Мужчины обычно не уходили от нее вот так. Тем более – ради другой женщины. Однажды вечером она тайно пошла за Витторио и узнала, что это за женщина. На следующий день она стала следить за женщиной и выяснила, где та работает и чем занимается. Снова проследила за ней вечером… следила несколько вечеров подряд… и каждый раз видела ее с мужчиной. Но не с Витторио.Мэри узнала, кто такой этот мужчина. Это доставило ей мстительную радость. Шлюха, спит одновременно с двумя.
Бедный Витторио, думала она и почти жалела его. Скоро он снова постучится к ней в дверь.
Через две недели она прочитала в газете, что та женщина, Айрин Хоппер, погибла в авиационной катастрофе: самолет, на котором она летела, упал в океан.
Но Витторио никогда больше не постучался к ней в дверь. И не позвонил по телефону. И не отвечал на телефонные звонки. Через некоторое время номер был вообще отключен. Когда она явилась к нему на квартиру, оказалось, что там живут другие люди. О Витторио они ничего не могли сообщить, кроме того, что какие-то назойливые незнакомцы шастают вокруг и расспрашивают о нем.
Прошло время – и она похоронила его для себя. Прощай, Витторио.
А теперь? Через девять лет? Агенты ФБР готовы пытать и убивать во имя того, чтобы отыскать его. Возможно, он и не умирал.
Мэри продолжала идти по Пятой авеню в толпе хорошо одетых и внушающих доверие людей, стараясь чувствовать себя такой же, как они. Порой ей это удавалось. Порой она в состоянии была вообразить себя частицей золотой американской мечты – как и любой из идущих рядом с ней по прекрасной золотой улице.
Но не сегодня. Любые сегодняшние мечты очень быстро начинали казаться всего лишь глупыми взлетами воображения. И она становилась тем, чем сама себя считала: тощим заморышем, руки словно спички, в душе страх перед чуланами, сломанными куклами и голодом. Страх перед тянущимися к ней жадными руками. Она даже боялась дышать – как бы не израсходовать весь воздух.
Я ребенок-банан. Я похожа на неспелый банан. Желтое смешано с зеленым. Спазмы в желудке.
Мэри Янг направилась было к отелю, но переменила намерение и отыскала платный автомат в вестибюле какого-то учреждения. Она нуждалась в информации, которой пока не имела, и позвонила Джимми Ли. Он знал или в крайнем случае мог очень скоро узнать все о чем угодно.
– Твой маленький гиацинт нуждается в очень большом одолжении, – сказала она ему на обычном для них обоих кантонском диалекте.
– Звуки твоего голоса приносят солнце в мою жизнь, – ответил Ли. – Что тебе нужно?
– Мне нужно все, что ты можешь узнать о женщине по имени Айрин Хоппер. – Мэри повторила имя по буквам. – Она погибла в авиационной катастрофе примерно девять лет назад.
– Откуда она родом?
– Из Нью-Йорка.
– Это была большая катастрофа со множеством жертв?
– Не думаю. Если я помню правильно, она летела на собственном самолете.
– Было ли напечатано в газетах сообщение о ее гибели?
– Да. Именно из газет я и узнала.
– Хорошо, моя радость, – сказал Ли. – Я все сделаю.
– Ты никогда не обманывал мои ожидания. Благословляю тебя.
– Я предпочел бы, чтобы ты меня любила.
– Ах, Джимми! Я всего-навсего пустая оболочка. Я только разочаровала бы тебя.
– Пожалуйста, – шепнул он. – Разочаруй меня.
– Когда мне позвонить тебе?
– В любой день и час.
Вечером они поужинали у себя в номере. Джьянни попросил, чтобы Мэри сделала заказ, и она превратила трапезу в целое событие – с шампанским, хорошим французским вином, а цыпленка “контадина” Джьянни нашел просто восхитительным.
– Жизнь в бегах ты, кажется, собираешься превратить в весьма приятное времяпрепровождение, – сказал он Мэри.
– Стараюсь делать все как можно лучше.
Она взглянула на счет, оставленный официантом.
– Дорого. Какие у нас отношения с министерством финансов? Мы же не можем пользоваться кредитными карточками.
– Никаких проблем. У меня куча наличных и пара чистых кредитных карточек на фальшивые имена.
– Прекрасно. – Мэри налила еще шампанского. – Теперь я могу радоваться по-настоящему.
По разным причинам оба они были сегодня в гораздо лучшем настроении, чем вчера. И смеялись, когда впервые увидели друг друга в замаскированном обличье.
– Я бы тебя ни за что не узнала, – сказала Мэри. – А ты меня?
– Не уверен, что захотел бы узнавать тебя под этим всклокоченным стогом волос, – ответил он.
Мэри немедленно сдернула с головы кучерявый парик и скрылась в ванной. А когда вернулась, ее собственные волосы были причесаны и сияли вокруг лица.
– Ты вовсе не должна была этого делать, – заметил он.
– А ты, как видно, немало знаешь о женщинах.
После ужина они достали из мини-бара бренди и устроились в креслах.
– Как ты провела день? – спросил Джьянни.
– Как ты советовал. Изменила внешность и переоделась, старалась казаться незаметной и не общалась ни с кем из знакомых. – Она поглядела на Джьянни поверх стаканчика с коньяком. – А ты? Удалось тебе что-то сделать для нас?
– Надеюсь, – ответил он и рассказал ей о встрече с Энджи и о том, что отец остался в живых и поселился в Питтсбурге под другим именем.
– И это означает?…
– Что завтра утром я еду в Питтсбург.
– И я тоже?
– Ни в коем случае. Там ты мне не поможешь.
– Я чувствую себя чертовски бесполезной.
– Придет и твой черед, – успокоил ее Джьянни; он понятия не имел, что она тоже начала действовать.
Вторую ночь подряд они лежали каждый на своей кровати в темноте.
– Это что, род помешательства? – спросила она.
Джьянни не нужно было спрашивать, какое помешательство она имеет в виду.
– Когда умерла твоя жена?
– Уже с полгода.
– Она долго болела?
– Да.
– А когда ты собираешься ее похоронить?
Джьянни ничего не ответил. Может, он поступал неправильно? Внезапно ощутив необходимость защищаться, он негодовал и по-настоящему злился на Мэри за ее вторжение.
– Я не собачонка с улицы, – донеслось до него из темноты.
– Я и не утверждал ничего подобного.
– Тут и утверждать не надо. Ясно без слов.
– Оставь это, Мэри. – Джьянни глубоко вздохнул.
– Не могу. А если я должна буду умереть вместе с тобой?
– Ну и что?
– Не хочу умирать вместе с тем, кто даже не знает меня.
– Тогда, во имя Господа, расскажи мне о себе. А потом, если мы не умрем, то хоть по крайней мере уснем.
Она несколько минут что-то обдумывала и заговорила ровным, бесцветным голосом:
– Я лгунья и интриганка с душой бродяги. Изгнанница, у которой никогда не было дома. Мой единственный друг – голодная трехлетняя азиатская девчонка с грязным лицом и закаканными штанишками, она живет в моей груди. Когда-нибудь, набравшись решимости и смелости, я перережу нам обеим глотки.
Тьма и тишина снова окружили их.
– Теперь ты меня знаешь, – проговорила Мэри. Джьянни не поверил ей ни на минуту.
Глава 12
Питер Уолтерс совершил утренний перелет из Неаполя в испанский приграничный город Андорру, взял напрокат машину и поехал вверх по дороге в буйную летнюю зелень Пиренеев.
Он остановил машину на краю уступа, обрывавшегося вниз на пять тысяч футов; отсюда хорошо просматривалась дорога сюда и любое транспортное средство, которое на этой дороге появлялось.
Минут через двадцать серый “мерседес” вывернул из-за скалы в нескольких сотнях футов ниже и затормозил после поворота. Питер посидел еще несколько минут, наблюдая за двигавшимися в обоих направлениях легковыми машинами и грузовиками. Потом он медленно съехал вниз и затормозил рядом с Томми Кортландом, своим связным.
Кортланд, высокий и стройный человек со светлыми редеющими волосами, скользнул в машину Питера. Улыбнулся:
– Рад тебя видеть, Чарли.
В течение года они встречались раз девять или десять и за восемь лет привыкли приветствовать друг друга кратко и одинаково. Кортланд всегда называл Питера его кодовым именем Чарли, многочисленные прочие клички значения не имели. Кортланд был родом из старой бостонской семьи и действовал под собственной фамилией. Он занимал официальную должность торгового представителя при посольстве в Брюсселе, и должность эта служила ему прикрытием как резиденту ЦРУ. Кортланд был единственной живой связью Питера с Компанией, но даже он не должен был знать, кто такой Питер на самом деле, где он живет и чем там занимается.
– Ты великолепно сделал дело в Загребе, – сказал Кортланд, передавая Питеру простой заклеенный конверт с гонораром в немецких марках. – Поздравляю.
Питер, не распечатывая, сунул конверт в карман.
– Не слишком чисто, – ответил он. – Включились сирены, а я о них заранее не знал и потому не перерезал провода.
– Это дела не испортило.
– Вот как? Ты все-таки скажи злосчастным ублюдкам, что я едва унес оттуда свою задницу.
Кортланд промолчал.
– Дело в том, что я должен был знать: Это самая натуральная безответственность.
– Такое иногда случается.
– Но не со мной.
Кортланд поглядел на Питера светлыми глазами уроженца Новой Англии.
– Не стоит подчеркивать разницу между тобой и нами. Ты тоже можешь ошибиться разок.
– Но не так, чтобы из-за этого погиб десяток людей.
Питер смотрел на горы, затуманенные расстоянием. Сначала они казались зелеными, потом голубовато-пурпурными и наконец превратились в серую массу на горизонте. Кортланд тронул его за руку и вернул к действительности.
– Есть новости, – сказал он. – Мы беремся за Абу Хомейди.
Питер молча посмотрел на связного. Ощутил холодок внутри.
– Этот ужас в Амстердаме вынудил принять решение, – продолжал Кортланд. – Вся семья нашего консула. Трое маленьких детей и жена. Почти нечего было собрать с тротуара.
– Это четвертый случай. Я уже после первого говорил тебе, к чему оно идет. Вы должны были уничтожить гада тогда же.
– Это было непросто, Чарли. И сейчас оно непросто.
– Чепуха! Тем временем вы потеряли почти три сотни человек, которые могли бы жить до сих пор.
– Это несчастье.
Питер старался подавить возмущение. От усилия он даже вспотел.
– Мы действуем не в вакууме, – умиротворяюще заговорил Томми Кортланд. – Ты вспомни. Вначале мы даже не были уверены, что это дело рук Хомейди. Потом начались мирные переговоры, и мы не могли идти на риск сорвать их. А после этого возникла надежда, что Сирия передаст его нам для суда.
– Значит ли все это, что я его заполучу? – спросил Питер.
– А ты хочешь?
– Ты шутишь? Ради таких, как он, я и влез во все это дерьмо.
– Как я уже сказал, все непросто. Давай поговорим, прежде чем принимать решение.
– О чем тут говорить? Его надо уничтожить, и я его уничтожу. Этот подонок – настоящий псих.
Кортланд очень внимательно посмотрел на Питера Уолтерса. Тот, казалось, был где-то далеко отсюда и думал о другом.
– В том-то и дело, – сказал Томми, – что Хомейди далек от безумия. Он фанатик, и у него есть за что убивать и умирать. Он никогда не бывает один. Охрана у него лучше, чем у многих глав государств. Он уже стоил нам двух хороших мужиков, так же, как и ты, одержимых мыслью расправиться с ним.
– Ты имеешь в виду, что я буду третьим?
–Можешь и не быть. Я еще не решил.
– А ты умеешь вызывать доверие, как я погляжу.
– Те двое были не из моей команды. Оба были связаны с другими базами. А ты мой козырной туз, спрятанный в рукаве. Я не хотел бы использовать тебя без крайней необходимости.
– Какого черта нет?
– Это чистое себялюбие. Хомейди настолько опасный объект, что мне не хотелось бы рисковать лучшим из моих людей.
Кортланд наклонился к снайперу, изучая его, вглядываясь в каждую черточку.
– А еще и потому не хотелось бы, что у тебя есть жена и маленький сын, который нуждается в тебе больше, чем я.
Питер сидел оглушенный. Легкий ветерок долетал с Пиренеев, но он вдыхал его, словно веяние из только что выкопанной могилы.
Но заговорил он ровным голосом:
– Когда ты узнал?
– Почти с тех пор, как познакомился с тобой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Бедный Витторио, думала она и почти жалела его. Скоро он снова постучится к ней в дверь.
Через две недели она прочитала в газете, что та женщина, Айрин Хоппер, погибла в авиационной катастрофе: самолет, на котором она летела, упал в океан.
Но Витторио никогда больше не постучался к ней в дверь. И не позвонил по телефону. И не отвечал на телефонные звонки. Через некоторое время номер был вообще отключен. Когда она явилась к нему на квартиру, оказалось, что там живут другие люди. О Витторио они ничего не могли сообщить, кроме того, что какие-то назойливые незнакомцы шастают вокруг и расспрашивают о нем.
Прошло время – и она похоронила его для себя. Прощай, Витторио.
А теперь? Через девять лет? Агенты ФБР готовы пытать и убивать во имя того, чтобы отыскать его. Возможно, он и не умирал.
Мэри продолжала идти по Пятой авеню в толпе хорошо одетых и внушающих доверие людей, стараясь чувствовать себя такой же, как они. Порой ей это удавалось. Порой она в состоянии была вообразить себя частицей золотой американской мечты – как и любой из идущих рядом с ней по прекрасной золотой улице.
Но не сегодня. Любые сегодняшние мечты очень быстро начинали казаться всего лишь глупыми взлетами воображения. И она становилась тем, чем сама себя считала: тощим заморышем, руки словно спички, в душе страх перед чуланами, сломанными куклами и голодом. Страх перед тянущимися к ней жадными руками. Она даже боялась дышать – как бы не израсходовать весь воздух.
Я ребенок-банан. Я похожа на неспелый банан. Желтое смешано с зеленым. Спазмы в желудке.
Мэри Янг направилась было к отелю, но переменила намерение и отыскала платный автомат в вестибюле какого-то учреждения. Она нуждалась в информации, которой пока не имела, и позвонила Джимми Ли. Он знал или в крайнем случае мог очень скоро узнать все о чем угодно.
– Твой маленький гиацинт нуждается в очень большом одолжении, – сказала она ему на обычном для них обоих кантонском диалекте.
– Звуки твоего голоса приносят солнце в мою жизнь, – ответил Ли. – Что тебе нужно?
– Мне нужно все, что ты можешь узнать о женщине по имени Айрин Хоппер. – Мэри повторила имя по буквам. – Она погибла в авиационной катастрофе примерно девять лет назад.
– Откуда она родом?
– Из Нью-Йорка.
– Это была большая катастрофа со множеством жертв?
– Не думаю. Если я помню правильно, она летела на собственном самолете.
– Было ли напечатано в газетах сообщение о ее гибели?
– Да. Именно из газет я и узнала.
– Хорошо, моя радость, – сказал Ли. – Я все сделаю.
– Ты никогда не обманывал мои ожидания. Благословляю тебя.
– Я предпочел бы, чтобы ты меня любила.
– Ах, Джимми! Я всего-навсего пустая оболочка. Я только разочаровала бы тебя.
– Пожалуйста, – шепнул он. – Разочаруй меня.
– Когда мне позвонить тебе?
– В любой день и час.
Вечером они поужинали у себя в номере. Джьянни попросил, чтобы Мэри сделала заказ, и она превратила трапезу в целое событие – с шампанским, хорошим французским вином, а цыпленка “контадина” Джьянни нашел просто восхитительным.
– Жизнь в бегах ты, кажется, собираешься превратить в весьма приятное времяпрепровождение, – сказал он Мэри.
– Стараюсь делать все как можно лучше.
Она взглянула на счет, оставленный официантом.
– Дорого. Какие у нас отношения с министерством финансов? Мы же не можем пользоваться кредитными карточками.
– Никаких проблем. У меня куча наличных и пара чистых кредитных карточек на фальшивые имена.
– Прекрасно. – Мэри налила еще шампанского. – Теперь я могу радоваться по-настоящему.
По разным причинам оба они были сегодня в гораздо лучшем настроении, чем вчера. И смеялись, когда впервые увидели друг друга в замаскированном обличье.
– Я бы тебя ни за что не узнала, – сказала Мэри. – А ты меня?
– Не уверен, что захотел бы узнавать тебя под этим всклокоченным стогом волос, – ответил он.
Мэри немедленно сдернула с головы кучерявый парик и скрылась в ванной. А когда вернулась, ее собственные волосы были причесаны и сияли вокруг лица.
– Ты вовсе не должна была этого делать, – заметил он.
– А ты, как видно, немало знаешь о женщинах.
После ужина они достали из мини-бара бренди и устроились в креслах.
– Как ты провела день? – спросил Джьянни.
– Как ты советовал. Изменила внешность и переоделась, старалась казаться незаметной и не общалась ни с кем из знакомых. – Она поглядела на Джьянни поверх стаканчика с коньяком. – А ты? Удалось тебе что-то сделать для нас?
– Надеюсь, – ответил он и рассказал ей о встрече с Энджи и о том, что отец остался в живых и поселился в Питтсбурге под другим именем.
– И это означает?…
– Что завтра утром я еду в Питтсбург.
– И я тоже?
– Ни в коем случае. Там ты мне не поможешь.
– Я чувствую себя чертовски бесполезной.
– Придет и твой черед, – успокоил ее Джьянни; он понятия не имел, что она тоже начала действовать.
Вторую ночь подряд они лежали каждый на своей кровати в темноте.
– Это что, род помешательства? – спросила она.
Джьянни не нужно было спрашивать, какое помешательство она имеет в виду.
– Когда умерла твоя жена?
– Уже с полгода.
– Она долго болела?
– Да.
– А когда ты собираешься ее похоронить?
Джьянни ничего не ответил. Может, он поступал неправильно? Внезапно ощутив необходимость защищаться, он негодовал и по-настоящему злился на Мэри за ее вторжение.
– Я не собачонка с улицы, – донеслось до него из темноты.
– Я и не утверждал ничего подобного.
– Тут и утверждать не надо. Ясно без слов.
– Оставь это, Мэри. – Джьянни глубоко вздохнул.
– Не могу. А если я должна буду умереть вместе с тобой?
– Ну и что?
– Не хочу умирать вместе с тем, кто даже не знает меня.
– Тогда, во имя Господа, расскажи мне о себе. А потом, если мы не умрем, то хоть по крайней мере уснем.
Она несколько минут что-то обдумывала и заговорила ровным, бесцветным голосом:
– Я лгунья и интриганка с душой бродяги. Изгнанница, у которой никогда не было дома. Мой единственный друг – голодная трехлетняя азиатская девчонка с грязным лицом и закаканными штанишками, она живет в моей груди. Когда-нибудь, набравшись решимости и смелости, я перережу нам обеим глотки.
Тьма и тишина снова окружили их.
– Теперь ты меня знаешь, – проговорила Мэри. Джьянни не поверил ей ни на минуту.
Глава 12
Питер Уолтерс совершил утренний перелет из Неаполя в испанский приграничный город Андорру, взял напрокат машину и поехал вверх по дороге в буйную летнюю зелень Пиренеев.
Он остановил машину на краю уступа, обрывавшегося вниз на пять тысяч футов; отсюда хорошо просматривалась дорога сюда и любое транспортное средство, которое на этой дороге появлялось.
Минут через двадцать серый “мерседес” вывернул из-за скалы в нескольких сотнях футов ниже и затормозил после поворота. Питер посидел еще несколько минут, наблюдая за двигавшимися в обоих направлениях легковыми машинами и грузовиками. Потом он медленно съехал вниз и затормозил рядом с Томми Кортландом, своим связным.
Кортланд, высокий и стройный человек со светлыми редеющими волосами, скользнул в машину Питера. Улыбнулся:
– Рад тебя видеть, Чарли.
В течение года они встречались раз девять или десять и за восемь лет привыкли приветствовать друг друга кратко и одинаково. Кортланд всегда называл Питера его кодовым именем Чарли, многочисленные прочие клички значения не имели. Кортланд был родом из старой бостонской семьи и действовал под собственной фамилией. Он занимал официальную должность торгового представителя при посольстве в Брюсселе, и должность эта служила ему прикрытием как резиденту ЦРУ. Кортланд был единственной живой связью Питера с Компанией, но даже он не должен был знать, кто такой Питер на самом деле, где он живет и чем там занимается.
– Ты великолепно сделал дело в Загребе, – сказал Кортланд, передавая Питеру простой заклеенный конверт с гонораром в немецких марках. – Поздравляю.
Питер, не распечатывая, сунул конверт в карман.
– Не слишком чисто, – ответил он. – Включились сирены, а я о них заранее не знал и потому не перерезал провода.
– Это дела не испортило.
– Вот как? Ты все-таки скажи злосчастным ублюдкам, что я едва унес оттуда свою задницу.
Кортланд промолчал.
– Дело в том, что я должен был знать: Это самая натуральная безответственность.
– Такое иногда случается.
– Но не со мной.
Кортланд поглядел на Питера светлыми глазами уроженца Новой Англии.
– Не стоит подчеркивать разницу между тобой и нами. Ты тоже можешь ошибиться разок.
– Но не так, чтобы из-за этого погиб десяток людей.
Питер смотрел на горы, затуманенные расстоянием. Сначала они казались зелеными, потом голубовато-пурпурными и наконец превратились в серую массу на горизонте. Кортланд тронул его за руку и вернул к действительности.
– Есть новости, – сказал он. – Мы беремся за Абу Хомейди.
Питер молча посмотрел на связного. Ощутил холодок внутри.
– Этот ужас в Амстердаме вынудил принять решение, – продолжал Кортланд. – Вся семья нашего консула. Трое маленьких детей и жена. Почти нечего было собрать с тротуара.
– Это четвертый случай. Я уже после первого говорил тебе, к чему оно идет. Вы должны были уничтожить гада тогда же.
– Это было непросто, Чарли. И сейчас оно непросто.
– Чепуха! Тем временем вы потеряли почти три сотни человек, которые могли бы жить до сих пор.
– Это несчастье.
Питер старался подавить возмущение. От усилия он даже вспотел.
– Мы действуем не в вакууме, – умиротворяюще заговорил Томми Кортланд. – Ты вспомни. Вначале мы даже не были уверены, что это дело рук Хомейди. Потом начались мирные переговоры, и мы не могли идти на риск сорвать их. А после этого возникла надежда, что Сирия передаст его нам для суда.
– Значит ли все это, что я его заполучу? – спросил Питер.
– А ты хочешь?
– Ты шутишь? Ради таких, как он, я и влез во все это дерьмо.
– Как я уже сказал, все непросто. Давай поговорим, прежде чем принимать решение.
– О чем тут говорить? Его надо уничтожить, и я его уничтожу. Этот подонок – настоящий псих.
Кортланд очень внимательно посмотрел на Питера Уолтерса. Тот, казалось, был где-то далеко отсюда и думал о другом.
– В том-то и дело, – сказал Томми, – что Хомейди далек от безумия. Он фанатик, и у него есть за что убивать и умирать. Он никогда не бывает один. Охрана у него лучше, чем у многих глав государств. Он уже стоил нам двух хороших мужиков, так же, как и ты, одержимых мыслью расправиться с ним.
– Ты имеешь в виду, что я буду третьим?
–Можешь и не быть. Я еще не решил.
– А ты умеешь вызывать доверие, как я погляжу.
– Те двое были не из моей команды. Оба были связаны с другими базами. А ты мой козырной туз, спрятанный в рукаве. Я не хотел бы использовать тебя без крайней необходимости.
– Какого черта нет?
– Это чистое себялюбие. Хомейди настолько опасный объект, что мне не хотелось бы рисковать лучшим из моих людей.
Кортланд наклонился к снайперу, изучая его, вглядываясь в каждую черточку.
– А еще и потому не хотелось бы, что у тебя есть жена и маленький сын, который нуждается в тебе больше, чем я.
Питер сидел оглушенный. Легкий ветерок долетал с Пиренеев, но он вдыхал его, словно веяние из только что выкопанной могилы.
Но заговорил он ровным голосом:
– Когда ты узнал?
– Почти с тех пор, как познакомился с тобой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73