А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Идея с островами – блестящая. Хвала тому члену правительства, которому она пришла в голову. Но чем меньше хозяев будет у этих островов, тем спокойнее. А то ведь на смех всему миру могут начаться настоящие войны в Японском море. Остров Кишлака объявит войну острову Унгури! Японцы ж с ума сойдут. Мы с тобой, или я сам, должны встретиться с премьером и выбить себе полноту власти на всех островах. Иначе вкладывать такие капиталы не имеет смысла.
Цунами ждал чего-нибудь подобного. Батя любил перед тем, как принять решение, долго вилять по сторонам. При его серой внешности партийного чиновника редко кто мог распознать звериное чутье на опасности. Вот уж кто умел вычислять ситуацию до самого последнего хода! Без участия Бати нечего было и думать о каких-то деньгах. Стоит ему заподозрить неладное, и он мгновенно пасанет, а за ним – и все остальные.
– Хорошо, – кивнул Цунами. – Попробую сделать так, чтобы постановление было подписано прямо при тебе. Устроит?
– Ты меня правильно понял, – согласился Батя, точно речь шла о расписывании очередной «пульки».
Довольные полным взаимопониманием, они расстались… А в вестибюле Дома работников искусств в это же самое время происходила примечательная сцена отъезда Рваного. Не успели участники совета разойтись, как на улице вспыхнула его «БМВ». Он, в окружении четырех телохранителей, ощетинившихся пистолетами, нырнул за стойку гардероба и по радиотелефону дозвонился до Петровки. Оттуда немедленно прибыл ОМОН, уложивший на пол всех, кого застал в вестибюле. Начальник хотел заняться гостями ресторана, но Рваный заявил, что там проходят поминки по знаменитому оперному певцу и не стоит тревожить людей.
ОМОН в ресторан не вломился, а друзья Рваного пустили по столам слух, что только благодаря его огромным связям удалось избежать повального ареста.
Кишлака принялись упрекать, что из-за глупой затеи с поджогом машины средь бела дня, в центре Москвы, все участники поминок чуть не загремели на Петровку. Атмосфера вокруг него накалялась, и Кишлак благоразумно предпочел тихо исчезнуть. Зато слух о войне между Рваным и Кишлаком мгновенно оказался у всех на устах. Забыв о мертвом Афанасии Груше, представители криминалитета со знанием дела принялись спорить о том, кто победит. Мнения разделились. Многие отдавали предпочтение Рваному. Он слыл хитрой лисой и головастым мужиком. Наиболее осторожные и дальновидные «авторитеты» засобирались на Канарские острова, разумно предполагая, что в Москве будет слишком много крови, после чего менты начнут хватать всех подряд.
Александр переоделся в лифте и выбросил милицейскую форму на двенадцатом этаже. Вышел во двор, поздоровался с сидящими на лавочке у подъезда старухами и легкой походкой направился в сторону метро. Ему поскорее хотелось слиться с толкающейся, потной и раздраженной массой народа. В «Пекин» возвращаться не рискнул, а решил поехать к Вениамину. Тот уже несколько дней сидел дома, приводя в порядок документы по регистрации фонда «Острова России». А Шлоссер в ожидании обещанного «мерседеса» мотался по Москве на его старенькой «БМВ».
– Саня, друг, ты куда исчез?! – обрадовался, увидев его, Вениамин.
– Текучка заела, – вздохнул Курганов и, не заходя в комнату, попросил, – позволь, приму душ, а то одежда к телу прилипла.
Погрузившись в ванную с прохладной водой, он закрыл глаза и чуть не вскрикнул, так как совсем реально вдруг увидел белое от страха лицо жертвы и брызнувший кровью глаз, продырявленный пулей. Быстро открыл глаза. «Нервы становятся ни к черту», – подумал про себя. Ведь если разобраться, то сегодня он убил какого-то подонка, предателя. Из-за которого, возможно, пострадало много людей. По факту этого убийства менты и дело-то открывать не будут. Сразу сдадут в архив. Поэтому нечего расслабляться и позволять воспоминаниям накатываться на него.
Чтобы хоть как-то себя взбодрить, Александр принялся рассуждать о своих отношениях с Цунами. После оказанной услуги можно рассчитывать на какое-нибудь спокойное хлебное местечко. Зашибать понемногу деньгу и ждать, когда придет черед грабить банк. Однако удивился собственному безразличию к устройству дальнейшей жизни. Ради чего суетиться? Рано или поздно на него снова насядет Манукалов и заставит работать на себя. От этой гниды, похоже, не избавиться до самой своей смерти. То, что он предложил кого-нибудь убить, сомнений не было…
Александр с раздражением подумал о своей беспомощности перед «комитетчиком». Один выход – просить защиты у Цунами. В ванную вошел сияющий от радости Вениамин.
– Не поверишь! Что она мне сейчас сказала! А! Саня! Жизнь прекрасна и удивительна! Она меня простила!
– Кто? – не понял Курганов, с трудом оторвавшись от тяжелых размышлений.
– Кто, кто? Эдди! Я ведь названиваю уже вторую неделю. Только Шлоссер за порог, я – на телефон. Сначала и говорить не желала. Повторяла – «май ман, май либер ман…», я уж надежду потерял. А потом оттаяла. Ты хоть знаешь, кого грохнул? Профсоюзного лидера! Выступал против втягивания турок в наркобизнес и добился отправки на родину нескольких рабочих, замеченных в сотрудничестве с мафией. Так что становишься потихоньку мафиози.
– Забудь об этом, – вяло отреагировал Курганов.
– Да. Извини. Черт с ним, с турком. Но Эдди, Эдди… не поверишь, но я ее все-таки уведу от Шлоссера!
– Зачем?
– На такие вопросы отвечать бессмысленно. Ты ведь тоже собираешься жениться на Терезе Островски?
– Но она – единственная достойная женщина в мире.
– Кого достойна?
– Ну, хотя бы меня… – Александр, глядя на Веню, снова захотел ощутить то волнение, какое его охватило, когда он вошел в ванную комнату, где в бассейне лежала она. Но ничего подобного не произошло. Стало даже обидно.
А Веня продолжал с упоением рассказывать о Эдди.
– Мой фонд будет ворочать миллиардами. Уже сейчас даю бесплатно Шлоссеру «мерседес», чтобы не переживал из-за своей паршивой «ауди». А себе возьму «линкольн». Зря ты тогда с Инкой не поладил. Девка хорошая, с хваткой. Крепко держит Манукалова за хобот. Сейчас я уже на несколько ступенек выше Шлоссера, а через полгода, когда начнем торговать островами, и вообще приобрету статус бизнесмена международного уровня. Знаешь, что тогда сделаю?
– Женишься на Эдди.
– Это само собой. Куплю эту ферму. Уж больно она мне понравилась. Сколько бы Шлоссер не заломил, все равно куплю!
– Так ферма вроде принадлежит Эдди? – удивился Курганов.
– Э, дорогой. Шлоссер – мужик предприимчивый. В брачном контракте указано, что вся недвижимость, которой они обладали до женитьбы, после свадьбы переходит в совместное пользование супругов, а в случае развода остается у потерпевшей стороны.
– Так, может, Вилли только и ждет, чтобы оказаться потерпевшей стороной?
Веня расхохотался. Его пухлые детские губы то складывались в бутон, то слегка приоткрывались. Из-под затемненных стекол потекли слезы радости. И вообще он весь – располневший, обабившийся, с перстнем на руке, был совершенно не похож на того «откинувшегося» зека, которого Александр встретил после зоны. Сейчас по нему невозможно было догадаться, что за покрывшимися жиром плечами четырнадцать лет неволи. Вот что значит уметь адаптироваться!
– Слушай, Саня, я тут придумал отличную штучку. Шлоссер каждый день вызывает по телефону баб. Девки не ахти, сплошная лимита. Так чего я надумал: познакомить его с какой-нибудь «щукой московской», чтобы враз заморочила ему мозги и он добровольно отказался от Эдди…
Курганов помотал головой.
– Не выйдет. Погулять – погуляет, а до женитьбы не доведет. Сам же говоришь, что считать он умеет. Да и в бабах толк понимает. Как ни крути, но самый простой способ избавиться от него – пристрелить в тихом переулке.
Сказав это, Александр заметил промелькнувший в глазах Вениамина ужас.
– Ты серьезно? – спросил он, зачем-то оглядываясь на открытую дверь ванной комнаты.
– Кто ж об этом говорит серьезно? Так, вроде в шутку. Со смехом. Мол, окажи услугу…
– И что, замочишь?
Александр рассмеялся каким-то скрипучим безрадостным смехом, от которого у Вени побежали мурашки по телу. Только в эту минуту он понял, что друг стал профессиональным убийцей.
Александра забавляла реакция Вени. Он продолжал куражиться, чтобы спастись от собственных мыслей.
– А чего удивляться? Тут ведь вся суть в подходе к факту. Например, раздается звонок и тебе сообщают, что Вилли Шлоссер разбился на твоей «БМВ» и лежит в морге института Склифосовского. Что бы ты делал?
– Ну, не знаю…
– Радовался бы. Шлоссер – капут! Эдди поплачет и бросится к тебе в объятия. А теперь посуди сам – положим, я его убиваю по твоей просьбе. Результат тот же? Тот же… Да и Шлоссеру все равно: то ли в катастрофе погибнуть, то ли от пули. Второе, думаю, предпочтительнее. Страданий меньше. И те же слезы Эдди, и те же объятия… Я на досуге размышлял, на самом деле убийство или, скажем, помягче – прямое устранение противника или конкурента – отнимает намного меньше сил и здоровья, нежели попытки от него избавиться любыми другими методами.
– А с чего ты взял, что Шлоссер погибнет в катастрофе?
– Веня, коль человеку на роду написано погибнуть, то заказывай убийство, не заказывай – все равно ему каюк.
– По твоей логике, я открою окно, подстрелю первого попавшегося прохожего и буду утверждать, что ему на роду было написано погибнуть?
– Совершенно верно. Вон, выгляни на улицу, сколько там народу, а ты не стреляешь. Значит, им не судьба. Умрут от чего-нибудь иного.
Веня задумался. Он не желал зла Шлоссеру и тем более не собирался убивать. Но то, что рядом находится его друг, способный размышлять такой странной аргументацией, делало жизнь намного мрачнее.
Неизвестно, чем бы закончился рискованный разговор, но в дверном проеме возник Шлоссер. Его могучая фигура дышала здоровьем и оптимизмом. Такому на роду вообще умирать не написано.
– Курганов! – радостно развел он руками. – Какая приятная неожиданность! А я уж боялся, что ты залег надолго! Слушай, немцы такую шумиху подняли вокруг убийства турка! Небось полиция с ног сбилась. Звонил домой, к Эдди никто не приходил. В газетах называют убийцу югославским террористом. Как это тебя угораздило?
– Видишь, отсиживаюсь, домой возвращаться после такого – страшновато.
– Вилли! Наверное, хочешь пожрать, – с облегчением спросил Веня.
– Да. Я там целую сумку продуктов притащил, разбирай и готовь.
Веня протиснулся между его животом и кафельной стеной.
– Когда займемся «Лионским кредитом»? – спросил Курганов.
– Скоро, Федя, скоро. Не гони картину. Как у тебя с Кишлаком?
– Никак.
– Осторожно с ним. Он тебя не любит.
– Он никого не любит…
– Гляди. Мое дело предупредить. Я к тебе с большой симпатией отношусь. И Цунами считает, что со временем займешь видное место в делах. Только со стрельбой заканчивай. Не твой профиль. Чтобы убивать, ума не надо, а ты – человек образованный…
– Ошибаешься, Вилли. Убить в пьяной драке, для этого действительно достаточно быть скотиной, а сделать убийство философией жизни, тут еще какие мозги нужны!
– Э, Федя, плохи твои дела, коль такие мысли бродят. Вылезай, покушаем. Расскажешь про Терезу Островски.
Шлоссер вышел, а Александр почувствовал себя гораздо лучше. Вода в ванне совсем остыла, он смыл с себя остатки мыла и понял, что после сегодняшнего происшествия стал другим человеком.
Но не успел одеться и сесть за стол, на котором Шлоссер уже резал колбасу, как раздался телефонный звонок. Веня взял трубку и передал адвокату.
– Тебя.
Шлоссер слушал долго, не перебивая и не задавая никаких вопросов. А когда положил трубку, подмигнул Курганову и тихо, чтобы не слышал суетящийся на кухне Веня, сообщил:
– Завтра улетаем в Париж.
– Кто?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78