Официант вкатил тележку с чайными приборами и высоким чайником, прикрытым теплым полотенцем. Анвар Абидович сам стал разливать чай, Артур Александрович чувствовал, как радуют его после лагерного быта трогательные мелочи жизни: изысканная посуда, интерьер, хороший чай…
– Откуда у партии деньги, Артур? Я могу рассказать тебе многое, но боюсь, что и я всего не знаю. Тут нужно отметить, что сегодня трудно отделить партийные деньги от государственных, партия все считала своей собственностью: недра, леса, горы, моря, народ и деньги тоже… Но это не ответ, тем более для банкира. Существовало немало источников, официальных и неофициальных, и даже тайных, о которых знали лишь единицы – это доверенные люди партии, в числе которых был и… я.
Видя изумление на лице Шубарина, он продолжал:
– Да, да. Я был облечен высоким доверием партии, и возмездие мне, отчасти, за злоупотребление им. Помнишь, когда ты предупредил меня о предстоящем аресте, я без сожаления вернул государству (а в душе – партии) более ста пятидесяти килограммов золота и свыше шести миллионов рублей наличными. Но тогда, шесть лет назад, я не открыл своей тайны, но сегодня настал час и ты должен знать…
Так вот, еще в бытность секретарем обкома я ежегодно перечислял на тайные счета партии крупные суммы, этого, повторю, требовали не от всех, только от доверенных лиц. Однажды в области нашли клад, два больших кувшина с золотыми монетами, весом что-то около семидесяти килограммов, меня тотчас вызвали на место. Через день я вылетел на сессию Верховного Совета СССР и решил сделать партии, накануне ее съезда, подарок. Нигде не оприходованный клад повез в Москву и сдал в Управление делами ЦК КПСС, вскоре получил первый орден Ленина, но это так, к слову. Доверенные люди партии существуют не только в стране, но и за рубежом, есть «штирлицы», работающие не по линии разведки, а в экономике. Их основная деятельность – анонимные фирмы в развитых странах, всевозможные сделки с ценностями, хранящимися в крупнейших мировых банках. В подтверждение могу сказать, что я, возглавляя какую-то делегацию в Грецию, лично доставил в Афины шесть миллионов долларов наличными в симпатичном кейсе…
Второй раз с похожим поручением я летал в Германию, где тайно передал одному бизнесмену, тоже наличными, полтора миллиона долларов, его фирма оказалась в сложном финансовом положении.
Управление делами ЦК хорошо усвоило азы рынка и давно занимается многомиллиардным ростовщичеством как дома, так и за рубежом. Особенно финансовая деятельность партии усилилась в перестройку. Она вложила деньги в малые и совместные предприятия, ассоциации, концерны. Сейчас, пока мы пьем этот чудесный китайский чай в Мюнхене, сотни советских и зарубежных предприятий и фирм, десятки советских и зарубежных банков лелеют и приумножают собственность партии. Основными владельцами малых и совместных предприятий в стране, плодящихся в преддверии рынка, становятся, как правило, бывшие работники КГБ, МВД, МИДа и из партаппарата, вместе с женами и тещами. Они становятся учредителями, обращаются в управление дел ЦК и получают сотни миллионов рублей в кредит и «зелен улицу» всем своим начинаниям.
Большие надежды возлагаются и на коммерческие банки, в них уже вложены многие миллиарды рублей. Десятки миллионов находятся в уставных фондах Банка профсоюзов СССР и Токобанка. От тебя, Артур Александрович, не будет тайн, ты будешь иметь список банков, причастных к партийным деньгам. Крупнейший из них «Автобанк», он получил от партии под проценты один миллиард. Схема его создания типичная: председатель правления банка Наталья Раевская, жена первого заместителя министра финансов СССР Владимира Раевского. Может, СССР скоро перестанет существовать, а банк Раевских будет процветать.
Есть на Западе фирмы, созданные целиком на средства КПСС, они обычно открывались в развитых странах с щадящим налогообложением, а на советском рынке им обеспечивалось преимущество перед другими инофирмами. Вот пример такого рода. На рынок выбрасывают определенное количество нефти или оружия, мехов или леса, алмазов или золота. Продаются они по невысокой цене, устанавливаемой для «своей» западной фирмы или для фирмы братской партии. Затем эта фирма, естественно, перепродает товар по нормальным мировым ценам, а разница откладывается на счет в банке. В этом случае партия впрямую зарабатывает на государстве, вот почему я говорил, что партийные деньги сложно отделить от народных.
– Отчего же понадобился именно мой банк, ведь у партии под контролем, как я понял, уже десятки коммерческих банков?
Анвар Абидович, окончательно освоившийся со свободой, ослабив узел шелкового галстука, произнес:
– Я знал, что последует этот вопрос, отвечу на него издалека. Когда-то покойный прокурор Азларханов, которого ты старался заполучить к себе юрисконсультом, на твое предложение сказал: «Почему именно я? Нашего брата-юриста кругом полным-полно». На что ты ответил: «Мне не всякий юрист нужен, мне нужны вы…»
Да, у партии есть банки, но искусственно созданные, и вряд ли им всерьез удастся выйти на международную арену. А твой банк, еще не открыв дверей, уже притянул к себе внимание делового мира. Вкладчиками банка, как нам известно, уже сегодня готовы стать могучие корпорации, а идея привлечь Германию к поддержке двух миллионов немцев у нас в стране просто гениальна. Вот до этого доверенные люди партии не додумались…
Но главное не в этом. Нужен банк, в который мощным потоком пойдут вклады в конвертируемой валюте, и такой банк необходим на территории нашей страны. Валютные средства партии находятся в основном на счетах в зарубежных банках, и контролируют их подданные других стран. В этом партия видит опасность, особенно в переломное для страны, да и всего мира, время, когда рушатся структуры власти и непонятно, кто чему хозяин. В общем потоке долларов, которые потекут в твой банк, и мы бы без шума, с течение двух-трех лет, перевели бы миллиардные суммы. Валютные средства должны быть возвращены на родину, находиться под рукой у партии, без конвертируемой валюты ныне и шага не сделать. Вот почему выбор пал на тебя, вот почему я здесь.
– А если я не соглашусь, чтобы мой банк стал базовым для партийной кассы?
Анвар Абидович сразу сник, сжался, и Шубарин легко представил его в ватнике, не по размеру сапогах. Но он нашел в себе силы и быстро сформулировал ответ.
– А почему бы тебе не согласиться? Во-первых, какой здесь криминал? Какое тебе дело, откуда взялись деньги, кто заложил их первооснову. Это все-таки деньги не наркобизнеса, не деньги мафии. Как хозяин банка, ты можешь и не знать, кто их истинный владелец. Во-вторых, оказать партии услугу, даже если она сегодня и не в чести, дело благородное и беспроигрышное. Поясню: зная тебя, я оговорил одно существенное условие – нигде, ни в каких бумагах, не будет упоминаться твоя фамилия. Тебе не придется подписывать никаких обязательств, достаточно твоего слова. А считать, что коммунисты ушли навсегда, опрометчиво, они в шоке, в нокдауне, но скоро оправятся. Нет худа без добра – партия невольно очистила ряды от попутчиков, карьеристов, перевертышей. А как банкир ты сможешь оперировать чужими миллиардами, разве это не удача для финансиста? Деньги будут возвращены в нашу страну навсегда, и тебе дадут на этот счет гарантии…
И в-третьих: кто не с нами – тот против нас, это придумал не я. Со мной ясно, я поручился за тебя. Я, возможно, никогда не вернусь домой, лишусь каптерки, передач, покровительства уголовников и администрации лагеря, а это равносильно смерти. Что касается тебя – узнав такую тайну, ты тоже оказался в опасности. В большой игре сантиментов нет…
Они долго сидели молча, каждый думая о своем, и Шубарин увидел, как снова сник, сжался Анвар Абидович, и ему так стало жаль его, что он присел рядом с ним на диван и по-дружески обнял за плечи.
Все возвращалось на круги своя. Давно, когда он только начинал подниматься как предприниматель, и партия, и уголовка не оставляли ни один его шаг без внимания, следовало кормить и тех и других.
Все повторялось сначала… Но сегодня за ним был опыт жизни, и всегда, при любых обстоятельствах, он оставался хозяином своего дела. И вдруг он улыбнулся, вспомнив, как однажды записал в дневнике: «Мой удел – постоянный риск, я ставлю на карту жизнь почти ежедневно, а если точнее, она всегда там и стоит».
Сухроб Ахмедович Акрамходжаев, Сенатор, бывший заведующий отделом административных органов ЦК Компартии Узбекистана, неожиданно арестованный прокурором Камаловым в Самарканде, в тюрьме «Матросская Тишина» стал видной фигурой, заметной не прежней должностью, а тем, как держался, вел себя. Вот где сгодилась двойственность его натуры: ведь он уже давно вжился в образ просвещенного, демократически настроенного юриста, обретенный из-за докторской диссертации, украденной у убитого прокурора Азларханова. Сегодня в тюрьме он вновь разыгрывал эту карту, потому что в стране явно обозначились силы, противостоящие переменам, хотя лидер реформ уверял со всех трибун, что врагов у перестройки нет и быть не может, как и нет альтернативы ей.
В тюрьме свободного времени много, и все разговоры шли о политике, о власти, о Горбачеве. Кто он: коммунист или демократ? Сторонник империи или ее могильщик? – задумывался Сенатор. Куда он ведет страну: к западной демократии или к обновленному социализму? Если к социализму, то средства, выбранные им, – перестройка, гласность, новое мышление – оказались такими чудодейственными, что они привели не к обновлению социализма, а к его гибели. Макиавеллист в тактике, Горбачев из-за веры в магию собственной риторики потерял цель – удержание власти. Он плохо знал историю партии, еще хуже историю становления механизма тоталитарной диктатуры. Дилетант в этом деле, он начал экспериментировать с ее механизмом, с детищем Ленина-Сталина, гениальным для данного режима, и загубил его, не найдя ему замены. Горбачев часто, к месту и не к месту, цитировал Ленина, наверное, уподобляя себя ему, но не заметил его главный тезис: «При советской политической системе дать свободу слова и печати – значит покончить жизнь самоубийством». Еще он позабыл, что русский народ ненавидит советскую власть за тиранию и нищету, а нерусские народы желают только развала империи с ее унизительной великодержавной политикой русификации. Он стал жертвой свободы, которую сам же дал стране.
Для Сенатора это стало столь очевидным, что он уже не вступал в диспуты о прорабе перестройки, отце нового мышления. Странно, но сегодня многие граждане, заурядные журналисты, не говоря уже о политиках, видели дальше Горбачева, чувствовали скорый крах коммунистической партии, за которую генсек держался стойко, несмотря на то, что она была главным противником его реформ. Чувствовали, что Горбачев подготовил для сепаратистов всех мастей исторический момент, когда любую нацию, так или иначе оказавшуюся в составе Российской империи и двести, и триста лет назад, стало легко подтолкнуть к выходу из нее. Пример стран соцлагеря, в одночасье сбросивших навязанные им режимы, мог вот-вот повториться от Балтики до Тихого океана, от Белого до Черного моря. Но Акрамходжаев, как ни странно, молил аллаха, чтобы… Горбачев продержался как можно дольше.
Он понимал, приди другая, твердая власть, а хаос и развал приводят на трон жестких людей, обитателям «Матросской Тишины» рассчитывать на суд, где можно легко отказаться от прежних показаний, давить на судью и свидетелей, не удастся, придется отвечать по всей строгости закона. Сенатор даже знал, сколько примерно должен еще продержаться Горбачев, чтобы государство перестало существовать, – примерно год, и в этот срок следовало попытаться вырваться отсюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Откуда у партии деньги, Артур? Я могу рассказать тебе многое, но боюсь, что и я всего не знаю. Тут нужно отметить, что сегодня трудно отделить партийные деньги от государственных, партия все считала своей собственностью: недра, леса, горы, моря, народ и деньги тоже… Но это не ответ, тем более для банкира. Существовало немало источников, официальных и неофициальных, и даже тайных, о которых знали лишь единицы – это доверенные люди партии, в числе которых был и… я.
Видя изумление на лице Шубарина, он продолжал:
– Да, да. Я был облечен высоким доверием партии, и возмездие мне, отчасти, за злоупотребление им. Помнишь, когда ты предупредил меня о предстоящем аресте, я без сожаления вернул государству (а в душе – партии) более ста пятидесяти килограммов золота и свыше шести миллионов рублей наличными. Но тогда, шесть лет назад, я не открыл своей тайны, но сегодня настал час и ты должен знать…
Так вот, еще в бытность секретарем обкома я ежегодно перечислял на тайные счета партии крупные суммы, этого, повторю, требовали не от всех, только от доверенных лиц. Однажды в области нашли клад, два больших кувшина с золотыми монетами, весом что-то около семидесяти килограммов, меня тотчас вызвали на место. Через день я вылетел на сессию Верховного Совета СССР и решил сделать партии, накануне ее съезда, подарок. Нигде не оприходованный клад повез в Москву и сдал в Управление делами ЦК КПСС, вскоре получил первый орден Ленина, но это так, к слову. Доверенные люди партии существуют не только в стране, но и за рубежом, есть «штирлицы», работающие не по линии разведки, а в экономике. Их основная деятельность – анонимные фирмы в развитых странах, всевозможные сделки с ценностями, хранящимися в крупнейших мировых банках. В подтверждение могу сказать, что я, возглавляя какую-то делегацию в Грецию, лично доставил в Афины шесть миллионов долларов наличными в симпатичном кейсе…
Второй раз с похожим поручением я летал в Германию, где тайно передал одному бизнесмену, тоже наличными, полтора миллиона долларов, его фирма оказалась в сложном финансовом положении.
Управление делами ЦК хорошо усвоило азы рынка и давно занимается многомиллиардным ростовщичеством как дома, так и за рубежом. Особенно финансовая деятельность партии усилилась в перестройку. Она вложила деньги в малые и совместные предприятия, ассоциации, концерны. Сейчас, пока мы пьем этот чудесный китайский чай в Мюнхене, сотни советских и зарубежных предприятий и фирм, десятки советских и зарубежных банков лелеют и приумножают собственность партии. Основными владельцами малых и совместных предприятий в стране, плодящихся в преддверии рынка, становятся, как правило, бывшие работники КГБ, МВД, МИДа и из партаппарата, вместе с женами и тещами. Они становятся учредителями, обращаются в управление дел ЦК и получают сотни миллионов рублей в кредит и «зелен улицу» всем своим начинаниям.
Большие надежды возлагаются и на коммерческие банки, в них уже вложены многие миллиарды рублей. Десятки миллионов находятся в уставных фондах Банка профсоюзов СССР и Токобанка. От тебя, Артур Александрович, не будет тайн, ты будешь иметь список банков, причастных к партийным деньгам. Крупнейший из них «Автобанк», он получил от партии под проценты один миллиард. Схема его создания типичная: председатель правления банка Наталья Раевская, жена первого заместителя министра финансов СССР Владимира Раевского. Может, СССР скоро перестанет существовать, а банк Раевских будет процветать.
Есть на Западе фирмы, созданные целиком на средства КПСС, они обычно открывались в развитых странах с щадящим налогообложением, а на советском рынке им обеспечивалось преимущество перед другими инофирмами. Вот пример такого рода. На рынок выбрасывают определенное количество нефти или оружия, мехов или леса, алмазов или золота. Продаются они по невысокой цене, устанавливаемой для «своей» западной фирмы или для фирмы братской партии. Затем эта фирма, естественно, перепродает товар по нормальным мировым ценам, а разница откладывается на счет в банке. В этом случае партия впрямую зарабатывает на государстве, вот почему я говорил, что партийные деньги сложно отделить от народных.
– Отчего же понадобился именно мой банк, ведь у партии под контролем, как я понял, уже десятки коммерческих банков?
Анвар Абидович, окончательно освоившийся со свободой, ослабив узел шелкового галстука, произнес:
– Я знал, что последует этот вопрос, отвечу на него издалека. Когда-то покойный прокурор Азларханов, которого ты старался заполучить к себе юрисконсультом, на твое предложение сказал: «Почему именно я? Нашего брата-юриста кругом полным-полно». На что ты ответил: «Мне не всякий юрист нужен, мне нужны вы…»
Да, у партии есть банки, но искусственно созданные, и вряд ли им всерьез удастся выйти на международную арену. А твой банк, еще не открыв дверей, уже притянул к себе внимание делового мира. Вкладчиками банка, как нам известно, уже сегодня готовы стать могучие корпорации, а идея привлечь Германию к поддержке двух миллионов немцев у нас в стране просто гениальна. Вот до этого доверенные люди партии не додумались…
Но главное не в этом. Нужен банк, в который мощным потоком пойдут вклады в конвертируемой валюте, и такой банк необходим на территории нашей страны. Валютные средства партии находятся в основном на счетах в зарубежных банках, и контролируют их подданные других стран. В этом партия видит опасность, особенно в переломное для страны, да и всего мира, время, когда рушатся структуры власти и непонятно, кто чему хозяин. В общем потоке долларов, которые потекут в твой банк, и мы бы без шума, с течение двух-трех лет, перевели бы миллиардные суммы. Валютные средства должны быть возвращены на родину, находиться под рукой у партии, без конвертируемой валюты ныне и шага не сделать. Вот почему выбор пал на тебя, вот почему я здесь.
– А если я не соглашусь, чтобы мой банк стал базовым для партийной кассы?
Анвар Абидович сразу сник, сжался, и Шубарин легко представил его в ватнике, не по размеру сапогах. Но он нашел в себе силы и быстро сформулировал ответ.
– А почему бы тебе не согласиться? Во-первых, какой здесь криминал? Какое тебе дело, откуда взялись деньги, кто заложил их первооснову. Это все-таки деньги не наркобизнеса, не деньги мафии. Как хозяин банка, ты можешь и не знать, кто их истинный владелец. Во-вторых, оказать партии услугу, даже если она сегодня и не в чести, дело благородное и беспроигрышное. Поясню: зная тебя, я оговорил одно существенное условие – нигде, ни в каких бумагах, не будет упоминаться твоя фамилия. Тебе не придется подписывать никаких обязательств, достаточно твоего слова. А считать, что коммунисты ушли навсегда, опрометчиво, они в шоке, в нокдауне, но скоро оправятся. Нет худа без добра – партия невольно очистила ряды от попутчиков, карьеристов, перевертышей. А как банкир ты сможешь оперировать чужими миллиардами, разве это не удача для финансиста? Деньги будут возвращены в нашу страну навсегда, и тебе дадут на этот счет гарантии…
И в-третьих: кто не с нами – тот против нас, это придумал не я. Со мной ясно, я поручился за тебя. Я, возможно, никогда не вернусь домой, лишусь каптерки, передач, покровительства уголовников и администрации лагеря, а это равносильно смерти. Что касается тебя – узнав такую тайну, ты тоже оказался в опасности. В большой игре сантиментов нет…
Они долго сидели молча, каждый думая о своем, и Шубарин увидел, как снова сник, сжался Анвар Абидович, и ему так стало жаль его, что он присел рядом с ним на диван и по-дружески обнял за плечи.
Все возвращалось на круги своя. Давно, когда он только начинал подниматься как предприниматель, и партия, и уголовка не оставляли ни один его шаг без внимания, следовало кормить и тех и других.
Все повторялось сначала… Но сегодня за ним был опыт жизни, и всегда, при любых обстоятельствах, он оставался хозяином своего дела. И вдруг он улыбнулся, вспомнив, как однажды записал в дневнике: «Мой удел – постоянный риск, я ставлю на карту жизнь почти ежедневно, а если точнее, она всегда там и стоит».
Сухроб Ахмедович Акрамходжаев, Сенатор, бывший заведующий отделом административных органов ЦК Компартии Узбекистана, неожиданно арестованный прокурором Камаловым в Самарканде, в тюрьме «Матросская Тишина» стал видной фигурой, заметной не прежней должностью, а тем, как держался, вел себя. Вот где сгодилась двойственность его натуры: ведь он уже давно вжился в образ просвещенного, демократически настроенного юриста, обретенный из-за докторской диссертации, украденной у убитого прокурора Азларханова. Сегодня в тюрьме он вновь разыгрывал эту карту, потому что в стране явно обозначились силы, противостоящие переменам, хотя лидер реформ уверял со всех трибун, что врагов у перестройки нет и быть не может, как и нет альтернативы ей.
В тюрьме свободного времени много, и все разговоры шли о политике, о власти, о Горбачеве. Кто он: коммунист или демократ? Сторонник империи или ее могильщик? – задумывался Сенатор. Куда он ведет страну: к западной демократии или к обновленному социализму? Если к социализму, то средства, выбранные им, – перестройка, гласность, новое мышление – оказались такими чудодейственными, что они привели не к обновлению социализма, а к его гибели. Макиавеллист в тактике, Горбачев из-за веры в магию собственной риторики потерял цель – удержание власти. Он плохо знал историю партии, еще хуже историю становления механизма тоталитарной диктатуры. Дилетант в этом деле, он начал экспериментировать с ее механизмом, с детищем Ленина-Сталина, гениальным для данного режима, и загубил его, не найдя ему замены. Горбачев часто, к месту и не к месту, цитировал Ленина, наверное, уподобляя себя ему, но не заметил его главный тезис: «При советской политической системе дать свободу слова и печати – значит покончить жизнь самоубийством». Еще он позабыл, что русский народ ненавидит советскую власть за тиранию и нищету, а нерусские народы желают только развала империи с ее унизительной великодержавной политикой русификации. Он стал жертвой свободы, которую сам же дал стране.
Для Сенатора это стало столь очевидным, что он уже не вступал в диспуты о прорабе перестройки, отце нового мышления. Странно, но сегодня многие граждане, заурядные журналисты, не говоря уже о политиках, видели дальше Горбачева, чувствовали скорый крах коммунистической партии, за которую генсек держался стойко, несмотря на то, что она была главным противником его реформ. Чувствовали, что Горбачев подготовил для сепаратистов всех мастей исторический момент, когда любую нацию, так или иначе оказавшуюся в составе Российской империи и двести, и триста лет назад, стало легко подтолкнуть к выходу из нее. Пример стран соцлагеря, в одночасье сбросивших навязанные им режимы, мог вот-вот повториться от Балтики до Тихого океана, от Белого до Черного моря. Но Акрамходжаев, как ни странно, молил аллаха, чтобы… Горбачев продержался как можно дольше.
Он понимал, приди другая, твердая власть, а хаос и развал приводят на трон жестких людей, обитателям «Матросской Тишины» рассчитывать на суд, где можно легко отказаться от прежних показаний, давить на судью и свидетелей, не удастся, придется отвечать по всей строгости закона. Сенатор даже знал, сколько примерно должен еще продержаться Горбачев, чтобы государство перестало существовать, – примерно год, и в этот срок следовало попытаться вырваться отсюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59