
— Он ждал тебя в твоей машине? — И когда она удивленно посмотрела на него, пояснил: — Это мы вычислили. Наполи доехал на такси до той улицы, где стояла твоя машина.
— Пока я была с тобой.
— Пока ты любезно предложила себя оттрахать.
Она опустила глаза, но всего лишь на мгновение. Когда она подняла их, во взгляде ее читалась ярость.
— Ты до сих пор не понял?
— Судя по всему, нет.
— Я была в отчаянии! — крикнула она. — Я была готова на что угодно, лишь бы ты мне помог.
— Но из всего что угодно ты выбрала именно это.
— Потому что я знала… — Она снова отвела глаза, но в ту же секунду их взгляды снова встретились. — Я знала, что ты этого хочешь.
Полчаса назад он то же самое говорил Диди. Но когда услышал эти же слова из уст Элизы, кровь закипела в нем от бешенства.
— Я даже знала: ты ждешь, что именно так я и стану себя вести, — прибавила она. — И детектив Боуэн ждала того же. Что я стану разыгрывать шлюху. Так что я не обманула ваших ожиданий.
— Но это не помогло.
— Я знаю. Ты мне не поверил.
— И тогда, и тем более теперь.
— А я надеялась, ты передумал.
Он не позволил себе раскиснуть под этим взглядом раненой лани.
— Что случилось на мосту?
Она встряхнула головой, откидывая назад длинные волосы, которых не было — инстинктивное движение, уже знакомое Дункану: так она делала, когда хотела собраться с мыслями. Или придумать ложь.
— После того, как ты ушел, я заснула.
— Ну конечно. Ты, с твоей бессонницей.
Да, она бесподобная лгунья. Он должен был поверить в то, что она заснула после того, как занималась с ним любовью, тогда как секс с мужем ни разу не довел ее до такого изнеможения. Чтобы не поддаться на манипуляцию, он усилием воли переключил внимание на ее слова.
— Я спала два часа. Когда проснулась, очень испугалась, потому что Като наверняка меня искал. Я побежала назад к машине. Наполи ждал меня на заднем сиденье.
— Как было условлено.
— Нет.
Пытаясь поймать ее на лжи, он сказал:
— Ты же сразу его узнала.
Она энергично помотала головой:
— Я никогда его раньше не видела. Он представился, даже визитку мне свою дал.
Дункан уже задумывался над тем, зачем понадобился «жучок», если встреча была назначена заранее, и откуда на водительском сиденье взялась визитка Наполи. Как-то он высказал свои сомнения Диди и Уорли, но те посчитали эти детали ерундой.
— Допустим, — сказал он. — Наполи у тебя в машине. И что дальше?
— Он приставил мне к голове пистолет и велел ехать на середину моста Талмадж. Я так и поступила, но, когда мы были на мосту, сказала, что он блефует, и не затормозила. Тогда он вдавил дуло пистолета мне в висок и пригрозил спустить курок, если я не вернусь. Когда мы переехали через мост, я развернулась.
Вот почему машина стояла на той полосе, которая вела в город. Но она могла услышать это из новостей.
— На этот раз я остановилась на самом высоком месте. Он велел мне не выключать двигателя, выйти из машины и подойти к краю. Я тянула время, спрашивала, чего он хочет, предлагала денег. Он сказал, что ему и так заплатят больше, чем я могу предложить.
— Кто?
— А ты как думаешь?
— Только не смей обвинять своего мужа. Он еле жив от пережитого.
— Ты ошибаешься.
— А ты врешь, — резко ответил он. — Я наблюдаю за ним уже десять дней. С каждым днем его горе все сильнее. Он им раздавлен.
— Он хочет, чтобы вы так думали.
— Он играет?
— Да.
— Ты все еще цепляешься за эту версию.
— Да.
Он снова принялся набирать номер.
— Подожди! Дункан, умоляю. Выслушай меня. Он остановился, но пальца с кнопки не убрал. Она умоляюще сложила руки.
— Троттер провалился, и Наполи пришлось довести дело самому. Он предложил мне выбор: прыгнуть с моста или получить пулю. Сказал, что для него все едино. До реки двести футов, выжить я не смогу. Люди решат, что я покончила с собой. Если он застрелит меня, это будет похоже на типичный автоугон. В любом случае я умру, а он благодаря Като станет богаче.
— Зачем твоему мужу нанимать ублюдка вроде Наполи, чтобы тебя убить?
Она молчала.
— Дальше этого вопроса дело у нас не движется, — усмехнулся Дункан и нажал еще одну кнопку. — Мотив никак не подбирается. Зато у тебя самой полно мотивов, чтобы убить Наполи.
— Да. Нет.
— Так да или нет, черт тебя побери? — крикнул он. Она подняла руку к своим обкромсанным волосам.
— Ты меня путаешь.
— Придется потерпеть, миссис. Последние дни меня самого немного запутали.
— У меня был мотив его убить, но я этого не делала. Я вывернулась и побежала. Он бросился следом. Наступил на задник моей босоножки, она слетела. Я споткнулась и упала. Наполи схватил меня за руку. Вывернул ее, я закричала. Этого он не ожидал. Я воспользовалась этим и рванулась к пистолету. Выхватила его у Наполи и зашвырнула в реку. Он ударил меня по лицу. — Она показала на синяк под глазом. — Я вцепилась ему в волосы и рванула. Он упал, а я снова побежала.
— В какой-то момент ты выстрелила ему в живот из старого пистолета твоего мужа.
— Я не знаю ни про какой старый пистолет! — воскликнула она. — Я не убивала Наполи.
— Кто-то же пустил ему пулю в живот.
— Савич.
Он задохнулся от нелепости ее слов. До изумления. — Савич? — Да. Он засмеялся:
— Любимый козел отпущения. Сначала ты используешь его имя, чтобы заманить меня в дом на тайное свидание. А теперь пытаешься…
— Это правда!
— Ты видела, как Савич застрелил Наполи?
— Да.
— И он оставил тебя в живых?
— Он меня не заметил.
На этот раз Дункану смеяться уже не хотелось. Его терпение тоже подходило к концу. Он жестко посмотрел на нее и сказал:
— Попробуй еще раз.
Она глубоко вздохнула, словно собираясь рассказывать длинную запутанную историю.
— Я побежала от Наполи…
— А лучше помолчи. Я устал от твоего вранья. Ты убила Наполи. Иначе ты бы известила полицию.
— Я не могла.
— Не могла?
— Я знала: все решат, что я его убила. Как Троттера. Никто бы мне не поверил.
Он и не поверил. В особенности про Савича, в особенности теперь, убедившись в том, как близко Элиза с ним знакома. Но пока он решил ей подыграть.
— Ладно, ты убежала и волшебным образом спряталась от Савича. Где ты была десять дней? На что жила? Откуда брала деньги? Наши полицейские прочесывали Восточное побережье от Майами до Метл-Бич, проверили каждую гостиницу, каждый мотель, от дорогих до самых дешевых. Автовокзалы, аэропорты, лодочные станции, прокат автомобилей. Мы проверили все, на чем можно передвигаться.
Включая мотоциклы, велосипеды и самокаты, — сердито закончил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Диди в мгновение ока примчалась бы обратно. Она ведь сама хотела остаться с ним. Но он не мог затягивать ее в это болото вины и самобичевания. И потом, он был с ней не до конца честен.
Он признался, что занимался с Элизой любовью.
Но утаил, что любит ее.
Он посмотрел на пианино. Никакого отклика в душе. Зато скамеечка перед ним мучительно напомнила то утро, когда Элиза присела на нее, умоляюще глядя на него своими прекрасными глазами. Которые одинаково легко манили, завораживали — и лгали.
Не в силах сопротивляться, он сел на край, на котором сидела тогда она. Мысль о том, что она не сказала ни слова правды, ни разу не поступила честно, терзала его. Ни разу. Хуже того, он боялся, что все было задумано Савичем, что она действовала по его указке. И в той жаркой схватке с Дунканом на старом диване все прикосновения, все выражения лица, каждый вздох были просчитаны заранее.
Откровенно говоря, эта низость была во вкусе Савича. Если бы он пристрелил его так же, как Фредди Морриса, это было бы слишком очевидно и Савича легко могли поймать.
И потом, пуля в голову — способ слишком обыденный. Для Савича гораздо приятнее подослать к нему Элизу, а потом устроиться поудобнее и весело наблюдать, как очарованный ею Дункан нарушает все значимые моральные нормы, жертвует своей честью, карьерой, самоуважением, всем, что для него важно, и медленно и неотвратимо приближается к окончательному падению.
Великолепный план.
Он склонил голову ниже и попытался произнести покаянную молитву, но из саднящего горла вырвались только сухие, резкие рыдания. Он хотел бы заплакать, но что ему было оплакивать? Свою растраченную нравственность? Или Элизу? Какое право имел он оплакивать то, чем он никогда не владел, а значит, и потерять не мог? Элиза была потеряна для него навсегда.
Он просто потерял себя.
Так он просидел долго, но к клавишам так и не притронулся. Наконец он встал, выключил лампу и в темноте, на ощупь, стал подниматься по лестнице. Окно на крыше, залитое струями дождя, бросало водянистый отсвет на стену, словно та плакала. Он остановился на площадке, дотронулся до печальных струящихся теней на обоях и вошел в комнату, щелкнув выключателем, когда переступил порог.
Она стояла в углу между кроватью и окном.
Он закричал — от смеси неверия, потрясения и ярости. И радости. Она была жива!
Инстинктивно он выхватил из кобуры пистолет, встал в стойку и направил дуло прямо на нее.
— Брось плащ, лицом к стене, руки над головой.
— Дункан…
— Делай, черт тебя побери! — заорал он. — Или, богом клянусь, я тебя пристрелю.
Элиза уронила на пол дождевик, который держала, перебросив через локоть, и, подняв руки, повернулась к стене.
Сделав над собой немалое усилие, он закрыл рот и постарался дышать спокойнее. Но как было сдержать бешено колотившееся сердце?
— Двадцать второй калибр у тебя? — Что?
Не опуская пистолета, он подошел к ней и торопливо обыскал сверху донизу: пробежал ладонями по бокам, от подмышек до лодыжек, по внутренним швам джинсов и вокруг пояса. Убедившись, что она не вооружена, он отошел к ночному столику и взял телефон. Кнопки запищали, когда он стал набирать номер. Элиза обернулась.
Выбросив вперед руку, она жестом остановила его:
— Не звони никому. До тех пор, пока я все не объяснила.
— Ты еще все объяснишь.
— Дункан…
— Не называй меня так! Я тебе не Дункан. Я — детектив, который засадит твою задницу в тюрьму, и больше никто.
— Я в это не верю.
— Придется.
— Тебе незачем держать меня под прицелом.
— Наполи и Троттеру ты наверняка говорила то же самое — и вот что с ними случилось. Как ты сюда вошла?
— Я слышала, как ты ходишь внизу. Ты плакал?
— Как ты сюда вошла?
— Окно на первом этаже не было заперто. Я понадеялась, что ты забыл включить сигнализацию. Почему ты плакал?
Он снова пропустил этот вопрос.
— Сотни мужчин и женщин сбились с ног, разыскивая тебя по всему юго-западу. Пресса подняла немыслимую шумиху из-за твоего падения с моста. Уверен, ты досыта насладилась вниманием к своей персоне.
Она развела руки в стороны:
— Я похожа на человека, который весело проводил время?
Здесь она была права. Выглядела она ужасно.
— Что у тебя с волосами?
— Когда инсценируешь собственное самоубийство, первым делом надо изменить внешность.
Прическа ее выглядела так, словно она обрезала волосы тупым кухонным ножом. Короткие острые пряди пучками торчали в стороны, словно панковские «ирокезы». И к тому же были выкрашены в темно-каштановый.
Вместо прежних дорогих нарядов она была одета в слишком просторные для нее джинсы и рубашку. Судя по виду, купленные на блошином рынке. На ногах — обычные тряпочные кеды. Никакой тебе бирюзы. Вдобавок грязные и промокшие.
Лицо ее сильно похудело, а стрижка делала худобу еще заметнее. На глаза щедрой рукой был наложен мрачный макияж. Заметив внимание Дункана, она пояснила:
— Чтобы замазать фингал — подарок Мейера Наполи.
— Кто начал драку? Он или ты?
Она вытянула руку и закатала длинный рукав рубашки. От запястья до локтя вся рука была покрыта синяками разных оттенков.
— Кажется, он не ожидал, что я дам сдачи. Телефонная трубка вдруг стала оттягивать Дункану руку. И пистолет. Но он не собирался их опускать.
— Он ждал тебя в твоей машине? — И когда она удивленно посмотрела на него, пояснил: — Это мы вычислили. Наполи доехал на такси до той улицы, где стояла твоя машина.
— Пока я была с тобой.
— Пока ты любезно предложила себя оттрахать.
Она опустила глаза, но всего лишь на мгновение. Когда она подняла их, во взгляде ее читалась ярость.
— Ты до сих пор не понял?
— Судя по всему, нет.
— Я была в отчаянии! — крикнула она. — Я была готова на что угодно, лишь бы ты мне помог.
— Но из всего что угодно ты выбрала именно это.
— Потому что я знала… — Она снова отвела глаза, но в ту же секунду их взгляды снова встретились. — Я знала, что ты этого хочешь.
Полчаса назад он то же самое говорил Диди. Но когда услышал эти же слова из уст Элизы, кровь закипела в нем от бешенства.
— Я даже знала: ты ждешь, что именно так я и стану себя вести, — прибавила она. — И детектив Боуэн ждала того же. Что я стану разыгрывать шлюху. Так что я не обманула ваших ожиданий.
— Но это не помогло.
— Я знаю. Ты мне не поверил.
— И тогда, и тем более теперь.
— А я надеялась, ты передумал.
Он не позволил себе раскиснуть под этим взглядом раненой лани.
— Что случилось на мосту?
Она встряхнула головой, откидывая назад длинные волосы, которых не было — инстинктивное движение, уже знакомое Дункану: так она делала, когда хотела собраться с мыслями. Или придумать ложь.
— После того, как ты ушел, я заснула.
— Ну конечно. Ты, с твоей бессонницей.
Да, она бесподобная лгунья. Он должен был поверить в то, что она заснула после того, как занималась с ним любовью, тогда как секс с мужем ни разу не довел ее до такого изнеможения. Чтобы не поддаться на манипуляцию, он усилием воли переключил внимание на ее слова.
— Я спала два часа. Когда проснулась, очень испугалась, потому что Като наверняка меня искал. Я побежала назад к машине. Наполи ждал меня на заднем сиденье.
— Как было условлено.
— Нет.
Пытаясь поймать ее на лжи, он сказал:
— Ты же сразу его узнала.
Она энергично помотала головой:
— Я никогда его раньше не видела. Он представился, даже визитку мне свою дал.
Дункан уже задумывался над тем, зачем понадобился «жучок», если встреча была назначена заранее, и откуда на водительском сиденье взялась визитка Наполи. Как-то он высказал свои сомнения Диди и Уорли, но те посчитали эти детали ерундой.
— Допустим, — сказал он. — Наполи у тебя в машине. И что дальше?
— Он приставил мне к голове пистолет и велел ехать на середину моста Талмадж. Я так и поступила, но, когда мы были на мосту, сказала, что он блефует, и не затормозила. Тогда он вдавил дуло пистолета мне в висок и пригрозил спустить курок, если я не вернусь. Когда мы переехали через мост, я развернулась.
Вот почему машина стояла на той полосе, которая вела в город. Но она могла услышать это из новостей.
— На этот раз я остановилась на самом высоком месте. Он велел мне не выключать двигателя, выйти из машины и подойти к краю. Я тянула время, спрашивала, чего он хочет, предлагала денег. Он сказал, что ему и так заплатят больше, чем я могу предложить.
— Кто?
— А ты как думаешь?
— Только не смей обвинять своего мужа. Он еле жив от пережитого.
— Ты ошибаешься.
— А ты врешь, — резко ответил он. — Я наблюдаю за ним уже десять дней. С каждым днем его горе все сильнее. Он им раздавлен.
— Он хочет, чтобы вы так думали.
— Он играет?
— Да.
— Ты все еще цепляешься за эту версию.
— Да.
Он снова принялся набирать номер.
— Подожди! Дункан, умоляю. Выслушай меня. Он остановился, но пальца с кнопки не убрал. Она умоляюще сложила руки.
— Троттер провалился, и Наполи пришлось довести дело самому. Он предложил мне выбор: прыгнуть с моста или получить пулю. Сказал, что для него все едино. До реки двести футов, выжить я не смогу. Люди решат, что я покончила с собой. Если он застрелит меня, это будет похоже на типичный автоугон. В любом случае я умру, а он благодаря Като станет богаче.
— Зачем твоему мужу нанимать ублюдка вроде Наполи, чтобы тебя убить?
Она молчала.
— Дальше этого вопроса дело у нас не движется, — усмехнулся Дункан и нажал еще одну кнопку. — Мотив никак не подбирается. Зато у тебя самой полно мотивов, чтобы убить Наполи.
— Да. Нет.
— Так да или нет, черт тебя побери? — крикнул он. Она подняла руку к своим обкромсанным волосам.
— Ты меня путаешь.
— Придется потерпеть, миссис. Последние дни меня самого немного запутали.
— У меня был мотив его убить, но я этого не делала. Я вывернулась и побежала. Он бросился следом. Наступил на задник моей босоножки, она слетела. Я споткнулась и упала. Наполи схватил меня за руку. Вывернул ее, я закричала. Этого он не ожидал. Я воспользовалась этим и рванулась к пистолету. Выхватила его у Наполи и зашвырнула в реку. Он ударил меня по лицу. — Она показала на синяк под глазом. — Я вцепилась ему в волосы и рванула. Он упал, а я снова побежала.
— В какой-то момент ты выстрелила ему в живот из старого пистолета твоего мужа.
— Я не знаю ни про какой старый пистолет! — воскликнула она. — Я не убивала Наполи.
— Кто-то же пустил ему пулю в живот.
— Савич.
Он задохнулся от нелепости ее слов. До изумления. — Савич? — Да. Он засмеялся:
— Любимый козел отпущения. Сначала ты используешь его имя, чтобы заманить меня в дом на тайное свидание. А теперь пытаешься…
— Это правда!
— Ты видела, как Савич застрелил Наполи?
— Да.
— И он оставил тебя в живых?
— Он меня не заметил.
На этот раз Дункану смеяться уже не хотелось. Его терпение тоже подходило к концу. Он жестко посмотрел на нее и сказал:
— Попробуй еще раз.
Она глубоко вздохнула, словно собираясь рассказывать длинную запутанную историю.
— Я побежала от Наполи…
— А лучше помолчи. Я устал от твоего вранья. Ты убила Наполи. Иначе ты бы известила полицию.
— Я не могла.
— Не могла?
— Я знала: все решат, что я его убила. Как Троттера. Никто бы мне не поверил.
Он и не поверил. В особенности про Савича, в особенности теперь, убедившись в том, как близко Элиза с ним знакома. Но пока он решил ей подыграть.
— Ладно, ты убежала и волшебным образом спряталась от Савича. Где ты была десять дней? На что жила? Откуда брала деньги? Наши полицейские прочесывали Восточное побережье от Майами до Метл-Бич, проверили каждую гостиницу, каждый мотель, от дорогих до самых дешевых. Автовокзалы, аэропорты, лодочные станции, прокат автомобилей. Мы проверили все, на чем можно передвигаться.
Включая мотоциклы, велосипеды и самокаты, — сердито закончил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58