Да, я знаю, что ваша внучка попала в тоталитарную религиозную секту, слава Богу, все обошлось… Не говорите, очень похоже… Я тоже чувствую, что это похоже. Нет, а его статьи в популярных журналах? Возмутительно! Да, как раз такая жертва у нас и сидит… Совсем еще мальчик, скорее всего из тех, кто приходил на встречу, сбежал из дома, ищет Профессора Кима… Совершенно верно – та же самая картина. Нет, ну конечно, он ничего не проповедует, и о встрече его попросили, мы все это понимаем… Но статьи и интервью? Дети же это все читают. Вот именно, как их запретишь?.. Ну так звякните вашему приятелю в отделение… Конечно, не хочется, чтобы этим делом занималась милиция, но парня надо вернуть домой… А уж родители пусть решают, наказывать его или… может, даже лечить. Ну да ладно, пойду отвлеку его пока. Заходите на чай. Ничего не надо, и конфеты у нас есть… Профессору Киму?! Конечно, позвоним. Но уже после того, как приедет милиция. Ну ладненько, Пал Кузьмич, ждем на чай…
«А пошла ты к черту, старая стерва! – подумала Ирочка. – Мальчик чем-то встревожен, и ему нужен Профессор Ким. Может, он какой родственник, сбежавший от родителей…»
Прошло не больше пяти лет с тех пор, как Ирочка тоже убегала из дома. У нее были на это причины, и сейчас, по прошествии времени, она уверена, что поступила тогда верно. Может, это было и не совсем правильным, но дело в другом – в тот момент это было единственно возможным… И какого же черта так бесцеремонно вмешиваться в чужую жизнь! Парень говорит, что ему нужен Профессор Ким, и значит, это действительно так. У мальчишки какие-то проблемы, но вряд ли такое можно считать поводом для вызова охраны. Я, конечно, новенькая на вашей замечательной кафедре, но уже успела заметить, что у вас к Профессору Киму, на мой взгляд, просто отличному человеку, весьма недружелюбное отношение. И я не знаю, может, вы решили свести старые счеты, но парень здесь абсолютно ни при чем…
Ирочка незаметно, стараясь не шуметь, вырвала листок из настольного квадратного бумажного блока для заметок и на одной стороне написала домашний адрес и телефон Профессора Кима (координаты почти всех преподавателей и аспирантов Ирочка уже помнила наизусть), а на другой добавила: «Уходи. Она пошла за комендантом».
Затем Ирочка открыла верхний ящичек своего стола – там, помимо различных бумаг, лежали полплитки орехового шоколада «Кэдбери» и пачка сигарет «Житан». Ирочка взяла сигареты, а в другой руке незаметно сжала записку.
– Рит, спички не подкинешь?
Рубенсовская Рита меланхоличным движением извлекла из сумочки зажигалку «Крикет» и поинтересовалась:
– Как ты куришь эту гадость? Они такие крепкие…
– Мне нравится. – Ирочка пожала плечами и в следующую секунду выронила сигареты. Она нагнулась за пачкой и вложила записку в ладонь сидящему на стуле Егору. Мальчик посмотрел на нее расширившимися глазами, но Ирочка уже поднялась, закрывая собой удивленного Егора, и протянула руку за зажигалкой: – Спасибо… Пойду перекурю, час еще работать… Если кто хочет шоколада – у меня в столе, пожалуйста…
– Да, мне только шоколада, – усмехнулась толстушка Рита, а потом, подумав, добавила: – Ну если кусочек…
Нина Максимовна столкнулась с Ирочкой в дверях. Разговор с комендантом заметно улучшил ее настроение.
– Куда вы, моя дорогая? – Это был полный достоинства тон светской научной дамы, умеющей снисходительно шутить. Так женщины-преподаватели разговаривали с едва успевающими студентками, и за двадцать лет Нина Максимовна усвоила этот тон.
– Перекурить.
– Не бережете вы себя, милая…
Потом она устремила полный ласки взгляд на Егора:
– Тебе повезло, малыш… Минут через пятнадцать твой Профессор Ким будет здесь.
Но Егор уже ознакомился с содержанием записки. Сейчас он убрал ее в задний карман джинсов и боялся поднять голову, потому что кровь прилила ему к лицу и сердце бешено колотилось в груди, – страх смешивался с тем чувством, которое когда-нибудь, когда он вырастет, будет называться гневом, рождающим вопрос: «Почему?» Почему это происходит? Почему все сейчас против него? Ведь он не сделал этой женщине ничего плохого… Почему она так несправедлива? Ведь это нечестно! Он не сделал ничего плохого… А потом Егор понял еще кое-что… Это было кошмарно, как и мысль, что электронная перчатка в зале суперкомпьютерных игр возьмет и сама разожмет пальцы. Да, и эта женщина была против него… Но «против него»– имело еще одно значение. Она была против него, и это значит, что она была за них…
Юлик Ашкенази откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. За тонированными стеклами своего лимузина он надежно спрятан от внешнего мира, а это сейчас было самым необходимым. Он пытался думать, он пытался проанализировать все возможные версии, вплоть до самых чудовищных, но вещи были явно лишены логической связи.
Он только что закончил осмотр места пожара. Невозможного, мгновенного пожара средь бела дня. Хорошо, он готов был допустить, что такое может случиться. Совсем уж долбанутый Хотаб, с истеричным смехом рассказывающий ему, что, представляешь, старик, я обоссался… Трое пострадавших – глазницы обожжены совершенно одинаково у всех троих: маклеров и нотариуса. Подобное допустить уже было гораздо сложнее. Но все-таки, с большой натяжкой, – возможно. Что сказал охранник на входе? «Хотаб чего-то там шумел, мы решили: резвится, как всегда». Потом мимо прошел пожилой представительный мужчина с рюкзаком, но Хотаб даже не пытался его остановить, а потом начался пожар. И Хотаб, и все остальные, кто был в этот момент в «Норсе», утверждают, что именно пожилой представительный мужчина вскрыл сейф, забрал всю наличность и устроил пожар… И еще все они утверждают, что пожилой представительный мужчина – именно тот самый алкаш (Дядя Витя или Дядя Митя?!), у которого они купили квартиру. Очень хорошо! Как тебе, Юлик? Не попахивает бредом?! Эти ребята из «Недвижимости» занимаются своим бизнесом уже давно. И Юлик знает, как они им занимаются. Безжалостные волки, готовые в любой момент подхватить добро из ослабевших рук. И респектабельный Юлик уже подумывал о том, что с Хотабом и его методами пришла пора проститься. Подобный рынок теряет свою привлекательность, как и подобное ведение дел. И если Хотаб этого не понимает – его проблемы. Мавр сделал свое дело. Мавр может уходить. Да, пожалуй, должен… Потому как главное – чтобы не сгнили бананы. Но в любом случае эти ребята на сегодня – профессионалы. И вот они, грубо говоря, за ящик хорошей водки покупают у спившегося люмпена (у них на этих ребят нюх – волки…) трехкомнатную квартиру, тот пару неделек беззаботно пьет, а сегодня заявляется («солидный такой мужчина…») и «завершает сделку». Ну как, Юлик Ашкенази, тебе все это нравится? Как там с рациональными объяснениями?
– Почему ты его не остановил, Хотаб?
– Говорю же тебе, потому что я в этот момент обоссался… О-б-о-с-с-а-л-с-я.
И взгляд агрессивный, беспомощный и какой-то… сумасшедший одновременно.
В блокноте – копилке человеческих слабостей – уже давно появился портрет Хотаба. Юлик все знал про этого азартного, жестокого и, возможно, не совсем чистого на руку пасынка Кавказских гор и южных морей. Он знал и о рулетке, и о том, чьи деньги проигрывает Хотаб. Для этого Юлику хватило нескольких несложных арифметических вычислений. Но пока Хотаб был эффективен и все свои возможные долги отбивал. До поры до времени Юлик смотрел на это сквозь пальцы, и, видимо, в последнее время Хотаб потерял нюх. Ему отказало чувство меры. Юлик уже собирался вызвать к себе этого азартного паренька, и одной из чудовищных прорабатываемых версий была та, что сегодня азартный паренек его опередил. У Хотаба хватило бы ума и жестокости устроить здесь пожар, подставить своих партнеров по бизнесу, превратить трех из них в инвалидов и таким образом разобраться с наличностью в сейфе… Как он это организовал – другой вопрос. Правда, он предполагает наличие у Хотаба организационной гениальности и изощренности библейских героинь, но важно было другое. Юлику наплевать и на Хотаба, и на маклеров с их пожаром, и на пропажу денег. В конце концов, это ответственность Хотаба, Юлик мог дать ему несколько дней, а уж как Хотаб (все ништяк, пальцы – веером) будет с этим разбираться – его личная проблема.
Было другое, гораздо более стоящее, чтобы из-за него волноваться. Юлику просто необходима пусть самая чудовищная, превращающая Хотаба в некое подобие гения коварства, но все же рациональная версия. Юлик уже готов был в нее поверить. И если Хотаб смог бы ему доказать, что это так, что это он все организовал, то Юлик сразу бы ему все простил. Собачье чутье Юлика не давало ему покоя. И где-то за глупой броней рациональных версий уже растягивались в ухмылку скользкие губы, шепчущие Юлику на ухо: «Ты же знаешь, что тебе противостоит кто-то заслуживающий гораздо большего внимания, чем Хотаб… Кто понимает, как это страшно, когда бананы вдруг могут начать гнить…
«А бананы могут начать гнить».
Версия Хотаба очень бы устроила Юлика Ашкенази. Это он, умный, дерзкий Хотаб, маэстро коварства, организовал все эти послания. А Юлик вовсе и не находится во все более сжимающемся круге Безумия.
Маэстро коварства… Все, отдохнул– и хватит. Маэстро коварства в красном пиджаке! Хотаб и его трансцендентность…
…Юлик открыл глаза. Потом провел руками по лицу и задержал пальцы у переносицы. Хватит врать, Юлик Ашкенази. Ты знаешь, что все это собачья чушь и все выдуманные тобой чудовищные версии не более чем искусственная спасительная соломинка. Как скрипка и пролетарские дети. Тебя били по пальцам, потому что ты был слабак… Не надо никаких иллюзорных спасительных соломинок. Тогда у тебя хватило смелости… Эти версии рассыпаются в пух и прах. Для того чтобы отправлять тебе послания «А бананы могут начать гнить», Хотаб должен был проникнуть в твою башку, куда-то под кору твоего головного мозга, и нащупать слабое место, о котором до сих пор ты даже не догадывался. Не говоря уже о более простых вещах: как организовать пожар и заставить их всех говорить одно и то же… Хотаб – гений? Не смеши… Тоже мне Макиавелли. Человек, провернувший такое, скупил бы уже десяток «Норсов», а не занимался бы разборками и выкуриванием алкашей из их курятников… («Почему курятников?» – мелькнуло в голове у Юлика вместе со зрительным образом: тающее лицо амиго, тореадора, утратившего талию, из посольства латиноамериканской страны.) Не смеши – эта версия есть полная туфта, как тогда, в детстве, версия любимой мамы о пролетарских детях… Это туфта, потому что вещи лишены логической связи, мир распадается, но нитками из Хотаба ты его не сошьешь! Ты должен встретиться с этим алкашом-пенсионером (Дядя Витя? Дядя Митя?), пожилым, представительным, «солидным таким» мужчиной лицом к лицу. Иначе рано или поздно бананы начнут гнить…
Юлик Ашкенази возвращался в свой офис. Несколько минут назад он принял решение. Юлик Ашкенази не был трусом, он лишь удачно эксплуатировал человеческие слабости и поэтому несколько минут назад отдал распоряжение Хотабу найти и доставить к нему «этого дяденьку». Юлик усмехнулся, заметив, как побледнело лицо и обескровились губы Хотаба, – и вот за этого азартного паренька ты собирался сейчас укрыться?!
– Что-то не так? – поинтересовался Юлик.
– Как я его найду? – огрызнулся Хотаб.
Значит, есть чего бояться. «Есть чего бояться, – подумал Юлик. – Но если я собираюсь с ним встретиться, почему же я должен отказывать тебе в этом удовольствии?..»
– Не мне тебя учить, – снова усмехнулся он, – но уж коли настаиваешь… Хотаб, ты сейчас один или с бригадой поедешь в эту вашу удачно приобретенную квартиру и будешь ждать его там. Если твоего дяденьки сейчас и нет дома, то рано или поздно он туда вернется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
«А пошла ты к черту, старая стерва! – подумала Ирочка. – Мальчик чем-то встревожен, и ему нужен Профессор Ким. Может, он какой родственник, сбежавший от родителей…»
Прошло не больше пяти лет с тех пор, как Ирочка тоже убегала из дома. У нее были на это причины, и сейчас, по прошествии времени, она уверена, что поступила тогда верно. Может, это было и не совсем правильным, но дело в другом – в тот момент это было единственно возможным… И какого же черта так бесцеремонно вмешиваться в чужую жизнь! Парень говорит, что ему нужен Профессор Ким, и значит, это действительно так. У мальчишки какие-то проблемы, но вряд ли такое можно считать поводом для вызова охраны. Я, конечно, новенькая на вашей замечательной кафедре, но уже успела заметить, что у вас к Профессору Киму, на мой взгляд, просто отличному человеку, весьма недружелюбное отношение. И я не знаю, может, вы решили свести старые счеты, но парень здесь абсолютно ни при чем…
Ирочка незаметно, стараясь не шуметь, вырвала листок из настольного квадратного бумажного блока для заметок и на одной стороне написала домашний адрес и телефон Профессора Кима (координаты почти всех преподавателей и аспирантов Ирочка уже помнила наизусть), а на другой добавила: «Уходи. Она пошла за комендантом».
Затем Ирочка открыла верхний ящичек своего стола – там, помимо различных бумаг, лежали полплитки орехового шоколада «Кэдбери» и пачка сигарет «Житан». Ирочка взяла сигареты, а в другой руке незаметно сжала записку.
– Рит, спички не подкинешь?
Рубенсовская Рита меланхоличным движением извлекла из сумочки зажигалку «Крикет» и поинтересовалась:
– Как ты куришь эту гадость? Они такие крепкие…
– Мне нравится. – Ирочка пожала плечами и в следующую секунду выронила сигареты. Она нагнулась за пачкой и вложила записку в ладонь сидящему на стуле Егору. Мальчик посмотрел на нее расширившимися глазами, но Ирочка уже поднялась, закрывая собой удивленного Егора, и протянула руку за зажигалкой: – Спасибо… Пойду перекурю, час еще работать… Если кто хочет шоколада – у меня в столе, пожалуйста…
– Да, мне только шоколада, – усмехнулась толстушка Рита, а потом, подумав, добавила: – Ну если кусочек…
Нина Максимовна столкнулась с Ирочкой в дверях. Разговор с комендантом заметно улучшил ее настроение.
– Куда вы, моя дорогая? – Это был полный достоинства тон светской научной дамы, умеющей снисходительно шутить. Так женщины-преподаватели разговаривали с едва успевающими студентками, и за двадцать лет Нина Максимовна усвоила этот тон.
– Перекурить.
– Не бережете вы себя, милая…
Потом она устремила полный ласки взгляд на Егора:
– Тебе повезло, малыш… Минут через пятнадцать твой Профессор Ким будет здесь.
Но Егор уже ознакомился с содержанием записки. Сейчас он убрал ее в задний карман джинсов и боялся поднять голову, потому что кровь прилила ему к лицу и сердце бешено колотилось в груди, – страх смешивался с тем чувством, которое когда-нибудь, когда он вырастет, будет называться гневом, рождающим вопрос: «Почему?» Почему это происходит? Почему все сейчас против него? Ведь он не сделал этой женщине ничего плохого… Почему она так несправедлива? Ведь это нечестно! Он не сделал ничего плохого… А потом Егор понял еще кое-что… Это было кошмарно, как и мысль, что электронная перчатка в зале суперкомпьютерных игр возьмет и сама разожмет пальцы. Да, и эта женщина была против него… Но «против него»– имело еще одно значение. Она была против него, и это значит, что она была за них…
Юлик Ашкенази откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. За тонированными стеклами своего лимузина он надежно спрятан от внешнего мира, а это сейчас было самым необходимым. Он пытался думать, он пытался проанализировать все возможные версии, вплоть до самых чудовищных, но вещи были явно лишены логической связи.
Он только что закончил осмотр места пожара. Невозможного, мгновенного пожара средь бела дня. Хорошо, он готов был допустить, что такое может случиться. Совсем уж долбанутый Хотаб, с истеричным смехом рассказывающий ему, что, представляешь, старик, я обоссался… Трое пострадавших – глазницы обожжены совершенно одинаково у всех троих: маклеров и нотариуса. Подобное допустить уже было гораздо сложнее. Но все-таки, с большой натяжкой, – возможно. Что сказал охранник на входе? «Хотаб чего-то там шумел, мы решили: резвится, как всегда». Потом мимо прошел пожилой представительный мужчина с рюкзаком, но Хотаб даже не пытался его остановить, а потом начался пожар. И Хотаб, и все остальные, кто был в этот момент в «Норсе», утверждают, что именно пожилой представительный мужчина вскрыл сейф, забрал всю наличность и устроил пожар… И еще все они утверждают, что пожилой представительный мужчина – именно тот самый алкаш (Дядя Витя или Дядя Митя?!), у которого они купили квартиру. Очень хорошо! Как тебе, Юлик? Не попахивает бредом?! Эти ребята из «Недвижимости» занимаются своим бизнесом уже давно. И Юлик знает, как они им занимаются. Безжалостные волки, готовые в любой момент подхватить добро из ослабевших рук. И респектабельный Юлик уже подумывал о том, что с Хотабом и его методами пришла пора проститься. Подобный рынок теряет свою привлекательность, как и подобное ведение дел. И если Хотаб этого не понимает – его проблемы. Мавр сделал свое дело. Мавр может уходить. Да, пожалуй, должен… Потому как главное – чтобы не сгнили бананы. Но в любом случае эти ребята на сегодня – профессионалы. И вот они, грубо говоря, за ящик хорошей водки покупают у спившегося люмпена (у них на этих ребят нюх – волки…) трехкомнатную квартиру, тот пару неделек беззаботно пьет, а сегодня заявляется («солидный такой мужчина…») и «завершает сделку». Ну как, Юлик Ашкенази, тебе все это нравится? Как там с рациональными объяснениями?
– Почему ты его не остановил, Хотаб?
– Говорю же тебе, потому что я в этот момент обоссался… О-б-о-с-с-а-л-с-я.
И взгляд агрессивный, беспомощный и какой-то… сумасшедший одновременно.
В блокноте – копилке человеческих слабостей – уже давно появился портрет Хотаба. Юлик все знал про этого азартного, жестокого и, возможно, не совсем чистого на руку пасынка Кавказских гор и южных морей. Он знал и о рулетке, и о том, чьи деньги проигрывает Хотаб. Для этого Юлику хватило нескольких несложных арифметических вычислений. Но пока Хотаб был эффективен и все свои возможные долги отбивал. До поры до времени Юлик смотрел на это сквозь пальцы, и, видимо, в последнее время Хотаб потерял нюх. Ему отказало чувство меры. Юлик уже собирался вызвать к себе этого азартного паренька, и одной из чудовищных прорабатываемых версий была та, что сегодня азартный паренек его опередил. У Хотаба хватило бы ума и жестокости устроить здесь пожар, подставить своих партнеров по бизнесу, превратить трех из них в инвалидов и таким образом разобраться с наличностью в сейфе… Как он это организовал – другой вопрос. Правда, он предполагает наличие у Хотаба организационной гениальности и изощренности библейских героинь, но важно было другое. Юлику наплевать и на Хотаба, и на маклеров с их пожаром, и на пропажу денег. В конце концов, это ответственность Хотаба, Юлик мог дать ему несколько дней, а уж как Хотаб (все ништяк, пальцы – веером) будет с этим разбираться – его личная проблема.
Было другое, гораздо более стоящее, чтобы из-за него волноваться. Юлику просто необходима пусть самая чудовищная, превращающая Хотаба в некое подобие гения коварства, но все же рациональная версия. Юлик уже готов был в нее поверить. И если Хотаб смог бы ему доказать, что это так, что это он все организовал, то Юлик сразу бы ему все простил. Собачье чутье Юлика не давало ему покоя. И где-то за глупой броней рациональных версий уже растягивались в ухмылку скользкие губы, шепчущие Юлику на ухо: «Ты же знаешь, что тебе противостоит кто-то заслуживающий гораздо большего внимания, чем Хотаб… Кто понимает, как это страшно, когда бананы вдруг могут начать гнить…
«А бананы могут начать гнить».
Версия Хотаба очень бы устроила Юлика Ашкенази. Это он, умный, дерзкий Хотаб, маэстро коварства, организовал все эти послания. А Юлик вовсе и не находится во все более сжимающемся круге Безумия.
Маэстро коварства… Все, отдохнул– и хватит. Маэстро коварства в красном пиджаке! Хотаб и его трансцендентность…
…Юлик открыл глаза. Потом провел руками по лицу и задержал пальцы у переносицы. Хватит врать, Юлик Ашкенази. Ты знаешь, что все это собачья чушь и все выдуманные тобой чудовищные версии не более чем искусственная спасительная соломинка. Как скрипка и пролетарские дети. Тебя били по пальцам, потому что ты был слабак… Не надо никаких иллюзорных спасительных соломинок. Тогда у тебя хватило смелости… Эти версии рассыпаются в пух и прах. Для того чтобы отправлять тебе послания «А бананы могут начать гнить», Хотаб должен был проникнуть в твою башку, куда-то под кору твоего головного мозга, и нащупать слабое место, о котором до сих пор ты даже не догадывался. Не говоря уже о более простых вещах: как организовать пожар и заставить их всех говорить одно и то же… Хотаб – гений? Не смеши… Тоже мне Макиавелли. Человек, провернувший такое, скупил бы уже десяток «Норсов», а не занимался бы разборками и выкуриванием алкашей из их курятников… («Почему курятников?» – мелькнуло в голове у Юлика вместе со зрительным образом: тающее лицо амиго, тореадора, утратившего талию, из посольства латиноамериканской страны.) Не смеши – эта версия есть полная туфта, как тогда, в детстве, версия любимой мамы о пролетарских детях… Это туфта, потому что вещи лишены логической связи, мир распадается, но нитками из Хотаба ты его не сошьешь! Ты должен встретиться с этим алкашом-пенсионером (Дядя Витя? Дядя Митя?), пожилым, представительным, «солидным таким» мужчиной лицом к лицу. Иначе рано или поздно бананы начнут гнить…
Юлик Ашкенази возвращался в свой офис. Несколько минут назад он принял решение. Юлик Ашкенази не был трусом, он лишь удачно эксплуатировал человеческие слабости и поэтому несколько минут назад отдал распоряжение Хотабу найти и доставить к нему «этого дяденьку». Юлик усмехнулся, заметив, как побледнело лицо и обескровились губы Хотаба, – и вот за этого азартного паренька ты собирался сейчас укрыться?!
– Что-то не так? – поинтересовался Юлик.
– Как я его найду? – огрызнулся Хотаб.
Значит, есть чего бояться. «Есть чего бояться, – подумал Юлик. – Но если я собираюсь с ним встретиться, почему же я должен отказывать тебе в этом удовольствии?..»
– Не мне тебя учить, – снова усмехнулся он, – но уж коли настаиваешь… Хотаб, ты сейчас один или с бригадой поедешь в эту вашу удачно приобретенную квартиру и будешь ждать его там. Если твоего дяденьки сейчас и нет дома, то рано или поздно он туда вернется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75